Проклиная жизнь или история одного Вольтури

— Нет! Кай кинулся между девушкой и Алеком, резко откинув вампира в стену, закрыл девушку собой и оскалился. Маркус в удивлении встал и вместе с Аро аккуратно попытался приблизиться к брату, но тот, продемонстрировав острые белоснежные клыки, утробно зарычал на них: — Не подходите! Девушка несколько удивленно посмотрела на блондина, но, ослепительно улыбнувшись, спокойно, но мягко сказала: — Кай, успокойся. Вампир в недоумении обернулся к девушке, и столько эмоций отразилось на его обыкновенно безмятежном и жестоком лице: боль, печаль, удивление, ярость и... нежность. То самое чувство, которое даже ни разу не проявлялось в отношении братьев. Что-то невнятно рыкнув, он резко схватил девушку и скрылся с ней в глубине дворца. К Маркусу вернулось его железобетонное спокойствие и не уходящая скука: — Когда вернется, расскажешь,— Обратился он к Аро и медленно, чинно ушел. На удивленные взгляды подчиненных Аро ответил нервным подергиванием плеч: ну а ему откуда знать, кто это. Кай проскользнул в свою комнату со своей драгоценной ношей и лишь на пороге, тяжело вздохнув, остановился. Он аккуратно отпустил девушку и в смятении на грани истерики оглядел её с ног до головы, остановившись восторженным взглядом на лице с тонко очерченной линией губ и бровей, высокими скулами и глазами, в которых Вольтури тонул. — Господи, где ты была все эти годы? — Выдохнул он с болью, разъедавшей остатки его души и сердца тысячелетиями. Девушка подняла взгляд и поняла одну вещь: года, года, а он не меняется, так же прекрасен и любим. Любим ею. — Калипсо, не молчи! Девушка оторвалась от созерцания парня и глянула в его глаза, её прошибло в легком ознобе, прошедшем от увиденной там боли. — Я тут, — Только и смогла откликнуться она. Кай выдохнул. В этом вздохе он передал всю ту боль, а теперь и облегчение, мучившие его. Воспоминания вампира улетели далеко, дальше, чем может представить любой вампир. Туда, а точнее тогда, когда боль начала проедать его сердце, хотя нет, даже ещё немного раньше: Около 1100 лет до нашей эры. Египет. Александрия. Храм Ра. — Кайус! Совесть потерял! По коридору с этим воплем бежал немного смугловатый парень с темным париком и огромными голубыми глазами. Из-за одной из дверей высунулась блондинистая голова с ярко-зелеными глазами. — Искал? — Кайус, когда же ты начнешь соблюдать обязанности жреца? Ты же... — Да-да, я один из высочайших жрецов храма и должен периодически появляться на публике. А так, ну, между прочим, я не Кайус, Кай!!!! — Ну коли понимаешь, что должен делать, то топай! — И что же? Кай вздохнул: как ему надоели эти светские мероприятия. — Как это что? Сегодня в порт привозят партию рабов, говорят эти греки, что из Гипербореи. — Скука и трата денег. Хотя рабом больше, рабом меньше... Впрочем, без разницы. Блондин вздохнул и громко крикнул: — Носилки! К нему быстро подбежало несколько темных рабов, неся на руках золотые носилки с легким белым шелком, служившим в качестве занавесей. Юноша с истинной грацией льва запрыгнул на носилки и звонко сказал: "Ну, давайте в порт, на невольничий рынок". Носилки медленно продвигались в толпе, что меньше всего беспокоило Кая. Он полностью погрузился в свои мысли, блуждавшие далеко от невольничьего рынка. Такая скука, а также грязь. Ужас. Хуже только на галерах, где рабы гребут. Наконец, прибыли. Кай не стал слезать с носилок. Зачем, если и так все видно? Вот послышался скрип, и двое гребцов откинули деревянную доску, служившую трапом. Сначала вышел капитан, а также пара греков, по-видимому, рабовладельцев. За ними толпой, не оказывая сопротивление, вышла на сушу толпа светлых людей, похожих на египетскую знать. Девушки укутались в то, что было, закрывая всячески лицо, ну а кому хочется, чтобы тебя купили? Верно, никому. Рабы, а изредка рабыни, шли друг за другом на продажу. С рабынь, когда те подходили к торовцу-греку, срывали навязанные на лицо покрывала. Все были достаточно милыми, но ни за одну не зацепился взгляд Кайуса, у него было полным-полно рабов, а также рабынь, зачем ему ещё? Друг за другом шли блондинки, брюнетки,шатенки, даже несколько рыжих, но его взгляд смотрел мимо, куда-то вдаль, далеко не на живой товар. А глаза: зеленые, карие, голубые, серые, даже ярко-синие как море - совсем не цепляли парня. Ну вот последний раб, точнее рабыня: грациозная походка выделяла ее из явно трудовых девушек, она словно скользила по песку, почти не оставляя следов на земле. Она всячески сопротивлялась, но с нее тоже сдернули покрывало, даже не покрывало, а плащ темно-синего цвета. По белым плечам рассыпались золотые волосы и спустились до колен, золотые глаза в обрамлении чуть более темных, чем волосы, ресниц с вызовом смотрели на всех, будто спрашивая: кто рискнет? Высокие скулы, тонко очерченные на жемчужной коже, алые, как кровь, губы и тончайшие золотые брови, съехавшиеся к переносице в праведном гневе. — Господа, ну кто купит эту северную розу, настоящая ведьма! Колдует, говорили её односельчане. Количество талантов (египетская монета), увеличивавшееся с каждой минутой, стало просто безумным. Но наконец: — 5000 талантов!— крикнул голос откуда-то из толпы. — О, Ра, слава тебе!— вскричал грек. Но послышался звонкий голос, из-за которого все, включая продавца, впали в ступор: — 10 000 талантов! Молчание воцарилось на площади. Вперед вышел зеленоглазый блондин в дорогой одежде. Естественно, девушку продали ему.