*****
Вечером второго декабря у театра на Ковент-Гарден было не протолкнуться – все ждали долгожданной премьеры «Гамлета». Гудели машины, сияли вспышки фотокамер, тут и там сновали журналисты, по красной дорожке гости торжественно поднимались к зданию театра. Среди почитателей искусства были замечены: Бенедикт Камбербетч, Джессика Честейн, Тим Рот, Мартин Фриман, Кира Найтли, Том Хиддлстон, Николас Коул и многие другие. Внутри театра жизнь также била ключом. Художественный руководитель со скоростью света перемещался меж сотрудников, работники сцены проверяли декорации и свет, костюмеры и гримеры приводили актеров в порядок, а сами актеры декламировали свои монологи. Одна лишь Роза среди этой кутерьмы являла собой образец спокойствия. Она, блаженно улыбаясь, сидела в своей гримерке, предвкушая скорый выход на сцену. Одной лишь мысли об этом хватало для того, чтобы девушка могла почувствовать себя счастливой. Верно тетя говорила: «Труд лечит». Стоило Крейн погрузиться в работу, как ее собственные переживания и проблемы отступали. - Пятиминутная готовность! – крикнул кто-то в коридоре. Конечно, выход Ли не планировался в первые секунды после поднятия занавеса – появление Офелии должно было состояться только в третьей сцене, - но она тут же резко встала, подправила костюм и покинула гримерку, предвкушая встречу со зрителем. Несомненно, весь спектакль стал для нее чуть ли главным событием всей ее актерской карьеры, но девушка с особым нетерпением ждала четвертого акта, ждала своего звездного часа. Между шестой и седьмой сценами четвертого акта бледнолицая Офелия, напевая старую морскую песню, ходила у речки и собирала цветы. Художники-декораторы постарались на славу. Глядя на декорации, с трудом верилось в то, что река и деревья близ королевского замка ненастоящие. Временами девушка прерывала свою песнь и что-то бессвязное бормотала себе под нос, синие глаза невидящим взором скользили по просторам родной Дании. Завороженная девушка подошла к плакучей иве, у корней которой она заметила красные хохолки. Холеные дворянские пальцы сорвали дикие цветы и приложили к остальному букету; соцветия колокольчиков насмешливо покачивали фиолетовыми головками. К ним присоединились крапива, лютики, купавы, хохолки и даже ромашки! Они насмехались над ней, над Офлией, совсем как Гамлет! Совсем недавно принц датский говорил ей о любви, преподносил дары, давал ей громкие зароки, а тут – не далее чем вчера – сказал ей, что никогда не любил… Хрупкое сердце шестнадцатилетней девушки не выдержало предательства возлюбленного. Зачем ей жить в этом мире, если Гамлет не любит ее?! На синих глазах проступили слезы, Офелия, прижимая к себе цветы, сорвалась с обрыва – по залу пронесся гул вздохов ужаса. Да, Роза не произнесла и слова, но ее молчаливый монолог, ее кричащая трагедия были понятны и близки каждому зрителю. Быстрые воды несли ее, как нимфу, в ореоле цветов вниз по течению; тихое женское пение затихало в реве волн – Офелия пошла ко дну. Немного позже тело дочери Полония будет найдено прибитым к берегу, помутневшие глаза будут обращены к замку возлюбленного. Лишь когда Розалинда оказалась за кулисами, она смогла понять то, что с ней произошло. Буквально несколько минут назад она сыграла сцену, ради которой и стала актрисой. Она смогла принести себя в жертву любви, она заглянула в глаза смерти, и зритель ей поверил. Кутаясь в широкое полотенце, принесенное ассистентом, она на радостях расцеловала Уилла Грея и помчалась в гримерную. Пока гримеры заново приводили свою подопечную в порядок, актриса лучезарно улыбалась собственному отражению, ее глаза сияли, в ее душе пробуждалось, казалось бы, потухшее пламя. Роза чувствовала