Пути Всевышнего неисповедимы

      Надо отдать должное Саре Крейн. Эта немолодая женщина, привыкшая упорно трудиться над землей и получать богатый урожай, с таким же рвением взялась и за воспитание своей племянницы. Однако и Розалинда не была так проста. Тетка без труда научила жить девочку по заведенному на ферме графику, но вот приструнить капризный характер Розы было не так и легко: уж слишком старые привычки были сильны. Но воля Сары была куда сильнее детских привычек, мисс Крейн каждый год вкладывала немало усилий в землю своей фермы, которая кормила не только ее, но и два десятка пони, разведением которых занималась.       Я изредка наблюдал за жизнью девочки, наблюдал за еженедельными истериками и слышал ее слезы и злобные упреки в адрес тети. Розалинда никак не могла свыкнуться с тем, что здесь – на территории Англии – она просто маленькая девочка и никто больше. Здесь никто не слышал ее слез, не обращал внимания на заламывание рук и не слышал капризов. Никто не отвозил ее в школу, поэтому ей приходилось идти пешком три километра до ближайшей среднестатистической школы. Никто не готовил ей на завтрак яйца Бенедикт с голландским соусом, а на десерт она не видела крем-брюле и домашнего мороженого. У Розы не было красивых платьев из дорогих тканей и атласных туфелек, но у нее были потертые кроссовки, комбинезоны и рубашки из дешевого хлопка и джинсы, в которых девочка работала в конюшне.       Покорность стала первой победой Сары Крейн. Пусть с перекошенным от неприязни лицом, пусть с колкими фразами, но Роза соглашалась со словами тетки и делала все в точности так, как ей было велено. Но этого мало, ничтожно мало. В натуре девочки было непростительно много качеств, которые не сулили ей добра во взрослой жизни. И мисс Крейн, не стесняясь средств, сделала все ради того, чтобы Розалинда в скором будущем не столкнулась с теми демонами, которые сгубили ее родителей. Пусть средства женщины были далеки от педагогики и порою были жестоки, но она сделала ради своей племянницы все – все, что могла. Сара преподнесла ей четыре урока, и уроки эти стали для Розы заповедями.       Первый урок Роза получила на свой одиннадцатый Сочельник. В этот день девочка в крайне приподнятом настроении туда-сюда сновала по дому, безропотно исполняя малейшие приказания тетки. На то у нее были свои причины – больше всего на свете Розалинда любила роскошь праздника с наряженной елкой и богатым столом, за которым соберутся все гости для того, чтобы послушать ее пение. Не менее она любила рождественское утро, когда среди пушистых лап дерева лежали яркие свертки, а по телевизору показывали новогодние фильмы. И сегодня все должно было пройти именно так, как она привыкла в Америке. Все так и было. Разряженная ель сияла множеством огней в углу просторной гостиной, множество угощений стояло на праздничном столе, за которым собрались друзья и гости тети. Розалинда гордо расправила складки на новеньком платье и приготовилась затянуть «O holy night», когда в дом ворвался их сосед: - В Саутгемптоне пожар! Скорее! – а после мужчины и след простыл.       Гости тут вскочили со своих мест – кто-то даже уронил елку – и, схватив куртки, тут же выбежали на улицу. В доме остались только тетка и ее управляющая, которые принялись сортировать праздничный ужин по контейнерам. Роза с застывшими на губах словами песни круглыми глазами наблюдала за происходящим – ее праздник рухнул и разбился вдребезги как елочные шары. - Что ты стоишь, Линда?! – голос тетки вывел девочку из ступора. – Не стой столбом – собери одеяла и теплые вещи! Живо! – рявкнула она. - Но ведь…       Синие глаза юной мисс Крейн в надежде скользили по остаткам некогда пышного празднества. В девочке теплилась надежда на то, что тетя Сара всего лишь пошутила и скоро все вернутся за стол. Какая им разница до того, что в соседнем городе пожар? Но тетя думала иначе. - У тебя проблемы со слухом, Линда? – женщина отложила в сторону полные контейнеры.       Рози, захлебываясь слезами, со злостью кидала в найденную клетчатую сумку все, что могло пригодиться погорельцам. С каждой брошенной вещью ее злоба все нарастала и нарастала, пока наконец не достигла финальной точки - ярости. Она ненавидела всех и каждого в Саутгемптоне: они лишили ее праздника, лишили ужина и подарков. С трясущимися руками девочка стащила набитую сумку вниз, где поклажу уже ожидала Сара. - Ты не очень-то старалась, - холодно заметила она, заметив, как неаккуратно лежат вещи. - Я торопилась, мэм, - отрезала Розалинда и, захватив курточку, направилась во двор. - Побойся Бога, Линда, у людей горе, а ты думаешь о своем празднике.       