Зануда

Обычно за столом Одинцовых было тихо, во время приема пищи все молчали, лишь иногда обмениваясь дежурными фразами. Тетя интересовалась у девочек, как дела в школе, Оля пожимала плечами и делилась чем-нибудь интересным, если таковое происходило, а Валя очень редко подавала голос, и то если ее спрашивали напрямую. Но в этом общем молчании она никогда не чувствовала напряжение, наоборот — ей было спокойно. И она сразу замечала разницу, когда за столом собирались все жительницы дома. А именно, когда к ним присоединялась вечно работающая Елена. Возможно, дело было в самой Зануде — она слишком волновалась в присутствии матери, сама не до конца осознавая почему. Она уважала свою мать, признавала, как многого та добилась практически в одиночку, какой успешной стала, и это не могло не вызывать восхищение. Однако по неясной причине Валя всегда ощущала нервное напряжение в присутствии Елены, боялась сделать что-то не так, ляпнуть что-то не то или даже посмотреть не так. Так, в очередной раз собравшись за столом вечером, все молча ели, и Валя, не ощущая никакого аппетита, почти заставляла себя проглотить что-либо. — Как дела на работе? — тихо спросила Оля. — Раскрывается дело… Сложно, но уже есть зацепки, — вздохнула Елена, и Валя подумала, что она слишком редко дает волю своим настоящим эмоциям. Видно было, что женщина вымотана, но всеми силами держит себя в руках. — Как подготовка к олимпиаде? — вдруг спросила она, и Зануда не сразу сообразила, что обращен вопрос именно к ней. — Нормально, — всего лишь сказала она через пару секунд. Пока прошла лишь одна подготовка, и Валя на ней, если честно, была больше озабочена состоянием соседа по парте, чем задачками повышенной трудности. Надо сказать, она вообще не ожидала, что он придет, и в какой-то момент ей показалось, что он и сам этого от себя не ожидал. Сидел весь нахмуренный, пялился в лист с заданиями, как будто от них пахло чем-то отвратительным, а его заставляли это есть. Физичка все еще была настроена по отношению к нему плохо, хотя пыталась как-нибудь заинтересовать. Стандартные педагогические методы к этому проблемному ученику применять было невозможно, и она пока не могла найти подход. Точнее, она вообще сдалась изначально, решила поставить на нем крест, но слова Зуевой ее все-таки заинтересовали. Просто проблемный ребенок со своими тараканами в голове, и подход к нему найти будет непросто, но возможно, решила она для себя. Поначалу он препирался, продолжал показывать, что его это все совершенно не интересует, ходить он сюда не собирается, и вообще все бесит, но потом начинал что-то писать у себя в тетради, и постепенно учительница стала замечать, как загораются интересом его глаза. Зуева украдкой поглядывала на него и, замечая его интерес, легонько улыбалась. После подготовки физичка попросила Паштоху остаться ненадолго, и Валя не стала его ждать, отправившись домой. Ей одновременно и хотелось, и нет поговорить с ним, но она неосознанно чего-то боялась. Каким громким было ее заявление на всю учительскую про то, что она заставит Корнилова учиться! А учительница, судя по всему, еще и передала ему эти слова… Ужас просто. Валя покраснела от смущения и поплелась домой, решив, что поговорит с ним, если что, завтра. — Ты молодец, дочка, — сказала Елена. — Надеюсь, ты покажешь себя достойно на олимпиаде. Это было и приятно, и одновременно пугало. Теперь Валя боялась разочаровать мать. — Как… Гоша? — вдруг спросила она. — Папа?.. Нормально, — чуть поникшим голосом ответила дочь. С отцом они не виделись очень давно и созваниваться стали реже — он работал, не покладая рук, а Валя по неясной причине чувствовала, что между ними словно разверзлась пропасть. Она очень скучала по нему, но отчего-то не могла выйти на привычный контакт. — В ближайшие