себя счастливой. Казалось, счастливее быть невозможно, но, только выйдя на поклон, девушка поняла, что значит быть по-настоящему счастливой. Зрители, встав со своих мест, аплодировали, восторженно смотрели на нее, кричали «Браво!», бросали на сцену цветы. В зале присутствовало больше тысячи людей, но Линду интересовали лишь двое – Том и Ник. Мужчины, сидевшие в первом ряду, с безграничным обожанием смотрели на свою Ли; они гордились ею, ее игра их покорила. Ли хотела, чтобы они признали ее талант, чтобы они любили ее. И, кажется, ее надежды оправдались. Она, петляя меж работников сцены, бежала навстречу Томасу и Николасу, она не могла дождаться момента, когда сможет обнять обоих. - Ты была великолепна, Ли! – Том крепко обнял ее. – Ты покорила зал! Я уверен, критики напишут потрясающие рецензии! Ты была… - он не мог подобрать слов, - ты просто прекрасна, - с придыханием закончил он. Ли никак не могла оторваться от него: Том смотрел на нее так, словно вновь был в нее влюблен. Он не стал говорить длинных помпезных фраз, богатых на эпитеты и сравнения, которые так ему свойственны; он с некой долей смущения произнес самый обычный комплимент. Роза улыбалась, она еще никогда не слышала от Хиддлстона столь искренних слов. - Эй, детка, привет! – Ник сгреб девушку в объятья. – Ты не перестаешь меня удивлять! Я чуть не умер от страха, когда ты прыгнула в реку! Я чуть не расплакался! – он взял девушку на руки и закружил. - Прекрати, Ник! – сквозь хохот сказала Ли. – Поставь меня на место! Поставь! Мне еще нужно переодеться! - Как скажешь, детка, - Коул все-таки поставил девушку на пол, - но твое средневековое платье мне очень понравилось. - Подождите меня, я скоро вернусь! – быстро поцеловав мужчин в щеки, Ли убежала в гримерную. Спустя двадцать минут Роза, сменив наряд Офелии на будничную одежду, вновь появилась в фойе. Какое-то время она еще раздавала поклонникам автографы возле служебного входа, а после вместе с Томом и Ником села в машину. - Детка, я, пожалуй, пересяду на метро: так я быстрее доберусь, - сказал Коул с переднего сидения. – Завтра позавтракаем? - Конечно, позвони мне завтра. До встречи. - А чем мы займемся сегодня вечером? – спросил Том, когда коллега вышел из машины. - Поедем к тебе, закажем ужин на дом. Как думаешь? - Согласен. Поехали. Том, повинуясь секундному желанию, тут же поцеловал Линду, крепко прижав ее к себе. Девушка, запустив пальцы в мужские кудри, не менее страстно отвечала ему взаимностью. Если бы они могли знать, что за их машиной следят папарацци, то они ни в коем случае не стали бы столь открыто демонстрировать свои эмоции. Но Том и Линда узнают об этом только утром, когда Люк услужливо принесет им желтую газетенку на дом. Стоит ли говорить, что Ли была разбита открытием журналистов: она не смогла уберечь Тома…Глава 24
15 сентября 2014 г. в 17:29
Воскресным вечером первого декабря Роза, надев излюбленное красное платье и распустив волосы, легла в ванную, наполненную прохладной водой. Последняя импровизированная репетиция перед завтрашней премьерой «Гамлета» на сцене Королевского театра Ковент-Гарден. Событие, к которому девушка тщательнейшим образом готовилась несколько месяцев, состоится завтра вечером в половину восьмого. Мандраж, хорошо знакомый каждому театральному актеру, приятно холодил нервы Ли, приводил ее нервную систему в состояние возбуждения. Премьера только завтра, а Крейн уже поддалась волнению. Завтра, спустя несколько лет, она вернется на театральные подмостки в роли Офелии, завтра она вновь вернется к своему зрителю, завтра Том и Ник увидят ее во всей красе. Но это случится только завтра, а сегодня последняя репетиция, последний шанс сродниться с Офелией.
