Истории о самураях, их женщинах, любви и смерти. История пятая

Путь до Аомори длиной более сотни ри занял около месяца. Еще две недели пришлось потерять на поиски судна, которое могло бы доставить их в Хакодате. Желающих рисковать не было, и плыть в мятежный город никто не хотел ни за какие деньги. Наконец, в порт вошло русское торговое судно, следующее домой в Находку, и бородатый капитан с обветренным лицом и в лихо сдвинутой набекрень фуражке за довольно весомую плату согласился зайти в Хакодате. К счастью, морское путешествие оказалось совсем коротким, хотя все его Райкиден провела на корме корабля, свесившись за борт. Казама тактично стоял в отдалении, наблюдая за ее мучениями и молча страдая из чувства солидарности. Уже издали были слышны грохот рвущихся снарядов, беспорядочная стрельба и уханье тяжелых корабельных пушек. Над виднеющимся на горизонте берегом в небо устремлялись столбы черного дыма. Капитан, ревя зычным и раскатистым басом нечто рычащее и непереводимое, хотя демон подозревал, что это были русские проклятья, приказал дать лево руля на зюйд-вест, на пролив Цугару, и собрался уйти в открытое море в сторону родного порта. И только после того, как в карман его капитанской тужурки перекочевал увесистый мешочек с деньгами из кармана Казамы, он, все так же рыча и сквернословя, направил судно восточнее мыса и затем отдал приказ встать на якорь и спустить шлюпку, категорически отказываясь идти в порт. Судно замерло далеко от берега, и Казама с шестью гребцами осторожно помогли зажмурившейся от ужаса Райкиден спуститься в безбожно качающуюся на волнах шлюпку. Лодка отвалила от борта, гребцы налегли на весла, и Райки, сидя на корме, то взлетая вверх, то падая вниз на волнах, побледнела и вцепилась в рукав демона. Казама обнял ее и прижал к себе, чувствуя, как она трясется от страха всем телом. Бешеная качка небольшой лодки не шла ни в какое сравнение с плавным покачиванием крупного судна. Болтало и подбрасывало так, что задница отрывалась от скамейки, и демону стало уже не до приличий и деликатности – он изо всех сил пытался удержать Райки за талию, прижимая к себе, чтобы она не вывалилась из шлюпки, когда снова со стоном и всхлипом перевесилась через борт. Казалось, этот ад не закончится никогда. Наконец, шлюпка ткнулась носом в дно, Казама выпрыгнул, оказавшись едва ли не по колено в холодной воде, взял на руки зеленую и дрожащую Райки и пошагал на берег. Посадив ее на первый же сухой валун подальше от воды, он достал из внутреннего кармана шинели флягу с саке и, открутив крышку, протянул ее девушке. Она приняла ее трясущейся рукой и поднесла ко рту, но тут же скривилась, унюхав то, что в ней было, и позеленела еще больше. - Не могу… – выдавила она и пробормотала, стараясь глубоко дышать. – Ненавижу море… - Все хорошо, ты справилась. Ты очень сильная и смелая девочка. Сейчас придешь в себя, и мы попробуем с наступлением темноты пробраться в форт. Надеюсь, мы не опоздали, – попытался подбодрить ее демон и, хлебнув из фляги, завинтил крышку и спрятал ее обратно. Ночью пальба несколько утихла. Как только стемнело, Казама и Райки осторожно начали пробираться к крепости Горёкаку. До нее по прямой было рукой подать – всего-то чуть больше половины ри, но идти приходилось с опаской, обходя по большому кругу, чтобы не напороться на солдат кангуна, пробираясь лесом, скрываясь за деревьями, крадучись и пригибаясь, практически слыша, как неподалеку переговариваются бойцы имперской армии. Выстрелы раздавались то тут, то там, казалось, что стреляют отовсюду, и Казама боялся, что Райки зацепит какая-нибудь шальная пуля, поэтому старался прикрывать ее собой, хотя трудно было понять, с какой стороны это лучше делать. Впереди показался просвет, деревья расступились, открывая залитую лунным светом поляну. Демон у самой кромки леса придержал Райки рукой, уводя ее себе за спину, и внимательно вгляделся вперед. Посреди поляны величественно возвышалась огромная старая сакура, раскинувшая ветви, усыпанные цветами. В лунном свете она казалась укутанной снегом, опадающие лепестки кружили в воздухе, устилая землю мягким нежным ковром. - Как красиво… – прошептала Райки, выглядывая из-за его плеча. – Кругом война, а она стоит в божественном покое, будто ей все равно… - Ей все равно, Райки. Мы рождаемся и умираем, от нас и следа на этой земле не останется, а она будет стоять и так же сыпать своими цветами, – вздохнул Казама и выступил из леса на поляну, посчитав, что тут безопасно. Здесь выстрелы отдавались вдалеке, и поляна казалась совершенно