Буря в чашке кофе

-И всё-таки мы ненормальные! - заключил Шеннон, с улыбкой поглядывая на меня. Мы сидели на смотровой площадке обсерватории Гриффита, с которой открывался изумительный вид на ночной Лос-Анджелес. Время было позднее, и в поникшем пространстве бродили густые сумерки. Однако панорама города, в которую гармонично вплетались миллионы огней, разбавляла непроглядную темень. К тому же, вокруг нас горели фонари, не оставлявшие ей никакого шанса установить своё полное господство, и их желтоватый свет, казалось, дарил ещё и тепло. После шумного, заполненного людьми зала, после великосветской суеты было так приятно очутиться здесь, среди природы, и окунуться в чарующие звуки тишины. И пусть тут не было шампанского и шоколада, пусть тут не было шика удачливых по жизни людей, зато здесь было нечто намного ценнее: ощущение самой жизни. - Почему это? - хрустя подсушенной слойкой с марципаном, удивилась я. - Потому, что по праву могли бы сейчас наслаждаться изысканными блюдами и дорогими напитками на званом ужине, а вместо этого давимся выпечкой и кофе. - Изысканными блюдами? Супом из птичьих гнёзд и запечёнными рогами оленя? Нет уж, спасибо! Лучше давиться выпечкой и сладким кофе. - Чего? - засмеялся Шеннон. - Ну, и фантазии у тебя! Вот с кем Джареду надлежало обсуждать меню для гостей! А то он, лопух эдакий, заказал тигровые креветки с васаби майонезом, запечённый в мисо-пасте лосось, брошет из куриной грудки в соусе терияки, молодую спаржу с айоли и красной икрой... - Мне кажется, гости этого не оценят, - озорно ухмыльнулась я. - Вот если бы были рога с птичьими гнёздами...! - По-твоему, у высшего общества такой извращённый вкус? - не прекращал смеяться Шеннон. - По-моему, само высшее общество извращённо. А я по глупости думала, что оно исповедует нормы высокой морали. - О, Элен, мы живём в такое время, когда эти нормы упали ниже плинтуса. Как рога, сброшенные этим самым оленем. И в каком бы из слоёв общества мы ни вращались, везде видим одно и то же: жадность, хитрость, предательство, ложь и разврат. - Да уж, - вздохнула я, - все именно так и поступают. Но в то же время мечтают об искренности, порядочности, верности... Абсурд. Ведь если каждый поступает плохо, то кто к ним отнесётся хорошо? Глядя на меня из-под тёмных волос, Шеннон накрыл мою руку, лежащую на каменном парапете, своей ладонью. - Не все люди одинаковые, Элен. Порядочные тоже ещё встречаются. Пусть не так часто, как хотелось бы, но..., - он поднёс мою руку к губам и неспешно поцеловал. - Но лично я знаю одну девушку, которая сегодня меня удивила. - Я? Брось, Шенн. Я поступила так, как должна была поступить. Просто мы развратились настолько, что нам в диковинку нормальные поступки. - Но от этого мы ещё больше ценим их. Смутившись против воли, я снова сунула в рот залитую сладкой помадкой корочку воздушной слойки. Услышать такое - мне, считавшей себя чудаковатой нелепостью, - было необычайно приятно. Тем более, от Шенна - человека, который нравился мне. А он, не отрывая от меня тёмных, искрящихся при свете фонарей глаз, тихо проронил: - До чего же ты мила, Элен: решительно отражаешь дерзкие попытки Кирка и смущаешься от моего безобидного взгляда. От безобидного? Да он жёг меня, словно костёр, пронизывал иголками, словно иглотерапия, и разбирал на части, словно автомеханик в мастерской. И хоть он был по-доброму дружелюбным, в его глубине горел незнакомый ранее огонёк, заставляющий дрожать мою душу. Вот он чуть прищурился, окрасился озорством и едва уловимо улыбнулся. - А кстати, Элен, как ты посмела отказать самому Дилану Кирку? Причём, дважды за вечер? - Ты прав: маловато. Если бы мы попозже ушли, я бы и в третий раз ему отказала. - Да чем он тебе так не угодил? Он же не виноват, что ты понравилась ему. - А я его в этом и не виню. Но его уверенность во вседозволенности мне претит. - Ну, знаешь, она объясняется большими деньгами. - Но не оправдывается ими. Почему он просто не мог подойти и сказать: "Привет! Я придурок по имени Кирк. А ты та самая чувиха, которая заинтересовала меня, дурака. И я хочу, чтобы ты знала об этом". Бросая на меня весёлые взгляды, Шеннон подрагивал от