Голодные Игры: Против правил

Гремят трубы, грохочет гимн, и Цезарь Фликермен, неизменный ведущий, выпрыгивает на сцену под бурные овации зрителей. Он берёт интервью у трибутов уже больше сорока лет, а выглядит таким молодым, что даже жутко. Всегда одинаковое лицо, покрытое белым гримом. Одинаковая прическа, только волосы каждый раз нового цвета. Тот же костюм – тёмно-синий, усеянный тысячью крохотных лампочек, мерцающих будто звёзды в полуночном небе. В Капитолии хирурги умеют делать людей моложе и стройнее. У нас, в Четвёртом Дистрикте, старость в почёте, потому что многие умирают молодыми: от голода, от побоев, от морской лихорадки. Стариков уважают и всегда провожают завистливыми взглядами. Здесь же всё наоборот: любой признак старения любой капитолиец пытается истребить ещё в зародыше. В этом году волосы Цезаря золотистого оттенка, веки и губы тоже. Зрелище так себе, но бывало и хуже. Пустив пару шуточек, чтобы разогреть аудиторию, Цезарь приступает к делу. Первой на середину сцены к нему выходит Оникс. Зрители аплодируют ей, а некоторые дамочки с умилением прижимают руки к груди: ещё бы, такая очаровательная милашка, с виду совсем ангелок. Джоанна рядом со мной скрипит зубами. - Смотреть противно. Держу пари, Кашмира попыталась сделать из неё свою уменьшенную копию. Цезарь тем временем усаживает девушку в кресло, хвалит её платье и принимается расспрашивать о подготовке к Играм. Оникс с удовольствием перечисляет ему все виды оружия, с которыми умеет управляться, а ведущий только охает от удивления и качает головой. - Да, с тобой шутки плохи! – восклицает он, и весь зал заливается одобрительным смехом. - О да, – таинственно улыбается Оникс. – Кое-кто уже успел оценить всю силу моего коварства. - Кто же это? Она улыбается ещё шире. - Думаю, это останется моей маленькой тайной. Цезарь делает вид, что страшно огорчён, но время идет, и поэтому он задает следующий вопрос: чем, помимо оружия, она увлекается? - О, – Оникс хлопает в ладоши. – Я обожаю танцевать! Цезарь посылает толпе многозначительный взгляд. - Танцы? Ну тогда ты просто обязана показать нам своё мастерство! - С удовольствием! – она вскакивает с дивана и протягивает руку ведущему. – Но только с тобой, Цезарь! Он строит уморительную гримасу, и зрители начинают топать ногами и свистеть в знак одобрения. - Ну разве что только ради тебя! – Цезарь тоже встает. – Что я должен делать? Оникс довольно улыбается. - Я увлекаюсь историей. Говорят, когда-то давным давно люди любили танцевать бальные танцы. Мне больше всего по душе квикстеп. - Квикстеп? – Цезарь округляет глаза. – Название мне уже нравится. Они встают в пару и Оникс показывает ему движения. Через полминуты они начинают двигаться вместе и вполне недурно исполняют несколько фигур. Потом звенит звонок, означающий конец интервью, и зрители разражаются бурными аплодисментами. Оникс и Цезарь хохочут, дурашливо кланяясь. - Обещай, что научишь меня этому танцу до конца! – восклицает ведущий, пытаясь отдышаться. - Я научу тебя ещё и фокстроту, – обещает Оникс и озаряет зал победной улыбкой. Оно и понятно, такого весёлого и головокружительного интервью Капитолий уже давно не видел. Теперь у девушки из Дистрикта-1 появится ещё больше спонсоров, а соответственно, и шансов на победу. - Удачи тебе, Оникс, – Цезарь целует ей руку. – Я не ошибусь, если скажу за весь Капитолий: мы будем ждать твоего возвращения. - До скорого! – девушка ещё раз кланяется, посылает толпе воздушные поцелуи и убегает за кулисы. - Муси-пуси, какая она сладенькая и миленькая, – передразнивает капитолийцев Джоанна. – Меня сейчас стошнит. Я только передёргиваю плечами. Почему-то я уверен, что когда Оникс попадёт на арену, нам всем станет тошно. Но совершенно по иной причине. Следующий на очереди трибут из Первого, Гиацинт. Цезарь пытается расшевелить его вопросами о жизни до Жатвы, но у парня такой вид, как будто ему смертельно скучно. Его не интересуют ни капитолийцы, ни спонсоры, ни Цезарь. Он кратко отвечает на вопросы, и мне