Зануда

Нежно-голубое небо простиралось чистейшей простыней, на нем не было ни единого облачка. Солнце светило ярко, почти ослепляло, стоило поднять голову. Оно было теплым, совсем нежарким, и легкий ветерок приносил прохладу с озера. В сочно-зеленой растительности стрекотали кузнечики. — Как же здесь все-таки чудесно! Честно, никогда не видела так много одуванчиков. — Серьезно? Дима оглянул небольшую полянку, усеянную маленькими желтыми цветами. Ему она казалась весьма обычной, таких на каждом шагу пруд пруди должно быть. — Серьезней не бывает, — посмеялась Оля. — У вас в городе, видно, туго с растительностью. — Ну… не знаю. Но точно не так, как здесь! — Она раскинула тонкие руки в стороны и подняла голову к небу, зажмурившись, словно впитывала в себя солнечный свет. — Ты сейчас воображаешь себя цветком? — улыбнулся Дима, действительно проведя некую параллель. Оля была в легком розовом платье и в свете ярких лучей на цветочной поляне напоминала фею. — Что? Вовсе нет, — смутилась она, обняв себя руками и опустив взгляд вниз. Они второй раз отдыхали в этом лагере. Прошлым летом эта девушка была тихой и незаметной, одевалась неброско и не выходила из своей комнаты — он, наверное, лишь под конец сезона по странной случайности узнал, что в их корпусе вообще живет такая милая девочка. Этим летом он ее сразу узнал и стал приветливо общаться, как со всеми. Узнав ее получше, понял, что она вовсе не зажатая серая мышь, просто тихая и не любящая быть в центре внимания. Но с ней всегда можно было поговорить о чем-нибудь. Даже нет — с ней хотелось говорить, но при этом... наедине. Интересно было знать ее мнение на происходившее, и с ней одной хотелось обсуждать что-либо. — Ч-что ты так смотришь? — похлопала она глазками, робко улыбнувшись и смущенно заправив прядку волос за ушко. — А, нет, просто я подумал, что ты очень похожа на мою старшую сестру, — улыбнулся Дима. — Да ну? Ты же показывал фотографии, я совсем не похожа на нее. Она такая красивая… — М, не во внешности дело, а скорее в повадках. Да и… ты тоже очень красивая. Оля смутилась и отвернулась. Дима тоже почувствовал, как краснеют уши. Что ж это с ним? — А у тебя есть братья или сестры? — перевел тему он, но, кажется, неудачно. Оля вдруг погрустнела. — Ну… да, у меня есть сестра. Только я ее никогда не видела. Наши родители развелись сразу после нашего рождения, и связь они совсем не поддерживают. — Вашего… рождения? Вы близнецы? — удивился он. Так странно было подумать о том, что где-то в этом мире есть девушка с идентичной внешностью Оли. Она ведь… такая необычная. Особенная… — Да, — кивнула она и присела. Затем сорвала один одуванчик. — Я тут вспомнила Клариссу Маклеллан. — Кого? — Одну чудеснейшую героиню романа. Она встала, подошла ближе, почти вплотную к Диме и резко посмотрела ему в глаза, отчего он вдруг растерялся. Его тело словно оцепенело, и он боялся даже вздохнуть, неотрывно глядя на Олю. Она провела одуванчиком по его подбородку. Пощекотать, что ли, хотела? Лепестки были прохладные и мягкие. Он не понимал, зачем это, но не мог оторвать взгляда от ее увлеченного лица прямо напротив. И он готов был поспорить, что никогда не посчитал бы такую сцену странной — чудесной и только. — Ты влюблен, — с улыбкой сказала она и вновь посмотрела ему в глаза. — Да, пожалуй… — тихо произнес он, как зачарованный. Ему казалось, что только что он понял нечто очень важное. — Ты хотя бы понял, что я вообще делала и как поняла это? — посмеялась она и начала тереть одуванчиком свой подбородок. Дима опомнился. — А… не