Поездка осталась для девочки незамеченной: для тех, кто ослеплен злобой, время всегда бежит быстрее. Но едва Роза покинула пикап, как эмоция тут же потеряла над ней власть, уступив место испугу. И бояться было чего. Вокруг суматошно бегали люди, громко выли сирены, всюду слышались крики, поднимавшиеся к закоптелой луне. Пожар уничтожил здание местной церкви, прилегавшего к ней приюта и несколько близлежащих домов, не говоря уже об унесенных жизнях.       Отбросив страх, она направилась к машинам скорой помощи, возле которых толпился народ. Кому-то оказывали первую помощь, кого-то спешно увозили в больницу, а кто-то просто сидел в оранжевом одеяле и смотрел в небо, потому что идти было больше некуда. Двое таких погорельцев и привлекли внимание Розалинды.       Чумазые мальчик и девочка - по всей видимости, брат и сестра - тесно жались друг к другу, силясь как-то друг друга согреть. На двоих у них было не так уж и много вещей: один шарф, одна шапочка, три рукавицы и тонкое пальтишко, пожеванное огнем. Ребятишки утешали друг друга и говорили о том, каким счастливым будет утро, когда все их друзья и воспитатели найдутся целыми и невредимыми. Рози, не смея больше смотреть на них, поторопилась к машине, где для ребят могло хоть что-то найтись. Она не могла смотреть на этих детей, не могла слышать их разговоров: слишком больно собственный эгоизм резал глаза и слух. Схватив плотное одеяло и немного еды, Крейн тяжелым шагом направлялась к детям, в глубине души надеясь на то, что там их больше нет. Но они сидели все там же и с той же надеждой смотрели на небо словно разглядывали звезды. Но на этом черном небе не было ни луны, ни звезд - только пустота.       Розалинда несмело укутала ребят одеялом и протянула им контейнер с едой, стараясь не смотреть им в глаза. - Вы так добры, - пролепетала девочка. - Джон, смотри, индейка и пюре! У нас будет праздничный ужин!       Глаза Розы наполнились слезами. Эти дети остались без крова и друзей, чуть не сгорели в пожаре, а теперь мерзнут под открытым небом, а радуются так, словно сидят за ужином в шикарном дворце среди изысканного общества. А ведь у них по сути ничего нет, в то время как у нее есть теплый дом, тетя, одежда и игрушки. Видеть свой эгоизм в чистом свете было выше ее сил, поэтому она поздравила детей и, протянув погорелице свою заколку, поспешила сбежать, куда глаза глядят. Присев на крыльцо одного из пострадавших домов, она заплакала. В этот раз из нее глаз текли не слезы отчаянья, не слезы боли, не слезы обиды, а слезы стыда. Она не была доброй и сострадающей - она не была такой, какой видели ее эти дети. Она была испорченной, как и говорила тетка. И испорченность эта не имела ничего общего с мусором и дурным запахом. От несвойственного девочке самобичевания ее отвлекло слабое попискивание, доносившееся из дома. Роза, гонимая безрассудным любопытством, тут же поднялась и пробралась в здание через распахнутую дверь. Минуты брожения по черным коридорам принесли свои плоды - в одной из комнат Розалинда нашла щенка, которого гордо вынесла на воздух. - Где ты была?! - к ней тут же подлетела Сара. - Там, - девочка лениво кивнула в сторону дома. - Глупая девчонка! - вспылила женщина. - А если бы с тобой что-то случилось! Об этом ты не подумала? - Прости, тетя, я виновата.       И Рози говорила абсолютно искренне. Она жалела, что заставила свою тетку волноваться, но она была крайне рада тому, что в ее жизни есть человек, который за нее волнуется. - Где ты его взяла? - Крейн повертела в руках найденыша. - Вытащила из дома. Мы ведь можем взять его? Он будет охранять кур.       Мисс Крейн еще раз оглядела собаку. Обычный беспородный щенок со шрамами на мордочке и проплешинами на шерсти - в нем не было красоты, которую племянница так любила. Но раз уж она готова просить за это существо, то значит еще не все потеряно и Линда когда-то сможет собой гордиться. - Сама будешь с ним заниматься, - на ходу кинула тетка. - Едем домой.       