Мы - не легенда

Бобби застрял на втором блокпосту. Его пикап тормознули двое тяжеловооруженных гвардейца. Встреча удивила, кажется, и солдат, и самого Бобби. Его потрепанный грузовичок пёр через полстраны, как тот мультяшный отважный маленький тостер. Он нигде не останавливался дольше, чем на ночь. Он гнал на северо-восток, в направлении строго противоположном общему течению на трассах и шоссе. Кто-то крутил пальцем у виска – спятил чувак; на заправочной станции у моста Гёталс какой-то байкер молча достал из-за пазухи револьвер и предложил альтернативу странному во всех отношениях путешествию – пуля, как водится, хоть и дура, а мозг найдет. Бобби также молча продемонстрировал собственный револьвер, на что байкер лишь присвистнул, с досадой сплюнул себе под ноги и коснулся края своей шляпы. В знак уважения. На том и распрощались. Назад Бобби не повернул. Он знал, что рано или поздно его перестанут убеждать или высмеивать, или понимающе кивать, провожая печальными, как у бассета, взглядами. Рано или поздно его развернут силой. Первый блокпост он проскочил едва ли не чудом. Чудо обошлось в 4 тысячи. Мёртвых американских президентов Бобби отсчитал еще той ночью, когда затих в трубке голос Джона. По 2 тысячи в каждый из десяти конвертов. Опыт подсказывал – правильно отсортированные купюры – залог продолжительной жизни любого охотника, если ему предстоит столкновение с законниками. Стандартные запросы копов никогда не составляли особой загадки – они брали всегда, и здесь уже даже не важно, что брали конкретно: баксы, слитки, девок, наркоту, жратву... Они просто брали. К этому привыкли, как привыкают к неизменно гадкому, но столь же необходимому кофе из автомата. И, соответственно, знали как, кому, когда, где и сколько давать. Общее правило на каждый отдельный случай – выкладывать «на бочку» частями, не все за раз. Аппетиты же «парней цвета хаки» предугадать невозможно. После Вьетнама, конечно, и с ними сторговаться – не проблема. Когда азиатский кокс стали ввозить в Штаты в гробах убитых американских морпехов, проблемой уже не считалось ничего. Однако четкая система иерархии, армейская честь, все больше напоминающая лишь обычный гонор – это сильно, хоть и не всегда выгодно, отличало войсковых от полицейских. Риск при встрече с последними возрастал в разы, а потому Бобби трижды бы подумал и еще столько же раз передумал, прежде чем намекнуть парню в камке, броне и с автоматом, что, мол, есть у него, чем поделиться. И он подумал. Заранее. Не зря. Постовой, как ни в чем не бывало, сунул один конверт в карман штанов, другой за пазуху. Глаза его скрывают непроницаемые стекла солнцезащитных очков, но Бобби чувствует, парень опускает взгляд. Бобби позволяет им обоим перешагнуть эту неловкость, эту минуту, когда два человека уходят по глотку в грязь под ясным солнцем великой демократии. Два человека, которые попросту не знают, как иначе, потому что иначе в их жизни не было никогда. Постовой родился многим позже «вьетнамских гробов», а Бобби... Что ж, он переживет это, как пережил и прошлую взятку, данную какому-то пропитому шерифу – надо же было как-то выбираться из пробки на кольцевой, сожравшей едва не целые сутки. Довольный, что при повторном досмотре пронырливый служака не заглянул в тайник – двойное дно в кузове – Бобби удержался от соблазна стартануть на полной скорости. Он окатил солдат не вполне добрым взглядом, с нескрываемым раздражением надел бейсболку и заставил себя смолчать. Выгодная сделка, что ни говори. Эта мысль сопровождала его на всем отрезке пути по 278-ому до моста Верразано. На встречной поток груженого под завязку транспорта сильно поредел. Будто кто-то перекрыл кран этого дикого потока, уносящего людей поодиночке, целыми семьями или группами с домашним скарбом и животными, вглубь страны, подальше от атлантического побережья, подальше от несказанного ужаса. Надежда гнала их прочь от привычного комфорта. Да, они еще надеялись. Подальше. Подальше и побыстрее... Теперь уже одиночные, редкие звуки срывающихся клаксонов