Пути Всевышнего неисповедимы

      Через два дня Николас уехал в Лос-Анджелес для того, чтобы пройти курс лечения в реабилитационной клинике. Линда поклялась приезжать при каждом удобном случае и никому не разглашать его секрет. Том остался в неведенье, он и не подозревал, что теперь его коллег связывает некая тайна. Зато подозревал, что между Линдой и Ником есть что-то большее, чем дружеские отношения. Нужно ли говорить, что едва такси с Коулом на борту скрылось за горизонтом, Хиддлстон с облегчением вздохнул.       Том и Линда также не стали задерживаться в Хэмпшире. Спустя несколько дней они поехали в Лондон и, отужинав с матерью Тома, отправились прямиком в Италию на целую неделю. Пара бродила по улицам вечного Рима, нежилась под лучами теплого солнца, наслаждалась десертами и винами и обществом друг друга. Наконец, им выпала возможность хоть немного пожить обычной жизнью: спать до полудня, пробовать вкусности, не думая о весе и фигуре, носить повседневную одежду и быть влюбленными. Под итальянской Луной они, держась за руки, бродили по узким улочкам, не боясь быть узнанными. Ночь укрыла от любопытных глаз их нежные взгляды, нетерпеливые касания, жаркие объятья и страстные поцелуи. То, что было невозможно в Америке, в Италии оказалось осуществимо. Они были как никогда счастливы, как никогда влюблены друг в друга. Так бы и было, если бы каждую свободную минуту Линда втайне от Тома не проверяла свой телефон на предмет новых писем и сообщений. Даже будучи на другом континенте со своим возлюбленным девушка не переставала думать о Нике и его лечении. Частенько случалось так, что телом владел Том, но мысли были обращены к Нику. Порой это сильно смущало Ли. Крейн понимала, что думать о Нике, проводя романтический отпуск с Томом, попросту неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Сколько бы она не приказывала мыслям покинуть голову – все было впустую. Роза изгоняла одну мысль, а на ее месте появлялось несколько – замкнутый круг.       Было бы несправедливо утверждать, что девушка думала только о Коуле. Это не так. Мысли Ли занимало еще кое-что – признание Тома. Это случилось ранним утром в среду рядом с фонтаном Треви. Он кружил ее по площади, а потом увел ее на улицу Виа дел Лаваторе, привлек к прохладной стене здания, поцеловал и признался в любви. Любая другая девушка была бы счастлива услышать от возлюбленного подобные слова, но не Ли. Стоило ей услышать «Я тебя люблю», как сердце охватила непонятная тревога. Подобное чувство знакомо каждому, кто предчувствует скорое появление опасности, но не знает, откуда ждать угрозы. Ли покинула Рим с тяжким грузом на душе. - Как я люблю Лондон! – восторженно произнес Том, стоило им покинуть аэропорт. - Я тоже, - согласилась Ли, но в ее голосе не было искренности.       В тот же день они, едва распаковав чемоданы, направились решать рабочие вопросы. Том отправился на встречи с Люком и художественным руководителем театра Донмар, а Ли поехала в Королевский драматический театр.       Целый день Роза провела, работая над ролью Офелии. После трехлетнего перерыва вернуться на сцену театра было нелегко. Все казалось непривычным: тишина, высокий купол, мягкий свет софит, сцена, требующая полной отдачи, не прощающая ошибки. Девушка попала в другой мир, более живой и естественный. В этом мире и Ли стала оживать, театр вдохнул в нее жизнь. Она восторженно разглядывала эскизы костюмов и декораций, настойчиво спорила с режиссером-постановщиком о том, какой именно должна быть Офелия, пританцовывала в такт музыке, написанной для спектакля. Атмосфера театра просочилась сквозь кожу, попала в кровь и разнесла по организму девушки сладкое умиротворение. Розе столь хорошо было на Ковент-Гарден, что к окончанию первой репетиции ей захотелось здесь поселиться. Увы! подобное своевольство совсем не поощрялось администрацией театра, поэтому Крейн пришлось уйти. Едва она сошла с последней ступеньки, ее захлестнула неопределенность. Девушка не знала, куда ей отправиться – к себе на квартиру или же к Тому. Немного побродив вдоль здания, Ли, поймав такси, отправилась к себе, но лишь для того, чтобы собрать вещи.       