совсем… — Говорят, что если потереть одуванчиком подбородок, можно определить, влюблен ли человек. Если остался след, значит, да. Ну, посмотри же. Желтый у меня подбородок, м? Дима чуть нахмурился. Недавнее наваждение, кажется, полностью прошло, и на смену приятному теплу по всему телу пришла холодная реальность. — Эм, нет, обычный, как всегда. — Понятно, — усмехнулась она. — А у тебя желтый-желтый. Она отвернулась, снова зашагав по цветочной поляне, а Дима не мог отвести взгляда. Бред это все, наверное. Естественно, желтый след останется, если так тереть. И вся пыльца, пожалуй, на его подбородок и ушла. Но… Дело не в одуванчиках и странных россказнях. Пожалуй… Он действительно понял в тот день нечто очень важное. *** Класс был окрашен холодным серым цветом, за окном завывал морозный зимний ветер. — Ты ведь Валя, да?.. Ей казалось, что она погружена в вакуум, закрыта от всего мира. Ей хотелось этого, и ей верилось. Она не могла разобрать перешептываний одноклассниц, слова еле слышно отдавались размытыми фразами в голове, а смысл так и не доходил. Только тонкий, робкий голосок новенькой смог пробиться сквозь невидимую преграду. — Меня зовут Оля, — девушка попыталась улыбнуться и сделала несмелый шаг вперед. — Папа… не рассказывал тебе обо мне? «Нет…» — неловкое, тихое, недоуменное. Оно вертелось на языке. Но не получалось даже пошевелить губами. Почему-то было больно внутри. Валя хотела сравнить эту боль с той, что ощущала на Посвящении, когда ее обзывали и обкидывали яйцами с мукой, — нет, совсем-совсем не то. Похоже, но не так. Не сказать, что больнее — не сравнить просто-напросто. Хотелось проснуться. Поскорее. Такая нелепость не могла быть реальностью. — Извините, — послышался тихий голос Димы, и от этого в висках забило тяжелой болью. Он обращался к учительнице. Говорил что-то про недоразумения, просил оставить девочек наедине и что-то такое — тяжело было уловить за звуком ударов сердца и взволнованным личиком своей сестры-близнеца. — Мне… — чуть приподняв плечи, вновь начала новенькая, — мне правда тяжело тоже, и… это так неожиданно. Так странно. — Девочки, — сказала учительница, — вы можете выйти поговорить в коридоре. Оля кивнула с благодарностью, прикусила губу и нервно заморгала, не зная, куда смотреть. Валя все еще чувствовала себя отстраненной от действительности, словно она случайный наблюдатель за какой-то второсортной постановкой в театре. — Помочь тебе?.. — слышался голос Паштохи. Валя не успела никак отреагировать, и тут подошел Дима. — Валь… — сочувствующе сказал он. Больно… Не поднимать головы, не смотреть на него. Только бы он больше ничего не говорил, или она расплачется прямо здесь. Расплачется… Из-за него?.. Но ведь он… Все было надуманно, и все было неправдой. Он всегда хорошо относился… но ведь не к ней? С самого начала он видел лишь тень ее сестры. Раньше, когда Зануда чувствовала боль или обиду, всегда сразу же закрывалась от окружающего мира, прячась за невидимой никому, кроме нее, стеной. Словно отключала чувства, становилась выше обидчиков. Убегала… Сейчас она понимала, что нужно снова закрыться, это единственный выход из ситуации, или ей будет очень-очень плохо. Да и от понимания, что он… все это время… не обманывал, но молчал и… Сердце охладело. Валя мотнула головой, одновременно выстроив невидимую непроницаемую преграду в свою душу. — Продолжайте урок, — равнодушно и тихо сказала она, опустив потерянный взгляд в стол. Кажется, кто-то ахнул, посмотрел на нее осуждающе, покачав головой, оскорбил. «Черствая, души нет»… Это все пустяки, подумала Зануда. Это не сможет причинить ей боль. Да и ничего не сможет. Не должно… — Ты уверена? — тихо спросил Дима, легонько дотронувшись до ее локтя. Вмиг сердце пронзила боль, жгучая, невыносимая. Она машинально убрала правую руку. Почему же Он все равно был исключением из всех правил?.. Его голос донесся до нее сквозь железную стену неприступности, и все тело охватила дрожь. «Уходи! Не говори ничего…» — взмолилась она беззвучно. — Слушай, сядь на свое место, тебя это не касается, — донеслось слева. Валя чуть повернула голову. Почему Паштоха всегда был грозно настроен к Диме? Впрочем, неважно. Сейчас Валя была ему даже благодарна за такие слова. — Я просто хочу помочь… — в ответ настороженно сказал Дима. — А тебя кто-то просил? — Паштоха говорил не грозно, больше высокомерно, заставляя Диму чувствовать себя дураком. Оля повернулась к своему знакомому. — Действительно, лучше поговорить позже и не срывать урок, — попыталась улыбнуться, но вышло чересчур притянуто. Дима хотел еще что-то сказать, даже приоткрыл рот, но, очевидно, не мог собраться с мыслями и в итоге просто, молча развернувшись, сел на свое место. Оля робко оглядела класс, убедившись, что свободных мест нет, и направилась к последней парте. Все оставшееся время до звонка в классе царила неловкая тишина, не считая редких слов учителя и неразборчивых перешептываний. Почти все заинтересованно глядели то на Зануду, то на Диму, то на новенькую. Дима уткнулся взглядом в чистый лист своей тетради, делая вид, что занимается. На деле он просто думал о произошедшем. Ему хотелось повернуться, но что-то останавливало. Вале вроде бы удалось заглушить свои чувства, убежать вновь, хотя она понимала, что это бегство — мнимое, напускное. Боль прямо у нее за спиной, она просто не видит, но стоит развернуться… и она пропадет в пучине страданий. Как только прозвенел звонок, почти все кинулись к новенькой и стали ее расспрашивать, разглядывать. От такого напора она ужасно смутилась, растерялась, ей захотелось спрятаться, но тем не менее она старалась вежливо отвечать на все вопросы. Одновременно пыталась поймать в поле зрения свою сестру. — Ребят, — устало произнес Дима, подойдя к напирающей толпе. Все сразу обернулись и слегка притихли, так как нечасто у самого доброжелательного человека был подобный тон. — Ну что вы… Поставьте себя на ее место, тяжело же человеку, а вы лезете. На смену любопытству пришла неловкость, кто-то стал потирать нос, а кто-то виновато переминаться с ноги на ногу. Оля мило улыбнулась, чуть замахав маленькими ладошками. — Да все нормально… Не нужно их так упрекать, Дим… Их глаза встретились. Он смотрел на нее с тоской и миллионами вопросов, вертящихся на языке, а она с радостью, простой дружеской радостью. И совсем недолго. Тут же перевела взгляд к своей сестре. И Дима тоже последовал ее примеру, но только украдкой, виновато и боязливо. Вале, должно быть, сейчас тяжелее всего. Ему хотелось помочь ей, он ведь всегда это делал, всегда был рядом, приходил на помощь, потому что знал, насколько она беспомощна и ранима. Но… почему он всегда делал это? Конечно же, из-за Оли, что сейчас сидит напротив! Так какое право теперь он имеет лезть к Вале? Да и почему «теперь»? Он вообще не должен был… Зануда медленно собирала свои вещи. Закончив с этим, просто встала и, не оборачиваясь, направилась к выходу из кабинета. — Прикольно! Вы с Занудой одно лицо, но полные противоположности! — сказала Марина. — Да, ты такая милашечка, Оля, — поддакнул кто-то. — В отличие от Зануды. — Далее посыпались