неслись вслед странному, упорному грузовичку, чей путь пролегает в противоположном общему потоку направлении. Против течения, против здравого смысла... Бобби привлекал слишком много внимания, и лишь риск потерять драгоценное время на извилистых объездных, не позволял ему свернуть с трассы. И ему везло, как каждому отважному. Чудеса и везенье закончились за опустевшей заправочной Салливана. Брошенный наспех придорожный магазинчик разграбили подчистую. Или это… не может быть, чтобы волна докатилась досюда так быстро! Или может? Бобби решил не тормозить у развороченных останков торгового павильона, хотя неплохо было бы и подзаправиться. Остатки его сомнений развеяли два столба густого, черного дыма, поднимающиеся чуть дальше по трассе за кронами деревьев, обрисовывающих поворот. Стрелка датчика топлива на затертой приборной панели еще не упала до нуля, да и припасенная канистра бензина греет надеждой. Он решается. Поворот он проходит гладко. На мгновенье ему чудятся силуэты людей за толстыми стволами деревьев, и нарастающее волнение удается погасить лишь после того, как стекла на дверцах в кабине подняты, а обрез, до того лежавший на сидении рядом, уложен на колени. Чутье редко подводило бывалого охотника. За поворотом раскинулось обширное поле. Бобби сбавляет ход, проезжая мимо БМП Брэдли – редкое зрелище для среднестатистического американца, привлекает его внимание, равно как и изрядно потрепанные пехотинцы, жгущие костры чуть дальше. Несмотря на плотно закрытые окна, в кабину начинает пробиваться сладковатый запах гари, пробуждая в памяти самые неприятные ассоциации. Сердце отзывается на жестокую догадку. Порция адреналина растекается по венам, и Бобби не нужно никаких пояснений под картиной. Он знает, какую работу выполняют эти люди. Сквозь его стиснутые зубы процеживается не то ругательство, не то осколок давно забытой молитвы. Запах, который невозможно спутать ни с одним другим, если испробовал его хоть раз, сгущается, принуждая видавшего виды Сингера спрятать нос в ветошь, но и пропитанная бензином и машинным маслом тряпка не перебивает ЭТОЙ вони. Волосы на затылке взмокли, стрелка спидометра отклоняется влево, колеса едва двигаются по мелкому гравию обочины, цепкий взгляд Бобби скользит по обнаженным спинам пехотинцев, стаскивающих с грузовиков увесистые пластиковые тюки. Это мерное движение – от грузовиков к большим свежевырытым ямам и обратно к грузовикам – словно гипнотизирует. Похоронная процессия, мрачная, почти напрочь лишенная звуков, кажется бесконечной, как замкнутое в круг движение теней давно умерших греков, запечатленное на античных вазах, как подъем Сизифа на вершину горы. От невероятного смрада солдаты защищаются смоченными в воде и повязанными на лица, обмотанными вокруг голов тряпками. Стандартные фильтры респираторов им, по всей видимости, просто не успели доставить. Или не посчитали нужным доставлять. Так бывает. Когда гвардия, голодная, уставшая и злая, кинута в маленький локальный ад в любой точке мира, она самостоятельно должна находить способы для выживания. Бобби невольно вспоминает парня с блокпоста и два конверта. У дальнего транспорта Бобби замечает едва стоящего на четвереньках пехотинца. Парня выворачивает в придорожную пыль. Еще двое – здоровенный, как бизон из национального парка, сержант-рейнджер и молоденький капрал – сверяются по картам, разложенным на капоте HUMVEE**** Все эти люди сосредоточены на своих непосредственных действиях – грузовики, мешки, ямы, костры, карты... Никому из них нет никакого дела до пикапа с номерами северных штатов. Им вообще ни до чего сейчас нет дела. Будто под гипнозом, они таскают и кидают в костер тюки, заполняют ими ямы, льют мутную жидкость из бочек... Жуткая сцена под низко нависшими сумеречными небесами. Бобби не в силах отвести взгляд. Завороженный, он забывает думать, он забывает об осторожности, о том, что конверты с остатками заначки понадобятся ему на следующем блокпосту, не здесь... Старенький «форд» останавливается на обочине. Сингера лихо