Пути Всевышнего неисповедимы

      Я довольно скоро вновь вернулся в этот дом. Не прошло и шести лет, а я вновь стоял у детской кроватки, читая судьбоносное предсказание для Рози. Она, как и в прошлый раз, взволнованно ворочалась в кровати, мучаясь от страшных сновидений. Золотистые волосы разметались по подушке, ресницы вздрагивали, носик-пуговка недовольно морщился, а пухлые губы сжались в тонкую линию – девочка была явно напугана.       Я уже говорил, что в мою работу входит посылать людям знаки, но знали бы вы, как же трудно приносить дурные вести! Особенно трудно сообщать дурные вести ребенку. В тот день умер ее последний близкий родственник – дедушка. В ту минуту мир малютки рухнул – Розалинда Дейзи Крейн стала самой богатой нищенкой в мире. Девочка как единственная наследница получила многомиллионное состояние родителей, бабушки и дедушки, но по сути Розалинда стала нищей, ведь до восемнадцати лет она не могла распоряжаться деньгами. В то время только ленивый газетчик не посвящал семейной драме полосы в своей газете: «Малышка без миллиона!», «Розалинда Крейн: по ту сторону рая», «Золотые слезы богатых детей».       За несколько лет девочке по решению суда было назначено десять опекунов из числа близких родственников семьи, но каждый раз служащим Фемиды приходилась искать для нее нового попечителя. Каждая новая семья с радостью принимала маленького ангела в свои ряды, но уже в скором времени отказывалась от Розы. Белокурый ангел с синими как у отца глазами, обрамленными густыми ресницами, с первого взгляда обезоруживал своей красотой каждого члена семьи. Но уже очень скоро обманчивый туман первого впечатления развеивался, и капризный характер девочки проявлялся во всей своей красе. Она часто плакала то ли от одиночества, то ли от скуки, капризничала по поводу и без, говорила пренебрежительно и высокомерно, в негодовании кричала и топала ногами, к другим детям ревновала и жестоко над ними шутила, всем играм предпочитала самолюбование в зеркале и расчесывание волос, любила подслушивать и подглядывать, не имея никакого уважения к личным тайнам.       Розалинда за шесть с половиной лет привыкла к роскошной жизни и учтивому обращению, призванному потакать всем ее прихотям. Дедушка приучил ее к тому, что каждый каприз воспринимается как закон, которому нужно беспрекословно следовать. Малышке Рози все прощалось: каждая шалость воспринималась с учтивой улыбкой, а каждая грубость быстро забывалась, а порой – поощрялась. Стоит ли говорить о том, что ее все всячески хвалили и убеждали девочку в том, что она невероятно красива и талантлива. Каждый день юной мисс Крейн проходил в праздности. Она проводила часы в бывшем классе матери, в котором та училась танцам, и, крутилась перед зеркалом, разглядывая себя или меряя платья и украшения. Впрочем, Рози иногда играла в кукол, которым она сознательно портила прически с одеждой и ломала руки. На чердаке лежали десятки сломанных кукол, но малышка не разрешала их выкинуть или отдать для игр в детские дома, такой уж она была жадной. Но вот зачем ее никогда нельзя было застать так это за книжками или трудом. За уроками она уставала, а работа ее изнуряла.       Таким образом, к девяти годам Розалинда с увесистым багажом капризов, ужимок, высокомерия и прочих недостатков переступила порог детского приюта, в который ее определили по решению суда. Сразу вам скажу, что следующие два года ее жизни походили на бесконечную полосу препятствий, развернувшуюся посреди реальной жизни, далекой от Манхеттена. Сама же Рози называла свою жизнь бесконечным адом. Что же, на то у нее были свои причины. Розалинда была для сирот белой вороной, над которой было заведено смеяться и издеваться. В ней все было чужим: манеры, голос, привычки. Рози говорила нарочито вежливо, что в подобных условиях казалось издевательством; ей не нравились мультики, она предпочитала фильмы о королевах и аристократии и всегда заучивала цитаты принцесс, к другим детям относилась с пренебрежением, часто ябедничала и никогда не играла с другими детьми. Каждую ночь девочка плакала и, как учил дедушка, просила Боженьку вернуть ее семью, а вместе с ними большой дом, деньги и игрушки.       Летом девяносто седьмого года – за пару недель до ее одиннадцатого дня рождения – порог приюта переступила дородная женщина низкого роста. Одета она была просто и незатейливо, крупные загорелые руки лежали в карманах потертых джинс, карие глаза на коричневом лице, покрытом мелкими морщинами, щурились, словно смотрели на Солнце. Безусловно, она была женщиной, привыкшей долгими часами работать на открытом воздухе. Эта женщина вступила в тот самый возраст, границы которого трудно определить. Такой женщине может быть почти сорок, сорок с половиной и даже пятьдесят лет – все зависит от восприятия. Эта незнакомка была никто иная, как Сара Крейн, родственница Розы со стороны отца.       