Истории о самураях, их женщинах, любви и смерти. История пятая

Они лежали, сплетясь телами, пытаясь выровнять дыхание, Казама обессилено шептал ей что-то беспомощное и нежное, и Райки счастливо улыбалась, облизывая пересохшие губы, а потом прошептала, довольно хихикнув: - Никогда не думала, что ты способен так много говорить и знаешь столько ласковых слов. - Я сам от себя не ожидал, – ухмыльнулся демон какой-то безумно очаровательной мальчишеской улыбкой и уткнулся носом в ее волосы. - У тебя есть вода? Если я сейчас не напьюсь, я умру, – прошептала Райки. Казама неохотно разжал объятия, поднялся с футона, прошлепал босыми пятками к стоявшему в углу комнаты столику, вернулся и подал ей кувшинчик с водой. Райки жадно глотала воду, проливая, и Казама, присев у самых шёджи и приоткрыв щелочку, набивая кисеру, наблюдал, как вода течет по ее подбородку и шее, стекая в ложбинку между крепких, нахально торчащих грудок, и чувствовал, что одного раза ему будет явно мало. Эти быстрые капельки, ласкающе сползавшие по разгоряченной коже, вызвали приток крови к низу живота, и Казама с большой долей самоиронии подумал, что если Райки не прекратит сейчас же так соблазнительно пить, издеваясь над ним, его член скоро треснет его по лбу. Райки, напившись, улеглась на футоне на живот и принялась болтать ногами, положив подбородок на кисти рук и глядя на Чикаге. Демон, неторопливо прикуривая, не мог отвести от нее глаз, обласкивая взглядом ее будто светящуюся в темноте бледную кожу, разметавшиеся по плечам спутанные волосы, которые после такого расчесать будет ой как нелегко, нахальную попку, лениво переменяющиеся местами маленькие пятки. Это зрелище сводило с ума не меньше, чем пролитая вода, с чем его аристократический член безоговорочно согласился. - Почему ты так смотришь на меня? – спросила Райки, перестав дрыгать ногами. - Потому что ты самая красивая женщина на этой земле, – просто ответил Казама. – И у меня есть самое сильное желание – украсть тебя и упрятать от всего этого мира, поселиться где-нибудь на берегу океана, и чтобы рядом ни души, только ты и я… - И тебе не будет скучно и одиноко? – склонила голову на бок Райки. – Рано или поздно я тебе надоем, как и все женщины. - Ты? Никогда. Я больше не чувствую одиночества. У меня есть ты. Маленький слабый человечек, который поклялся защищать меня, демона. Такой хрупкий человечек, такой бесстрашный… Ты подарила мне целый мир – свой, полный красок, радости, света и тепла, полный мужества и несгибаемой воли, нежности и любви. И мне не нужен другой мир – этот мир, погрязший в своей алчности, подлости и трусости. Я хочу быть в твоем мире, только с тобой. А от скуки есть тысяча действенных средств, и вот, например, одно из них… – Казама отложил докуренную трубку на пол, глядя потемневшими глазами на Райкиден, и облизнул губы. – Иди сюда… Она, провокационно улыбаясь и мягко ступая на четвереньках, подошла к нему, по-кошачьи ластясь снизу вверх щекой о щеку, и демон обхватил ее, прижал к себе, чувствуя, что, наверное, не только ночи, но и целой жизни ему будет мало, чтобы утолить свое желание обладать этой женщиной. Райки села верхом, растрепанные волосы свесились, щекоча ему лицо и плечи, и Казама, забыв обо всем на свете, вжался в это отзывчивое, податливое тело, чувствуя, как выгибается в его руках тонкая спина, скользят, будто плещущиеся волны, длинные, вьющиеся волосы, подметая пол при каждом движении, и молил только об одном – чтобы это никогда не кончалось. Райки, откинув голову, уперлась ему в плечи, и, забывшись в пылу страсти, в какой-то момент потеряв равновесие, Казама откинулся на спину. Тонкая рисовая бумага и деревянные рейки не могли послужить достаточной опорой, и, прорвав шёджи с громким треском, демон вывалился на энгаву-балкон второго этажа, гулко треснувшись затылком о дощатый пол. Райки