выходные, если ему будет удобно, давайте соберемся все вместе. И Лиза, и Оля удивленно переглянулись — с чего бы это так внезапно. Валя тоже не ожидала, но больше — обрадовалась, ведь они с отцом наконец-то увидятся. На следующий день в школе Валя все же решилась заговорить с Сережей. — О чем вы вчера разговаривали с учительницей? — она постаралась придать голосу живость и одновременно беспристрастность, словно ей было совсем не интересно, и она решила этим поинтересоваться просто так от делать нечего. Паштоха скорчил странную мину, продолжая в упор разглядывать спину впереди сидящего одноклассника. Так продолжалось несколько секунд, и Валя уже решила, что не дождется ответа. Неужели он до сих пор ее игнорирует? Зачем тогда вчера остался и еще выкинул эту странную штуку, потащив ее по коридору за портфель? Нет, она никогда его не поймет! Вдруг он перевел на нее свой взгляд и теперь стал смотреть в ее глаза, медленно моргая. Ну и как это понимать? Он собирается отвечать или думает, что она еще и мысли читать умеет? — Ч-чт..? — попыталась выдавить она — терпеть не могла такие его выходки. — А тебе правда интересно, о чем мы там с ней болтали? — чуть прищурив один глаз, спросил он. Неужели уловил в ее интонациях желание скрыть подлинный интерес под напускным безразличием? Валя отвернулась, опустив взгляд на парту. — Если бы мне было неинтересно, я бы не стала спрашивать, — пробубнила она. Он прыснул от смеха и откинулся к спинке стула, развалившись на нем и глядя в потолок. — На-адо же, ты еще и шутить начала, — протянул он и добавил совсем не к месту: — Хрюшка. — Хрюшка? — непонимающе переспросила Валя. — Хрюшка, — кивнул он и улыбнулся. О чем вообще речь? Зануда чувствовала себя полной дурочкой. — Ну давай скажи еще разок, — через пару секунд смеющимся голосом сказал Сережа, и Валя вспомнила тот глупый случай, когда он смеялся над ее произношением слова «Хрюшка». Это было в первые дни, когда они только стали соседями по парте. Она вдруг тоже рассмеялась от этих воспоминаний, почти беззвучно, но искренне. И в какой-то момент поймала себя на мысли, что и с Паштохой она может быть искренней, что ей легко с ним общаться. Или она сама изменилась за это время?.. Да. Пожалуй, на нее так повлияла сестра, ее первая подруга. Кажется, Сережа тоже не ожидал, что Зануда вдруг начнет смеяться. Пожалуй, он впервые видел ее смех и от этого был изрядно удивлен. — Что? — спросила Валя, не понимая его удивленный взгляд. — Ты смеешься, — шокировано пояснил он. Она лишь улыбнулась, не слабо, как привыкла, а намного шире, что на левой щеке появилась маленькая ямочка. — А ты странный, — чуть нахмурившись, но сохраняя улыбку, сказала Валя. Сережа цокнул и вновь отвернулся. — Кто бы говорил. Да и ты как будто не знала. Ну да, да… Прозвенел звонок и начался урок русского языка. Следующим предметом была литература в том же кабинете, и Валя продолжила беседу со своим соседом по парте лишь на перемене. — Ты так и не ответил. Паштоха вновь развалился на стуле, глядя в потолок. Он прикрыл глаза, словно пытался показать ей, что хочет спать. Она уже готова была вздохнуть, понимая, что так и не дождется от него ответа. Ну да не так уж и интересно ей было, на самом-то деле. Наверняка обсуждали его поведение или что-то такое. Но Сережа вдруг ответил: — Физичка просила обращаться с тобой хорошо, — сказал он пофигистично. — В смысле? Ты разве плохо ко мне относишься? — она стала доставать тетрадь к следующему уроку. — Да не, она уверена, что ты в меня влюбилась или что, — тем же безразличным тоном выдал он. Валя почувствовала, как дрогнули пальцы и как стали наливаться щеки. Вспомнила слова учительницы: «И почему вечно все отличницы влюбляются в каких-то балбесов?!». С чего она вообще это взяла? То, что Валя заступилась за Сережу, вовсе