Зануда

Наутро после беспокойного сна Валя почувствовала слабость и головную боль. В горле словно кошки царапали, веки отяжелели, встать с кровати не было никаких сил, но спать было невозможно. Она вяло взяла с прикроватной тумбочки наручные часы, убедилась, что проснулась до будильника, но, в целом, уже можно было вставать и не спеша собираться: до начала занятий было полтора часа. Валя встала, тихонько прокашлялась, однако это не помогло от небольшой боли в горле. Перед глазами чуть-чуть плыло, и было холодно, но этот холод был странным: он исходил словно изнутри, иногда сменяясь порывом жара. Валя укуталась в вязаную кофту на пуговицах, надела теплые носочки и вышла из комнаты, точнее, проковыляла. Приходилось опираться о стены, потому что голова слегка кружилась. В коридоре она столкнулась с Ириной, которая уже была собрана, хотя обычно уходила на работу позже. — О, доброе утро, Валя! — Доброе… — прохрипела девушка и прокашлялась. — Что с голосом? Боже, да ты совсем плохо выглядишь! Простудилась? Валя машинально замотала головой, пусть и слишком вяло, но хозяйка дома уже ринулась к аптечке за аспирином. Не прошло и минуты, как она вернулась с кружкой теплой воды и таблеткой, заставив Валю принять ее. — Ты лучше отлежись сегодня, хорошо? Мне уже бежать надо. — Видимо, Ира, несмотря на затуманенность взгляда Вали, сумела рассмотреть там немой вопрос: куда она спешит так рано — и пояснила: — Моя дочь Ника прилетает сегодня, нужно ее встретить. У Вали тут же пронеслось в голове: «О нет, так неудобно стеснять ее! Почему она возвращается сейчас?.. Но, впрочем, рано или поздно она приехала бы, а сколько мне еще можно жить здесь?!» Действительно, папа договорился о временном проживании, но как долго продлится это «временно», не поднималось на обсуждение. Валя вдруг осознала, что вечно так продолжаться не может. Да и… жить вместе с Димой вообще неправильно, не говоря о том, что ужасно тяжело. Чудо, что в школе никто ничего не подозревает: они выходят в разное время, обратно вместе почти не ходят — пусть в глубине души ей и хотелось этого, здраво она понимала весь риск такого поведения. Валя совсем не могла сосредоточиться, понимая, что на элементарную чистку зубов у нее уходит непорядочно много времени. Затем ей захотелось горячего чая, чтоб согреться. Пока она пила его (Ира уже ушла), встал Дима. — Ой, привет, — зайдя на кухню, сказал он, проснувшийся и бодрый. Валя вяло кивнула ему. — Что с тобой? — нахмурился он, присмотревшись. Она замотала головой и встала, чтобы помыть за собой кружку. Путь до раковины, очевидно, она проделала слегка шатаясь. — Ты очень плохо выглядишь, — Дима подошел ближе и дотронулся до лба Вали. От такой милой заботы и его теплого прикосновения она ощутила знакомое чувство смущения и счастья, в следующую секунду сменившегося глубокой тоской. — Кажется, температура. Отлежись лучше. Валя уверенней замотала головой. Наедине со своими мыслями ей стало бы только хуже, а учеба спасет… Должна спасти. — Нет, серьезно, не стоит никуда идти. Ты, похоже, совсем плохо себя чувствуешь. — Все нормально, — только и сказала она, пройдя мимо. Чуть погодя ей и вправду стало лучше. Голова гудела уже не так сильно, а вялость ощущалась меньше. Это был первый раз, когда до школы они с Димой дошли вместе. Он волновался за нее, хотя Валя действительно уже не нуждалась в опоре при передвижении. То ли лекарство, то ли сила убеждения ослабили симптомы болезни. Вопреки опасениям Вали, в классе никто нечего не заподозрил. Только Оля с интересом посмотрела на них, вновь ощущая нечто странное: понимание их достаточно сильной близости, несмотря на то, что внешне это не показывается. Дима проводил Валю внимательным взглядом, пока она направлялась за свою парту, затем перевел взгляд на Олю, которая украдкой наблюдала за ним, иногда оглядываясь на сестру. Их глаза встретились, и она мягко улыбнулась. Он тоже, хоть и с тенью легкого смущения. Паштоха как обычно спал перед уроком. Когда Валя села рядом, он даже не шелохнулся и лишь со звонком принял нормальное положение. — Ты чего? Плоховато выглядишь, — отметил он, присмотревшись к покашливающей