Зануда

Валя думала, что, раз Дима ничего не помнит, ей станет легче. Да, возможно, легче стало. Но и была, вроде бы, обида. Смущение тоже ее не оставило. Ох, чувства внутри бурлили самые противоречивые! Сложно было разобраться в них, это даже не представлялось возможным. Да и… было как-то страшно. Дима относился к ней как раньше — по-дружески, и так, наверное, было лучше, чем как-то по-другому. А потому она решила просто не задумываться над тем, как ей самой относиться к нему. Все равно не смогла бы. Конечно, все как раньше уже быть не могло, но если не задумываться, так и правда было легче. Агеева Лера, девушка того Глеба, бывшая ведущая на Посвящении, оказалась немного взбалмошной девушкой, смелой и веселой, но Вале в ее компании было на удивление спокойно и легко, она почти не чувствовала напряжения, как бывало у нее перед незнакомцами. Тем более, весьма активными. Лера оказалась невысокой и вроде бы совсем простой, но определенно красивой, однако красота эта была необычной, не такой, о которой привыкли говорить. Минимум макияжа, простой конский хвостик на голове, джинсы, толстовка… Валя представляла ее совсем по-другому. Ее привел в дом Дима, Валя слышала ее звонкий веселый голос, они о чем-то болтали с ним, когда вошли в квартиру. Дима представил девушек друг другу и тут же ушел по своим срочным делам. На какое-то время в комнате повисла неловкость, но почти сразу была рассеяна. — Ну, собственно, я так и не поняла, что вам всем от меня надо, — улыбалась Лера. — Островский как всегда ничего мне толком не объяснил. В ее голосе слышалось непринужденное веселье и заинтересованность, отчего и Вале стало чуточку задорней. Димина непринужденность ее почему-то очень смущала, от его дружелюбных улыбок и дружеских прикосновений по всему телу пробегала дрожь, а вот Лера с первых секунд развеяла ее напряжение, заставила поверить в то, что они могли бы стать подругами. Ей даже на мимолетное мгновение подумалось, что, встреться они раньше, Валя не была бы такой Занудой… Она почти спокойно, без напряжения, рассказала, что именно случилось. Хотя все равно краснела и смущалась, так как это таки выглядело странно. «Меня выбрали ведущей на Посвящение, объясни, что делать», — в Лериных глазах наверняка все так и выглядело. — Ну… — протянула она, похлопав глазами. — Честно, я просто не знаю, что тут советовать. Мне это как-то самой нравилось, вот и все. Когда я вышла на сцену, это было просто… ну, такой ВАУ, большой и эпичный ВАУ. Думаю, тебе просто самой должно нравиться то, что ты делаешь. Валя хмуро опустила голову. Вряд ли ей могло понравиться вести вечер. — А собственно, страшного там ничего нет. Это же праздник, все и так веселы. Ты просто разделяешь их радость, что ли. Это здоровско, правда. Лера говорила очень оптимистично, жестикулируя руками и улыбаясь ярко-ярко. Она бы приободрила Валю, если б в какой-то момент не стало понятно — Лера совсем другая. Она уверенная в себе и открытая, а также все-таки обаятельная и красивая. Валя чувствовала, что ей никогда не стать такой же, не быть центром внимания, не быть способной разделять свое веселье с другими. Она восхищалась этой простой и одновременно яркой девушкой, которая плевала на общественные устои, строя рожицы и болтая что-то неприемлемое, но понимала, что помочь ей набраться смелости она вряд ли сможет. — Чего раскисла? — Лера присела рядом, прямо коленками на пол. Вале… не хотелось открываться кому-либо, но почему-то само по себе вырвалось то, чего она даже не ожидала услышать от себя. — Не думаю, что у меня получится так же хорошо держаться на сцене и нравиться другим. Я вообще не очень нравлюсь окружающим. Ей стало стыдно за свои слова, это звучало как жалоба. Лера щелкнула ее по лбу. — Еще что скажешь! Мне ты очень даже нравишься, ты такая милашка. И Димка вот все уши уже прожужжал про то, какая ты хорошенькая. Да даже сам Островский Глеб признал тебя, так что, мадам, на комплименты нарываешься! Валя залилась краской. Но больше была в большом-большом шоке. Ей впервые признавались в симпатии так искренне и по-настоящему, так легко и просто. И ей действительно казалось, что это без капли преувеличения… Когда папа называл ее милой и хорошенькой, она никогда не верила, списывая все на ослепленную любовь заботливого родителя. Но когда это говорила едва знакомая девушка, которой нет смысла врать, как-то… верилось. — Я… — Немного защипало в глазах, и сидевшие в потаенных уголках души страхи и обиды начали давать знать о себе. — Я не умею красиво выглядеть. А ты… умеешь. И сама по себе красивая. Откуда и почему шли эти слова? Валя и не думала, что может произнести вслух что-то подобное. Ей стало чертовски-чертовски стыдно. Но Лера не смеялась и не показывала жалости к ней. Она просто села рядом, близко-близко и, весело улыбаясь, начала что-то искать в своем телефоне. — Я