Зануда

У классного руководителя одиннадцатого «В» — пожилой, мягкой женщины, ведущей историю, — были проблемы со здоровьем, не очень серьезные, но из-за них она часто отсутствовала в школе. Как и в самом начале учебы. Теперь же, по выздоровлении, Александра Степановна наконец появилась, чтобы провести классный час и познакомиться с новой ученицей, которая не была представлена в свой первый день как следует. Под конец урока учительница вспомнила кое-что важное, о чем следовало сообщить классу раньше. — Вот еще что, ребята, — обратилась она своим спокойным, тихим голосом старой женщины. — Скоро Посвящение в старшеклассники, помните? Кто-нибудь хотел бы быть ведущим? В параллельных классах все отнекиваются, как мне сообщили другие классные руководители. Ученики отвлеклись от своих телефонов и болтовни, стоило услышать это. На Посвящении одиннадцатиклассникам разрешалось изрисовывать лица десятиклассников, заставлять их проходить различные испытания — можно сказать, просто издеваться. В пределах разумного, конечно. Помимо этого, проводились различные конкурсы, выступали школьные ансамбли и хоры, а также сами десятые классы со своими номерами, и завершался вечер дискотекой. Ребята переглянулись со своими соседями по парте — не очень уж хотелось выступать на публике. В принципе, ничего сложного, конечно, но большинству хотелось издеваться над десятиклассниками, ведь именно в этом виделось самое веселье. Кто-то просто боялся, а кому-то было лень. — Ну как? Совсем нет желающих? Александра Степановна хмуро оглядела своих учеников и спросила, не хочет ли быть ведущей Марина, миловидная девушка, знающая себе цену и умеющая держаться на людях. Но сама Марина отнюдь не горела желанием. — Александра Степановна, насколько знаю, Валя Зуева хотела, — улыбнулась она, поглядев через плечо на Зануду. Валя вздрогнула и подняла на нее полные удивления глаза. Паштоха тихо прошипел сквозь зубы что-то невнятное, а затем как-то странно цокнул и глянул на растерянную соседку. Сколько еще Марина собиралась пакостить ей?.. Зануда только хотела возразить, сказать, что вовсе не хотела быть ведущей, как послышались поддакивания подруг Марины. — Да-да, она очень хотела, Александра Степановна! — эти и тому подобные лживо радостные речи полились чуть ли не со всех сторон. Валя бегала глазами с одной девушки на другую и ничего не могла сделать. В прошлом классе с ней никто не общался, но ее, по крайней мере, не трогали. Если и держали злобу, то совсем не пакостили. Теперь же она чувствовала, что настроила против себя большую часть класса. И винить в этом могла, в принципе, лишь себя. — Валя, — послышался мягкий голос Димы, заставивший ее прийти в еще большее оцепенение, — ты же не хочешь? Она боялась даже посмотреть на него после случившегося прошлой ночью. Весь следующий день — воскресенье — старалась не выходить из комнаты, чтобы не видеться с ним, а в этот понедельник, убежав пораньше, снова не разбудила его, просто потому, что не смогла бы. От одной мысли об их поцелуе ее охватывал жар и тряслись руки, от одного его вида становилось нечем дышать. Он все это время пытался с ней заговорить, как обычно, но Вале удавалось избегать его, так что они ни разу не пересеклись. Теперь она не знала, что хуже — ненависть почти всего класса и плохая перспектива стать ведущей или же… он. Просто было страшно. Почему-то. Валя чувствовала его твердый взгляд на себе и могла лишь сильнее опускать голову, чтобы чуть торчащие волосы скрывали ее лицо от него. Это болезненное, ненормальное смущение не давало ей сказать ни слова, отчего Александра Степановна не вставала ей на защиту, хоть и понимала, что вряд ли девочка хочет быть ведущей. Да и сможет тоже вряд ли — слишком уж зажатая и неразговорчивая. Классная просто не понимала ее, и раз уж большинство учеников говорило об ее желании, а сама ученица не опровергала это, то выбора просто-напросто не оставалось. — Ладно, тогда Валя Зуева будет вести вечер… — растерянно промямлила старушка. Марина тихонько усмехнулась, с задних парт послышались смешки, но больше — недовольства вроде: «Ну и что же это за вечер будет! В прошлом году было просто отпадно, а теперь…» Паштоха три раза цокнул, скрутив губы в трубочку, и отвернулся к окну. Валя понимала, что только что для самой себя натворила что-то плохое. Впрочем, ей казалось, что