соседке. Она лишь помотала головой, мол, все в порядке. Первым уроком была физика. Вопреки стереотипам о доброте молоденьких учительниц, Юлия Витальевна была достаточно строгой, а также амбициозной: стремилась вбить сложный материал в головы всех до единого учеников. После контрольных работ обязательно проводила работы над ошибками, часто назначала внеурочные занятия для отстающих. Зануде это очень импонировало. В тот день из-за небольшой температуры она все же не могла сосредоточиться и думать ясно. И как назло именно сегодня урок физики был посвящен решению задач повышенной сложности. Валя их очень любила, сопоставляя подобный урок с маленькой олимпиадой. Но сегодня задачи решались плохо, она порой даже не могла вникнуть в задание. Обычно на физике Зануда старалась полностью сосредоточиться на учителе, ни на кого и ни на что не обращая внимания. Сегодня из-за того, что задачи не решались, она украдкой поглядела чуть влево и с удивлением обнаружила, что вечно отлынивающий Паштоха решает примеры, причем, вроде бы с большим интересом. Она осторожно перевела взгляд с его исписанной тетради на лицо — да уж, трудно поверить, но он по-настоящему увлечен решением! Что ни говори, физика — предмет о жизни. Сложный, но интересный. Валя пригляделась к записям Паштохи — они были сумбурные, задачи он совершенно не оформлял, но ей удалось проследить ход решения по простым вычислениям, и она поразилась: да он гений! Она уже поняла, что он очень умен, но сейчас убедилась, что это не просто ум — талант… и… рвение. Он всегда делал вид, что его ничего не интересует, но вот явное доказательство его большого увлечения физикой. Непонятно почему, но внутри Вали вспыхнула большая радость от этого открытия. Паштоха чем-то увлечен! Ему что-то нравится! Она не понимала, почему ее это так радует. Когда он заметил наконец ее взгляд, словно опомнился: хмуро поглядел на нее, чуть стыдясь. Это же не в его духе, да? Вале было все равно, она с радостным удивлением смотрела ему прямо в глаза. — Чего ты? — прищурился Паштоха. Валя слегка улыбнулась ему, а в следующую секунду переключилась на заговорившую учительницу. Она проверяла недавние контрольные работы и, закончив с этим, стала вслух объявлять результаты. — ...Думнова — «четыре». Жарков — «три». Зуева — «пять». — Здесь физичка отвлеклась от монотонного перечисления и подняла взгляд на Зануду. — Зуева, не хочешь принять участие в олимпиаде по физике? Вчера пришло положение. После уроков зайди в учительскую, поговорим. — И продолжила объявлять результаты: — Корнилов… «кол». Сдавать такую бредятину надо иметь наглость. Не понимаю, почему вас терпит эта школа, я сегодня же потребую вашего исключения. Она говорила это спокойно, хладнокровно, отчего сказанное приобретало более устрашающий эффект, чем когда учителя бросались подобными угрозами под наплывом эмоций. Вале стало очень страшно. Заметив на лице своего соседа лишь скучающую усмешку, она укоризненно сказала: — Что и кому ты пытаешься доказать? Ее вопрос был проигнорирован. Но она была уверена — ему нравится физика! Более того — у него действительно есть склонность к этому предмету. Даже, скорее всего, большая, чем у нее самой. В чем же причина того, что он это так яро скрывает? Следующим уроком был классный час, и Александра Степановна каждому ученику раздала специальные анкеты выпускника. — Отнеситесь серьезно, — напутствовала она. — На заполнение даем вам неделю, хорошенько все обдумайте, обсудите с родителями и напишите, на кого хотите в дальнейшем учиться и что сдавать. От выбора профессии зависит вся ваша дальнейшая жизнь. Не смейте относиться легкомысленно! Валя заполнила все сразу же — уже давно определилась, куда хочет пробоваться. Паштоха своим метким глазом увидел написанное Валей и прокомментировал: — С таким набором лучше бы шла на что-нибудь инженерное. Это намного интересней твоей замудренной скукотищи, да и востребованно сейчас. Или если углубишься в информатику, то в IT-сферу. А самое крутое, — здесь он сел поудобнее, положив локти на стол, — нанотехнологии. Причем, в любой сфере. Валя ничего не стала отвечать, впервые ей показалось, что это