упала на него сверху, окатив лавиной волос, и они оба, вытаращив глаза, с неимоверным усилием сдержались, чтобы не расхохотаться в голос. - Никогда не думала, что заниматься любовью не только приятно, но и чертовски весело, – прошептала Райки. - Ты не поверишь, но я тоже, – хмыкнул Казама, и они постарались как можно быстрее убраться в свою комнату, пока их никто не застукал, чтобы продолжить так неудачно прерванное удовольствие. Потом они лежали, прижавшись друг к другу, переплетя пальцы и глядя сквозь прореху в шёджи на шумящую листвой крону старой сливы прямо под их балконом и на кружащих ночных мотыльков. - Наверное, мне лучше вернуться к себе, пока никто не обнаружил, что я с тобой… – сонно произнесла Райки, совершенно не желая никуда уходить и расцеплять пальцы. - Не хочу отпускать тебя, – вздохнул Казама, целуя ее висок. – Посидим немного на балконе? Посмотри, какая луна… Она так прекрасна, когда ты со мной… Райки с нежностью потерлась щекой о его щеку и кивнула. Казама заботливо накинул на нее нумаки, кое-как обернулся в свой с выдранным пояском, и они, утомленные и осоловевшие, едва находя силы поднять руку или пошевелить ногами, уселись на теплых еще досках. Казама с наслаждением курил, перебирая волосы Райки, положившей ему на колено голову, как вдруг в покоях доктора Касселя, находящихся сразу за комнатами его дочери, раздался странный шум. Райки подняла голову и открыла было рот, но Казама мягко зажал его ладонью, потом отпустил, касаясь лишь кончиками пальцев. - Т-с-с… Слышишь? – спросил одними губами Казама. Райки прислушалась, кивнула и почувствовала, как у нее горят щеки и уши. - По-моему, нам лучше спрятаться обратно в комнату, – прошептала она, сгорая от стыда. - Согласен, – кивнул Казама, и в этот момент шёджи родительской комнаты с таким же грохотом прорвались, и на пол энгавы выкатился растрепанный доктор Кассель в распахнутой на груди ночной рубахе. Райки, практически лежа на Казаме, и сам демон замерли, вылупив глаза и прикинувшись безмолвными и неподвижными статуями Будды и возлежащей у его ног Каннон. Доктор повернулся к ним лицом, заметил их, махнул рукой, нисколько не смущаясь, и поприветствовал: - Salut63! Прекрасная ночь… Располагает… Кхм… – после чего показалась рука госпожи Акино в белом рукаве нумаки, властно втягивающая его за воротник обратно. - Pardonnez-moi64! – снова махнул рукой Кассель, исчезая в комнате. Райки и Казама переглянулись, снова посмотрели в ту сторону, где только что был и испарился отец Райки, опять уставились друг на друга и тут уже бессовестно захихикали. - Твой отец просто бесподобен! – уважительно покачал головой Казама. - Просто он очень соскучился по маме, – смущенно ответила Райки. - Не уверен, что я смог бы так же легко продолжить с того же места, на котором остановился, как твой героический отец, – фыркнул сказал Казама. - Ну ты же, как ни в чем не бывало, самоотверженно продолжил, когда мы тоже испортили эти прекрасные шёджи, – хихикнула Райкиден. - Так в тот момент нас никто не увидел. Если бы мы вывалились под ноги твоему отцу, и даже если бы он меня на месте тут же не кастрировал бы, я думаю, у меня все равно до самого Эдо больше не встал бы, – хмыкнул демон. - Проверим? – насмешливо поинтересовалась Райкиден и кивнула головой в сторону комнаты. - Хочешь взять меня на «слабо»? – ехидно сощурил свои красные глаза демон. - Я просто хочу… – Райки опустила глаза, но тут же снова решительно подняла взгляд и, протянув руку, безошибочно нащупала его уже поднявшийся член и мягко сжала его сквозь ткань нумаки. - Он стоит, – торжествующе заявила Райки и довольно улыбнулась. - С ума сойти… Ты невозможная женщина… – с восторгом выдохнул Казама, и пульс его заколотился где-то сразу во всех местах – в груди, в горле, в ушах и сильнее всего в паху. - Ты же сказал, что это хорошо, – улыбнулась