умиротворенной, будто и было никакого сражения рядом. Они подошли к дереву, и Райки, присев, загребла в ладонь горсть лепестков. Они сыпали сверху, медленно и лениво танцуя в голубоватом свете, будто крупные хлопья снега. Девушка подбросила лепестки и запрокинула лицо кверху, улыбаясь, когда целый рой осыпал ее и демона с головы до ног. Они мягко легли на плечи, запутались в волосах, и Казама осторожно снял несколько с лица Райки. - Ты такая красивая… – тихо проговорил он, любуясь ею. В этот миг на противоположной стороне поляны возникло какое-то движение. Казама резко схватил Райки за руку и едва ли не зашвырнул себе за спину, хватаясь другой рукой за рукоять катаны. Это движение подняло в воздух целый вихрь кружащихся бледно-розовых лепестков, и демон, отмахнувшись от них, пристально вгляделся в напряженно замерших на краю поляны людей. Кто-то тощий и нескладный, сгибаясь под тяжестью, тащил на плечах человека значительно крупнее, опирающегося на него. Они так же тревожно замерли и подозрительно разглядывали Казаму и Райки. Демон обнажил клинок и, упершись рукой Райкиден в плечо и властно останавливая ее порыв следовать за ним, приказывая оставаться на месте, сделал несколько шагов вперед. - Чикаге… – тихо пискнула Райки, дернув его за рукав. Казама повернул к ней в пол-оборота лицо, продолжая следить глазами за предполагаемым противником, и тихо произнес: - Ничего не бойся. Я сумею защитить тебя. - Они могут быть не одни. Я боюсь за тебя… – прошептала она. Казама улыбнулся, ощущая, как теплая волна поднялась от груди до горла, и, скрыв свою улыбку за усмешкой, ответил: - Услышать это от тебя – ради этого стоит жить. Я буду всегда защищать тебя, чего бы мне это ни стоило. - Будь осторожен… Пожалуйста… – попросила Райкиден. - Обещаю, – снова поклялся демон. Он готов был драться насмерть за свою женщину, но он честно хотел сдержать обещание быть осторожным – теперь ему было ради кого жить. Казама неторопливо, но решительно пошел вперед. Человек, висящий на своем товарище, попытался принять стоячее положение и тоже потянулся к мечу. На несколько мгновений скрывшаяся за облаком луна снова выглянула и осветила непрошеных гостей. Нескладный тощий мальчишка с неаккуратным растрепанным хвостом на макушке, в обтягивающих штанишках и короткой курточке на военный манер, и высокий плечистый офицер в европейской шинели и с отросшими прядями волос, упавшими на лицо. Лупоглазый мальчик хлопал глазами, приоткрыв рот, а офицер стоял, немного покосившись, правой рукой сжимая цуку меча, а левую прижимая к своему боку. Он явно был ранен. Что-то во всем облике мальчика показалось демону знакомым, но они были слишком далеко, чтобы разглядеть их в скупом лунном свете. Казама сделал еще несколько шагов. Кто бы они ни были, если встанут на их пути, они умрут. Если же незнакомцы не представляют опасности, Казама узнает, как обстоят дела и, в зависимости от того, к какой стороне они принадлежат, спросит, как лучше пробраться в форт. Офицер тоже сделал несколько неуверенных шагов, покачиваясь, и мальчишка издал пронзительный писклявый возглас, огласивший всю поляну и лишь по счастливой случайности не привлекший внимания солдат кангуна: - Хиджиката-сан! Замком Шинсенгуми и Чизуру!!! Глаза демона мгновенно налились кровью и полыхнули алым бешеным огнем. - Так ты еще жив, – констатировал он, вперив ледяной взгляд в глаза фукучо. Казама даже не увидел, а скорее ощутил, как Райкиден, которую он оставил позади, охнув, рванулась из-за его спины навстречу замкому, и схватил ее, прижимая к себе, не позволяя приблизиться к ненавистному сопернику. Никогда Казама не думал, что может так чудовищно ревновать. Все это время он мысленно готовился к тому, что если они все-таки сумеют достигнуть цели и догнать Шинсенгуми, Райки неизбежно встретится с Хиджикатой. И все то, что она начала испытывать к демону за это долгое и трудное путешествие, может быть в один момент перечеркнуто одним взглядом блядских лиловых замкомовских глаз. И Казама убеждал себя, что с гордостью и достоинством примет все, что предложит ему судьба, и если Райки выберет Хиджикату, он оставит ее в покое и уйдет ради того, чтобы она была счастлива. Однако сейчас все его убеждения рассыпались в прах. Если бы Райки не бросилась с такой поспешностью к проклятому фукучо, он бы плюнул на свою ненависть – драться с раненым ему не позволяла честь. Но в этот миг ему показалось, что он теряет все, что у него есть, и это отозвалось в сердце нестерпимой болью, поднимая сокрушительную волну ярости и обиды. В глазах Хиджикаты