она нашла его слабость, а не наоборот. Это было сродни ощущению превосходства, пусть и небольшого, и странного. Она решила, что поможет ему, даже если он не просит и делает вид, что ничего не хочет. Теперь она убедилась, что у него есть желание. Просто в силу каких-то странных, непонятных причин он его подавляет. Украдкой взглянув в его анкету, она незаметно поджала губы. «Бухгалтер»… Ничего связанного с физикой. После уроков Валя зашла в учительскую, чтобы подробнее узнать про упомянутую ранее олимпиаду. Она еще не успела подойти к двери, но уже слышала, как учительница по физике жалуется завучу на Корнилова. Конечно, подслушивать она не собиралась, но отчего-то вдруг рука не посмела подняться и постучать в дверь. — Его поведение неприемлемо. У него нет ни страха, ни лени — это настоящий протест. Я не знаю, как это назвать по-другому! Он ОТКРЫТО протестует против школы. Как я вижу, вы все игнорируете этот факт и закрываете на него глаза, но я не собираюсь! Я пришла в эту школу учить детей, помогать им. Я пыталась поговорить с этим мальчиком, но он нахально усмехается мне в лицо. — Послушайте… — услышала Валя голос завуча, но дальше все ее внимание было переключено на незаметно подошедшую к ней женщину. — Валя? — спросили ее тихо. Она недоуменно перевела взгляд. И растерялась. Перед ней стояла та самая женщина, что смотрела на нее вчера с фотоальбомов ее сестры-близняшки. «Мама…» — она не посмела произнести это важное и столь значимое слово женщине, которую видела впервые. Даже про себя произносить его было как-то неловко, как-то неправильно, словно в тридцатиградусную жару надевать зимние сапоги и шапку. Елена Одинцова была среднего роста с очень худым лицом и выразительными чертами, которые от худобы казались даже грубоватыми: острые брови, тонкая линия губ, прямой нос. Волосы собраны в низкую шишку, одежда — классическая, очень строгая. Выделялись глаза: они были светлыми, мутновато-зелеными. Женщина оглядела свою вторую дочь с ног до головы быстрым, но внимательным, изучающим взглядом и чуть нахмурилась. — Здравствуй, — сказала она властным, но тонким голосом, в котором была слышна небольшая растерянность. — Не ожидала вот так вот встретиться с тобой. Нужно попробовать как-нибудь еще раз назначить семейную встречу и увидеться всем вместе с Гошей. Как он? — тут ее брови сочувственно опустились на глаза. — Как ты сама? Давно вы сюда переехали? Валя замотала головой и опустила взгляд, стесняясь смотреть в эти глаза. — Где живете? Может быть, в следующий раз мы с Олей зайдем к вам. Теперь пришло время чувствовать самое настоящее стеснение. — Н-не стоит. Мы живем у… тети Марины… — О, понятно… Далее беседа была прервана учительницей физики. Она вышла из учительской с уставшим и недовольным видом. Заметив Валю, остановилась. — А, Зуева. По поводу олимпиады… Два тура, первый через месяц. Если выскажешь желание, займемся подготовкой. Победа во втором туре приравнивается ста баллам ЕГЭ по физике. Само положение у директора, зайди к нему и ознакомься. Захвати еще Нелли Сухареву из 11 «Б». Я уже опаздываю на следующий урок, извини. И она стремительно ушла, сухо поздоровавшись со стоявшей рядом женщиной. Елена спросила, где она может найти Александру Степановну, на что та ответила, что та, должно быть, в каком-нибудь кабинете; ее вещи еще здесь, но в учительской ее самой не было. Затем Елена посмотрела на Валю. — Молодец, — одобрительно сказала она. — Удачи на олимпиаде. Будешь принимать участие? Валя кивнула и как раз заметила подходившую к учительской Александру Степановну, которая была ее классным руководителем. Указав своей матери на нее, она решила удалиться: почему-то ее безумно стесняла сложившаяся ситуация. Вслед ей еще были слышны слова классной: — …почему же вы не подошли раньше? — Я была занята на работе… Директор школы Степан Афанасьевич в своем кабинете разбирал какие-то бумаги. Это был большой и крепкий мужчина в возрасте с твердым голосом и грозным взглядом. Валя впервые оказалась в его просторном, хорошо освещенном кабинете. Вместе с ней там сидела маленькая костлявая девчонка с параллельного класса. Валя иногда обращала на