В ту ночь Розалинда наконец-то смогла понять, что мир не вращается вокруг нее; и открытие это было для девочки крайне приятно. Она была так слепа из-за своего эгоизма и так глупа, что не понимала своего счастья, воспринимая все усилия тети как должное. Она винила свою тетю, родителей, родственников и приют в своих несчастьях, не переставая каждый день жаловаться на ужасный запах в конюшне, скудный гардероб и однообразие пищи. А на самом деле бед у нее и не было, если только одна - она сама.       Второй урок не заставил себя ждать. Прошло буквально несколько месяцев, как характер Розалинды вновь претерпел заметные изменения.       Роза как и ее родители была крайне легкомысленна и недальновидна. Девочка жила только сегодняшним днем и ее нисколько не интересовало даже то, что должно случиться на следующей неделе. Ее интересовали лишь игры со щенком, конные прогулки и "Беверли-Хиллз 90210" по телевизору - юная мисс Крейн жила лишь удовольствиями, лишь изредка работая в конюшне, и совсем не заботилась об учебе и своем будущем, пока однажды не вступила в театральный кружок при школе. С этого момента девочка с удвоенным усердием принялась за чтение и занятия по актерскому мастерству, на которые она ездила на велосипеде в Саутгемптон четыре раза в неделю. Из ее комнаты то и дело доносились пламенные речи Шекспировских героев и душещипательные партии из мюзикла "Кошки".       Ее тетка должна была радоваться тому, что Роза наконец-то нашла занятие по душе, но вместо этого Сара не на шутку встревожилась: случилось то, чего она та боялась. Розалинда, сознательно или нет, решила пойти по стопам родителей и стать знаменитостью. Блеск, слава, восхищение - и малой толики могло хватить для того, чтобы тщеславие и гордыня племянницы вновь возродились. Мисс Крейн часто говорила с Линдой, пыталась уговорить ее прекратить занятия и даже угрожала тем, что посадит ее под домашний арест до тех пор, пока она не окончит школу; но все было тщетно. Сара сдалась, дав свое благословение; но в глубине души она надеялась, что девочка одумается и бросит это занятие. Но время шло, а Роза даже не думала оставлять кружок - ее увлечение становилось все серьезнее и занимало все больше свободного времени. В то время как в душе тетки все сильнее разрасталась тревога.       И вот в конце мая мисс Крейн сидела в зале, ожидая начала постановки, в которой ее подопечная должна была сыграть Анну Франк. По правде говоря, она надеялась на то, что Линда окажется никудышной актрисой и завалит всю постановку. Стоило девочке выйти на сцену в ярком свете софит, как все сомнения Сары развеялись - Розалинда прирожденная актриса, таланту которой грешно мешать.       Я был со своей подопечной в тот день, я пришел осуществить самое важное предписание в жизни Розалинды - в этот день она поймет свое призвание. Не считайте меня пристрастным, но юная мисс Крейн сыграла просто прекрасно, заставив каждого зрителя сопереживать нелегкой судьбе еврейской девочки. И когда занавес опустился, на юную артистку обрушился шквал оваций, в восторженный звук которых она тут же окончательно и бесповоротно влюбилась.       С этого майского вечера Роза и стала думать о своем будущем, выбирая предметы для старших классов и университеты для поступления. В ее жизни теперь не было былой праздности и легкомыслия - "Беверли Хиллз" позабыт, на холодильнике красуется табель с высокими оценками, уверенный голос декламирует вечное "Быть или не быть..."       Третий урок немного припозднился. Розе исполнилось тринадцать лет, когда ей вновь пришлось измениться. Розалинда с самых первых дней была крайне эмоциональна, и значит - обидчива и сентиментальна. Уроки актерского мастерства во многом ей помогли, но вот контролировать свои эмоции она так и не научилась и, по правде, даже не стремилась. Ей словно нравилось окунаться в бесконечный океан эмоций и тонуть в нем раз за разом - ей нравилось быть болезненно чувствительной, и она хотела, чтобы каждый видел пылание юного сердца. Подобная искренность, казалось бы, должна быть притягательной, но нет - поведение Розы поначалу отталкивало, а сейчас и вовсе вызывало неприязнь. Сверстникам было не понять тех дум и страстей, что ею овладевали. Они не понимали, почему стихи какого-то мертвого поэта или скучная мелодрама заставляют ее с причитанием рыдать и заламывать руки. За ней быстро закрепились прозвища "плакса" и "истеричка", хотя при этом никто не мог отказать Розе в том, что она умна и талантлива. Тетя в свою очередь не понимала, почему племянницу заботят такие глупости, не стоящие внимания. Любовь, подвиг, страсть, долг, терзания души - все это было для нее чем-то далеким и нестоящим. Одноклассники девочки еще просто не подошли к той черте, когда мир открывается во всей своей красе; в то время как тетка эту черту уже давно перешагнула. Сара Крейн вступила в тот возраст, когда все открытия уже сделаны, когда сердце уже не способно воспылать.       