Наполнив чемодан вещами первой необходимости, Ли снова пустилась в путь. Девушка думала, что оставить боро Камден, ставший ей родным, будет проще простого, но ее сердце невольно сжалось, когда третий дом по Доути-стрит скрылся из виду: в этом было что-то судьбоносное (*). Не менее судьбоносным девушке показался и биллборд с социальной рекламой, установленный напротив дома Томаса. На огромном плакате была изображена классическая счастливая семья, внизу крупными белыми буквами было написано: «Тебя ждут дома». С улыбкой на лице девушка распахнула дверь квартиры, которая теперь должна была стать ей домом. Дома никого не было. Дома было темно, холодно, одиноко, пахло пылью и затхлостью. Дома ее никто не ждал.       Часы показывали десять часов вечера, когда Ли, приняв душ, расстелила холодную постель и легла спать. Часы показывали десять вечера, Тома все еще не было. Дома ее никто не ждал.       Повинуясь внезапному наитию, девушка схватила с прикроватной тумбочки заряжающийся телефон, нашла нужный контакт и погрузилась в ожидание, вслушиваясь в нервирующую мелодию гудков. - Привет, детка! Как ты? – Ник замолк, что-то прикидывая в уме. – Тебе разве не пора в постельку? - Я в постельке, Ник. – Он не видел Ли, но знал, что она улыбалась. – Захотела узнать, как проходит лечение.       На самом деле Роза хотела узнать гораздо больше: часто ли он улыбается, чем их кормят, какая в Калифорнии погода, есть ли там симпатичные медсестры, как ему живется без сигарет… Она хотела спросить о многом, но промолчала. - Меня ломает, Ли, - с тяжелым вздохом произнес он. – Отказаться от наркотиков оказалось не так уж и просто. Каждый день мне снятся говорящие кусты марихуаны! А эти сеансы групповой психотерапии! Каждый день мы садимся в кружок и обсуждаем, как прекрасно нам живется без наркотиков! - Так и должно быть! – сквозь смех произнесла Линда. – Тебе нравится твой лечащий врач? - Доктор Ривз просто красотка, детка. Я бы приударил за ней, если бы не лез на стенку. А вот и она, повиси, детка.       Ли, ожидая возвращения друга, вслушивалась в его шутливый разговор с доктором, из которого она узнала, что ночью Нику снились танцующие на полях марихуаны коровы. Также Роза узнала, что ему дают самые вкусные пилюли на свете, а белые стены вдохновляют его не хуже, чем картины Ван Гога. - Все так плохо? – спросила Ли, когда вновь услышала его голос. - Просто мрак. Если бы старина Курт потусил бы здесь месяцок, то написал бы с десяток песен. Как Том? - Том где-то пропадает. Наверное, задерживается в театре. - Наш трудяга Том! – мужчина засмеялся. – Я должен идти, детка. Док зовет меня на психотерапию, сегодня мы будем обсуждать, как обуздать свой гнев! Пока, детка! Приятных снов. - Пока, Ник. Обуздай свой гнев. Я приеду через две недели. Жди меня. - Дождусь.       В трубке раздались гудки, Ли, включив будильник, положила телефон на тумбочку. Она засыпала с улыбкой на лице: ее ждут.       Том вернулся лишь за полночь. Он обнаружил в холодильнике жареную картошку, на полу гостиной увидел распахнутый чемодан, из которого сиротливо выглядывала женская одежда; сама хозяйка, подтянув к груди колени, безмятежно спала, ее лицо казалось грустным.