мелькнуло узнавание. - Райкиден! Жива… Ты жива! – воскликнул он, напряженно вглядываясь в лицо Райкиден. На демона он даже не посмотрел. - Со мной все в порядке! Вы ранены, Хиджиката-сан? – крикнула в ответ Райки, и в ее голосе было столько тревоги, что Казама заскрипел зубами и только сильнее прижал ее к себе собственническим жестом. Странно, но она не делала попыток вырваться. – Немедленно отпусти ее, ублюдок! – зло выплюнул замком, переведя, наконец, взгляд на Казаму и уставившись злыми, прищуренными глазами. - Подойди и попробуй ее забрать! – медленно проговорил в ответ Казама. – Пора положить этому конец. Чизуру наконец-то очнулась, захлопнула рот и выскочила вперед Хиджикаты, раскинув руки, закрывая его собой и сурово нахмурившись. - Не смейте! Хиджиката-сан тяжело ранен! Он не может сейчас сражаться! Демон удивленно приподнял брови. Писк и устрашающий вид этой овечки, который, как она думала, способен заставить бежать в панике, позабавил его. Неужели пережитые тяготы, коих было у Шисенгуми в последнее время слишком много, хоть чему-то научили ее? Или она наконец-то добилась своего, взяв замкома измором, и теперь защищает то, что ей принадлежит? Неужели такой сердцеед, как Хиджиката, все-таки соблазнился на это жалкое существо? Впрочем, неудивительно – страстному любителю женского внимания и тела наверняка пришлось несладко. Не до женщин, видимо, ему было все это время, когда сражения шли за сражениями, а здесь, в Хакодате, когда у фукучо наконец-то выдалось полгода спокойной жизни, вряд ли был богатый выбор. А Чизуру все это время была под рукой, таскаясь за ним, готовая на все за один лишь благосклонный взгляд, за одну лишь ласку, как преданная собачка. Казама презрительно хмыкнул. Хиджиката положил руку на плечо Юкимуры и властно отодвинул ее с дороги, даже не посмотрев в ее сторону: - Молчи, Чизуру. Глаза его неотрывно смотрели на Райкиден. Казама снова хмыкнул. Какая уж тут Чизуру, когда он вновь увидел Райки. Его Райки! Чизуру сложила лапки в замочек под задрожавшим подбородком, и губы ее затряслись. - Чикаге, пожалуйста, остановись! – тихо взмолилась Райки. – Зачем все это? Разве я не с тобой? Чего еще тебе нужно? Я и так буду твоей, совсем твоей, зачем тебе убивать его? Позволь мне оказать ему помощь – его нужно срочно перевязать! Мы дотащим его до форта к моему отцу, а я клянусь, что буду принадлежать тебе и только тебе. Не убивай, умоляю! Теперь она признала его силу, сейчас уже его молила о том, чтобы он не убивал замкома. А ведь когда-то она умоляла Хиджикату пощадить его, демона. Но не это больно сдавило сердце, заставляя потемнеть в глазах. - Ты согласна быть моей только ради того, чтобы я не убивал его? Ты жертвуешь мне себя в обмен на его жизнь? Свое тело, но сердце твое по-прежнему принадлежит ему? Я правильно понял тебя? – зло и горько проговорил Казама. - Нет! Неправильно! – воскликнула Райки, стиснув в кулаках ткань его рукава и глядя пронзительными серыми глазами в его потемневшие, как дорогое выдержанное вино, багровые глаза. – Но если ты убьешь его, я никогда не прощу тебе этого. - Не прощай. Если ты по-прежнему любишь его, мне не нужна ни твоя жертва, ни твое прощение. Если тебе все еще нужен он, а не я, ты все равно никогда не станешь моей. Даже если твое тело будет принадлежать мне, душа твоя будет с ним. Мне не нужна бездушная кукла, которая, как последняя шлюха, отдает свое тело, не отзываясь сердцем. Таких я найду сотню в любом борделе любого города. Райки ахнула, задохнувшись от гнева, и со всей силы лягнула его в голень. Демон зло усмехнулся и отшвырнул ее в сторону. Райки отлетела, упала на копчик, взметнув целый вихрь лепестков, и слезы брызнули у нее из глаз. - Ненавижу тебя! – крикнула она. Казама дернулся, как от пощечины, и напряженно замер на мгновение, потом медленно едва обозначил поворот головы в ее сторону и тихо проговорил: - А я уже начал верить, что ты испытываешь ко мне иные чувства. Выходит, все это время я сам себя напрасно обнадеживал, а ты просто использовала меня… Что ж, я рад был тебе помочь, если это смогло продвинуть тебя хотя бы на один шаг к твоему счастью. Он отвернулся и жестко взглянул в глаза Хиджикаты. - У тебя хватит сил сражаться со мной? – насмешливо спросил демон. - У меня хватит сил, чтобы убить тебя, наконец! Теперь, когда ты отпустил ее, продолжим разговор, как мужчины и как самураи. Волосы фукучо в одно мгновение стали белее снега, а глаза полыхнули красным огнем. - Ясно, – скривил рот презрительной в ухмылке Казама. – Ты тоже принял очимидзу. Соблазнился силой? