В душе у ярого злодея

В шахматах мат – это последнее слово шаха.

      Проснулась я ближе к часу. Мгновение я лежала, не понимая, где нахожусь. Вспомнив весь вчерашний день, настроение резко упало. Захотелось лежать и не вставать до того времени, пока за мной не придёт мой папа. Но естественные потребности оказались сильнее голоса разума, и мне пришлось со вздохом подчиниться. К моей комнате прилагался персональный туалет и довольно большая душевая. Перед тем как сделать свои дела, я внимательно осмотрела стены в поисках камеры, не обнаружив таковых, я спокойно сделала свои дела. После, мой живот издал недовольное ворчание, тем самым поставив жирный крест на моём плане о добровольном заточении в комнате. Я осторожно приоткрыла дверь и прислушалась. В квартире царила полная тишина, нарушаемая лишь моим излишне громким дыханием. Постояв, послушав с минуту, я решила всё-таки совершить передвижение на кухню. Ведь как там говорится: «Война войной, а обед по расписанию»? Может, скоро мне предоставится возможность побег совершить, а я голодная, значит, физически истощённая.       В гостиной никого не было. Дверь в кабинет моего похитителя была плотно закрыта, я вдруг загорелась идеей тихонько приоткрыть дверь и подслушать планы коварного злодея, чтобы потом предотвратить его злые козни. А когда его рассекретят и посадят, я выйду вся такая гордая и молчаливая, а глаза будут полны вселенской скорби и добродетели. Увидев меня, толпа возликует и, подняв, начнёт кидать в воздух, восторженно крича троекратное ура. Мориарти, увидев, как я захожу в его камеру, вся такая холодная, молчаливая и неподкупная, упадёт на пол и начнёт отмывать слезами раскаяния мою белую рясу. А я лишь посмотрю на него с укором, перекрещу и выйду, не обращая внимания на его: «Sorry».       От таких перспектив у меня заметно поднялось настроение, но даже прикоснуться к двери в запретную комнату побоялась. Поэтому я просто зашла на кухню и, поставив чайник, сделала себе пару больших бутербродов. Немного подумав, решила взять про запас, чтобы и обед провести в комнате. Раз решила заныкаться в комнате, то надо это делать по всем правилам. Прыснувший вчера в кровь адреналин выдохся и оставил после себя опустошённость и мрачные мысли.       «Что ему нужно от отца? Вдруг он получит то, что хочет, и убьёт меня. Или будет посылать отцу части моего горячо мною любимого тела? И начнёт с уха... Брр, ужас. Лучше в ванне утонуть или косточкой подавиться. Честное слово. Может смерть и бесславная, зато безболезненная... Ну в каком-то смысле».       Схватив в зубы бутерброд, на поднос поставив завтрак и будущий обед, я осторожно пошла в свою комнату. Та дверь оставалась закрыта, тишина нетронута, и пустынность гостиной не нарушена, благодаря этому я спокойно дошла до пункта своего назначения. Открыв дверь ногой и ею же закрыв, я положила поднос на прикроватный столик. Решила закрыть на замок дверь, но замка не оказалось, не удивительно, а жаль. Не хотелось, чтобы кто-то зашёл, когда я совершенно некультурно буду валяться на кровати, есть бутерброд, громко чавкая и посыпая крошками кровать, чесать живот. Если есть камеры, то фиг с ними, я всё равно как бы не знаю об их существовании, поэтому можно даже поиграть «на публику». Поплакать, причитая о своей не лёгкой девичьей доле, сказать пару слов о том, что я ни за что не выберусь из этого логова, и наблюдатели смогут спокойно расслабиться, а мне это даст фору.       Я съела два бутерброда, выпила стакан чёрного сладкого чая, стряхнула крошки с кровати и поиграла в игры в своём телефоне, что делать дальше, я не представляла. Ведь тут даже телека нет! Как такой дьявольский инструмент зомбирования не оценён умом Мориарти? Значительная оплошность с его стороны! Надо будет обязательно это написать в его «Книге жалоб и предложений», ведь глас простого люда — сильная вещь.       