ведет от трупного смрада и испарений бензина. Это просто не может быть 21 веком. Это просто не может быть Америкой. Крики, сначала короткие, четкие, приказные, затем все более рваные, срывающиеся в панике, выводят Сингера из ступора. Он клонится к рулю, пытаясь разглядеть причину внезапного оживления среди военных-могильщиков. Причина обозначается быстрее, чем ужас смывает краску с небритого лица Бобби. Один из тюков юлой вертится на земле, сминая колючий сухостой, взметая клубы пыли. Подоспевшие на помощь солдаты молотят прикладами по ошалевшему кошмару в тщетной попытке остановить это противоестественное, бешеное вращение. Это продолжается, продолжается, продолжается... Это кажется слишком долгим, чтобы что-либо живое вообще способно было продолжать движение... То, что должно было находиться в тюке, под градом ударов, наконец, замирает. И просыпается звук – вопль, оглушительный, до зубной боли пронзительный, звук на высокой ноте обрывающихся гитарных струн, режет слух людей пополам, вместе с мозгом, пригибает всех разом. А затем… словно какой-то психопат продолжает рвать струны уже разбитого инструмента, визг вырывается из вспоротого изнутри мешка вместе с… чем-то… чем-то пепельно-серым, влажным, распахнувшим черный провал рта... Пехотинцев разбросало. Бобби успевает вжаться в дверцу спиной, и только былой опыт удерживает его рассудок от мутного безумия, когда серая масса заслоняет свет, ударив остро-выступающими реберными костями в окно с противоположной стороны кабины. Два выстрела. Две пули, уложенные в одну цель с разницей в долю секунды. Первая пуля взрывает чудовищную грудную клетку, вместе с крошеным стеклом брызнула густым и черным в кабину пикапа и с глухим хлопком застряла в спинке водительского кресла. Там, где миг до того сидел Сингер. Вторая резко оборвала невыносимый визг, отбросила серое голое тело от кабины грузовика. Последнее, что увидел Бобби – месиво из костей, мяса и чего-то черного... Отдача обреза, неудачно перехваченного впопыхах, двинула Бобби в дверцу, облив огнем боли спину, затылок, выламывая ключицу... ________________________________________________ **** Джип HUMVEE – Многоцелевой колесный тактический автомобиль повышенной проходимости HUMVEE (полное наименование High Mobility Multi-purpose Wheeled Vehicle, HMMWV) поступил на вооружение армии США в 1985 году. Джип HUMVEE является универсальной полноприводной дизельной машиной и с успехом применяется в 30 различных вариантах, в том числе и как транспортно-грузовая машина, командно-штабная, разведывательная, эвакуационная, боевая машина, а также в качестве колесного шасси для разнообразных спецкомплексов (например, для комплекса связи, приема данных космической разведки, проведения психологических операций и др.). За свои годы Бобби Сингер – владелец небольшой автомастерской и большой автосвалки, бездетный вдовец, попивающий в одиночку, несколько эксцентричный, но в целом спокойный и приветливый сосед, привык ко многому. Нехитрые радости его жизни чередовались с бессонными ночами, кроссами по пересеченной местности при полной охотничьей выкладке. Бобби привык к разному сорту существ – от добропорядочных мамаш и бдительных старушек до прижимистых дельцов и въедливых представителей закона. Бобби привык к разным сортам боли – судьба не обошла ни его тело, ни его душу, оставив отметины и шрамы, равно как на первом, так и на второй. К различным проявлениям жизни и смерти Бобби тоже был привычен. Хотя… эта сторона его работы остается сокрытой от глаз и ушей посторонних надежнее истинной суммы внешнего госдолга США. Но вот к чему Бобби Сингер точно не привык, так это к стальным кулакам сержанта-рейнджера. Того самого, который напомнил ему о бизонах Национального парка Йеллоустон. Должно быть, общество защиты животных за последние годы достигло значительных успехов – подумалось Сингеру где-то между четвертым ударом в челюсть и восьмым ударом под дых. То, что в свободной Америке быть животным намного выгоднее, Бобби подумал, сплевывая под ноги кровавую