кажется, ведущий ужасно рад, когда звонок наконец звенит. В интервью с трибутами из Второго и Третьего я особо не вслушиваюсь, мне не терпится увидеть Энни и Аэрона и услышать, что же скажут они. Джоанна, наоборот, старается не пропустить ни словечка. Три года назад она зарубила трибутов этих дистриктов на своих Играх. Мне кажется, она слишком зациклилась на этом, и теперь почему-то не может побороть свой странный интерес к новым участникам. Когда, наконец, Цезарь объявляет Энни, я выпрямляюсь в своём кресле и немного подаюсь вперед, чтобы лучше видеть. Она не спеша выходит из-за кулис и робко улыбается Цезарю. - Здравствуй, Энни, – ведущий тепло приветствует её и усаживает в кресло. – Рассказывай, как дела? - Ну, - она пожимает плечами, - завтра Игры. Как у меня могут быть дела, по твоему? В зале раздаётся нервный смешок, и Цезарь поднимает руку, призывая к тишине. - Ты боишься завтрашнего утра? - Я не могу сказать, что боюсь, – Энни бросает взгляд в зал, но кажется – прямо на меня. – Я привыкла к испытаниям и считаю, что это просто ещё одно. Цезарь сжимает её руку. - То есть, ты рассчитываешь на победу? Энни переводит взгляд на ведущего. - Я реалистка и в состоянии трезво оценить свои шансы. Знаешь, вообще, мне было бы легче смириться со своей участью, если бы не нашлись люди, которые поверили в меня. В зале повисает молчание. Я нервно сглатываю. Зачем она говорит такие вещи? - Ты не могла бы нам сказать, кто они? – Цезарь берет её руку в свои. Энни опускает глаза. - Моя подруга Делия. Мы сироты, Цезарь, и у нас никого нет, кроме друг друга. Мне было бы очень горько оставлять её одну. Толпа сочувственно вздыхает, а я во все глаза смотрю на Энни. Мне о своей подруге она никогда не рассказывала. - Но ведь она не единственная, кто верит в тебя, не так ли? - Да, – девушка поднимает голову. – Ещё мой ментор. Все взгляды теперь устремлены на меня. Я чувствую, что ещё немного – и покраснею, но Энни продолжает: - Он замечательный, правда. Для нас с Аэроном было большой честью, что мы оказались под его опекой. Он очень многое сделал, чтобы поднять наш дух и укрепить волю. Мы оба очень благодарны ему. Моё лицо пылает. Джоанна одаривает меня подозрительным взглядом, а зал разражается аплодисментами. - О, ты права, Энни. У вас чудесный ментор, – Цезарь хитро улыбается. – И мы благодарны тебе, Финник, за такую замечательную подопечную. Я коротко киваю ему, и он возвращается к разговору к девушкой. - Энни, теперь весь Капитолий хочет узнать твою историю. Расскажи нам, как так получилось, что ты осталась одна. Я вижу, как она съёживается на своем кресле и становится ещё меньше, чем есть на самом деле. Мне хочется вскочить со своего места и броситься к ней, укрыть ото всех, увести подальше от любопытных глаз. Но я ничего не могу сделать, поэтому сжимаю кулаки и во все глаза смотрю на сцену. Энни молчит несколько секунд, а потом всё-таки начинает говорить. - Мама заболела морской лихорадкой. Этой болезнью страдают только в нашем Дистрикте. Папа несколько недель не отходил от её постели и заразился сам, – её голос становится тише. – Мне было пятнадцать. Несовершеннолетним в нашем Дистрикте не полагается жить одним, поэтому после их смерти меня поместили в приют. Но они не учли, что мне совсем не хотелось там оставаться. Цезарь ободряюще улыбается ей. - И ты сбежала? Энни кивает. - Ну да. И сразу пошла на рынок. Одолжила у знакомых рыбаков сеть, леску, пару вёдер, и принялась за работу. Мне нужно было доказать, что я способна выжить одна, понимаете? За неделю я поймала немало рыбы и продала их вместе с тремя жемчужинами, которые нашла в море. Мэр узнал об этом и сказал, что я способная девочка. А потом мне выдали официальное разрешение жить в доме родителей и распоряжаться их имуществом. Так я и жила последние два года, – она замолкает и поднимает глаза на Цезаря, который слушает её так же внимательно, как и все капитолийцы. Несколько секунд в зале стоит гробовая тишина, а потом вдруг зрители встают со своих стульев и начинают