даже если она будет возражать, Марина со своими подругами каким-то образом надавят на нее в любом случае. Она услышала, что Дима тихо вздохнул. — Там, в общем-то, ничего сложного, Валя, — продолжала классная. — Сценарий полностью напишет Лидия Михайловна, директор школы искусств. Тебе нужно будет всего лишь выучить слова. Думаю, ты справишься. Это немного успокоило Зануду. Просто вызубрить сценарий не представлялось сложным для нее. Отличное знание текста дало бы уверенность, опору на сцене. Конечно, множество ровесников, неотрывно смотрящих на нее одну и слушающих каждое ее слово, безгранично смущало бы, но она должна справиться… — Можно? — послышался серьезный голос Димы. Валя перевела осторожный взгляд на него — он поднял руку, твердо глядя на классного руководителя. — Нужно ведь два ведущих: девушку и парня? — Да. Мальчика, скорее всего, с одиннадцатого «Б» возьмут, Шохова Витю, активный такой, веселый, на сцене умеет держаться. — То есть он уже согласился? — Н-нет, вроде бы. Но желающих ведь нет, а его кандидатура наиболее подходящая. — Я… Можно я буду вторым ведущим? Одноклассники тут же притихли, удивленно глянув на Диму. Большинство про себя задалось вопросами, зачем это ему, почему он так заступается за Зануду. В общем-то, он всегда был доброжелательным к кому бы то ни было, поэтому глупо было спрашивать его об «излишнем», как всем казалось, внимании к новенькой, но все же… Александра Степановна же была в большей степени рада, чем удивлена, такой просьбе со стороны этого обаятельного юноши. Она не представляла его в роли ведущего, но почему-то была уверена в его способностях. А Валя… Теперь ей стало казаться, что, даже вызубрив текст до автоматизма, она не справится. Никак. Ее пальчики чуть дрожали, а брови обреченно нахмурились. Ну зачем? Зачем Дима так поступает? Ей хотелось пропасть, исчезнуть, закрыть голову руками от всех-всех. От него. Но было страшно даже показывать свои эмоции. Просто невыносимо. — Эй, ты чего? — послышался шепоток соседа по парте. Где-то там Александра Степановна что-то радостно говорила Диме, он, похоже, смотрел на Валю, одноклассники вроде бы тоже на нее, или на него. Вале просто хотелось испариться. Прозвенел спасительный звонок с урока, она хотела скорее выйти, но руки к черту дрожали, что даже собрать ручки и карандаши в пенал было сложно. На Диму как всегда после звонка накинулись другие ученики, но он встал, улыбнувшись и сказав, что позже уделит всем внимание. Затем, определенно, направился в сторону Вали. Ей же теперь не оставалось ничего, как просто небрежно загрести в рюкзак все учебники, тетради и принадлежности и броситься прочь. Она сама едва понимала, что делает, никогда прежде ей не приходилось испытывать такую бурю эмоций, такой раздирающий стыд и страх. Она не знала, куда бежит, зачем и почему. Ей просто скорее нужно было остаться одной, чтобы постараться привести свои мысли в порядок. Она не знала, сколько на это потребовалось времени. Умывшись прохладной водой в туалете, Валя постаралась восстановить дыхание, усмирить бьющееся сердце, охладить пылающие щеки и просто собраться с мыслями. Через какое-то время пришло понимание, что, в целом, конечно, ничего серьезного не произошло… Она понимала это. Прекрасно понимала. Но почему-то при мысли, что Дима будет рядом, снова становилось плоховато. Это было так странно и глупо. Как можно было справиться с этим смущением? Как долго оно собиралось преследовать ее? Почему… почему сердце так билось при мысли о Диме? Начался следующий урок — об этом говорил дребезжащий в коридорах звонок. Классные часы обычно ставили, конечно, в конце расписания во всех классах, но Александра Степановна поняла, что в таком случае никто просто-напросто не придет, поэтому попросила завучей выделить время одиннадцатому «В» в середине учебного дня. Следующим уроком была биология. Валя скорее бросилась к нужному кабинету — что бы ни произошло, опоздания не прощались. Однако в этот раз, судя по всему, учитель сам опоздал — дверь не открывалась. Никого из одноклассников не было, что немного напугало Зануду — возможно, они перешли в другой кабинет. Если так, то она была без понятия, где их искать. К счастью, все оказалось куда проще. Мимо прошла Елена Петровна, учительница математики, и сообщила о том, что учитель биологии заболел, а весь одиннадцатый «В» болтается в фойе школы, следовательно, сейчас у Вали окно. Она на это сообщение похлопала глазами, не зная как реагировать. Биология не была ей так уж интересна или необходима, а потому… можно было и порадоваться, да? Но что делать теперь? Есть еще тридцать восемь минут. Все ученики во время окон болтают в фойе, играют во что-нибудь или чаще всего делают домашнее задание, которое не успели сделать дома. На первых уроках в этот понедельник ничего не задали, поэтому делать Зануде было нечего. Через какое-то время она почувствовала, как урчит ее живот. Этим утром есть она не стала, не хотела и не могла — ей хотелось скорее убежать из этого дома, подальше от Димы, затеряться в толпе других учеников, чтобы не сталкиваться с ним… И теперь пустой живот подавал знаки недовольства. Найдя в кармашке своего серого сарафанчика несколько монеток, Валя решила отправиться в школьную столовую. Во время урока там не должно быть много народу, как посчитала она, немного стесняясь кушать в одиночестве. Так и было — обычно забитая учениками школьная столовая теперь почти пустовала. Это была большая просторная и довольно светлая комната примерно с десятком одинаковых длинных столов и лавочек с двух сторон от них. Слева располагались раковины, вешалки и в дальнем углу стол для грязной посуды, справа, у окон, примостились маленькие круглые столики, уютные, покрытые белыми скатертями. Рядом с ними стояли удобные кресла. Здесь, как правило, сидели учителя и работники школы. Валя оставила свой рюкзак на вешалке, ополоснула руки под холодной водой и направилась к противоположной от входа стороне, где находилась касса. Заказав себе недорогую булочку и чай, она услышала голос, от которого чуть не опрокинула все на себя. Дима… Он звал ее. Она попыталась убедить себя в том, что ничего, совершенно ничего страшного нет в том, что он идет сюда, в том, что будет разговаривать с ней о чем-то. Пыталась, пыталась… Он приближался, и Валя, сжимая стаканчик с теплым чаем и тарелку с пышной горячей булочкой, медленно отступала назад. Ноги сами по себе двигались, коленки сами по себе дрожали, щеки сами по себе пылали. Она отходила назад медленными, робкими шажками, пока не почувствовала, что кто-то сзади преградил ей дорогу. Обернувшись и бегло извинившись, она увидела незнакомого высокого парня со странной, ничего не значащей улыбкой. — Привет, — вдруг сказал он, положив руку ей на плечо. — Здравствуй, — выдавила она в ответ, слегка удивленная тем, что кто-то с ней заговорил просто так. — Кажется, тебя зовут, — кивнул он в сторону Димы. Валя вспыхнула и, опустив голову, специально отрицательно покачала головой. — Тут больше никого нет, — настаивал незнакомец. Как-то это было странно. Валя не понимала, зачем ему это. Но, стоило увидеть, что он поднял взгляд и кивнул Диме, как она поняла — они друзья. — Пошли, — он нахально и смело, хоть и, казалось, совсем легко повел ее по направлению к тому, кого Валя избегала уже второй день. Незнакомец отвел ее к одному из круглых столиков у окошка, где стоял Дима, неотрывно и ожидающе глядя на Валю. На какое-то время повисло неловкое молчание, и он сам попытался его развеять, добродушно улыбнувшись и отодвинув кресло для Вали. — Садись, поедим вместе. — И присел рядом. Его друг тоже занял себе местечко за их столиком. — Знакомьтесь. Моя одноклассница Валя, и мой друг Глеб. Парень протянул ладонь для знакомства, Зануда несмело пожала ее в ответ. Присутствие еще одного человека более-менее успокаивало. Быть наедине с Димой она бы не выдержала. Похоже, он и сам знал это, знал, что с третьим человеком Вале будет чуточку спокойней. И вообще, он никоим разом не вспоминал произошедшее, даже не давал каких-то намеков, больше разговаривая с Глебом, из-за чего Валя действительно могла расслабиться. Дима понял и то, что ее смущает кушать в присутствии двух не едящих ничего людей, а потому заказал себе пирожок. Постепенно напряжение разбавлялось, Вале становилось спокойней. — А, Глеб, новость, — вдруг сказал он. — Не поверишь, но я буду ведущим на Посвящении. — Ух ты, — ухмыльнулся тот слегка, но по интонациям нельзя было сказать, что он удивлен или вообще испытывает какие-либо чувства. — Вот. И Валя тоже. Она ощутила беглый взгляд Глеба на себе. Наверняка он мысленно задался вопросом, а сможет ли такая замкнутая девочка выступать