беззвучного смеха. - А что именно - что он дурак или что ты его заинтересовала? - И то, и другое. А главное - что от больших денег не зачерствела его душа и кое-что человеческое в нём всё же осталось. - Боюсь, ты мечтаешь о невозможном: где водятся деньги, человечность, как правило, отходит на второй план. - Неправда, - возразила я. - Всё зависит от человека. Сколько на свете богатых людей, но не каждый ставит себя на одну ступень с Богом. Возьми, к примеру, Дова Чарни... - А, кстати, он тебе понравился? - Очень. Он оказался таким... по-милому простым. Хотя у него есть все основания пижониться и гонориться. Но он же почему-то не делает этого. Или вот ты. Тоже ведь человек не бедный. А кроме того, у тебя есть ещё признание и слава. Так почему же ты не смотришь на других, как на ничтожных букашек? - Я не нахожу в этом удовольствия, Элен. - А почему? Напустил бы на себя важный надутый вид, засел бы где-нибудь в кабинете и приглашал бы в приват кого ни зря. Прикрыв глаза ладонью, Шеннон улыбнулся. - Дался тебе этот приват! - и он взглянул на меня сквозь пальцы. - Хотя, знаешь, мы ведь с тобой сейчас именно в нём. В нём? Эта мысль огорошила меня настолько, что у меня вырвалось непроизвольное: - Чего? - Да, я не посылал тебе пригласительный через третьих лиц, и вообще наш приват больше смахивает на свидание, но я боялся отказа и поэтому предпочёл действовать тайно. Шеннон лучился от плохо скрытого озорства, а мысли мои вдруг опять коснулись вечеринки, и я поймала себя на том, что если бы он и в самом деле пригласил меня в приват, я бы, не раздумывая, согласилась. - Зря боялся, - проронила я с лёгким озорством под стать Лето. - Я бы не отказала. Я ведь сластёна, а у тебя слойки с марципаном есть. Опустив голову, Шеннон тихонько рассмеялся под нос и пододвинул коробку с лакомством ко мне поближе. - Ну, как тебе это удаётся, Элли? Элли? Сердце моё сжалось от сквозившей в этом обращении нежности, словно испуганный ёж. - Что именно? - Сочетать в себе милую детскую непосредственность и взрослую серьёзность. Всего час назад там, на рауте, ты была решительной неприступной леди, а сейчас смотришь на меня, чуть наклонив голову, с таким озорством, что я чувствую себя настоящим мальчишкой. - А ты и есть мальчишка. Только большой. И вообще, все мы дети. Ты сам так говорил. Но взрослые. - Да, ты права. И сейчас мы, взрослые дети, в привате. - Здесь? Хотя почему я, собственно, удивляюсь? Ведь не имело значения, где общаться, имело значение, с кем. И если с интересным человеком, то... А Шеннон был мне интересен. Очень. Настолько, что я была готова без устали его изучать. Он был многогранным, всякий раз разным - серьёзным, смешным, озорным. Сегодня я увидела ещё одну сторону Лето: его уязвлённость. И она свидетельствовала о главном: в этом крепком, атлетически сложенном теле, за этой мужественной, уверенно-решительной внешностью, за ореолом славы и известности жил обычный человек. С чувствами. С желаниями. С сердцем. С живой и ранимой душой. И это, пожалуй, были наибольшие его ценности. - Да, - отозвался он. - Ведь мы тут совсем одни. Разговор по душам. С глазу на глаз. То же самое, что в привате. Так какая разница, где его проводить? А ведь и в самом деле, какая? Ведь не место красит человека, а человек - место. Тем более, что здесь, на смотровой площадке обсерватории Гриффита, было изумительно красиво. Позади нас гордо возвышалось белое куполообразное здание, глядящее в разреженную огнями темень зажжёнными окнами. Желтоватый свет вырывался из них наружу и, сплетаясь с таким же светом от фонарей - тёплым, спокойно-умиротворённым, -затем устремлялся с холма к городским огонькам. И густая ночная тьма, лежащая у подножия горы, поднимаясь, становилась светлее, а, достигнув площадки, и вовсе превращалась в голубовато-синий фон. И всё вокруг наполнялось чарующим романтизмом - лёгким, пьянящим, достигающим тайных уголков души. - А действительно, никакой, - повернулась я обратно к Шенну. - Тем более, что здесь очень мило. - Тебе нравится? - Конечно. Я вообще люблю пейзажи: они навевают мудрость и покой. - Мудрость? - в голосе Лето послышались удивлённые нотки. - Да. Когда на душе