Под небом светлячков

Я очнулась от резкого запаха нашатырного спирта. Белые стены, больничная обстановка. Окно приоткрыто так, что попадает достаточно свежего воздуха, но еще не холодно. Дышится свободно. Никакого народа вокруг нет. Все тихо и спокойно. Только Иккинг, но он не считается. Он всегда рядом. - Очнулась? - Я больше никогда не надену корсет. - И правильно. Как ты? - Голова гудит, а так спокойно, хорошо, - я улыбнулась. Голова действительно вела себя так, будто бы я выпила. Причем вчера, а сейчас утро. Причем много. Голос не слушался, был хриплым и тихим. - Вот и славно, - телохранитель ответил тем же. Он спокойно сидел на табуретке рядом с койкой, вертя в руках бутылочку со спиртом. В комнате снова воцарилась тишина. Я посмотрела в окно. Там небо стало серым, и потихоньку начинал накрапывать дождик. Маленькие капли барабанили по листьям деревьев, создавая прекрасную атмосферу милого такого меланхоличного состояния. Наверное. - А они как? - подала я голос через некоторое время. Слово "они", конечно, может означать много кого, но парень понял, о чем я говорю. - Почти никак, - кажется он собирался остановиться на этом; последовало длительное молчание, а я смотрела на друга выжидающе. Он знает, что мне этого не хватит. - Готель ахнула, а потом просто попросила меня позаботиться о тебе и снова вернулась к разговору. Мэвис сильно испугалась, но сразу же успокоилась, посмотрев на реакцию матери. Граф как увидел, сразу поспешил к тебе. Он выглядел озабоченным и сильно раздосадованным чем-то. Было видно, что он бы пошел со мной, но не мог покинуть торжества по всем нам понятным причинам. Остальные тоже заметили, конечно. Дамы охали и ахали, но, уже когда мы с тобой выходили, все было спокойно. Я промолчала. Вдруг мне стало очень-очень грустно. - Пунз, она была сильно пьяна, - Иккинг положил руку мне на плечо. - Но она все равно моя мать. Ведь... - из глаз норовили хлынуть слезы, а в горле встал комок, я закрыла глаза, - ведь так? Это был скорее риторический вопрос или утверждение. Я сдержалась. Я успокоилась. Чувство абсолютного одиночества в сердце сменилось благодарностью. Конечно они не могли просто взять и уйти со мной, но ведь все равно беспокоились. Отец беспокоился, сестра тоже. И Иккинг здесь, рядом со мной, хотя мог бы и не быть. Его прямые обязанности заканчивались тем, что он принес меня сюда, на попечение врачей. Ведь есть люди, которым я дорога, вот и здорово. - Сколько времени? - спросила я. Руки потянулись за телефоном, но я вдруг поняла, что вообще-то в халате и совершенно без понятия, где мои вещи. - Девять. - Ровно девять? - давно я не видела на часах ровных значений, поэтому удивилась. - Ну ладно, девять часов и шесть минут, если быть точнее. - Так-то лучше, - теперь я удовлетворена. На самом деле это - мой маленький бзик. Я всегда хочу знать именно точное время. По-другому мне как-то сложно и неспокойно. - Стоп, погоди! Сколько? - как-то сразу я не осознала услышанного. Я вскочила с кровати и начала метаться по комнате, пытаясь обнаружить собственную одежду. Голова все еще побаливала, но разум заглушал боль осознанием высшей цели. - Стой! Стой! Остановись! - Иккинг тоже вскочил и тоже начал метаться, но не в попытках отыскать что-то, а в попытках меня утихомирить, - да что случилось-то?! Я замерла. - Т-так универ. П-перезачет, - неожиданно для самой себя от какого-то мимолетного непонимания я начала вдруг заикаться, - з-завтра. Телохранитель шумно, как будто бы даже с облегчением, выдохнул. - Пятница, - он посмотрел на меня взглядом а-ля "горе ты луковое!" и по-доброму так ухмыльнулся, - сегодня пятница. А перезачет в понедельник. У тебя еще два дня, чтобы подготовиться, адвокатище ты наш! Обстановка в моем сознании как-то сразу разрядилась, и стало немножечко смешно. Ну, а, когда смешно, люди смеются. Вот и я засмеялась. А потом и Иккинг тоже. - Ладно ты, не переживай так. Я же обещал тебе помочь, значит помогу. Тут требуется пояснение. Дело в том, что мы с моим дорогим другом и преданным телохранителем ходим в один университет, на один курс. В общем, получим в одно и то же время одну и ту же специальность. Так решили родители, да и, в общем, так принято, чтобы телохранитель ходил с тем, кого защищает, сначала в один класс, потом в один университет (даже если он на много лет старше, как это часто бывает; например, у