не значит… — Но… это же… не так, — чуть дрожащим голосом сказала она. — Да знаю я, знаю, — улыбнулся Паштоха и перевел взгляд на нее. — Так что нечего так сильно краснеть, помидорка. — И щелкнул ее по носу, а затем встал и вышел из кабинета. Валя сидела так еще какое-то время, пытаясь собраться с мыслями. Какой же он… странный. И как это все было… странно. *** В назначенный день семейной встречи Валя снова очень волновалась — в основном за папу. Он всегда был неопрятным, говорил все, что думал, и зачастую не к месту. А Елена была женщиной строгой и критичной ко всему. Валя вообще не могла представить, что два настолько разных человека могли любить друг друга, даже если это было очень давно. И сейчас она как будто немного стыдилась отца. Любила его всей душой, но и сама признавала, что он довольно легкомысленный и безответственный. Как много трудностей приходилось выносить из-за его беспечности… Однако папа за столом был тише воды, ниже травы. И вообще выглядел очень бледным и уставшим — неужели он так много трудился! Валя почувствовала укол совести — она совсем за него не беспокоилась все это время, весело болтала с сестрой, а папа пахал как лошадь, доведя себя до такого состояния. Ей стало стыдно, и она опустила голову. Аппетита и у нее, и у него не было. Елена спрашивала, чем ее бывший муж сейчас занимается, как у него дела, но в ее вопросах не слышалось волнения, а как будто бы лишь желание доказать собственное превосходство, унизить его еще больше, чем уже есть. По крайней мере, Вале так казалось. Возможно, она ошибалась. Ее очень пугала папина напряженность. Он молчал. Грустно и виновато. И она чувствовала в этом свою вину и потому боялась что-либо сказать. Решила, что поговорит по душам с ним и извинится, когда они останутся одни. — Да все отлично, — улыбался натянуто он. — Работаю и зарабатываю. Вот квартиру уже снимаю! Валя подняла на него удивленный взгляд. Он не говорил ей! Почему?! Они же теперь могли жить вместе, и ей не пришлось бы стеснять Одинцовых. Хоть ей и безумно нравилось находиться рядом с Олей, все-таки… Почему он не сказал? Не поделился такой замечательной вестью? Что между ними произошло? И когда он так отдалился? Он должен был гордиться собой до безумства, кричать Вале в трубку, когда совершил такую важную сделку, и сразу же забрать ее, даже если бы она препиралась, ведь вкус у папы не самый лучший, и он даже не посоветовался с ней! Но что бы он ни выбрал, она все равно осталась бы с ним, навела бы некое подобие уюта в новом, чужом пока доме, и они снова зажили бы вдвоем, как это было всегда. Так почему же?.. — Валя пусть останется с нами, — вдруг сказала мать и попыталась улыбкой сгладить резкость своего тона. — Я этого хочу… — И перевела вопросительный взгляд на дочь, словно спрашивала, не против ли та. Она же, в свою очередь, молчала, не зная, что сказать. Она хотела бы жить с папой! Или просто она не хотела бы стеснять чужих людей. Хотя ведь они… как будто и не чужие. Странно, но сейчас ей пришла мысль — только одна мать и оставалась ей чужой. Однако Валя ни капли ее как будто бы не стесняла, потому что той просто никогда не бывало дома. Тетя и сестра стали ей по-настоящему близки, и ей хотелось бы с ними и дальше поддерживать связь, особенно с Олей. Но ведь папа… от мысли, что он совсем один, сжалось сердце. И все же... тогда почему он ей ничего не сказал? Неужели сам… хотел этого? Она пригляделась к нему. Никогда… никогда она не видела у папы на лице столько боли. — Лена… — тихо сказал он, почти прошептал. — Не забирай ее. Это вырвалось неосознанно, случайно. Тем не менее, Валино сердце отбило тяжелый и сильный удар в груди. Повисло напряженное молчание. Елена тихо вздохнула и перекрестила дрожащие пальцы, сохраняя железное лицо. — Девочки, выйдете, пожалуйста. Лиза, дорогая, тоже. Оля