тебе сейчас покажу, как я умею красиво выглядеть! Она показала свою фотографию… Просто очень неудачную фотографию. — Блин, я ее вообще никому не показываю, — посмеивалась она, но больше — заметно — смущалась. Это Валю даже удивило, но вместе с тем еще больше сблизило с Лерой. — Глеб в прошлый раз спалил и дико ржал, еще и скачал себе, дьявол! Но я потом хитростью, умом и ловкостью все стерла. Это фотка двухлетней давности. О, уж поверь, я всегда была до безумия против косметики и всяких обтягивающих платьишек, юбочек и тому подобного. Да меня едва от парня отличали! Но… я никогда этого не стыдилась, пф, и тебе советую. В смысле, плевать на мнение окружающих, а не одеваться как мальчик. Хотя, конечно, как хочешь. Она убрала телефон в карман. Он тоже был совсем простым, чуть ли не кирпичом. Она не стыдилась ничего, не зависела от брендов или моды и действительно делала лишь то, что хотела. — Если ты недоумеваешь по поводу того, чего это я тогда сейчас такая накрашенная и все такое, то… — Она задумчиво надула щечки. — Ну не знаю, как объяснить. В какой-то момент любовь к этому проснулась, что ли. Ай, фиг знает. Я просто, когда Глеба встретила, как-то… захотела лучше выглядеть. Видела же этого модника-мажорика? Весь такой из себя, фифа такая, ага. И вот, я не то чтобы начала стыдиться своего лохмато-пацанского вида, просто… — ее голос стал мягче, взгляд она опустила в пол. — Когда любишь, наверное, хочется соответствовать или вроде того, начинаешь стремиться куда-то. Ой, не могу объяснить нормально, я вообще не особо такой объясняльщик хороший. Но ты только это… ему не говори то, что я тут болтала! А то вконец обнаглеет, — нахмурилась она. Вале хотелось улыбаться, слушая ее. Еще долго Лера болтала с ней о всякой ерунде, рассказывала что-то про своего Глеба и сплетничала про Диму. Это были безобидные шутки в его адрес, теплые и радостные, и Вале с каждым словом казалось, что она сближается с этими людьми, что ее втягивают в какой-то маленький уютный мирок. Она и сама не заметила, как рассказала какой-то случай из детства про своего отца. Когда пришел Дима, уже темнело и девочки опомнились. — Ну вот, так я и не помогла тебе ничем. Как всегда, блин, — кисло улыбнулась Лера. — Ну, ты мне звони, если что. Кстати, у меня мама с сестрой законодатели моды, помогут нарядиться на само выступление, обязательно! Ну и я чем-нибудь посодействую, если смогу, конечно. Валя кивнула. Ей было так легко на душе, не хотелось думать о Посвящении, вообще ни о чем толком не думалось. Просто хотелось лечь спать. В последние дни она не высыпалась, терзаемая невыносимым волнением и тем болезненным смущением, а сейчас стало спокойно, и всю ночь она проспала крепким сном, видя счастливые сны. Однако это сладостное ощущение легкости продлилось недолго. Лера действительно заразила Валю позитивом и верой в свои силы, но Валя была все же не такой… Для нее не задумываться над тем, что скажут другие, было невозможным. Может быть, если бы такой человек, как Лера, всегда был с ней рядом и помогал, подпитывал, так сказать, и воодушевлял, то со временем Зануде удалось бы стать более независимой от общественного мнения. Увы, таких людей, как Лера, нельзя просто приковать к себе. Усугубилось все еще и тем, что Валя в Интернете случайно набрела на записи некоторых одноклассников, которые посмеивались над ней — и над внешностью, и над характером. По сути, она и сама всегда знала обо всех своих «недостатках», каждый раз уверяла себя, что не стоит придавать подобным замечаниям значения, но на самом деле ни одно обидное слово никогда не проходило для нее бесследно. Она просто прятала все в укромный уголок, запирая душу большим тяжелым замком. Так уж вышло, что встреча с Димой и все последующие происшествия как будто притворили этот замок — ей действительно захотелось верить в то, что у нее есть и достоинства. Лера распахнула закрытую дверь еще шире. Немного открыв сердце в надежде обрести друзей, Валя не понимала, что может впустить в свою ранимую душу еще и разного рода оскорбления, которые окажут на нее слишком болезненный эффект. Теперь все замечания принимались с большей болью, чем раньше. Так, по прошествии нескольких дней, за которые в приоткрытую дверь ранимой души было впущено слишком много обидного, Валя просто пыталась успокоить себя. Внешне не было заметно почти ничего, внутри же у нее была жгучая боль и обида. Она просто присела на диванчик в комнате, поджав под себя ноги, и задумчиво уставилась в пол. Проще было бы снова повесить на свое сердце большой замок, еще больший, чем раньше. Забыть глупые надежды, стать черствой, не чувствовать вины и стыда перед Димой, не переживать, как Паштоха напишет самостоятельную (как же странно было обнаружить в своей душе и волнение за кого-то, кроме папы!), и многое-многое другое. Рядом лежало зеркальце