смешки. Кто-то стал рассказывать о том, как сильно сестра отличалась от Оли: ее первый день, жадность, черствость и так далее. Их прервал Дима. — Валя. Ее имя Валя. И… хватит. Скоро перемена кончится, пора на следующий урок. — Ой, точняк! — И одноклассники разбрелись по своим местам складывать вещи, чтобы покинуть кабинет. Оля чувствовала на себе любопытные взгляды, смущалась от этого, опустив голову вниз, но вскоре все стали расходиться, и она почувствовала, что наконец может свободно вздохнуть. Только один человек не сдвинулся с места — она поняла это, когда снова подняла голову. — Рада видеть тебя, — мягко улыбнулась она и начала складывать свои вещи в сумочку. — Угу, взаимно. Пойдем, провожу тебя до кабинета, где будет следующий урок. Можешь спрашивать у меня, если что-то будет непонятно. — Спасибо. Здорово, что так сложилось. Странно это, но я очень рада, что мы в одном классе оказались. Я так переживала, что не смогу ни с кем подружиться, последний год как-никак… — Чепуха, тебя бы точно все приняли радушно. Впереди идущий одноклассник, слушающий их, обернулся через плечо и спросил: — А вы давно знакомы, да? — Мы в одном лагере отдыхали два лета подряд, неплохо сдружились, — дружелюбно пояснила Оля. — А, понятно. Дима понуро опустил голову, сложил руки в карманы и молчаливо пошел, глядя строго под ноги. — Ты такой грустный только сегодня или просто изменился за время, что мы не виделись? — спросила Оля. — М, наверное, все-таки первое, — улыбнулся в ответ Дима. — Тогда хорошо. Хотя, конечно, тоже ничего хорошего… А В-Валя?.. — неуверенно добавила она. Дима несколько секунд молчал, раздумывая. — Она… — с запинками начал он, — кхм, очень… ранимая. Видела же, как к ней в классе относятся. — Это… ужасно… — задумчиво ответила она, пытаясь поставить себя на ее место. Пытаясь понять, почему. — Это вовсе не из-за того, что она какая-то… плохая, нет. И она… не Зануда. Просто… — Оля глянула на него осторожно. Дима был так напряжен. — Честно, я понятия не имею, насколько ей сейчас тяжело. Дело в том, что отец ничего не рассказывал ей ни о тебе, ни о вашей матери. Для нее все это — как с луны свалившиеся вести. Оля почувствовала странную неловкость, словно влезала в чужие секреты, но все же поинтересовалась. — А ты откуда все это знаешь? Ну, про отца… Дима нахмурился, не зная, как объяснить. Скрывать от нее ничего не хотелось, но, с другой стороны, это Валина личная жизнь, ее проблемы, и вряд ли стоит кому-либо знать о том, что пока что она проживает у Сафроновых. Даже… сестре. — Так… получилось, — всего лишь сказал он. Несколько секунд длилось молчание. Первой его нарушила Оля, однако это было уже не продолжение напряженного разговора, а начало новой беседы, оттого тон ее приобрел более живое звучание. — Как ты вообще? Мне… о многом хочется узнать… — слегка смущаясь, сказала она. Дима повернулся к ней всем корпусом и посмотрел в глаза. — Да! Мне… тоже. Очень о многом хочется с тобой поговорить! — Он хотел взять ее за руки, но вновь его останавливал страх. Она смотрела на него с улыбкой, чуть поджав губы, а потом опустила взгляд, и ее брови грустно нахмурились. — Но вначале я хочу поговорить со своей сестрой. — Да, да, конечно. А, сейчас, — он достал ручку и какой-то исписанный листок, оторвал от него кусочек и написал свой номер. — Вот, позвонишь мне, как разберешься с… с чувствами… с собой. Поговорим нормально. — Да, спасибо, — кивнула она, взяв его номер. Дима проводил ее хрупкую маленькую фигуру своим взглядом. Как же… он все-таки был рад, что они снова встретились.