слюну, пока сержант освежался бутилированной водой в углу армейской палатки. Крамольная и уж точно неполиткорректная мысль о разумности божьего промысла, лишившего животных способности к речи, закралась после громовой тирады сержанта, выданной Сингеру прямиком в ухо. И без того оглушенный мозг Бобби отчетливо различил лишь первые пару слов и смог зафиксировать лишь общий контекст фраз. Это было что-то о его давно почившей матушке и о той части его – Сингера – тела, которая порядочными людьми в порядочном обществе не упоминается вовсе. Дальше мир поплыл в туман вслед за голосом сержанта. Сингер считал бизонов на бескрайних прериях и скалил в кровавой улыбке разбитый рот... Позже, когда он в очередной раз выныривает из забытья, он слышит голоса. – Говорю тебе, я знаю этого человека… Этот голос… его не должно быть здесь… – Ручаюсь за него, Брукс. – За арсенал в его грузовике тоже ручаешься? – голос звучит резко, недовольно, человек явно раздражен. – Как за самого себя. – И ведь врешь, как дышишь, Винчестер-волчара! – Там половина моего барахла. Брукс, у нас встреча с ним условлена была, я припоздал, он раньше приехал… – Да уж… – Человек медлит с ответом. – Снайпер бывшим не бывает. – Вот и я о том же. – Голос Джона становится прямым и острым, как клинок самурайского меча. – Дело у нас с ним, дай коридор до Бруклинских ворот. – Коридор-то, допустим, я вам дам.… Только у ворот в Даун-тауне гвардейцы Фергиссона. Их зона. – Твою ж!.. Мне пройти надо.… Позарез надо… – Исключено. – Сколько теперь стОит Фергиссон? – Черт, Винчестер, не борзей! – Так сколько? – Ты спятил?.. – И добавляет уже совсем обреченно. – Ты спятил…. Там сейчас и крыса не исшустрится. Ты хоть понимаешь, куда лезешь? Молчание длится минуту, другую… – Кто у тебя там, в городе? – наконец, спрашивает рейнджер. – Женщина? Сингер не слышит в его голосе ни намека на издевку. Как не слышит ничего, кроме непреклонной решительности в ответе Джона: – Сыновья. Оба. На этот раз молчание длится дольше. Костры за ночь выгорели, но пехотинцы щедро поливают заполненный могильник кислотой и заваливают свежим грунтом. Земля здесь тяжелая, каменистая. Ее сложно утрамбовать колесами БМП. За эту ночь побелели, кажется, даже нигеры и латиносы. Солнце, проснувшееся на востоке бледным бельмом, лунной тенью самого себя, скупилось на свет. Холод этого хворого утра несколько притупляет ощущения, и Бобби благодарен хотя бы за это. Выбитая ключица, вправленная без лишних церемоний тем же сержантом Бруксом, нещадно точит его нервы. Анальгетики теперь не самый лучший способ заглушить боль, потому, что вместе с ней ты рискуешь заглушить и самого себя, а Бобби никогда не желал встретить своего Жнеца, пуская слюни в глубоком сне, пока какая-то кровожадная тварь вгрызается ему в глотку. Холод, пожалуй, действует не хуже таблеток. Прими. Бобби глядит на восход. Ему не хочется смотреть на засыпанный серым порошком дезинфекции Ford. Ему не хочется двигаться, думать, существовать… – Отлично приложило тебя. – Напротив остановился Джон. Если бы не знакомый голос, Бобби завопил бы от неожиданно выросшей перед ним тени, словно девчонка, увидавшая мышь. – Джон! Это ж… – И он продолжил бы в духе, далеком от классической латыни, если бы взгляд его не наткнулся на правую дверцу своего пикапа. Бобби обошел машину и встал рядом с Винчестером. Теперь ему представилась картина вчерашнего столкновения целиком и во всех красках. – Какого же черта?! Джон только и смог, что промолчать. У него не нашлось объяснений. Вчера серая тварь, наскочившая на случайную преграду, надо признаться, произвела на Сингера впечатление. И он помнит, что стрелял, что было неимоверно громко… и страшно до потери пульса, а еще… Он просунул руку в разбитое окно, тронул вспоротую обшивку водительского сиденья. Пулю сплющило, вбило в каркас сиденья намертво. Это от первого выстрела – стрелок чисто сработал. И спас Сингеру шкуру. Второй выстрел… произвел сам Сингер. Контрольный в голову. Ладонь Бобби погружается в порошок. Кажется, что машина