Райки и потянула его за рукав, переступая на коленях в комнату. - Никогда ничего лучше не видел… – искренне заверил Казама и на четвереньках пошел за ней, путаясь и оттаптывая себе подол нумаки, и без того державшегося на честном слове после того, как демон бессовестно обошелся с пояском, и уже в комнате мягко повалил Райкиден на пол, целуя. – Моя маленькая ненасытная они! С рассветом Райки покинула комнату Казамы, с огромным нежеланием выбравшись из таких нежных и уютных объятий. Демон неохотно отпустил ее, тяжко вздыхая, но памятуя, что все-таки с отцами шутки лучше не шутить. Наверняка доктор Кассель догадался, почему они оказались на энгаве глубокой ночью, но выставлять это откровенно напоказ было бы для него оскорблением. Еще в ранней юности Казама услышал от своего отца довольно грубую аксиому: «Если у нас сын, значит, имеем мы, а если у нас дочь, значит, имеют нас». Скорее всего, француз, как и всякий отец, думал точно так же, и потому даже намекать ему о том, что произошло, если Казама дорожил своей фамильной ценностью и хотел детей, совсем не стоило. Проскользнув к себе, Райки прошла во вторую из двух занимаемых ею комнат и тихонько вымылась в остывшей с вечера воде в бочке, а когда вернулась, намереваясь хоть немного вздремнуть, на футоне ее ждало аккуратно обернутое плотной бумагой послание. Присев на колени и взяв его в руки, она прочитала надпись: «Ты хотела по японским обычаям» и развернула. На тонком внутреннем листе аккуратным, четким почерком было выведено: «Было так жарко, но теперь остывает без тебя мое ложе. Но любовь не остынет никогда в моем сердце» Райки, не в силах сдержать счастливую улыбку, бережно сложила листок, свернулась калачиком на футоне и тут же уснула, с нежностью прижимая стихи к груди. Возвращение в Эдо было ознаменовано холодным проливным дождем. Как только доктор Кассель со своей женой разместился в небольшом домике неподалеку от больницы, в которой ему предстояло принять дела, Казама повез Райкиден в свое родовое поместье в пригороде представить родителям. Слуги встретили их почтительно, один из вассалов хозяина поместья, Казамы Нобуторы, тут же поспешил доложить о прибытии молодого господина. Отец и мать Чикаге сразу же велели подать обед, а пока его готовили с особыми изысками в честь возвращения Казамы-младшего, подали чай. Чикаге, держа за руку оробевшую Райки, ободряюще улыбнулся ей и повел в комнату, где их ожидали родители. Супруги Казама, на вид которым можно было дать чуть больше сорока, одетые в богатые одежды, с достоинством сидели на возвышении на шелковых дзабутонах65. Мать демона поражала своей холодной, неприступной красотой, будто искусно вырезанная статуя богини Аматерасу, только с золотыми волосами, а отец, солидный, широкоплечий и такой же светловолосый, с самурайским горделивым пучком на макушке, больше напоминал бога Бишамонтена, устрашающего, могучего, но невероятно красивого. Две пары красных глаз уставились на вошедших. Не успели Казама и Райкиден войти в раздвинутые фусума, Нобутора-сама сразу же воскликнул: - А! Вернулся, наконец! Долго же тебя носило! Молодые люди почтительно опустились на колени и низко склонились в поклоне, после чего Чикаге сразу приступил к самому тяжелому. - Отец, мама, я выполнил все поручения. Юкимура Кодо убит мною лично, и его расецу истреблены. И я нашел женщину, на которой хочу жениться. Это Райкиден Кассель, дочь прекрасного и достойного человека, военного хирурга, приплывшего в Японию больше двадцати лет назад и оставшегося здесь. Его супруга – мать Райкиден – дочь чиновника из хана Айзу. Я предвижу ваше негодование, – уверил он, нахмурившись, увидев, как мать поджала губы, а породистое лицо отца налилось кровью. – Поэтому сразу хочу сказать, что я люблю эту женщину, и если вы будете против того, чтобы принять ее в нашу семью, мы вместе уйдем