Джон, человек из Капитолия

Адмирал Грант и порекомендовал его туда, куда Марк Бонг мечтал попасть едва ли не с рождения. Особое испытательное подразделение ВВС Капитолия, то самое, где служил – и погиб – его отец. Даже для единственного внука самого Бонга-старшего это было все равно, что достать звезду с неба: многие из его новых сослуживцев добивались этого места годами. Закончив Академию с отличием, двадцатилетний старший лейтенант оказался самым юным в команде маститых асов-испытателей, но те с первых же дней службы приняли неопытного новичка тепло и радушно - многие из них еще помнили его отца и поклонялись его деду. Марк всеми силами старался не посрамить честь семьи. Многолетняя дрессура и муштра, равно как и семейные гены делали свое дело: техника, даже самая сложная, пела в его руках, а исполнительность и внимательность лейтенанта Бонга скоро стали притчей во языцех. На какое-то время, окунувшись в водоворот новых служебных обязанностей, он и думать забыл о прежних своих страхах и неприятиях. Голодные Игры снова были где-то далеко, в другом мире, пока в этом, мире железных птиц и железных мужчин, он день за днем становился одним из них. Двойняшки Боггсы - они оба были где-то рядом: по окончании Академии одному ему известным способом Кит Боггс попал-таки в спецподразделение военной разведки и теперь неделями, а то и месяцами пропадал невесть где, пока Кейт Боггс проектировала новую извилинку электронных мозгов очередного прототипа в одном из ведущих отделов центрального авиаконструкторского бюро Капитолия. По примеру сослуживцев Марк взял себе «служебный» ник – для переговоров на открытых частотах капитолийские летчики часто использовали не цифровые коды или комбинации личного номера, а несложные вымышленные имена и фамилии. Бывшие сокурсники Марка, отпрыски знатных капитолийских семей, в глаза не видевшие ни штурвала, ни планелета, ни армии как таковой, тем не менее, нарекались громкими и помпезными именами древних полководцев. Вчерашний выпуск кишел Цезарями, Грантами, Линкольнами, Вашингтонами, Леонидами и Ганнибалами. Равнодушный к чужой славе, он назвался по-простому, в честь любимого книжного героя Кейт, Джона Картера, «человека с Земли», - и оказался первым Джоном за всю историю Академии. Его обязательный жетон почетно хранил личный номер отца и гравировку с гордым именем деда, но сослуживцы звали вчерашнего Марка Бонга не иначе как новым ником – Джон, «человек из Капитолия». Кит Боггс стал его первым и единственным настоящим другом, Кейт – его первой и единственной любовью. В них обоих было то, чего так не хватало ему – безрассудство. Еще с детских лет Марк отличался рассудительностью. Он не был трусом, но всегда тщательно взвешивал и обдумывал каждый свой шаг – как год за годом учил его Марк-старший. Всякое явление имеет суть, и для одних эта суть причина, а для других - следствие, всегда говорил ему дед. Для одних она милость, для других наказание. Всему свое время, нужно только суметь дождаться. И он дождался. Безрассудная Кейт Боггс оказалась его причиной и его следствием, его милостью и наказанием, даром, ниспосланным ему небесами. Она умела быть дурашливой и забавной, шумной и грозной, серьезной и нежной - главное, что она была рядом. Всегда. Добровольное одиночество закончилось, он нашел свою половину. Ту, которая понимала и принимала его, с его чрезмерной гордостью, нелегким характером и поистине фанатичной одержимостью небом – единственным, что он любил больше нее. Он разрывался между своими любимыми: в небе, выполняя обязательные фигуры очередного испытательного полета, он тосковал по земле - но стоило ему сутки не видеть аэродрома, как его начинала грызть глухая тоска по небу. Падая от усталости, он засыпал на коленях у Кейт и спросонья винился и корил себя за свою несносность - но стоило ему проснуться, и уже, полный сил, он говорил только о планелетах: новинках автоматики, пробах нового вида топлива, вчерашних происшествиях в команде и так далее, и тому подобное. По этой же причине они до сих пор не были женаты: сначала им мешала Академия с ее пусть не слишком строгими, но все же правилами. Затем обязательные два года стажировки на испытательных авиабазах, разбросанных по всему Панему за пределами дистриктов – ни одна из них не была приспособлена для проживания семейных пар. Еще вчера взбалмошная и бескомпромиссная, Кейт послушно терпела и ждала, и даже не ревновала; только шутливо ворчала, что авиация – непростая соперница, и что однажды ему придется выбрать одну из них. Он знал, что выбирать придется – не подозревал лишь, каким окажется этот выбор. --- Ему как раз исполнилось двадцать два, и он дождался, наконец, капитанского звания и перевода обратно в Капитолий, когда в столице разразился невообразимый скандал. Вторые Юбилейные Игры едва не оказались под угрозой срыва: совершенно неожиданно попавший в финал самодовольный мальчишка из глухого Двенадцатого дистрикта каким-то образом обнаружил вокруг Арены силовое поле и использовал это поле как оружие, прикончив свою соперницу и став победителем. Казалось бы, ничего страшного, однако укреплявший свои позиции на посту президента Кориолан Сноу внезапно усмотрел в этой юношеской выходке вызов и угрозу безопасности всего Панема. Поговаривали, что с парнем поступили довольно жестко, наказав за его якобы крамольный проступок всю семью. Подробностей Марк не знал - однако, наслушавшись от старших коллег о методах устрашения, принятых в спецслужбах Капитолия, отчетливо представлял, что могло означать такое «наказание». - Но это же дико - наказывать за смекалку! - возмущался профессор Боггс, когда Марк зашел навестить его. - Пощады не будет, парень сам нарвался, - пожимал плечами дед, сочувственно глядя на экран. Безрассудство – единственное, чего следовало опасаться в Капитолии. Марк понял это слишком поздно. Когда вступившегося за юного победителя профессора Боггса и его коллег обвинили в пособничестве мифическим оппозиционным силам и объявили «врагами народа и государства», он не поверил своим ушам. Обвинительный приговор был сфабрикован, от первого и до последнего слова – мягкий, интеллигентный и тактичный профессор никогда не был заговорщиком! Дознание, следствие, суд – все это было жутким фарсом, маскарадом, фикцией… но когда Марка вызвали на первое слушание по делу, он решил, что вовсе сошел с ума. Оказалось, что он сам, капитан ВВС Марк Корнелий Бонг-младший, лучший и любимый ученик профессора, внезапно оказался главным и едва ли не единственным обвинителем: якобы с его слов и были записаны показания о распространении в стенах Академии авиации запрещенной Капитолием литературы, ставшие основным поводом для задержания и следствия! Кейт удалили из зала на первых же минутах заседания: она бранилась, кричала и плакала, и грозила присутствующим, Марку в том числе, всеми напастями, а в конце своего пламенного и опасного монолога обозвала судью продажной сволочью и зашвырнула в него оказавшейся под рукой папкой. Кит Боггс тоже был там и держался лучше сестры: бледный и неподвижный, в парадном мундире капитана военной разведки, он сидел среди зрителей и, стиснув зубы, молча смотрел, как ровняли с землей доброе имя его отца. Будь у Марка хоть капля безрассудства «безумных двойняшек» Боггсов, он поступил бы, как Кейт, и разнес зал заседаний вдребезги - однако дедовская рассудительность взяла верх. В какое-то мгновение он даже нашел оправдание сдержанности друга – как, опорочить офицерский мундир сопротивлением официальным властям? – но уже в следующую минуту, краем сознания услышав спешно вынесенный вердикт, понял, что ошибся. Слишком поздно он увидел главную игру, слишком поздно разглядел главного манипулятора: прикрываясь нелепыми обвинениями и громкими именами известных всей стране капитолийцев - таких, как Бонги, - Кориолан Сноу методично и без сожаления наказывал или убирал неугодных. Победителей Голодных Игр, ученых, политиков. Слишком смелых, слишком умных, слишком самодостаточных – всех тех, кто составлял или мог бы составить настоящую элиту Панема. Внезапная слава «оплота государственности и власти» - а попросту доносчика – стала лишь началом кошмара. Вчерашние приятели и коллеги теперь смотрели на него с опаской, прекращая с его появлением всякие, даже самые безобидные разговоры. Он чувствовал себя изгоем, измазанным в дерьме по самые уши – и, как ни старался, не мог избавиться от ощущения неотвратимо грядущей беды. Беда действительно грянула - в один из дней исчезла Кейт: после того, как вымышленная вина профессора была доказана, дом Боггсов арестовали и опечатали, и