нее внимание, но никак не думала, что они ровесницы. Сама Зануда тоже была невысокой и по сравнению со многими одноклассницами казалась еще маленькой, но Нелли Сухарева из 11 «Б» отличалась прямо-таки детской внешностью. — Итак, Сухарева, Зуева… — сказал директор. — Я наслышан от нашего нового учителя по физике о ваших успехах и хочу предложить вам поучаствовать во всероссийской олимпиаде по физике. Он подробнее рассказал о составляющих конкурса и форме его проведения. Девушки внимательно слушали. Когда директор раздал им копии положения для более подробного изучения, сказал, что они могут быть свободны, но Нелли вдруг объявила: — Простите, не подавайте заявку на меня, пожалуйста. Я не собираюсь сдавать физику, она мне, собственно, не очень интересна. Я собираюсь идти на юриспруденцию. — Может быть, еще подумаешь? Вдруг к концу года передумаешь, а тут, в случае чего, 100 баллов ЕГЭ. — Нет, это окончательное решение. Директор недовольно опустил свои седые брови и пробурчал хмурое «ладно», после чего Нелли пулей вылетела из кабинета, поглядывая на часы. А Валя не торопилась уходить. Возможно, сказывалась температура, возможно, что-то еще, но ей пришла до ужаса нелогичная и нерациональная идея... — Скажите… для школы и для вас эта олимпиада имеет большое значение? — спросила она нерешительно. — Конечно! — сказал как срезал директор, очевидно, расстроенный отказом Сухаревой, на которую он возлагал большие надежды. — Тогда я тоже откажусь… — От такой наглости он резко поднял голову и посмотрел на девушку очень и очень грозно, но она продолжила. — Я бы хотела… заключить небольшую сделку с вами. Он напрягся. Валя подумала, что зря затеяла это все, но отступать не пожелала. — Я буду участвовать, только если еще один человек примет участие. Теперь директор был несколько обескуражен. — Кто? — Мой одноклассник. Корнилов… — Валя поняла, что так и не узнала его имени за все время. Директор продолжал непонимающе смотреть на нее. — В чем проблема? Пусть участвует. — Дело в том… что он не хочет. И не будет высказывать желания… А еще его, возможно, хотят исключить. Но… он… умный… Умнее меня… — она сжалась, отчего-то так стыдно было говорить это все, заступаться за кого-то. Но чувство несомненной правоты этих слов придавало ей сил и уверенности. — Я… не знаю точно, но, по-моему, ему не предоставляют выбора, что сдавать и куда поступать. Я точно знаю, что ему нравится физика. И что он хорошо ее понимает. Но… — Корнилов, значит? — задумался директор. — Таким образом, ты пытаешься меня шантажировать, чтобы он не был исключен? — Н-нет!.. Или… Просто… я хочу, чтобы ему дали шанс. — Она почувствовала, что подступают слезинки. — Чтобы он сам дал себе шанс. Если он хорошо покажет себя на олимпиаде… не исключайте его из школы. Директор какое-то время просто смотрел пристально на ученицу своей школы, одну из многих, а затем твердо кивнул. — Я понял тебя. Ты хочешь помочь однокласснику, но, Валентина, лезть в чужие дела плохо. А еще вот так преподносить их — в форме небольшого шантажа. Тем более, кому! Директору! Валя нахмурилась, почувствовав отчаяние. Это было единственное, что она могла бы сделать. Пусть это глупо, пусть некрасиво… — …Но все-таки это благородно, — вдруг голос директора смягчился. — Пускай и в своеобразной форме. — Валя заметила на его лице легкую улыбку: из-за морщин тяжело было разглядеть. — Сделка принимается, Зуева Валентина. Я прекращу все попытки исключить Корнилова из школы и заставлю его участвовать в олимпиаде. Валя не могла засиять в улыбке, потому что, в принципе, не умела широко и ярко улыбаться, но ей показалось, что внутри нее все вмиг вспыхнуло и расцвело. Лицо ее изменилось лишь самую малость, но глаза просияли от лучей надежды. — Спасибо! — сказала она. Директор хмуро кивнул и принялся дальше работать с бумагами. Валя вышла из его кабинета и прижалась спиной к двери. Это был ее первый до сумасшествия смелый поступок. Это был первый раз, когда она так заступалась за другого человека. Теперь только оставалось самое сложное… Заставить Паштоху открыться и покориться миру физике, несмотря на все его туманные и сложные «протесты».