тот час же. Ты знаешь, отец, я смогу прожить самостоятельно, но я хочу, чтобы вы поняли меня и приняли Райкиден. - Ты с ума сошел, мальчишка! – взревел Нобутора. – О чем ты думал? Наш клан никогда не мешал крови с людьми, и не будет осквернять ее и впредь. Она же еще и полукровка! - Отец, – упрямо набычился Казама. – Я прошу тебя, не оскорбляй женщину, которую любит твой сын. Ты не знаешь, как храбро она шла вместе со мной через всю страну, когда кругом была война. Как она под артобстрелом лечила раненых в Хакодате. Как она спасла мне жизнь, когда меня почти убили. Она будет моей женой и матерью моих детей, хочешь ты этого или нет. И только от тебя зависит, будут ли твои внуки твоими внуками, потому что род Казама будет продолжен в любом случае, с твоего согласия или без него, но только с этой женщиной. - Кто вообще спрашивает твоего желания, сопляк?! – угрожающе начал подниматься отец, но мать успокаивающе положила ему пальцы на руку и проговорила: - Не нужно так гневаться, у тебя опять разболится голова и разыграется подагра. - К ёкаям подагру! – зарычал Нобутора. – В моем доме никогда не будет человеческого духа! - Это твое последнее слово, отец? – спросил Чикаге и взял за руку Райки. - Да! - Хорошо. Ты выслушал меня, я выслушал тебя. Я знал, что ты не поймешь меня. Мы уходим. Но прежде, чем я уйду, я хочу попросить у вас прощения за то, что не оправдал ваших надежд. Однако у меня есть на это веская причина – то, что я чувствую к этой женщине, невозможно передать словами. И я не хочу лишиться этого, даже если мне придется пожертвовать вашим уважением. Я впервые в жизни узнал, что такое любить, и я никому не позволю отнять у меня это. Теперь я не хочу жить иначе. Казама снова склонился до самого пола и разогнулся: - Простите меня. Он поднялся на ноги, Райки следом за ним, и когда демон уже собрался покинуть комнату, Райки мягко придержала его за руку и обратилась к его родителям. - Я прошу вас выслушать меня, Казама-сама, госпожа… – Райки низко поклонилась и, распрямившись, продолжила: - Казама-сама, не держите на Чикаге зла. Он всю свою жизнь старался быть достойным сыном, следуя всем заветам, что вы его учили, делал все, чтобы оправдать возложенное на него доверие, и никогда не сходил со своего Пути. Ваш сын отважен, смел и никогда не терял чести. Он настоящий мужчина и самурай. Но Чикаге всегда жил только вашими желаниями, стараясь соответствовать вашим высоким требованиям, и даже если ему самому было от этого плохо, он стойко шел вперед, потому что вы так хотели. И никто и никогда не пытался подумать о том, чего хочет он сам, никто не замечал, когда ему больно и одиноко. И вы, его родители, вместо того, чтобы поддерживать его, вселять веру в то, что он любим, что он хороший сын, вы только гнули его под себя, не желая заглядывать ему в душу. Чикаге один на этом свете, и у него никого нет, кроме вас… И теперь меня. Но если вы не считаете нужным уделять внимания таким незначительным, по вашему мнению, вещам и думаете, что любовь, понимание и поддержка лишь испортят мужчину и воина, то вы неправы! По мере того, как Райкиден говорила, голос ее становился все громче и, наконец, зазвенел от волнения и обиды за Казаму. Демон все сильнее сжимал ее руку, но молчал, глядя перед собой остановившимся взглядом. В его душе полыхало незнакомое чувство, названия которому он подобрать не мог, но знал одно – за эту женщину, которая не боится ни богов, ни демонов, он отдаст жизнь. Нобутора разглядывал Райки, как некую неведомую зверушку, со смесью презрения и желания прихлопнуть, а госпожа Казама смотрела на Райки с непонятным выражением сомнения. - Я знаю, что Чикаге отдал бы жизнь за вас и за честь клана, но когда он один раз в жизни захотел чего-то для себя, чего-то, что ему нужно и отчего ему хорошо, вы даже не попытались его выслушать и понять. Он