События одного ноябрьского вечера надолго запали в душу Розалинде. Восемнадцатого ноября девочка по обыкновению провела за домашними заданиями и повторением своей новой роли. Так прошло несколько часов, пока не настало время ужина - ужина в гордом одиночестве: тетя, покинувшая дом ранним утром, так и не пришла. И лишь когда пробило девять часов, Сара Крейн переступила порог дома. - Тетя, что-то случилось? - девочка тут же сбежала со второго этажа. - Завари свежий чай, Линда, да покрепче, - она тяжелым кулем опустилась в кресло. - Чем крепче, тем лучше, - и добавила, - себе налей.       Пока Роза суетилась, женщина включила телевизор и принялась листать каналы. Она вела себя точь-в-точь как всегда, но что-то в ее будничном поведении настораживало. - Марта умерла, - спокойным голосом произнесла фермерша.       Голос ее не дрожал, не выдавал и тени волнения - голос звучал обыденно, словно ничего не случилось. - Миссис Эббот? - вздрогнула Роза, поставив чашку на столик. - Но как?! Бедная миссис Эббот! Я ведь только пару дней назад была у нее в гостях и ела яблочный пирог, - причитала она голосом, в котором читались знакомые скорбные нотки. - Бедная миссис Эббот... - Помолчи, Линда, прибереги слезы для своего кружка! - грозно предупредила тетка. - Но ведь, - голос ее дрогнул, она сумела выдавить только два слова. - Линда, молчи! - чашка с лязгом опустилась на стол. - Нечего лить слезы: мы все умрем, - голос стал спокойнее, - и ты в том числе.       Девочка притихла, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слезы. Ее глаза внимательно смотрели на высокий ворс ковра: Роза просто не могла поднять на опекуншу глаз. Она не могла понять, как можно быть такой бесчувственной и холодной. - Может, у вас в Америке и принято рыдать без повода, но здесь - в Англии - принято быть сдержанными. - Но почему?! - девочка, подняв глаза, с вызовом смотрела на собеседницу. - Эмоции - твой враг, Линда. Твои родители ничего не скрывали, каждый знал об их ссорах и примирениях. Если бы ты знала, сколько раз твой отец подавал судебные иски, если бы ты видела, как плачет твоя мать над очередной "уткой".       Гостиную наполнила тишина, разбавляемая лишь тихим звоном металлических ложек о фарфор. Розалинда понурила голову. Тетка права: эмоции частенько играли с ней злую шутку. Над ее слезами частенько смеялись, из-за вспышек злобы оставляли после уроков, пренебрежение отдаляло от нее людей, на острые ее замечания нередко обижались. Сдержанность была ей чужда. - Никто не должен знать, что у тебя на сердце, Линда, - Сара вздохнула. - Ты прекрасная актриса - так научись этим пользоваться.       И Рози воспользовалась этим уроком. Через три дня на похоронах миссис Эббот девочка с каменным лицом слушала проповедь и наблюдала, как дубовый гроб медленно опускался под землю; а сердце ее разрывалось от скорби.       Свой последний урок Розалинда получила, когда ей шел четырнадцатый год. Однажды весенним утром она проснулась, подошла к зеркалу и остановилась, с удивлением разглядывая себя. В ту секунду, когда она увидела свое отражение, ее словно поразило молнией – Рози вдруг поняла, как она красива. Лицо больше не казалось угловатым и резким, цвет кожи приобрел благородный молочный оттенок, в синих глазах искрилось кокетство. Длинные золотистые волосы струились по плечам, превращая свою обладательницу в лесную нимфу. Рука девушки сама потянулась к расческе и медленно прошлась по всей длине волос с завороженным благоговением.       С того дня Роза непременно проводила перед зеркалом по меньшей мере полчаса, расчесывая свои волосы и из раза в раз повторяя монологи Джульетты. Пьеса «Ромео и Джульетта» стала для девушки своеобразной Библией, с которой она засыпала и просыпалась. Едва раскрыв глаза, она брала в руки книгу и мечтательно смотрела на высокого молодого Ромео с голубыми глазами и бронзовыми кудрями. Этот образ навсегда запечатлелся в ее сердце: она впервые влюбилась, пусть и сама того не знала. Перед сном девушка долго мечтала о пока не пришедшей любви и тихо вздыхала.       