скребут кошки, я окунаюсь с головой в природу, слушаю тишину и понимаю, что всё в этом мире лишь суета и что мои проблемы ничтожны. И это помогает мне пережить невзгоды. Шеннон пронизывал меня долгим взглядом - глубоким, ровным, серьёзным, - а затем придвинул к себе ближе и приобнял. - Тогда тебе необходимо увидеть одно местечко. О, кстати, хорошая идея! Давай в эти выходные съездим в него? - Куда, Шенн? - Во Фрайман каньон. Там есть один дивный участок, на котором ты наверняка не бывала. Он говорил с таким запалом, глаза его так азартно горели, что я поняла: это действительно волшебное место. И желание во что бы то ни стало его увидеть так резко меня захлестнуло, что сердце даже ускорило темп. Но холодный разум тут же напомнил остужающую этот пыл мысль. - Но у меня может не получиться, Шеннон. Гилберт дал мне задание, и в эти выходные я, скорее всего, буду занята. - Что? - наигранное возмущение скользнуло по его лицу. - Он посмел напрячь тебя? Проходимец! Я ему шею сверну! - Не надо. Как же он тогда со свёрнутой шеей будет компанией управлять? Лучше давай поедем в каньон в следующие выходные. - Боюсь, тогда не смогу я: у меня - обязательства перед группой. - Не беда, - сдвинула я плечом. - Тогда съездим, когда сможем. Я подожду. Прижав меня к себе крепче, Шеннон тихонько вздохнул: - И всё-таки я скручу Гилберта в бублик. - Даже не думай. Он человек хороший, а они, как мы уже говорили, большая редкость. - Но всё же есть. И с одним таким человеком я сейчас общаюсь в привате. Его тёмные глаза озорно искрились, губ касалась задорная улыбка, однако говорил он серьёзно. И я отчётливо поняла, что и меня он без преувеличения считал хорошим человеком. Интересно, почему? - И она даже согласилась стать моей девушкой, - Шеннон вдруг перестал улыбаться, и озорство в его глазах сменилось серьёзностью. - Только, Элен, давай договоримся сразу: мы будем честны друг перед другом и ничего не станем скрывать. - О чём ты? - О том, что в жизни может случиться что угодно. К примеру, ты можешь во мне разочароваться - я ведь не идеален. Или встретить кого-то другого - я же не единственный мужчина на Земле. И я всё смогу понять и принять, если ты, когда это случится, честно признаешься в этом. Единственное, чего не сумею, это стерпеть обман. Пожалуйста, помни об этом. И обещай, что не опустишься до него. Серьёзно глядя на Лето, я ловила себя на том, что полностью его понимаю. Искренность и честность - главные аспекты в отношениях. И тот, кто пережил обман, как никто другой, знает об этом. - Ну, тогда ты тоже мне это обещай. - Что? - не ожидая, что кто-то поставит под сомнение и его честность, Шеннон и удивился, и изумился. - Я ведь тоже не единственная женщина на свете, и ты также можешь увлечься кем-нибудь. - Обещаю, что ты первая узнаешь об этом. Именно от меня... И ещё, Элен: у тебя на губах - помадка. Неужели я перепачкалась с ног до головы, когда ела? Не замечая в его словах подвоха, я торопливо их облизала. - Уже нет? - Ещё осталась. - Да где же? - я даже поднесла к ним ладонь, но Шеннон вдруг меня остановил. - Вот здесь. Он наклонился - и я лишь тогда сообразила, что он обвёл меня вокруг пальца. Впрочем, уже не в первый раз. А он коснулся моих губ своими, скользнул по их кромке языком - и по моим нервам покатился предательский холодок. - Ты сладкая, как кофе, - шепнул Шеннон, на минуту оторвавшись от меня. - Но кофе бывает и горьким, - возразила я. - А я люблю сладкий. Пусть с лёгкой горчинкой, но бодрящий и придающий сил. Глаза его загадочно искрились, что-то волнующее, словно тайна, горело в их глубине, ловко маскируясь под проступающее наружу озорство. И я, поддаваясь его скрытому влиянию, тоже решила схитрить: - Шенн, ты испачкался о меня. И у тебя в помадке всё лицо. Моя слабая хитрость тут же попала в сети его интеллекта - я по глазам заметила это. Но, поддаваясь игре, он проронил: - Тогда вытри. Радуясь такому позволению, я потянулась к его губам, нежно коснулась, обняла своими. И тут же ощутила, как его крепкие руки скользнули под моё распахнутое пальто и уверенно обвились вокруг талии. Шеннон перехватил инициативу и, крепко прижимая к себе, опять меня поцеловал.