Мисс Крейн проделала далекой путь из графства Гэмпшир лишь ради того, чтобы оформить над дочерью племянника опекунство. Сара никогда не покидала пределов Великобритании, боясь оставить свою ферму без присмотра надолго, именно поэтому уже завтра утром она должна была вернуться с Рози на родной остров. - Рози, это твоя тетя Сара, - директриса приюта подтолкнула девочку к новоиспеченной опекунше. - Розалинда Дейзи Крейн, - гордо произнесла девочка, сделав книксен. - Вот так имечко прямо как у герцогини! – женщина рассмеялась. - Будешь Линдой. Собирайся, ты едешь со мной.       Розалинда, конечно, была рада покинуть приют, но радость ее омрачилась в ту самую минуту, когда она узнала, что блеск и красоту улиц Нью-Йорка ей придется сменить на грязь и смрад английской фермы. Однако выбора у девочки не было: Сара Крейн стала ее полноправным опекуном, воле которого пришлось подчиниться. Ее тетка нисколько не напоминала собой Леонардо. В ней не было его породистой красоты, в глазах не горел азарт, голос был груб, кожа не обладала аристократической белизной, а волосы не сияли золотом. Она была какой-то чужой – чужой не только для Розы, но и для всего мира привычного для нее.       Собрав свои нехитрые вещички – фотографии родителей и бабушки с дедушкой, да игрушечного белого коня – девочка с немой покорностью последовала за теткой и села в желтое такси, которое увезло ее в аэропорт.       Через толщу иллюминатора Рози видела, как дорогие ее юному сердцу родные земли остаются навсегда позади. Она, стараясь не моргать, буквально припала к стеклу пытаясь запомнить каждую деталь Нью-Йорка, с которым девочке было так больно расставаться. Боинг, взмыв высоко над землей, исчез в облаках - по бледным щекам девочки потекли слезы, из груди вырвались всхлипывания. - Не реви! - пригрозила ей тетка, оторвавшись от журнала. - Но я ведь уезжаю! - запротестовала девочка.       В ее голосе слышались знакомые нотки капризной, избалованной девочки, которая привыкла делать все по-своему, получая при этом одни похвалы. - Да ты должна радоваться, что покидаешь эту прогнившую страну!       Розалинда во все глаза смотрела на опекуншу. Прогнившая страна? Как это вообще? Розалинда видела, как в приюте выбрасывают просроченные продукты; она видела зеленые пятна плесени и чувствовала зловонный запах. Так значит, вся Америка тоже пахнет как испорченное мясо. Смердящая страна - смердящий народ. Но ведь именно в этой стране жили ее родители, ее бабушка и дедушка, все ее предки и она сама! Неужели тетя хочет сказать, что она испорчена и от нее разит как от отходов? Это неправда! Это ложь! Ложь! Ложь! - Это неправда! - громко крикнула Роза, ударив кулачком по подлокотнику кресла. - Америка - самая лучшая страна на свете!       Можно было подумать, что в девочке говорит патриотизм, но нет - в ее словах был слышен лишь эгоизм. Роза хотела очистить репутацию страны в глазах тетки, но только ради того, чтобы самой не выглядеть прогнившей. - Откуда тебе знать? - спокойно отозвалась, тетка. - Ты разве была где-то, кроме Америки?       Рози, пойманная в ловушку, резко замолчала и, поджав губы, повернулась к окну, продолжая плакать. Только вот сейчас ее слезы не несли оттенка ностальгии, а несли отпечаток задетого самолюбия. - Не разводи сырость! - приказным тоном сказала Сара. - Как только приедем в Англию, я сразу займусь твоим воспитанием! Более испорченной девчонки в жизни не видела!       Опешив от тона произнесенных слов, Розалинда тут же утихла: с ней никто и никогда не смел так говорить. Никто и никогда за всю ее короткую жизнь. - Да, мэм, - тихо пробормотала девочка и затихла.       После короткого разговора тетка заснула, а Рози думала о том, что она сказала. Испорченная девчонка. Эти два слова бесконечно крутились в маленькой головке снова и снова, причиняя девочке невообразимые страдания. Но стыдилась она не своих поступков и своих слов, а того, что кто-то смел сравнить ее с отходами! Как Розалинда Дейзи Крейн - наследница крупного состояния и красоты своей матери - может пахнуть как кучка мусора! Невозможно! Абсурд какой-то! Однако несуразность самой этой мысли не помешала девочке хорошенько обнюхать свои руки при первом удобном случае посещения уборной. Она жадно вдыхала собственный запах, пока не убедилась в том, что от нее пахнет свежестью и детским мылом. Рози, вполне довольная собой и результатом своего эксперимента, вернулась на свое место и в скором времени заснула с гордой улыбкой на лице.       Розалинда Дейзи Крейн испорчена. Ха! Как бы не так!