*****

- Нет, Том, я не хочу праздновать день рождения, - в который раз за телефонный разговор повторила девушка, ее голос звучал раздраженно. - Но почему, Линда? – Том явно был настойчив в своем желании узнать причину. - Я почти двадцать лет не праздную день рождения, не вижу причин менять старую добрую традицию. - Ты невыносима, Ли! – он рассмеялся. - Когда ты освободишься? - Думаю, к шести управлюсь. - Отлично! Я забронирую для нас столик в ресторане на семь часов. Отказ не принимается! - Твоя взяла, Том, - сдалась Роза. – Мне пора, вышли мне сообщение с адресом. - Хорошо. До встречи.       Едва Крейн завершила разговор, как ее телефон снова отжил. На этот раз девушка получила электронное письмо от Коула. Мужчина написал краткое забавное сообщение, к которому прилагалась его фотография в спортивном костюме на фоне больничного сада. На снимке Ник старался выглядеть бодрым и веселым, но Ли понимала, как нелегко ему это далось. Реабилитационная терапия при всех своих бесспорных достоинствах была весьма болезненной процедурой для души и тела. Быстро написав другу благодарность, Ли вернулась к репетиции.       Вполне понятно, что седьмого сентября рабочий день у труппы Королевского театра не задался: каждый сотрудник хотел лично поздравить виновницу торжества, сама именинница частенько отвлекалась на телефонные звонки и сообщения, остальные актеры, поддавшись атмосфере праздника, принялись веселиться. Именно поэтому художественный руководитель театра, Уилл Грей, волевым решением прекратил рабочий день, заказал на адрес театра торт, несколько пицц и устроил небольшой праздник в честь Ли. Коллектив театра, рассевшись на сцене, на свой манер поздравлял девушку: кто-то произносил стандартные пожелания, кто-то читал стихи, кто-то пел, а исполнители ролей Гамлета, Клавдия и Горацио разыграли импровизированную сценку.       Покидая театр, Ли была в крайне приподнятом настроении, даже предстоящий ужин уже не казался столь ошибочным мероприятием. Переодевшись в черное платье и белый пиджак, она направилась в индийский ресторан «Moti Mahal» на Грэйт-Квин-стрит. Откровенно говоря, девушка не очень-то жаловала пряную кухню Индии, но сегодня была готова попробовать что-то экзотическое, что-то кисло-сладкое. Стоит ли говорить, что Розе крайне импонировало местоположение ресторанчика – до «Moti Mahal» можно было добраться медленным шагом всего лишь за десять минут. - Добрый вечер! Чем могу вам помочь, мисс? – к Ли обратилась молодая индианка с длинной черной косой. - Добрый вечер! – добродушно отозвалась Крейн. – Мистер Хиддлстон должен был забронировать столик на семь часов. - Все верно, - девушка расплылась в вежливой улыбке, - я провожу вас до столика. Мистер Хиддлстон, к сожалению, еще не подошел. Присаживайтесь.       Крейн, вернув девушке улыбку, села на полукруглый красный диванчик у дальней стены. Интерьер пришелся Розе по вкусу: желтоватый мягкий свет, стены приятного желтого оттенка, редкие картины с индийским фольклором, букеты живых цветов. Главным украшением первого этажа по праву являлось наполовину застекленное помещение кухни. Сквозь кристально чистое стекло посетители могли в живую наблюдать за действиями поваров и приготовлением блюд – настоящий кулинарный сериал. - Вы готовы сделать заказ, мисс? – к Ли подошел официант. - Эспрессо, бурфи и джалеби, пожалуйста (**). - Будет исполнено, мисс.       В течение пяти минут на столике перед девушкой появились кофе и сласти – Тома все не было, он опаздывал на десять минут. Прикончив первое йогуртовое гнездышко, Ли потянулась за телефоном, ее ждала неприятная весть – телефон Хиддлстона был выключен. Роза звонила еще четыре раза, но результат был тот же; настроение девушки падало так же быстро, как остывало кофе. Через полчаса терпение Ли подошло к концу. Она оплатила счет, упаковала оставшиеся сладости и покинула ресторан; ее некогда веселый настрой сменился на мрачный.       Она прогулочным шагом направлялась к станции Холборн, стараясь смотреть себе под ноги: все вокруг казалось ей чересчур веселым и счастливым, все вокруг огорчало ее еще больше. - Ли! Ли, постой! – за спиной послышался голос Тома. Она остановилась, но не повернулась.       