ведь любит и уважает вас, почему же вы не хотите дать ему хоть немного своей любви и тепла, как все обычные родители, и хоть каплю гордости за такого сына? Ведь это так мало и так много! Для него это очень важно! И я клянусь, раз судьба связала нас, любить Чикаге за все те годы, что вы не любили его, заботиться о нем так, как вы никогда не заботились, и гордиться им до дрожи в коленях. Он этого заслуживает. А вы такого сына совсем не заслуживаете! Райки выкрикнула последние слова и испуганно прижалась к плечу Казамы. - Да я тебя за такие слова… – резко поднялся с дзабутона Нобутора, но схватился со злым рычанием за больное колено. - Да вы догоните сначала с вашей-то подагрой! – буркнула Райки, но все-таки немного подвинулась за спину Казамы, который едва слышно фыркнул, живописно представив, как его грозный отец гоняется за шустрой Райки, и тут же прикрыл ее своей рукой. - Что-о-о?! – взревел Нобутора-сама, вытаращив красивые глаза на наглую полукровку, и вдруг поперхнулся и громоподобно расхохотался, плюхаясь обратно на дзабутон. Он хохотал долго, утирая выступившие слезы, и его жена, снова положив ему руку на предплечье, с тревогой смотрела на него – таким она мужа видела крайне редко. - Маа-ёй! – с трудом выговорил Нобутора, отсмеявшись. – Чикаге, где ты нашел эту сумасшедшую девчонку? - В Шинсенгуми, – пожал плечами Казама. - О, это все объясняет, – вздохнул отец. - Кстати, Казама-сама, я знаю, как облегчить вам страдания из-за подагры, и у меня есть отличное средство от головной боли! Если вы позволите… – выглянула из-за спины Чикаге Райкиден. - От головной боли самое лучшее средство – это хорошо заточенная катана, – фыркнул Нобутора. - Казама-сама, зря вы мне не верите – мой отец учил меня врачеванию с детских лет, – окончательно осмелев, вышла из-за Чикаге Райки. - И что, она и вправду хорошо лечит? – отец посмотрел на сына. - Да, отец. Если бы не она, меня бы уже не было, – спокойно ответил Казама. Нобутора помолчал, пристально разглядывая Райки, потом произнес: - Мне понравилось, как ты заступалась за моего сына. Ты будешь достойной женой ему. Я всегда хотел видеть рядом с ним такую женщину. Я признаю, что не каждая они осмелилась бы так разговаривать со мной. Ты умеешь говорить то, что ты думаешь, и у тебя горячее и смелое сердце. Теперь я понимаю, что он в тебе нашел. Я никогда не желал зла тебе, Чикаге. Я лишь хотел, чтобы ты вырос настоящим мужчиной и воином. Теперь я вижу, что настоящим мужчиной и воином делает не только суровое воспитание. Нужно поблагодарить эту маленькую отважную женщину, что она сумела дать тебе то, чего не смогли дать мы. Пусть будет так. Она достойна войти в нашу семью. - Отец… – растерянно и радостно пробормотал Казама и снова сел на колени, склоняясь лбом к полу. Райки повторила почтительный поклон за ним. - Да, похоже, эта девочка способна удержать тебя от глупостей и позаботиться о тебе, – неожиданно мягко произнесла мать. - Я клянусь, что никогда не совершу ничего, что могло бы опозорить имя вашего клана. Я буду предана вашей семье и сделаю все, что в моих силах, чтобы Чикаге был счастлив, – тихо проговорила Райки, потом подняла голову и добавила: - И мы с моим отцом обязательно постараемся помочь вам поправить здоровье. - Это было бы весьма кстати, а то мой лекарь уже измучил меня кровопусканиями и бесполезными порошками и примочками, – хмыкнул Нобутора. – Надеюсь, скоро у меня представится возможность познакомиться с твоим отцом. Я хочу поболтать с ним о политике за распитием саке – а то мне совершенно не с кем обсудить сложившееся положение в стране и как следует напиться. Мне, стороннику Императора, было бы интересно выслушать доводы противоположной стороны. - Я уверена, он будет рад составить вам в этом компанию, – обезоруживающе улыбнулась Райки, а Казама прижал ладонь к лицу и покачал головой.