испуганно переглянулась с тетей, потом глянула на Валю, которая в упор с ужасом смотрела на мать. — Пойдемте, девочки, — встала Лиза. — Нет. Я… останусь, — тихо, но твердо сказала Валя. — Валя, мы просто спокойно поговорим наедине, — заверила мать. — Нет. Я не маленький ребенок и тем более не вещь. Я же могу сама решить, где и с кем мне жить. — Валюша, — вмешался папа, сжимая кулаки от напряжения. — Тебе правда будет лучше здесь. С мамой, сестренкой и тетей. — Ты даже не спросил меня! Крик вырвался из ниоткуда, она не ожидала от себя такой эмоциональности и как будто наблюдала со стороны все последующее. — Я ужасный отец! — вскричал он, закрыв голову руками. — Никудышный! Самый худший на свете! Я ничего не могу тебе дать! С самого начала тебе нужно было остаться с матерью, и ты бы была счастлива. Тебе будет лучше… здесь. Как же страшно было слышать такое из его уст. Валя вдруг почувствовала влагу на щеках, она даже не поняла, в какой момент потекли слезы. Но она решила не обращать на них внимания. Эти слова поразили всех. Лиза закрыла рот рукой, приобняв за плечи дрожащую Олю. Даже всегда сухое лицо Елены исказилось в ужасе и жалости. Она быстро заморгала и попыталась что-то сказать, но безуспешно — слова не шли, лишь губы дрожали. Это ведь были ее слова… Она и не думала, что они так подействуют, так западут ему в душу. Конечно, она переживала за ребенка, но… даже не поняла, какую боль причинила бывшему мужу. Неосознанно. Валя медленно поднялась с места, вцепившись руками в стол. — Да, папа, ты безответственный… — тихо начала она. — Да, легкомысленный и беспечный. Но… ты самый лучший. Он осторожно поднял взгляд. А Валя попыталась унять дрожь и говорить твердо. Со слезами на глазах это, конечно, получалось из ряда вон плохо. Но она старалась. — Ты любишь меня. Такой, какая я есть. Наверное, единственный… Ты заботишься обо мне, как можешь. Ты делаешь все для меня. А вы… — она повернула голову к матери. — У вас все идеально… Материальный достаток, стабильность и все блага. Вы все контролируете. Но… вы холодная. И бесчувственная. За все дни, что я прожила здесь, я ни на секунду не почувствовала к вам чего-то… теплого, хоть немного похожего на чувство к папе. Вы остались мне совершенно чужой женщиной. Вы не мать. И это вы — никудышный родитель. Вспоминая эти слова, Валя по-настоящему пугалась. Неужели она могла сказать такое?.. Но больше ее пугало отчетливое видение, как трескается железная, холодная маска Елены, как ее всегда подтянутое лицо искажается в гримасе отчаяния и страха. — Я восхищаюсь вами, — продолжала Валя. — Я уважаю вас. Вы так многого достигли, так много проделали. Но… работа-работа-работа… Да к черту это все, если есть семья! Мы с папой без гроша. Перебиваемся чем придется. И это, да, утомительно. Но мы есть друг у друга! И это намного-намного лучше, чем жить вот так! Мне не будет лучше здесь, слышишь, папа? — обернулась она к нему, но тут же снова перевела взгляд на мать. — Я восхищалась вами… Я хотела быть такой же, как вы. Успешной и собранной. Но… сейчас я понимаю. Я не хочу превращаться в такую… сухую. Черствую женщину. Валя по-настоящему испугалась, когда увидела в глазах этой строгой, железной леди слезы. Однако этот испуг был где-то далеко на втором плане. Другие более сильные эмоции буквально бушевали внутри нее. — Пойдем, папа. Никто их не останавливал, даже не пытался. Уже на лестничной площадке, на самом нижнем этаже папа обнял ее крепко-крепко, и она вдруг поняла, что впервые слышит, как он плачет. От этого ей стало еще больнее. — Почему ты даже не спросил?.. — повторила она свой вопрос с детской обидой, обнимая его в ответ. — Я думал, так будет лучше для тебя… Дурак! Несмотря на обиду, слезы, переполнявшие эмоции и дрожь… Валя была так счастлива.