моей сестры телохранитель - отец Иккинга, но все равно ходит с ней везде, и в школу, и в гости - везде). Сидел всегда с ним, то есть в данном случае со мной, за одной партой, ну или где-нибудь недалеко, в крайнем случае. Тогда он может всегда быть рядом и помочь, когда потребуется. Вот так. Со школой парню, можно сказать, повезло. Программу первых классов я прошла в дошкольном возрасте, и трудностей у меня не возникло. Поэтому я просто пошла сразу в третий класс, и Иккингу не пришлось задерживаться со мной в начальной школе. Да, в школе я училась хорошо. А вот с университетом у меня никак. Ну не идет у меня право. И всякие другие юридические штучки тоже не идут. Не идут, и все тут! А у парня с адвокатским делом все хорошо. Поэтому, чтоб мне не отстать, приходиться ему со мной такой непутевой заниматься. - А пока, я вижу тебе уже лучше, так что я принесу твою одежду, хорошо? - Иккинг посмотрел на меня так спокойно-спокойно. Его такой взгляд всегда приводил меня в себя. - Хорошо, - ответила я. Как же я все-таки ему благодарна! Парень вышел, и я осталась в палате одна. Я села на кровать и начала болтать ногами. Сейчас я пребываю почему-то в приподнятом настроении, ведь у меня есть еще целых два дня до "часа Х", чтобы жить полной жизнью и вдыхать полной грудью. Я как-то и забыла про выходные. Они совершенно вылетели у меня из головы. Весь день у меня было четкое ощущение, что после пятницы сразу идет понедельник. Вот что значит заучилась! Иккинг через некоторое время вернулся с платьем и сумочкой. Кстати о ней, я не упоминала ее в списке своих вещей потому, что обычно с ней таскался именно телохранитель. Парень закинул вещи на кровать и, сказав, что верхнюю часть моего вечернего костюма он уже потрудился выкинуть, предложил мне свой пиджак. Конечно, мне не хотелось раздевать бедного Иккинга, но выбора-то особо и не было - платье без корсета было совсем уж прозрачным и смотрелось бы как ночнушка или, и того хуже, нижнее белье. В этом я была почему-то уверена. Потом мой дорогой друг снова вышел. Одеться никогда не требовало у меня много времени. Тем более, что тут одевать-то? Накинуть на себя эту тряпку, да молнию застегнуть. Делов-то! На счет плотности ткани и пропускаемости изображения я оказалась права, так что предстояло еще так же легко накинуть пиджак, что тоже много времени не заняло. Итак, всего через пару минут я вышла из палаты, и мы вместе направились домой. На улице и правда стояла морось, которая каким-то волшебным образом одновременно и выводила из себя, и дарила радость. Несмотря на то, что вода с небес только брызгала, но никак не лилась, вся одежда была насквозь мокрая уже к тому моменту, как мы прошли полпути к машине. Это та самая середина, когда и свежо вроде бы, а как-то холодно, когда одновременно и темновато, и вроде бы солнце светит. То самое - среднее. Противная теплая вода, которую неприятно пить. Приевшееся до одурения, но родное. Листья с деревьев уже заметно пооблетели. Осень продолжала красить жизнь в серый и забирать у повседневности свои же краски. Это как акварель: Сначала вроде ярко, красиво, а потом ты начинаешь все добавлять и добавлять красок и, когда опомнишься, в твоих руках, под твоей кисточкой будет уже только серо-коричневая гниль осенних листьев. Пока мы ехали до поместья, я поняла, что заболею. Хоть, возможно, и не сильно, но насморк будет. И буду ходить, чихать на всех. В голову летели только какие-то странные мысли, а щеки горели румянцем. Было зябко и хотелось улыбаться. В общем, странное у меня сейчас состояние, да. По приезду домой я навестила отца. Он очень обрадовался видеть меня. И я его тоже. Отца я люблю очень сильно. Хоть он и пропадает подолгу, но я чувствую, как беспокоится за нас с сестрой. Когда уезжает, всегда потом привозит что-нибудь вкусненькое. И вроде бы только подарок, но в нем чувствуется, что папа старался. То есть, не сама вкусность радует меня, а то что отец позаботился том, чтобы я порадовалась. Это всегда что-то, что я люблю, что-то, что я хотела попробовать, и говорила об этом за завтраком, например. В этих сувенирах есть то самое, которое показывает, что он нас слушает. Потом, когда я наконец вернулась в свое пристанище - свою комнату -, я просто завалилась на кровать и заснула. И пусть только девять. И пусть я была в мокром платье. Все равно ведь оно напоминает ночнушку.