выгорела до основания и пепел – ее погребальный саван. Но даже под этим слоем, среди осколков стекла до сих пор различимы черные сгустки… Бобби невольно дернулся назад, отирая ладонь о джинсы. Он ловит себя на неприятной мысли о возможных путях распространения инфекции. А еще о том, с какой силой его тряхнуло за миг до первого выстрела. Созерцая сейчас причину той встряски, Бобби хочет что-то сказать. Накопилось. Только у него не совсем получается. Получается нечленораздельное что-то. – Как такое возможно?.. – Не спрашивай меня. – Отвечает Джон. Он тоже не может отвести взгляда от вмятины на правой двери. Он тоже под впечатлением. Ему уже известна история со вчерашним «чумным», который выскочил из мешка. Наслышан. Но удостовериться воочию… Дверцу вогнуло в кабину так, что она едва не пополам сложилась, точно лист картона. Трудно поверить, что это сделал… человек? Хотя, Джон с некоторых пор во многое верит. Опыт большой. Насмотрелся вдоволь. – Мы твою развалюху обыскали. Оставили все, как было. – Отвлек от размышлений голос Брукса. – Дезинфекция…. Хотели сразу сжечь. – Постеснялись? – Съязвил Бобби. – Ну,.. у меня приказ дождаться исследовательскую группу… Бл… Такое… – Он ткнул пальцем в направлении вмятины. – Не каждый день… понимаешь? – А чего же не понять? Вы его, он меня, вы снова его, а потом снова меня.… Понимаю… – Да не крысься ты… Прекращает перепалку Джон: – Тааак, мужики… Задорная вам нечисть попалась. Машина всмятку, а ее только отстреленная башка и остановила. Много таких? – Вчера четыре грузовика… вечером… Утром еще два. Третьи сутки стоим. Сам считай. Сколько же их на улицах Нью-Йорка?! Сэм… Дин… Джон пошарил по карманам – закурить бы… Они обдумывают еще пару минут – можно ли забрать арсенал из тайника Сингера? Решают, что его забрать нужно. Брукс помогает перегрузить оружие и припасы из разбитого Ford Сингера в Sierra Grande Винчестера*****. Бобби выгребает из коробки револьвер, несколько горстей патронов к нему рассовывает по карманам. Конверт с наличными… после увиденного прошлым вечером… Бобби засомневался, понадобятся ли ему теперь его бумажные мертвые президенты? Когда мертвая плоть обрела власть поистине чудовищную, все остальное – лишь иллюзия. Он постоял минуту, тупо уставившись на последние конверты заначки. Ладно. Не до философии. И он отправил их за пазуху. Он находит взглядом высокую фигуру друга. Джон и этот рейнджер – Брукс… кажется, Джон в своей стихии. «Эти люди цвета хаки»… Они склоняются над планшетом с картой. Последние данные о передвижении, блок-посты, передовые, фланговые, единое кольцо военного карантина… Красным отмечены зараженные районы. Слишком много красного. – Ну, а затем… – Ловит Бобби фразу, будто выпавшую из их разговора. – Ты же еще помнишь, что обычно происходит по плану после провальной спецназовской зачистки. – Авиация. Брукс согласно кивает. – Что ваши аналитики? Каков лимит времени? – Сейчас трудно сказать наверняка, мы еще не получили штабного подтверждения. Дня два… отвести части. Может… может, меньше. – Он осекается, глядя прямо в глаза Винчестеру. Надлом, паника, отчаяние? Этого нет в нем, и тогда он добавляет. – Ты самый двинутый из всех легендарных придурков, Джон. Если твои мальчишки такие же, я просто обязан их увидеть. Так что вы уж там поднапрягитесь. Провожая их до машины, сержант как бы невзначай кивает Сингеру: – Извини, старик, злой вчера был. – Нормально, – Цедит Бобби. Ключицу вправили, белые тапки не выписали, что еще нужно для полноты счастья? Только вернуть парней. Целыми. А уже не трассе Бобби думает, что, возможно, бизоны не самые плохие животные на планете. Прерии свободной Америки он бы им доверил. ____________________________________ ***** Sierra Grande Джона – Машина модели GMC Sierra Grande 1986 года выпуска, вероятно полноприводный, мощность двигателя 350 лошадиных сил, безупречный выхлоп, трансмиссия и подвеска, но бывает, масло подтекает. В кузове грузовика есть специальный отсек для оружия. Этот автомобиль был прозван фанатами «Тракзилла».