рукоплескать так громко, что у меня закладывает уши. Но мне всё равно. Я тоже вскакиваю со своего места и аплодирую изо всех сил, до зуда в ладонях. Сейчас я ужасно горд Энни. Она боец, никогда не сдается просто так, что бы она мне ни говорила. Просто ей нужно было об этом напомнить. Звенит звонок, и Цезарь подает руку Энни, чтобы помочь ей встать. - Дамы и господа, с нами была Энни Креста! – кричит он, и капитолийцы визжат от восторга. – Милая Энни, от всего сердца желаю тебе удачи. - Спасибо, Цезарь, – она слегка улыбается, но я вижу, как она побледнела и слегка пошатнулась, когда вставала. – Надеюсь, я ещё увижу тебя. Девушка уходит за кулисы, и я облегченно вздыхаю. Энни отлично справилась со своей задачей. Осталось только Аэрону выступить с таким же успехом. Когда юноша выходит на сцену, женская половина аудитории начинает восхищенно переговариваться между собой. Оно и понятно, сегодня Дафна сделала из него настоящего красавца. Первую часть интервью Цезарь расспрашивает Аэрона, как тому понравился Капитолий. Тот отвечает лаконично и уклончиво, и я даже горжусь им. Он производит впечатление умного и осторожного парня, который знает цену каждому слову и не стремится понравиться всем и каждому. - Ну, расскажи нам о своей семье, Аэрон, – просит ведущий. – Кто ждет тебя в Дистрикте- 4? - Отец, мать, сестрёнки и дедушка, – отвечает парень, и я чувствую, как он напрягается: Цезарь затронул не очень приятную для него тему. - Старшие или младшие сестренки? – уточняет Фликермен. - Младшие, Белинда и Изабелл. Им шестнадцать сейчас. - Настоящие невесты! – восклицает Цезарь, и зрители одобрительно хихикают. – А что насчёт девушки? Есть ли в морском Дистрикте красотка, которая покорила твоё сердце? Аэрон отрицательно качает головой, и по залу разносится вздох разочарования: капитолийцы обожают любовные истории, а их отсутствие всегда вызывает у них жалость. Но Цезарь так просто не отстанет. - Как же так? Я не верю. Просто не может этого быть. На лицо парня набегает облачко, и на губах появляется горькая усмешка. - Её уже нет. Ведущий выглядит огорчённым. - Что же случилось? Почему вы расстались? - Нам пришлось, – бросает Аэрон. – Она умерла. Звенит звонок, и парень спасается от лишних вопросов. Цезарь пытается скрыть свое разочарование, но правила есть правила: он не может задерживать трибута дольше положенного времени. Они пожимают друг другу руки, и парень уходит за кулисы. Следующие интервью не поражают зрителей неожиданными подробностями и тайнами личной жизни, поэтому капитолийцы успевают даже немного заскучать. Когда доходит очередь до Двенадцатого Дистрикта, я ёрзаю на стуле и мечтаю поскорее убраться отсюда, чтобы пойти к своим трибутам. Тут вдруг зал замирает, и я поднимаю глаза на сцену. Девочка-трибут из Двенадцатого выходит на сцену не одна. Рядом с ней – мальчик из её же Дистрикта. Вместе они подходят к Цезарю и садятся на диван, не дожидаясь приглашения. - Эээ, минуточку, – Цезарь посылает толпе многозначительную улыбочку. – Я же пока вызывал только Нору, юноша. - Она не сможет вам отвечать, – мальчик хмурится и берет свою будущую соперницу за руку. – Я буду говорить вместо неё. - Почему же? Мальчик хмурится еще больше. - Она немая. Фликермен замирает. - Эээ, что ж, меня не предупреждали, я приношу свои извинения… Ройс, правильно? Трибут кивает. - Задавайте свои вопросы. Всё интервью проходит в тишине. Цезарь похоже в замешательстве, ему никогда не приходилось иметь дело с немыми детьми, и эта странная, бледная и худенькая девчушка и паренек, вызвавшийся ей помогать, немного пугают его. Я почти не слышу того, что отвечает Ройс за свою спутницу, а только во все глаза смотрю на тонкие руки девчушки, которые знаками показывают, что нужно говорить. Когда интервью, наконец, закончено, зал взрывается такими овациями, что не снились ни Оникс, ни моим трибутам. Ройс, четырнадцатилетний паренек из угольного Дистрикта затмил их всех. Джоанна рядом со мной аплодирует громче всех, и даже свистит, наплевав на