Работая над сценарием, мисс Крейн полностью срасталась со своим героем, что давало ей возможность играть на сцене или на экране подлинную жизнь, подлинные эмоции. На время спектакля или съемок Розалинда забывала о том, кто она на самом деле и примеряла на себя чужую судьбу. Ли – в отличие от Тома - была близка система Станиславского со всеми ее плюсами и минусами; ей нравилось из раза в раз проживать чужую жизнь, наполненную радостями и горестями.
Так случилось и с Офелией. Откровенно говоря, девушка не приложила серьезных усилий, играя молодую дворянку. Это прозвучит странно, но Роза с юных лет прониклась трагической судьбой Офелии, почему-то ей были близки ее терзания и думы. Роза также чувствовала себя безвольной рабой судьбы, не имеющей права выбора; она потеряла смысл жизни, потеряла себя, так и не раскрыв своего потенциала. Однако смерть юной красавицы в быстрых потоках воды вовсе не огорчала ее и не шокировала; Ли находила в ее гибели какую-то мрачную прелесть, пленившую ее разум. Честно говоря, она решилась принять предложение театра только после того, как прочла описание смерти своей героини. Уилл Грей обрисовал эту сцену роскошными мрачными красками, в которых Ли видела происходящее с юношеских лет. Крейн понимала Офелию и не осуждала ее выбора, а в том, что девушка лишила себя жизни по собственной воле, Ли и не сомневалась. И теперь, лежа в проточной холодной воде, актриса верила в то, что хотя бы один из охнувших от ужаса зрителей поймет возлюбленную Гамлета и ее горе, а, может, и саму Розу.
Тщательно вручную выжав платье, Роза покинула ванную комнату, оставляя на паркете чуть влажный след. Выключив свет в гостиной, она села на пол рядом с окном, наблюдая за причудливыми тенями, быстро сменявшими друг друга на противоположной стене. Приблизительно две недели назад Том и Линда наконец-то закончили порядком затянувшийся ремонт. Девушка ожидала, что совместная деятельность сблизит их, подарит радость, но все получилось несколько иначе. Хиддлстон, который рьяно поддерживал идею перемен, на деле достаточно прохладно отнесся к ремонту, фактически не приложив к нему никаких усилий. Все тяготы по выбору строительных материалов и их дальнейшему использованию легли на хрупкие женские плечи. Ли в свободное от репетиций, интервью, съемок и поездок время собственноручно белила потолок, красила стену, клеила обои и передвигала мебель – неудивительно, что ремонт столь затянулся. Том лишь изредка помогал девушке в мелочах, в основном его помощь заключалась в похвале и поддержке. Комната, которая должна была стать «их местом», осталось холодной гостиной, даром что новой.
В спальне громко звонил телефон, звучал хриплый голос Курта Кобейна – звонил Ник. Он наверняка звонил сообщить о том, что сел на свой самолет во Флоренции. Ли всегда была рада поговорить с другом, но сейчас не хотела брать трубку: она хотела еще немного посидеть в темноте и побыть Офелией. Мелодия смолкла, но буквально через полминуты раздался короткий сигнал – пришло СМС, снова Ник.
Николас после успешного завершения реабилитационного курса сразу же улетел в Италию на съемки в новом фильме, режиссером которого был назначен Мартин Скорсезе. Не прошло и нескольких дней съемок, а Коул уже с восторгом рассказывал о Флоренции и о работе с великим мастером кинематографа. Смена декораций и интересная работа явно пошли мужчине на пользу, хотя нельзя было отрицать того, что жизнь без наркотиков давалась ему тяжело. Он принимал необходимые препараты и частенько звонил Ли, когда вновь чувствовал тягу к наркотикам. Они могли проговорить ночь напролет по скайпу, пытаясь дожить до очередного утра, а там наваждение стихало. Чаще всего они просто говорили, иногда Ли, словно мантру, повторяла заученные слова поддержки, а однажды ей пришлось утешать Ника после нервного срыва. Ночь была самым трудным временем суток: ночью все пороки казались куда заманчивее. Но, несмотря на соблазн, Коул держался подальше от сомнительных компаний и наркотиков, позволяя себе лишь сигареты и алкоголь в умеренных количествах. Линда гордилась им, и он это знал.