она перестала появляться на службе. Поначалу Марк решил, что она избегает его. Он и сам не мог показаться ей на глаза, не выяснив прежде, каким образом его имя оказалось в числе обвинителей – и это терзало его сильнее всего. Масла в огонь подлил Бонг-старший, потребовав, чтобы внук, офицер военной авиации, впредь не смел наводить справок о дочери «врага народа», если не хочет оказаться на его месте – ради своего же благополучия. Он мог бы возразить деду – но не посмел перечить старшему по званию. Тогда-то, время от времени, он и начал всерьез чувствовать тянущую боль в груди – то тупую, то нарастающую, отдающую то в спину, то в левую руку. Опасаясь обращаться к врачам, он поднял старые медицинские энциклопедии. Все симптомы указывали на угрозу инфаркта, а, значит, на угрозу лишиться единственного, что составляло смысл всей его жизни – неба… так он думал тогда. Думал до тех пор, пока не встретил, наконец, в Академии Кейт… нет, не Кейт – лишь отдаленно похожую на нее безгласую прислугу в стандартной белой униформе. Она прошла мимо, даже не подняв глаз, пока он, ошалев и потеряв дар речи, стоял истуканом посреди коридора и пытался заново научиться дышать. Ее оставили здесь нарочно – в напоминание ему и назидание другим. Он не мог сделать выбора – они выбрали вместо него. - Кейт… - осипшим голосом позвал он ей в спину. Не было больше Кейт – у девушки без голоса больше не было имени. --- Следующие четыре года жизни слились для него в один кромешный ад. Сначала отдалился Кит – перевелся куда-то в провинцию, лишь бы убраться подальше, и бывал в Капитолии только наездами. Потом погибла Кейт. Он так и не узнал точной даты - ему рассказали не сразу, а лишь спустя много дней, да и то полушепотом, под большим секретом. Пока он пытался придумать, как помочь ей и при этом не навлечь беду на седую голову деда, новенькую темноволосую безгласую обнаружили однажды утром со вскрытыми по всему телу венами. Обнаружили слишком поздно - к счастью для нее. Когда Бонгу-старшему поставили диагноз – неоперабельная опухоль головного мозга, внук поднял на уши весь медицинский свет Капитолия. Никто не мог помочь ему – или не хотел: слава доносчика и предателя все еще шла впереди него. Днями он по-прежнему испытывал новые планелеты; ночами сидел у постели стремительно угасающего деда, держал его за руку и, давясь скупыми мужскими слезами, проклинал собственную ничтожность. Он и сам угасал вслед за дедом: сломалась безупречная осанка, поблекла и заледенела пронзительная когда-то синева глаз, запали и еще больше заострились скулы, а на висках появились первые седые пряди. Его не радовало даже последнее собственное достижение - прошедшее с блеском испытание усовершенствованного прототипа того самого проклятого «скайспукса». Он доказал себе и всему миру, что достоин называться сыном своего отца – но это больше не приносило ему радости. В один из дней семейный юрист пригласил его в рабочий дедовский кабинет. Тактично подбирая слова, он завел разговор о том, что Бонгу-старшему неплохо было бы составить завещание. Состояние Бонгов было внушительным, если не сказать - огромным, и в случае отсутствия завещания оно автоматически переходило в собственность Капитолия без права подачи апелляции. Поскольку старик категорически отказывался признавать свою скорую смерть, он рисковал поставить под удар его, любимого и единственного внука, финансовое благополучие. Марк смотрел на адвоката выцветшими ледяными глазами, не понимая, о чем вообще шла речь. Какое благополучие? Для чего оно ему? - Я поговорю с ним, - только и сказал он, лишь бы отделаться от назойливого гостя. Он действительно собирался поговорить, пока не вошел в спальню. Он увидел ее сразу - Смерть, замершую у изголовья пышной дедовской кровати, - и сразу все понял. Видимая ему одному, высокая бледная тень милосердно кивнула на хрупкое тело, бывшее когда-то грозой и хозяином этого дома. Ему нужно было услышать только одно. - Я предал своих близких, дед, - рухнув на колени, он вцепился в иссушенные болезнью стариковские пальцы, - а теперь собираюсь предать родину… - Главное не предать себя, - беззвучно выдохнул Бонг-старший единственное свое напутствие и так же беззвучно испустил дух. Дед был последним, что еще держало его в Капитолии – когда он умер, Марк решился.