Ее тетка совсем не радовалась таким переменам, боясь того, что к племяннице вновь вернулось тщеславие. Несколько месяцев она лишь беспокойно слушала драматичные монологи и наблюдала за Розой в щель приоткрытой двери. Юная женщина все чаще говорила о романтической любви, о жертвах и поступках ради чувств. Она все чаще восторгалась красивой историей любви своих родителей и повторяла, что не желает для себя лучшей участи. Да вот беда – к своим поклонникам девочка относилась с пренебрежением и гордо отвергала их ухаживания, мечтая о сказочной истории любви с нарисованным Ромео. Учеба, драматический кружок, собака и пони – все было забыто, все уступило место бесплотным мечтам.       Когда терпение Сары Крейн подошло к концу, она ворвалась в комнату племянницы и уверенным движением руки отрезала ее длинную косу – волосы мертвым грузом рухнули на пол. Роза спешно поднесла руки к голове, ощупывая затылок, и взвыла от охватившего ее горя. Ее прекрасные золотистые волосы бесформенной, безобразной кучей лежали на полу, а в руках тетки злобно поблескивали ножницы. Девушка стихла, разглядывая покрасневшее лицо, обрамленное куцыми светлыми перьями, и в страхе заревела. Ей было не понять, как родная тетя своими руками могла лишить ее красоты?! - Ты изуродовала меня! – гневно вскричала Линда. - Не велика потеря, - женщина бросила в урну косу. - Отрастут. - Я хотела играть Джульетту! Я хотела, чтобы меня любили! – в воздух взмыла потрепанная книга Шекспира. - Кто? – спросила мисс Крейн, хотя сама прекрасно знала ответ. – Джейсон?       Джейсон Чанг считался самым популярным парнем школы и главным актером драматического кружка. Но вот беда – талантом парень был обделен, а других претендентов не было. - Джейсон! – она смущенно покраснела. – Если бы я играла Джульетту, то он бы поцеловал меня! – Линда несколько раз ткнула себя в грудь корешком книги. - Все это глупости, Линда, - Сара перехватила книгу, - в жизни так не бывает. Пора бы тебе повзрослеть. - Как не бывает? – девушка недоуменно смотрела на родственницу. - Вечная любовь – выдумка, Линда, - женщина тяжело вздохнула. – Человек рожден для того, чтобы трудиться. - А как же любовь? – стеклянные глаза смотрели на тетку. - Любовь тебя не прокормит и не даст кров. У тебя впереди долгая жизнь, большинство лет которой ты проживешь в одиночку. Ты будешь любить, и страдать ты тоже будешь, - она тяжело вздохнула, - и когда твое сердце будет разрываться от боли, тебя вылечит только одно – труд. Работай не покладая рук, девочка, вот что поможет тебе в жизни, а красота и любовь – вещи уходящие.       Ветхая книжонка опустилась на стол, Сара Крейн тихо направилась к двери. - Главное – найти себя, Линда, а остальное приложится.       Роза потянула на себя томик и с ногами уселась на подоконник. Прямо перед ее окном простирался бесконечный яблоневый сад, дальние деревца которого утопали в алеющем закате. Девушка безразлично смотрела перед собой, проводя рукой по неровным волосам; ее мысли витали где-то далеко над землями Америки и неслись к могилам родителей. Что они сделали в этой жизни? Любили ли? На ум сразу же пришли газетные вырезки и те немногие видео, которые Розалинда видела по телевизору. Эмма и Леонардо Крейн прожили яркие, но абсолютно бессмысленные жизни. Они улыбались, пили шампанское, гордо вышагивали по красным дорожкам, легкомысленно рассуждали о жизни – жили в свое удовольствие. Они ничего не сделали для этого мира, они прожили свои пустые жизни и ушли – теперь о молодоженах Крейн никто даже не вспоминает.       Рози вздохнула. Ее охватила странная, доселе неизвестная ей грусть. Еще сегодня утром она представляла, как проведет это лето, гуляя под руку с Джейсоном по берегу залива Саутгемптон-уотер. Эти планы теперь казались девушке до смешного нелепыми. Линда и сама не могла понять, зачем ей сдался Джейсон: ведь, по сути, он сам ей нисколько не нравился, ей хотелось лишь одного – наслаждаться своей красотой и молодостью с кем-то под стать себе. Совсем как мать. Раньше подобное сравнение только порадовало бы Рози, но сейчас лишь заставило устыдиться.       Это лето, только вступившее в свои права, опротивело Розалинде. Свет Солнца, тепло земли, звездные ночи, душный юго-восточный ветер – все это стало противно ей, все это навевало на нее тоску. И эта летняя тоска так никогда ее и не покинет.