Время менять имена

Когда долго занимаешься одним делом, любая работа, даже самая непредсказуемая, сводится к определенному алгоритму, и это правило применимо ко всем, даже к великим историкам. Получить задание можно самыми разными способами: от официального уведомления, доставленного кортежем королевской семьи, до подсунутой в кофе дощечки. Правил выполнения нет: кто-то сам едет в указанное место, кто-то посылает помощников, кто-то лезет в архивы – кто что. Однако всегда необходимо вернуться в Хранилище, чтобы отредактировать и сдать материалы. Именно туда и направляется Стен, а по внутренней документации – историк №341. Ему никогда не нравилось это место, даже в глубоком детстве, когда его сюда приводил Книгочей. На самом деле, называть Хранилище «местом» - уже святотатство, ведь именно одного места у него нет. Сеть библиотек, от малых при приходах и школах до огромных в дворцах, имеет свою потайную систему регистрации для историков. Полученную в начале задания табличку необходимо отдать персоналу или же поместить в специальный сосуд, после чего сознание одного подключается к общему и можно заниматься делами. Стенли не нравится именно это вторжение, ведь в момент записи информации его самого «прочесть» может любой подключившийся. Особенно опасно это сейчас для того, кто был Лави еще полтора года назад, и именно здесь, в Центральном Хранилище. Огромный комплекс внешне напоминает университет, но внутри – немного комнат для персонала, историков, учеников, ожидающих; банный комплекс и книжные стеллажи, которым не видно конца. Читальные залы разделены по уровню допуска: низший для ожидающих (тех, кто запрашивал ответ у историков и кто вряд ли получит правдивый), средний – абитуриенты и ученики (некоторым приходится тратить полжизни, чтобы получить хоть пару табличек), высший – историки (категория Стенли) и особый для Книгочеев, чье количество сохранено в тайне. Именно поэтому любое появление настоящего Книгочея – фурор, а его ученик всегда привлекает много внимания. Особенно, если он – всего лишь ободранный мальчуган с повязкой на голове, не умеющий даже читать. Ему приходилось много времени проводить здесь, в Центральном Хранилище, обучаясь и запоминая, пока учитель пропадал на опасных заданиях или в залах особого доступа. Старик заботился о нем так, как мог, частенько оставляя ученика там, где безопасно, хоть и издеваются морально почти без причины… Стенли ни за что бы сюда не вернулся, отдай Книгочей ему читательский Лави. А так как задание не завершено, и экзорцист еще может вернуться, класть имя на полку несколько преждевременно. Второе правило должностной инструкции предупреждает: «Выбранные псевдонимы не должны повторяться. Следите за этим, чтобы не вводить людей в заблуждение и подвергать себя излишнему риску». Какому – понятно и так. Вот и крапает молодой историк отчеты, аж за пять имен сразу. А хочется спать, хочется в ванну, но сначала – покушать. Был у него когда-то приятель знакомый, который мог много съесть, вот только где это было? И у какого его? Бумаги и формальности кажутся нескончаемыми, как и замечания Смотрителя Зала, которому то буквы неровные, то слог непонятный, то юноша неприятен, а по правде сказать – просто скучно. Ведь когда очередной неуч досдаст все отчеты и взятую на почитку литературу, этому строгому мужчине останется лишь коротать долгие часы в одиночестве, т.к. историк, пусть даже такой никудышный, является редким гостем в Центральном Хранилище. Вернувшись в выделенную ему комнату, Стенли забывает о всех желаниях, кроме сна. Подключение сильно выматывает историков, куда более опытных, нежели он, и нет ничего удивительного, что молодой человек валится на кровать, не раздевшись. Забреди сюда случайно слуга в это время, ему не придет в голову будить постояльца – после тяжелой работы они сами такие. Стенли радуется навалившейся на него усталости, которая придавливает тело к кровати, не позволяет двигаться, сковывает, наконец, разум и память. Он рад, что не может пошевелиться и постепенно проваливается в свой любимый сон без сновидений, где не будет людей в черных плащах с серебром… теперь-то, наверное, золотом… изуродованных трупов людей, которых переехало машиной войны, несчастного поручика, осевшего где-то под Киевом, продающей в Берлине хлеб женщины, чей сын грабил и воевал на Востоке… Где не будет ничего из того, что он привык видеть вокруг себя. И не будет той вереницы имен, что прошла через разум за последние годы, да так и осела пеплом в закоулках души. Юноша спит. Ему завтра рано вставать, ему «завтра» звучит словно «казнь». Читательский Лави не сдан, новый не выдан, а значит, пора возвращаться домой.