средних размеров, непонятно откуда, но Валя, даже не задумываясь, просто так взяла его и посмотрела на свое отражение. Перед тем, как взглянуть, она невольно насторожилась и напряглась, уже настроившись увидеть множество недостатков у себя. Так, ее лучистые глазки, так часто блестевшие на свету, когда очки были сняты, в зеркале настороженно погрустнели, брови хмуро упали на них, словно придавив тяжестью, преградив пути очаровательному трепетному блеску. Уголки тонких губ досадливо опустились вниз, щечки потяжелели. Да и само зеркало немного полнило. Валя чуть сильнее сжала его края, продолжая рассматривать себя грустно-придирчивым взглядом. Кожа далека от идеала, ушки торчат, волосы не ухожены. И, как любая девушка, умудряющаяся в себе найти кучу несуразных недостатков, которых по идее нет, Валя осуждала свой нос, лоб, короткую шею и так далее... Она смотрела на отражение довольно долго, пытаясь иногда мысленно подбодрить себя, но почти сразу сама же находила еще больше неказистостей. В итоге в своих, как ей казалось, маленьких, слишком близко посаженных глазках самого обыкновенного цвета она заметила едва-едва проступившие слезы. И ей захотелось поплакать. Глупо, бессмысленно и жалко, но хоть немножко и разочек. Неожиданно рядом присел Кузя, глядя на нее с чуть склоненной набок головой. Валя снова удивилась его бесшумности, поглядела на приотворенную им дверь и… Сердце отбило один сильный, чувственный удар. Почему? Почему Дима всегда появлялся так не вовремя, так смущал и… — Что случилось? — серьезно спросил он, чуть нахмурив брови и прищурившись, словно готовясь пойти на защиту ей. Валя сглотнула застрявший в горле комок и, тяжело дыша, отвернулась. Слабо помотала головой, мол, ничего. В теле была противная слабость из-за недавних переживаний, руки слабо подрагивали, голова обессилено, понуро упала вниз. Его шаги, твердые и уверенные… Валя, в общем-то, знала, что он не уйдет и не поверит ей, но… Разве могла она как-нибудь подготовиться? Что ей теперь делать и как быть? Дима присел напротив, коленями на пол, облокотившись о диван и снизу глядя на нее. Она чувствовала его сердито-переживающий взгляд и не могла ничего сделать. — Валя… — сказал он намного тише, чуть подавшись корпусом вперед. Это напугало и взволновало ее. Она закрыла лицо руками, не в силах выдержать такой близости. Дима не отстал бы, пока она не сказала причину расстройства. Причина была до смеха глупа, а врать Валя не умела. — О… только не плачь… — Дима встревожено и очень легко, даже боязливо дотронулся до ее плеч. Валю удивили испуганные нотки в его голосе, но больше она думала лишь о невыносимом стыде. — Ну же, скажи, что произошло. Тебя кто-то обидел? Я снова что-то натворил? Она слабо помотала головой. Дима слышал ее осторожное, почти бесшумное дыхание и сам немного успокаивался — она не плакала. Мало кто мог устоять перед женскими слезами, мужчины обычно просто теряют голову из-за них. Так что Дима более-менее успокоился, почувствовал бОльшую уверенность в себе. — Почему ты закрыла лицо руками? Валя чуть согнула пальчики, молясь, чтобы он оставил ее. Но она знала, что этого не произойдет, пока Дима не узнает причины такого странного поведения. Несколько долгих, невыносимо мучительных минут длилось молчание. Затем он легонько дотронулся до ее ладоней, мягко, нежно, заботливо. Сердце забило чечетку, дышать стало нечем. Он осторожно взял ее за тонкие запястья, но Валя сильнее напряглась, готовая кричать от переполнявших чувств. — Я… — тяжело выдавила она, — я стыжусь… Дима подставил одну ногу, чуть приподнявшись. Теперь его лицо было на одном уровне с ее. — Чего? Он подался еще чуть вперед и сильнее обхватил тонкие запястья. Валя испугалась, когда его руки с силой и уверенностью стали раздвигать ее ладони, открывая ее чуть исплаканное лицо на обозрение. Следовало бы собрать все свои силы, чтобы не позориться уже в который раз перед ним, но… сил просто-напросто не было. Руки и без того дрожали, теперь же они безвольно подались твердому, решительному напору Димы, и Валя увидела его лицо так близко, как в ту бессонную ночь. Только теперь, при свете солнца, можно было четче рассмотреть его черты. Он заправил ее волосы за уши и взял лицо в свои ладони. Это безмерно взволновало ее — разве так уши не выглядят больше, а щеки полнее? Зачем он это сделал? Но он продолжал глядеть на нее прямо и твердо, непоколебимо. И Валя была не в силах что-либо сделать, как зачарованная глядя на него. — Ты красивая. В его глазах не было и тени лжи или лести. Он произнес эти слова не просто твердо — почти оскорблено, словно не принимал факта того, что это лицо вообще кто-либо может считать некрасивым. Валя никогда в жизни не смогла бы описать того, что чувствовала в тот момент. Ее чуть влажные глаза как никогда раньше блестели в солнечном свете при взгляде на Диму.