правила поведения. Если что-то затронуло сердце моей подруги, то значит это что-то действительно стоящее. Я же, как не стараюсь, не могу соединить ладони больше трёх раз. Слишком ясно я представляю, что будет с этими двумя завтра на арене. Их не спасет наше восхищение, не спасет уже никакая признательность. Как и все остальные, они окажутся лицом к лицу со смертью. Когда я, наконец, выбираюсь из зала, то быстрей бегу к лифту, чтобы успеть зайти в одну кабину вместе с Энни и Аэроном. Но девушки нигде не видно, и я успеваю только заметить парня и спешу к нему. - Поздравляю, Аэрон. Ты замечательно справился. Он кивает, но избегает смотреть мне в глаза. Тут в лифт заходят другие трибуты, и я замолкаю. Мы доезжаем до четвёртого этажа и, когда выходим, Аэрон сразу направляется к себе в комнату, и мне приходится его задержать. - Аэрон, насчет твоей девушки, – неловко его расспрашивать, но всё-таки мне необходимо узнать. – Почему ты не рассказал мне? - Зачем? – он равнодушно пожимает плечами. – Я бы и Цезарю не рассказал, если бы он не спросил. - Ты мог соврать. - Нет не мог, – в его глазах загораются злые огоньки. – Это было бы оскорблением её памяти. Я нервно сглатываю. - Она погибла на Играх? - С чего ты взял? – Аэрон резко втягивает в себя воздух. – Нет, это была все та же чёртова морская лихорадка. Врачи не смогли её спасти. - Мне жаль, Аэрон. - Ничего, – он устало закрывает глаза. – Всё в порядке. Извини, я пойду к себе. Увидимся утром перед отлётом, - и, не дожидаясь моего ответа, уходит. Понимаю, что лучше сейчас и правда оставить его одного, поэтому отправляюсь на поиски Энни. Скорее всего, она уже у себя. Я оказываюсь прав. Когда я стучу в закрытую дверь её комнаты, то слышу слабое «да» и вхожу внутрь. Энни лежит на кровати, подобрав под себя колени, и слабо машет рукой в знак приветствия. - Что случилось? Тебе плохо? - Нет, совсем нет, – она приподнимается и садится. – Просто прилегла. Я замечаю, как она побледнела, подхожу ближе и трогаю её лоб. - Энни, ты вся горишь! - Да ну, ерунда, – она испуганно отмахивается. – У тебя просто руки холодные. - Ну уж нет, – я решительно качаю головой. – Немедленно ложись под одеяло, сейчас принесу тебе таблеток. Она хмурится. - Я правда здорова. - О чём ты думаешь? – я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать. – Завтра арена, ты хоть представляешь, какой опасности подвергаешь себя? Даже не пытайся спорить со мной, немедленно ложись. - Ладно-ладно, – Энни нехотя подчиняется. – Только пожалуйста, не говори никому, что я расклеилась. - Обещаю, – я встаю и быстро выхожу из комнаты. В столовой нахожу слуг-безгласых и прошу из показать мне, где аптечка. Нахожу нужные мне таблетки и чуть ли не бегом возвращаюсь в комнату Энни. Заставляю её проглотить две розовые капсулы и запить целым стаканом воды. - Вот и всё. Утром будешь как новенькая. - Спасибо, Финник, – она благодарно улыбается. – Спасибо за всё. - Ты говоришь так, как будто прощаешься со мной навсегда. - Может так оно и есть. - Не смей даже думать об этом. Твое интервью получилось прекрасным. Капитолийцы в восторге. Энни опускает взгляд. - Я никто по сравнению с тем парнишкой из Двенадцатого. Ты сам это прекрасно знаешь, Финник. - Но ты же понимаешь, что нет у них никаких шансов? – мне больно говорить это, но она не может отрицать очевидное. Энни съёживается под одеялом и передёргивает плечами. - Я понимаю, Финник. Пожалуйста, давай не будем об этом. И мне, наверное, пора спать. - Конечно, – я поднимаюсь с кровати и делаю шаг к двери. – Спокойной ночи, Энни. - Спокойной ночи. Не переживай за меня, я справлюсь с этим. Хочу спросить, с чем именно, но она закрывает глаза и поворачивается на другой бок, давая понять, что разговор окончен. Я закрываю дверь и иду в свою комнату. Сомневаюсь, что смогу сегодня заснуть. Слишком много мыслей скопилось в моей голове. Слишком много тревоги, от которой живот завязывается в тугой узел. Последний день подготовки к Играм прошёл. Завтрашнее утро изменит мою жизнь навсегда.