От любви не умирают

Наутро Лисицын проснулся и обнаружил, что в комнате никого нет – ни Юли, ни девочки. Уехала! – первая мысль пронзила копьем. Нет, не может быть! После всего, что вчера было – не могла! Потом он услышал детское лопотание из зала и выдохнул: здесь. Костя вышел в смежную комнату. На ковре тихо-спокойно играла Надя: расставляла плюшевых зайцев вокруг себя и кормила из игрушечной посуды. Настоящей посудой звенела на кухне Юля. Завтрак готовит? - Ты кто? – подняла на него глаза девочка, отвлекаясь от своего занятия. Лисицын сел рядом с ней на пол. - Я?.. Папа, - ответил он, и, кажется, только сейчас до него дошло, что значит это слово в полном объеме. В душе разливалась приятная теплота – у него есть дочь. Вот эта двухлетняя малышка – его дочь. Смешная в своей серьезности, с двумя тонкими рыжими хвостиками, она посмотрела на него ясными голубыми глазами, чуть склонила голову набок и переспросила: - Папа? Костя чуть не прыснул со смеху – перед ним была точная копия его Юльки, только маленькая. И с хвостиками. Казалось, что она сейчас нахмурит брови и деловито произнесет: «А вы точно папа, товарищ майор?» Лисицын широко улыбнулся и подтвердил: - Папа. Надя разглядывала его с чисто детским любопытством. Мужчина ждал реакции. Обернувшись, он увидел, что Юля стоит в дверях и наблюдает за происходящим. Руку приложила ко рту, чтобы не выдать себя, и стоит, не вмешиваясь, а на глазах слезы. Соколова услышала их голоса из кухни и пришла в зал. Она видела, как он сказал «папа» и как внимательно смотрела на него дочь. Папа. Слезы снова навернулись на глаза. Господи, откуда их столько в ее организме? Она же четвертый день только и делает, что рыдает! - А когда ты приехал? – спросил ребенок. - Вчера, - Костя улыбался, глядя на дочь. – Ты спала уже. - А ты больше не уедешь? - Я за вами приехал, - сказал и выдохнул. Как же сладко сразу стало во рту от этих слов. Он приехал за ними, за его девочками. – Поедешь со мной? – кажется, он начинал понимать, почему у Юли глаза на мокром месте. – У меня парк есть возле дома. Большой, зеленый! - А качели там есть? – любопытствовала Надя. – Я люблю качели. - Есть, - он слышал, как всхлипнула Соколова за его спиной. - А мама? – продолжала вести допрос малышка. - И мама с нами, - кивнул Лисицын. – Куда ж мы без нее?! – вырвалось из самых глубин сердца. - А игрушки у тебя дома есть? – настоящая дочь двух оперов. - Игрушек нет, - честно признался мужчина и тут же добавил: - Но мы заберем все твои. И там еще купим новые. Девочка на секунду задумалась о чем-то своем, потом кивнула и вновь повернулась к своим зайцам и посуде. Костя встал с ковра и подошел к Юле. - Доброе утро, - девушка не нашла ничего лучше, что сказать. Он улыбнулся, провел пальцем по щеке, смахивая слезинку, и вместо ответа просто поцеловал. Соколова обняла его, прижавшись, и почувствовала, как его руки крепко обхватили ее. Неужели действительно можно выдохнуть? Неужели этот ад закончился? Лисицын отстранился и посмотрел ей в глаза. - Надежда, значит? – улыбнулся он. - Да, - прошептала Юля. – Соколова Надежда Константиновна. Для меня она всегда была твоей, - она попыталась улыбнуться. - Она должна быть Лисицына, - Костя посмотрел на девочку, потом перевел взгляд на ее мать. – И ты тоже. - Что? – ее глаза казались невероятно огромными от удивления и невероятно голубыми, как в тех его снах, в которых он видел ее все эти три года. - Ты слышала, - улыбка стала хитрой. Боже, если бы знать, какое счастье его ждет, он бы вытерпел и дольше. Почему никто не сказал, не предупредил? – Собирайся. Мы уезжаем в Москву. Юля молча обняла его, снова прижалась к сильному плечу, утыкаясь носом в шею. Костя, ее любимый, родной Костя… - Обещай мне, что больше не будет никаких секретов, - тихо попросил Лисицын. – Я тебя из любой передряги вытяну, слышишь? Я тебя всякую приму. - Всякую? – уцепилась за слово Соколова и посмотрела в глаза. – Костя… - она набралась смелости и задала терзавший ее три года вопрос: - А если бы анализ показал, что Надя не твоя, что бы ты сделал? - «Если бы» не существует. Она – моя, - он хотел снова обнять Юлю, но она удержала. - Ответь, пожалуйста, - шепотом попросила девушка, ей было очень важно услышать это от него. Лисицын вздохнул. - Хочешь правду? – Соколова кивнула. – Я как Аристова с этими отправил, так и сидел, молясь, чтобы она была моя. Даже думать не смел, что это не так. Мысль, говорят, материальна, - он улыбнулся. – Обещал всякие глупости тому, кто там наверху сидит, лишь бы она моя была. - Какие глупости? – улыбнулась Юля. - Не скажу – мне стыдно, - разыграл из себя красну девицу майор, и Соколова прыснула со смеху. Потом положила голову ему на плечо и выдохнула. Черт с ним, с этим вопросом. «Если бы» не существует. Теперь не существует. - Как же мне тебя не хватало… - шепотом сорвалось у нее с губ, и он сжал ее так крепко, что перехватило дыхание. - Знаешь, я ведь тогда чуть с ума не сошел, когда понял, что ты не вернешься и никто мне ничего не скажет, - признался Лисицын. – После этих трех лет ада я точно знаю, что лучше сразу умереть, чем снова пройти через такое. - А говорят, что от любви не умирают… - пробормотала Юля, чувствуя, как в ее выжженной, измученной душе начинают пробиваться ростки счастья. - Правильно говорят, - Костя посмотрел на безмятежно играющего ребенка и усмехнулся: - От любви не умирают – от нее рождаются…