Девушка медленно подняла на него глаза, лишь когда увидела прямо перед собой безукоризненно черные носки мужской обуви. Том всегда и везде выглядел идеально. Иногда у Ли складывалось ощущение, что даже пыль и грязь обходили его стороной, боясь нарушить его совершенство. - Прости меня, Ли. - Серо-голубые глаза проникновенно смотрели на девушку исподлобья, брови изогнулись дугой – типичное для Тома выражение вины, знакомое Линде долгие годы. – Ли, прости. Я заболтался с Марком, когда я спохватился, я хотел позвонить тебе, но мой телефон разрядился. Прости меня. – Он робко протянул ей букет, потрепанный ветром. - Идем, Том, - тихо сказала Розалинда, приняв цветы. - Ли, зайдем? – Хиддлстон с надеждой кивнул на вывеску кофейни. - Я устала, Том. Я хочу сесть перед телевизором и посмотреть кино.       Хиддлстон покорно смолчал; он в полной тишине шел рядом с любимой девушкой, не зная, что ей сказать. Любые его извинения, любые слова не смогли бы обелить его проступка, его забывчивости. Он так хотел сделать этот вечер для Ли незабываемым, он так хотел ее порадовать вопреки женскому нежеланию отмечать праздник, но в итоге все собственноручно испортил. Том так увлекся разговором с Марком о «Кориолане», что… забыл о Линде. Собственная провинность казалась ему вопиющим бесчинством, которое ничем невозможно сгладить.       Ли, погрузившись в свои мысли, и думать забыла об обиде на Тома. Такое случалось не раз – стоило ему вступить в интересный разговор или увидеть что-то беспрецедентно прекрасное, как время останавливалось, а мир сужался до одной точки. Том не раз опаздывал на встречу с ней, не раз забывал о ней, но сейчас Линде почему-то было особенно больно, особенно жутко. Сейчас, когда у нее никого не осталось, девушке не хотелось быть забытой в многомиллионном мегаполисе – эта мысль приводила Крейн в ужас.       Мы с Ли знали еще кое-что – Том в силу своего характера быстро забывал о нанесенных обидах и продолжал радоваться жизни как ни в чем не бывало. Хиддлстон был создан человеком эмоциональным, но поверхностным – лишь в первые секунды ему было подвластно понять всю суть эмоции, после, когда краски блекли, все забывалось. Лишь в первые секунды он понимал всю глубину нанесенной Ли обиды, но уже в метро ему казалось, что девушка лишь немного задета. Ему казалось, что это простой женский каприз, он и подумать не мог, какие страхи разбередил в девушке, сколько боли ей причинил.       По возвращению домой Ли, взяв ноутбук, уселась на диван перед телевизором – на экране мелькнули кадры «Меланхолии» (***). Девушка краем глаза наблюдала за сюжетом фильма, сосредоточив внимание на сайте магазина «Wickes» (****). От представленного в магазине разнообразия обоев у Крейн разбегались глаза; стоило выбрать хороший вариант, как на следующей странице оказывался вариант еще лучше. - Как тебе? – девушка показала Тому обои с крупным узором цвета морской волны. - Очень красивые, Ли, мне нравится. – Он со всей любовью и нежностью поцеловал девушку. – Ты прирожденный дизайнер! - Скажешь тоже! – отмахнулась девушка. Она старалась, чтобы в ее голосе не звучало нот обиды. - Держи, - Хиддлстон протянул Розе тарелку с тортом. – С днем рождения, Ли. Это тебе, - в женских руках появилась продолговатая бархатная коробочка. - Спасибо, - с придыханием произнесла она, разглядывая серебряный браслет с подвесками, - он очень красивый. Застегнешь?       Том, конечно, с радостью помог возлюбленной, крепко обнял ее и притянул к себе. Розалинда, устроившись на мужском плече, украдкой посматривала на украшение, блестевшее на ее руке. Браслет, несомненно, был невероятно красив и элегантен, но не трогал сердца девушки. В раннем детстве она грезила о золоте и серебре, но тетя отбила у девочки любовь к предметам роскоши раз и навсегда. При всем своем богатстве девушка не страдала транжирством, а дорогих украшений и вовсе не покупала. Это может показаться странным, но Роза, прожив двадцать шесть лет, так и не удосужилась проколоть уши.       Подарок Тома, цена которого явно была выше средней, напоминал девушке о родителях, наследстве, о прошлой жизни, которую Роза хотела забыть. Прошлая жизнь виднелась ей в дорогом блеске металла, слышалась в перезвоне подвесок, чувствовалась в холоде серебра - богемная жизнь семей Чарльстон и Крейн явно стояла перед синими глазами. - О чем ты задумалась? – тихо спросил Том. - Я просто любовалась браслетом. Мне никогда не дарили такой красоты. – Девушка широко улыбнулась, ее сердце скрипело.       Дальнейший просмотр фильма проходил в полном молчании. Том как завороженный наблюдал за режиссерской работой и красотой пейзажей, а Линда со скучающей миной на лице ждала развязки. Она узнала, что может случиться, если ее личная «Меланхолия» подступит слишком близко.