* * *

Солнце грело, будто лаская, и с вишен, медленно кружа, опадали лепестки. Казама, сидя в неправильной, но удобной позе, перенятой у индусов во время своего давнего путешествия, согнув в коленях и скрестив ноги, любовался легким, воздушным танцем опадающих цветов, медленно и размеренно дыша, наслаждаясь дивным ароматом весеннего сада. Хотелось запрокинуть голову и ловить губами эти нежные лепестки, но на закорках, повиснув на шее и прижавшись лохматой головенкой с такими же светлыми и непослушными вихрами к его затылку, спал трехлетний сынишка, уставший от долгой прогулки и сморенный полуденным теплом. Кенъичи66 сладко сопел ему прямо в ухо, и от его дыхания колыхалась прядь волос демона, щекоча щеку. На левой руке и колене так же безмятежно, свернутая в кулечек из тонкой ткани, причмокивала во сне беззубым ротиком недавно родившаяся дочь, Кейко67. На другом колене покоилась голова Райкиден, свернувшейся клубочком у него под боком. Демон обнимал ее правой рукой, держа зажатую пальцем посередине небольшую книгу стихов, к которой время от времени возвращал свое внимание, отвлеченное кружением лепестков. Райки не спала, но будто дремала. Казама с нежностью посмотрел на нее, стараясь не нарушать ее покоя – она не так давно родила, и сейчас тоже утомилась прогулкой, а он ревностно следил за тем, чтобы она не уставала, окружая ее ежеминутной заботой и вниманием, желая продлить ее дни на этой земле как можно дольше. Родив ему двоих детей, Райкиден оставалась по-прежнему такой же юной, тонкой и хрупкой, и сейчас, лаская взглядом ее профиль – высокий чистый лоб, тонкий нос с небольшой горбинкой, с улыбкой отмечая кровь своего тестя, нежные губы, трепещущие ресницы, в очередной раз поблагодарил богов, пославших ему эту невероятную женщину. Она по-прежнему помогала отцу в больнице, и люди стали доверять ей, признав в ней доктора. Правда, после рождения сына ей пришлось на время оставить это занятие, а следом появилась на свет и дочь, но Райки не намеревалась бросить дело всей своей жизни. Мать Казамы, Ёцуко, поддерживала решение невестки, к которой искренне привязалась, с удовольствием пообещав, что будет заниматься с обожаемыми внуками, когда Райки снова сможет вернуться в работе. С тех пор, как демон познал ее, Райкиден стала более женственной, нежной, но оставалась все такой же прямодушной, смелой, решительной и насмешливой. И все так же с неукротимой страстью отдавала ему себя, заставляя желать ее так же неистово, как и в первый раз. И самое главное, что в ней оставалось неизменным – это стойкая и яростная решимость защищать свою семью, детей и мужа даже ценой своей жизни. Она безмерно уважала Казаму, редко перечила и преданно поддерживала любые его решения, готовая идти за ним хоть на край света. Чикаге ценил это, и каждый раз, бросая взгляды на свою жену, он молил богов, чтобы они не отнимали ее у него слишком рано. У демонов иное течение жизни, иные сроки предела, и он старался не думать о том, как ему жить, когда Райки покинет его, и как долго ему останется ждать, чтобы последовать за ней, чтобы воссоединиться. От этих мыслей становилось слишком больно, и он заглушал эту боль нежностью и любовью, окружая Райки заботой. Но сейчас, в этот дивный весенний день, сидя под осыпающимися лепестками в саду, словно окутанному розовой воздушной пеной, он не думал ни о чем плохом, в сердце его царил покой и счастливое умиротворение – сейчас Райки и его дети были с ним, и миг расставания еще далек. Один из лепестков, медленно колышась в пропитанном солнечным светом воздухе, невесомо опустился Райки на губу. Ее ресницы затрепетали, она открыла глаза, и Казама, положив ей на бок книгу, осторожно снял его. Райки улыбнулась, повернулась на спину, и Казама едва успел подхватить сползшую книгу. Райки, глядя в просвечивающее сквозь вспененное кружево цветущей вишни ярко-синее небо, подняла руку, растопырила пальцы ладонью вверх, глядя сквозь них на проглядывающее ослепительное весеннее солнце. - Как тогда, в ту ночь… Помнишь? Сакура была такой же усыпанной цветами, и лепестки так же кружились, как снежинки… – вдруг тихо произнесла она. – Как думаешь, они и там все вместе? Они нашли друг друга? - Конечно, – вздохнул Казама, привычно слегка улыбнувшись углом рта, и погладил жену по волосам. – Наверняка пьют, таскаются к небесным девам и вызывают на поединки других ками. - Думаешь? – улыбнулась Райкиден. - Уверен. Что им еще там делать? Войн там нет… Шинсенгуми будут всегда верны себе и своему братству… И они не исчезнут, пока о них хоть кто-то помнит. Райкиден вздохнула, и Казама, взяв книгу и наугад раскрыв ее одной рукой, сказал: - Лучше послушай… Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки в горах, покрытых дымкою тумана, - не утомится взор! И ты, как те цветы... И любоваться я тобою не устану!68