С каждым днем отношения Линды и Ника становились все крепче, меж ними росло доверие, меж ними почти не было тайн. Они делились переживаниями, обсуждали волновавшее, говорили о детстве и юношестве, избегая темы родителей, - они делились самым сокровенным, зная, что другой поймет. Их отношения были для обоих отдушиной.
А вот отношения Линды и Тома явно переживали упадок. Пара редко виделась, долгие разговоры по душам канули в лету, уступив место сухому обмену информации утром и поздним вечером. В их доме по-прежнему было одиноко и по-осеннему холодно. Они жили словно квартиранты, волею судеб снимающие одно жилье. Их совместная жизнь должна была сблизить их, но вместо этого отдалила. Поначалу Розалинда пыталась понять, почему их отношения погибают на глазах, пыталась что-то изменить, а потом пустила все на самотек. Ей казалось, что все происходящее является вполне закономерными событиями, ход которых записан на небесных скрижалях задолго до ее рождения. А раз все решено, то нет смысла бороться и идти наперекор судьбе. Если року угодно, чтобы она была с Томом, то она будет с ним несмотря ни на что, а если нет… А если нет, то и сожалеть ни о чем.
Послышался скрежет ключа – Том вернулся. Его тихие шаги раздавались в холле, он шепотом с кем-то говорил по телефону – видимо, увидев, что в квартире не горит свет, он решил, что Линда уже легла спать.
- Привет, Том, - поздоровалась Ли, когда мужчина зажег свет в гостиной.
- Ли? – Том от удивления вздрогнул. – Я думал, ты уже спишь. Привет, милая. – Он нагнулся, чтобы поцеловать ее.
Хоть Хиддлстон и быстро оправился, но его лицо еще хранило тень испуга. Девушка, которую он увидел, в самом деле могла вселить страх. Мертвенно бледная кожа, запутанные волосы, губы, тронутые синевой, растрепанное платье – всем своим видом Роза напоминала утопленницу.
- Все репетируешь, - констатировал Том. – Жду не дождусь завтрашней премьеры. Я уверен, ты всех покоришь.
- Спасибо. Я приготовила тыквенный суп, кастрюля в холодильнике.
- Ли, ты просто чудо! – с восторгом произнес он. – Как же я люблю тыкву!
Пока мужчина ужинал, девушка неспешно привела в порядок себя и платье, отправив наряд на деликатную стирку. Ли, на ходу высушивая волосы, вошла на кухню, когда Том домывал после себя тарелку.
- Спасибо, Ли, невероятно вкусно! Я люблю тебя! – он чмокнул ее в щеку. – Я в душ.
Девушка много раз задавала себе один и тот же вопрос, пытаясь понять, почему его признания в любви не трогали ее сердца. Его «Я люблю тебя» тревожило ее и даже немного пугало, как первый раскат грома. Но сегодня ответ нашелся столь быстро, словно всегда был ей известен. Он одинаково любил свою семью, друзей, животных, Нью-Йорк, Лондон, ясную погоду, голубой цвет, тыкву и Линду Крейн. Том столь много и многих любил в этом мире, что все для него было равноценно. Выражения его симпатии к городу, матери, тыкве и девушке звучали совершенно одинаково и не таили в себе даже намека на особенное отношение. Для Тома все было ровно - он одинаково сильно любил все и вся в этом мире, не делая ни для кого исключения. Подобная всеобъемлющая любовь породила в душе девушки вопрос: «А любит ли Том хоть кого-нибудь на самом деле?» Девушке внезапно стало больно. Вот уж честь стоять на одной ступеньке с тыквенным супом!
Не дожидаясь Тома, Ли легла в постель и тут же уснула. Уже сегодня вечером она выйдет на сцену и сыграет Офелию так, как до нее никто и никогда не играл.