От нечего делать я решила заняться перестановкой мебели. Небольшой столик я отодвинула от кровати и поставила к нему мягкий пуф. Кровать решила пододвинуть к стене. А то стоит практически по середине, из-за неё места в комнате кажется совсем мало. Пыхтела полчаса, какие только позы я не принимала, пытаясь подвинуть эту махину. Наконец, справедливо решив, что так я добьюсь или грыжи на спине или развязанного пупка, то на помощь была призвана знаменитая русская смекалка. Из ванны я принесла ведёрко и два куска мыла. Ополоснув в воде один кусок, я начала усердно намыливать пол рядом с кроватью, также должное внимание уделила ножкам, натирая их с упоением. Первый кусок кончился, взяв второй, я щедро вылила воду на пол, стараясь как можно сильнее всё намылить. Наконец, мыло было истрачено, вода вся вылита, а пол как следует намылен, я попыталась снова атаковать неприступную крепость. Несколько минут ничего не происходило, кровать стояла гранитным изваянием, но когда я со злости, почти с разбегу, врезалась в кровать, она легко оторвалась и заскользила к стене. Я издала боевой клич, с усердием толкая кровать, пока она не врезалась в стену. Отойдя на пару шагов и посмотрев на неё слегка прищурено, заметив, что стоит она неровно, я стала её выравнивать. Через пару минут, оставшись довольной результатом, я начала убирать мыльное безобразие на полу.       К семи часам я вдоволь начиталась, наубиралась и наигралась. Поэтому я тупо лежала на кровати, ела и раздумывала над планом побега. Теперь мысль сидеть всё время в комнате не казалась мне настолько гениальной и легко выполнимой, как днём. А план побега в голове так и не созрел. В мысленную корзину были выкинуты разные идеи. Например: выпрыгнуть в окно или спуститься по мусорной трубе, или же убить этого «ротвейлера», надеть его одежду и пройти мимо наблюдателей. Конечно, последняя идея вызывала у меня некоторые опасения в моём самочувствии. Но я решила не критиковать себя излишне строго, ведь человеку на то и дана фантазия, чтобы мечтать и думать о несбыточном.       Резко открылась дверь комнаты, я от неожиданности подавилась бутербродом и с удивлением воззрилась на вошедшего знакомого. Марк или Эрик, уже не помню точно.       — Вставай, тебя босс ждёт.       — Меня? — прокашлялась наконец я.       — Да, тебя.       — Зачем?       — Хватит вопросов, вставай и иди! — раздражённо дёрнул плечами Марк-Эрик.       — Злой какой, — вставая с кровати, проворчала я.       Он внимательно следил за моими движениями, словно боялся, что я сейчас выкину какой-нибудь фортель и успешно совершу побег. Так и подмывает сказать ему: «Бу», думаю, как только я это сделаю, он достанет пистолет и всадит в меня целую обойму, а потом ещё попинает на всякий случай, а то вдруг поползу, скользя на собственной крови с гимном России на устах и алчным блеском в глазах.       Мориарти сидел на диване, как в тот раз, но только теперь на столике стояли шахматы. Должно быть, очень хорошие, хотя я в шахматах не разбираюсь, но вид у них был солидный. Скорее всего, ручной работы, потому что детали фигур были вырезаны очень искусно. Из какого материала, я не поняла, но определённо или камень, или кость. Потому что дерево или пластмасса не может выглядеть так дорого. Переведя взгляд на сидящего мужчину, я слегка напряглась. Он смотрел на меня, но словно видел, как меня аккуратно режут на кусочки и утрамбовывают в шаурму. Не люблю, когда меня рассматривают словно молочного поросёнка для шашлыков. Хотя кому бы это понравилось? Его напряжённость выдавали руки, он печатал с такой яростью, словно для работы сенсора телефона нужен молоток. Забавно, смотрел он на меня, а печатать не переставал. Удобно.       — Садись, мы играем, — отрывисто сказал он и вперил взгляд в телефон.       — Что? В шахматы? Я плохо умею играть. И играла только с деду...       Он резко поднял голову и зло сказал:       — Твоё мнение или желания не учитываются. Ведь если я скажу выпрыгнуть из окна, ты это сделаешь, скажу, отсосать мне, ты радостно выполнишь мой приказ. А сейчас, я приказываю сесть и играть, и ты молча садишься и играешь. Иначе я сделаю так, чтобы через считанные часы ты могла переставлять фигуры только ртом, потому что пальцы будут кормом для твоего же папочки.       Меня потряс его тон, от неожиданности даже ноги затряслись, и в животе образовался тугой ком ужаса. Таким мне никогда не угрожали, а из его уст это звучало особенно страшно. Я непроизвольно сделала шаг назад и молчала не в силах вымолвить ни слова.       И тут его лицо радикально изменилось, и он дружелюбным голосом сказал:       — Садись, повторять не буду, — только глаза оставались холодными и колючими.       Я послушно села, все слова иронии и сарказма, которые я придумала, заведомо представляя нашу встречу, были успешно забыты. Да и боюсь, я со своими остротами получу результат такой же бессмысленный, как если об стенку горох кидала. Только стена мне пальцы отрезать не сможет, а этот... Не шутит.       — Умничка, — довольно хмыкнул он. — Хочешь поиграть? Выиграешь из десяти хотя бы раз, я отпущу тебя домой. Ведь так забавно, когда твоя жизнь в твоих руках, только в твоих. Тебе только стоит один раз немного подумать, и всё! Нравятся мои условия? Ты должна быть в восторге! Ведь свобода тааак близко. Адреналин в кровь и ожидание свободы. Ммм...       — А если проиграю? — внезапно пересохшим горлом прохрипела я.       Он довольно хмыкнул и прикрыл глаза, словно наслаждаясь всей этой ситуацией.       — Проиграешь. Для себя я ничего не ставлю, я и так тобой владею. Во всех смыслах. Предоставляю тебе право на первый ход.       Я облизала губы и дрожащей рукой бессмысленно двинула пешку на одну клетку. В детстве, играть меня научил дед. Но особых успехов я добиваться не старалась, я не знала никаких шахматных формулировок или хитроумных ходов. Я просто понимала, как должны ходить фигуры, и чего нужно добиться людям, играющим в шахматы. Да и честно, когда деда приносил мне шахматы, чтобы я тренировалась с подругами, я играла с ними в поддавки и порой в шашки. Всё! Да и, вообще, шахматы не та игра, в которую интересно играть с подругами. Теперь я об этом пожалела, ведь тренируйся я тогда, у меня бы мог быть хотя бы крошечный шансик выиграть у него. Хотя, кто сказал, что выиграй я, он меня отпустит? Но надежда умирает последней.       Он лениво передвинул пешку на две клетки и расслабленно облокотился на спинку дивана. Ещё бы пуговицу на брюках расстегнул, и пиво начал прихлёбывать, позёр.       Я бездумно пошла конём. Как же всё глупо получается. Даже стыдно становится за свою ограниченность в мире шахмат. Сделает он меня, как глупого щенка. И выйдет мне это боком. Надо было тогда заорать, когда меня на улице поймали и в машину потащили. Может быть, и получила бы пулевое ранение, но жива бы осталась. А если бы не осталась, то это лучше, чем лишиться пальцев из-за проигрыша в дурацкой игре. Стало жалко себя. Интересно, а Артём долго будет страдать после моей смерти? Мы же уже три с половиной года вместе. Надеюсь, хотя бы полгода пострадает. Ведь это так обидно, когда сразу после твоей смерти твой парень начинает встречаться с другой. Хотя, мёртвым всё равно, но всё же. А отец? Надеюсь, он ещё заведёт ребёнка. Только если это будет девочка, то пусть не называет её Аней. Не хочу, чтобы смотря на неё, он видел меня. Мне бы это не понравилось.       — Ходи, — в мои раздумья ворвался голос Мориарти, я вздрогнула.       Он тоже походил конём, и я опять переместила пешку только на две клетки. Он радостно улыбнулся и повторил мой манёвр. Чем меня удивил. Может, он просто играть не умеет? И повторяет мои ходы? Это предположение меня заметно обрадовало, и я, приободрённая, пошла вторым конём. Тут в нём опять неуловимо произошли изменения, и он хищно и резко скинул слоном моего коня. Я отрывисто выдохнула. Поняла, он это сделал специально, чтобы я расслабилась, потеряла бдительность и приободрилась. Я убила его ферзя своей пешкой, но, казалось, этот факт его нисколько не расстроил, и он пошёл вторым конём.       Через четыре хода он поставил мне шах, через шесть ходов шах и мат. Это он никак не прокомментировал, лишь жестом показал расставлять фигуры на доске. Я быстро расставила все фигуры и неловко пододвинула в его сторону белые. Одна ладья упала с доски и упала к ногам развалившегося мужчины. Я сделала вид, что не заметила этого, продолжая бессмысленно пялиться на чёрного короля. Воцарило молчание, я осторожно взглянула на него из-под чёлки. Мориарти выразительно смотрел на меня, поигрывая телефоном в руке.       — Поднимай.       Я упорно не поднимала голову, волосы закрыли моё лицо. Ещё бы головой помотала, так точно была бы похожа на обиженного ребёнка, которому не купили мороженое злые родители.       — Ты хочешь, чтобы я повторил это второй раз? Ведь второй раз я повторяю только больно.       Я молча встала и не смотря на него потянулась рукой к шахматной фигуре. Он слегка пнул ногой ладью, она закатилась под диван. Я зло зашептала ругательства на русском и раздражённо тряхнула головой. Привычка. Мне пришлось нагибаться за упавшей фигурой. Возникала довольно двусмысленная картина. Я на коленях у разведённых ног этого козла, который сидит в расслабленной позе и ухмыляется. Мысли, чем может это кончится вызвали волну омерзения. Я постаралась как можно быстрее достать чёртову фиговину из-под этого идиотского дивана. Но как назло, фигурка выскользнула из вспотевших ладоней и закатилась дальше. Мне пришлось ложиться на пол, чтобы достать её, и, сделав это, я быстро встала, отряхнулась и грубо поставила ладью на место. Все фигуры дрогнули, но не упали.       — Тебе повезло, что больше не упала ни одна шахматная фигура. Иначе я бы разозлился, а когда я зол, то я такой не предсказуемый. Отрезанные пальцы — это довольно безобидно, не находишь? Могут быть вещи пострашнее.       — Страшнее тебя, вряд ли, — пробормотала я опять по-русски.       Последующие восемь раз он выигрывал у меня в сухую. Как орешки щелкал, каждая его победа отзывалась во мне неприятным холодком предчувствия чего-то плохого. Но я упорно поджимала губы и снова ходила, раз за разом отдавая ему свои фигуры. Самая быстрая наша партия длилась пять ходов. Самая долгая - ходов двадцать. Я даже один раз смогла сцапать его ферзя, что неимоверно обрадовало меня и опять жестокий пинок в роли шаха, а через три хода и мата. Осталась последняя партия. Сосущее ощущение внутри живота нарастало, так и хотелось потереть и выпить что-нибудь крепкое. Он опять милостиво дал право ходить первой. Какой благородный рыцарь, галантность и спасение младых дев, видимо, его конек. И в этой партии не произошло чуда, он за десять ходов сожрал у меня одного коня, ладью и херову тучу пешек. Я уже поняла, выиграть я не смогу, но брыкаться еще в состоянии. Я