Не оставляй меня здесь, Клаус.

Снова эти странные сны. Трудно держать себя в руках, если они о твоей матери, и в частности о том, чего она уж точно не совершала. Моей уверенности в ней просто нет границ. Я лучше усомнюсь в себе, чем в ней. Я люблю ее, а она любит меня. Не думаю, что она сделала бы такое. Смотрю, как солнце пробивается сквозь закрытые шторки, освещая комнату утренним светом. Не смотря на ужасный сон, настроение у меня на редкость хорошее. Странным для меня было то, что, не успев проснуться, я сразу вспомнила о Клаусе. Для меня он был потрясающим. Не то, чтобы он мне нравился, просто он очень приятный человек и замечательный собеседник. Я бы часами с ним разговаривала. Мне становилось интересно узнавать его. С какими людьми он общается, кем работает, сколько девушек у него было? Какой его любимый чай или фильм? Любит ли он праздники? Хотелось узнать о нём совершенно всё. Я не думала о романтических с ним отношениях, я хочу, чтобы он был мне другом. В этой больнице мне катастрофически не хватает людей, на которых можно положиться. Он – единственный, помимо мамы, человек, с которым я разговаривала за последние два месяца. Радовало то, что я именно с Клаусом поговорила в первый раз. Никогда в жизни не было такого, чтобы человека настолько быстро и прочно остался в моем сердце. Если бы я сказала, что больше не хочу увидеть его, я бы, несомненно, солгала. Я хочу. Очень. Когда я посмотрела на часы, то поняла, что скоро придёт время идти на уколы. С каждым разом ходить туда все невыносимее. Это можно сравнить, скажем, со смертным приговором, который обжалованию не подлежит. Они не понимают. Не понимают, что от этих уколов мне только хуже. С каждым разом моя голова всё сильнее и сильнее болит. Тело постоянно потеет, но дрожит, словно в комнате минусовая температура. Доказывать им, конечно, бесполезно. Скажут, иди, мол, поспи, станет легче. Но легче мне не будет. Теперь же я просто сидела на кровати и ждала, пока придут санитары. Дождалась. Они зашли без стука. Да и зачем им стучать в дверь к душевнобольному? Он… как это… невменяем? Все равно не поймет. - Идём на процедуры, - произнес один из них, небрежно надевая белые перчатки. - Только без рук, - я уже устала каждый раз говорить им это. Конечно, я могла бы и дальше постоянно упираться, пока они ведут меня туда, но всё это бессмысленно - они вколют в меня эту дрянь. Бежать бесполезно. - Мы помним. Каждый раз меня ведут по одним и тем же коридорам, а я вновь и вновь путаюсь в них. Это хорошо. Я не хочу их узнавать, не хочу, чтобы они западали мне в память. Они привели меня в нужный, до боли знакомый кабинет, но Эрика там не было, что довольно странно. Но это не важно. Сегодня было гораздо больнее, хотя это, возможно, мое воображение. Отведите меня снова в палату, мне нужно успеть смириться со всем этим до следующей процедуры. *** Его не было уже две недели, а считать дни порядком надоело. Каждый день был похож на предыдущий. Те же уколы, обеды, мольбы о помощи. Только становиться мне всё хуже. Колют, наверное, что-то новое. Или, может, тестируют на мне новый препарат. Я это чувствую. Кажется, весь мир забыл про меня. Мама не приходит. К Эрику меня не водят. Клаус тоже не появляется. Я снова осталась одна. Мои мысли нарушает стук в дверь. Только… почему стучат? - Входите, - еле слышно произношу я. На пороге появляется он. В руках у него плюшевый медведь, я сразу его приметила: весьма сложно не заметить огромного плюшевого зверька, за которым и самого человека не видно. - Привет, - произносит он так, словно то пробуя слово на вкус, ощущая эмоции. - Привет, - улыбаюсь я ему. Я знала, что моя улыбка разбавит накалившуюся до предела обстановку. Поэтому он улыбнулся мне в ответ и протянул медведя. - Ну, зачем? Не нужно было тебе покупать его, - произнесла я и густо покраснела, стараясь скрыть, что подарок действительно очень мил. - Я случайно его увидел и решил непременно преподнести тебе, - спокойно отвечает он с такой интонацией, будто разъясняет ребенку простые истины. - Всё же не стоило. - Нет. Это стоило хотя бы потому, что ты так мило покраснела, - произносит он, и, смотря мне в глаза, растягивает губы в чуть заметной улыбке. Это слова еще сильнее вогнали меня в краску. Часы с ним измеряются в минутах. В этот раз он не смущался, а разговаривал очень свободно. Мне это нравилось. Нравилось видеть его таким простым. Рассказывал мне что-то, смеялся, а мне нравилось наблюдать за тем, как на его щеках снова и снова появляются ямочки. Нравится выражение лица, когда он слушает меня - такое сосредоточенное. Оно завораживает. Трудно встретить людей, которые меняются так быстро, не успеешь даже и глазом моргнуть. Чем больше я смотрела на него, тем больше запоминала каждый сантиметр его лица, с покорностью осознавая, что он не раз мне приснится. Мне нравилось наблюдать за ним. Я бы занималась этим вечно. Разговаривая о чем-то, наши руки случайно соприкоснулись. По моему телу будто электричество пробежало, сердце бешено заколотилось, ресницы трепетали. Я от смущения одернула руку. Его кожа была шершавая, а рука просто огромной по сравнению с моей миниатюрной ладошкой. Трудно было не заметить, что он тоже смутился. Наконец-то и я увидела его в неловком для него положении. Обычно он всегда знал, как выкрутится. А тут он пытался скрыть смущения, бегая взглядом по палате. Я решила не акцентировать на этом внимание. Это не требовалось, мы оба все поняли. Не было ни минуты, чтобы мы сидели в тишине, мне это определенно нравилось. За время, проведенное здесь, тишина стала мне врагом, убивающим меня изо дня в день. Клаус спасал меня одним своим присутствием. Спасал от неминуемой гибели, сам того не зная. Слушая очередной его рассказ, я непроизвольно уснула. Она такая красивая, когда спит. Дыхание ровное, губы чуть приоткрыты. Волосы небрежно разбросаны по подушке, голова чуть наклонена в бок. Она необыкновенно красива. Наверное, я никогда в жизни не встречал таких девушек, как она. Каждый раз, когда я нахожусь дома, мне так и хочется встать и просто поехать к ней: чтобы послушать ее смех, узнать, что еще нового она мне расскажет. Только с каждым разом она как будто играет со мной, что-то утаивая. Ее что-то гнетет, я чувствую. Я вижу это. Но я спрошу ее об этом потом, когда она проснется. Я целую ее в щеку и иду к двери, но останавливаюсь на полпути, что бы тихонько прошептать: - Спокойной ночи, милая Кэролайн.