на сцене. Она и сама понимала, что вряд ли. — Интересно, — просто сказал он. — Да ей даже слово сказать не дали, на самом деле. Валь, ты не переживай, там ничего сложного не должно быть, — приободрил ее Дима, отчего на щеках у Вали вновь проступил легкий румянец. — Ну да, просто будь уверенней в себе, — поддержал ее и Глеб. Зануда хмуро опустила взгляд. — В этом-то и сложности, — озвучил ее мысли Дима с легкой улыбкой. — Валя у нас довольно скромная. Но я тут подумал… может, Лера сможет помочь? — Лера? — Да. Если у нее время есть, конечно. Уверенности у нее, по-моему, хоть отбавляй. Глеб усмехнулся, а Валя подняла осторожный взгляд на них. О ком это они? — Девушка Глеба, — пояснил Дима. — В прошлом году была ведущей на Посвящении. Думаю, может, она, так сказать, подготовит тебя. — Чего же моей помощи не просишь? У меня ведь тоже опыт есть. — Чтобы ты ее стриптизу научил, эксгибиционист? Валя непонимающе уставилась на них. Глеб подпер щеку рукой. — Мы шутим, шутим, не напрягайся. Я и сам знаю, что вряд ли чем помогу. А вот Лера вполне сможет, на мой взгляд. — Я просто подумал, что девочкам в любом случае будет легче найти общий язык. — Я поговорю с ней, — улыбнулся Глеб. — Спасибо. С завтраком или просто перекусом было покончено, а до следующего урока оставалось еще минут пятнадцать. Ребята встали, отнесли грязную посуду куда нужно и разошлись. Точнее, Глеб покинул их, скрывшись в неизвестном направлении. — Пойдем, — кивнул Дима в сторону актового зала. — Нам нужно забрать сценарий у Лидии Михайловны. Странно. Это нездоровое смущение почти полностью прошло, и Валя теперь могла, почти как раньше, идти рядом с ним, смотреть на него, думать о нем. Возможно, это как раз потому, что сам Дима не поднимал тему, вызвавшую то невыносимое чувство. Но рано или поздно это должно было произойти. — Что ты?.. Почему ты меня избегаешь? — спокойно спросил он, и Валя вновь почувствовала наплыв стыда и страха, меньшего, чем раньше, но все же ощутимого. Она не знала, что говорить, и молча шла, опустив голову. — Я что-то сделал? Теперь ей стало непонятно… Как-то уж слишком спокойно спрашивал Дима. Неужели он не понимал? Неужели… для него этот поцелуй был чем-то обыденным? Валя не понимала людей, конечно, но… — Я весь день думал, что не так, что такого сделал тебе. Мы ведь вполне неплохо ладили в субботу, даже болтали и смотрели фильм. Я уже думал, что ты наконец открываешься. Но потом… все воскресенье ты просто перестала выходить на контакт. Прости, если как-то задел, но я действительно не понимаю, что не так. — Так ты… не помнишь?.. — Что? Валя подняла на него полный удивления взгляд. — В ночь с субботы на воскресенье… Продолжить она не смогла, это было выше ее сил. На щеках снова появился предательский румянец, хоть внутри стало как-то холодно… Дима непонимающе смотрел на нее. Он действительно ничего не помнил. Вале казалось, что ей все просто-напросто приснилось. Но такого ведь не могло быть… — Я… что-то натворил, пока был пьян, да? — Дима смущенно потер лоб. — Прости, вообще ничего не помню. Даже как-то не подумал. Я сказал что-то обидное? Сделал что-то? Валя смотрела на него неотрывно… Как-то это все… Она не знала, что и думать. Он никогда не хотел ее целовать, нет. Вряд ли. А потому не стоит и говорить, что он случайно это сделал. Она опустила взгляд. — Просто… сказал чуточку… неприятного, — выдавила она ложь. И, пожалуй, впервые, это прозвучало убедительно. Обычно Валя напрягалась и краснела, когда приходилось в силу обстоятельств врать. Теперь в ее словах было много неподдельной досады, хоть и не относившейся к якобы обиде за «неприятные слова». — Мда, теперь я точно пить не буду больше. Прости, пожалуйста. Я, когда пьян, творю просто немыслимые вещи. Что бы я ни сказал тебе, не придавай большого значения, я даже сам не представляю, как мог обидеть тебя. Ты же совершенно безобидная и такая ранимая. Нет… мне нет прощения. Можешь меня побить. Он улыбался ярко и солнечно, чуть виновато. Вале стало бы легче, если б не было отчего-то так не по себе. По сути, ей этого и хотелось — словно ничего не произошло, словно их поцелуй просто приснился ей, померещился. Разве нет? Теперь ей не нужно краснеть и бояться чего-то нового. Мыслями она понимала это. Прекрасно понимала. Но в душе вопреки всему почему-то поселилась холодная пустота. Смятение.