пошла вторым конем, делая вид, что не заметила его, словно скрытого за пешками ферзя. Я затаила дыхание, мгновение ничего не происходило, я подумала, он понял, что собираюсь сделать. Но тут! Он передвинул ферзя и скинул моего коня с игровой доски. Я слегка выдохнула и дерзко сдвинула своего слона на его часть доски, ставя ему тем самым шах. Я слышу его гневный всхрап, видимо, ему очень не понравился сей факт. Поднять голову я не решаюсь, страшно. Он ставит на это место коня, закрывая короля. И я опять совершаю то, о чем потом, скорее всего, пожалею. Я убираю его коня, ставя на его место своего слона. Он буквально скидывает мою фигуру своим ферзем. Видимо, разозлила. Но и мои барахтания не длились долго. Через семь ходов он поставил мне довольно унизительный шах пешкой, а ещё через несколько ходов - мат. Из моих рук выпал король, когда я поняла, что ставить его больше некуда. Воцарилось молчание, я слегка вздрогнула, когда услышала его голос.       — Признаться, я ожидал худшего. Это было даже любопытно... В некоторых моментах. Ну что, — он потёр руки. — Пришло время тебе отвечать за все твои проигрыши.       — Как?! Ты сказал, что не ставишь со своей стороны никаких условий?       — Да. Зачем они мне нужны, если и так ты исполнишь всё, что я тебе скажу. Условия, которые поставил я тебе, были лишь для того, чтобы подстегнуть твои желания выиграть. Хотя, ты оказалась на редкость тугодумной. Показала лишь в последнюю партию что-то похожее на игру. Играя, я заранее просчитывал твои действия на несколько ходов вперед, на редкость всё предсказуемо, как всегда. Но последнее я не заметил. Умничка!       Я молчала, задумчиво гипнотизируя словно светящуюся в блеске лампочек шахматную фигуру.       — Тааак, о чём это я? Да, о твоем проигрыше, — он странно рассмеялся, тут услышала звук открывающейся застежки, и я похолодела от пронзившей меня догадки.       — Нет, — почти беззвучно прошептала я, с ужасом смотря на Мориарти.       — Ты что-то прошептала? Вставай, давай и делай то, что я тебе сказал. Соси.       — Нет, — упрямо повторила я.       Он странно улыбнулся и посмотрел на меня, слегка поведя головой.       — В твоем досье было сказано, что над тобой была совершена попытка изнасилования? Что ты скажешь о том, что я сейчас позову пару своих людей и прикажу им с тобой довершить не законченное?       Я сильно побледнела, меня затрясло. Выбора не было, я встала и на важных ногах подошла к мужчине. Постояв, я тяжело опустилась на колени и замерла. Его поза выражала вселенскую лень, словно он никуда не собирался ближайшие лет пять. Я словно во сне подняла руку и приблизила к его ширинке, но тут на его телефоне заиграла, когда-то очень любимая мною песня «Stayin' Alive» группы The Bee Gees. Музыка, словно отрезвила меня, и я отпрыгнула от дивана, сильно ударившись задницей.       Он слегка вздохнул и миролюбиво спросил:       — Не против, если я отвечу?       Я судорожно кивнула, пытаясь проморгаться.       — Алло. Как мертв? Кто? Он сказал мое имя? Оно и лучше. Подгоните машину, я выхожу, — он сбросил вызов и обратился ко мне. — Извини, мне нужно тебя покинуть. Мы ещё вернемся к нашему разговору.       И он встал, обошел меня стороной и скрылся в прихожей. Я после этого минуту посидела на полу, пытаясь снять всю грязь с души после этого вечера, но привести свои мысли в порядок не получилось, я просто встала и пошла в комнату. Даже не пытаясь подпереть чем-нибудь дверь, завалилась на кровать, не снимая одежды, и устало прикрыла глаза. Этот вечер принес слишком много потрясений и усталости, чтобы о чём-то думать и волноваться, поэтому я сразу отрубилась, погружаясь в милую пустоту.