Грэйв

Ненужное, неуместное, но все же - дополнение к первой части. *** На холмы пушистым одеялом ложится мягкий сумрак, окрашивая кресты, заборчики и буквы эпитафий в монохромные, пастельные тона. Пустой гроб зарыт обратно, земля сверху притоптана, растительность распихана по бокам в надежде, что снова приживётся, — а может, просто для вида. — Приношу извинения, господин Барма. Это, должно быть, случилось очень давно, а я не знал, — без тени смущения говорит Брейк, весело размахивая лопатой и будто случайно целясь, как кажется Барме, ему по носу. — Что ж… до свидания. Приходите как-нибудь ещё. — Обязательно, спасибо. Намерений приходить на это кладбище ещё раз у Руфуса столько же, сколько жениться на мускулистом чёрном негре с лысым черепом. *** Она лежала в земле спокойно, даже не стуча зубами от холода и сырости. Её домом был ящик, входом — надгробие. Слева — попавшая в автокатастрофу балерина, чья голова являла взору огромную трещину в области виска; справа — заикавшийся, и оттого всегда молчаливый мальчишка; а внизу — умерший много лет назад старик, мореплаватель при жизни, чьи кости уж давно обратились в прах, но чей скрипящий голос она иногда слышала из недр земли под собой. Она никто. Погибшая, изжившая себя личность, отголосок мысли, вырезанное на камне имя. Она была уверена, что никто даже не помнит её лица, — куда уж там, если даже у неё самой оно начало стираться из памяти. Ветер шелестел её голосом, трава шуршала её босыми ногами под белым саваном. Не умирайте, хотела сказать она людям — но никто её не слушал. А впрочем, «блаженны неведущие». Миранда Барма никогда не отличалась особым добродушием. Вот уже неделю Миранда следит за красноволосым мужчиной, который раскопал её гроб. От него пахнет знакомым, родным и совсем немного аппетитным. Нет, она вовсе не собралась его съесть — у трупов, кто бы что ни думал, тоже есть чувства. Она знает, что следы от её босых пяток заметны ему, знает и то, как долго он рылся в аптечке в поисках позаимствованного ею бинта (рука отваливается, что поделаешь). Ещё человек дважды куда-то звонил, трижды пил аспирин и неизвестно сколько раз — валерьянку. Сегодня у мужчины выходной, и он курит, стоя у окна своего пентхауса, а Миранда смотрит на него, спрятавшись в тени от стеллажа. — В чём дело? — порывается она спросить, но из горла вылетают лишь шипение и скрежет. Бедняжка, он аж закашлялся! В круглых от страха глазах Миранда на мгновение видит своё отражение: серый в разводах саван, растрёпанные кудри волос, прозрачно-пепельная кожа, порвавшаяся под правым ухом и на ключицах, почерневшие зубы и безумный, жадный, исступлённый и страстный взгляд чёрных, как колодец, зрачков. Человек падает на персидский ковёр, выронив сигарету и смешно закатив глаза. А ведь когда-то она была первой красавицей, с горечью думает Миранда и тушит задымившееся было покрывало голыми ногами. Медь волос рассыпается по шёлку его халата, она ложится сверху, прижавшись ухом к груди, и долго вслушивается в стремительное биение живого сердца. Она ли это? Та ли одержимая смертью Миранда, что превыше всего любила покойную тишину и пустые черепа? Та ли наследница рода, что предпочитала улицам и скверам усыпальницы, кормила хлебом ворон и ладонью стирала грязь с мрамора обелисков?.. Или всё это плод чьего-то усталого, больного воображения, навеянный сигаретным дымом и чашкой странного чая?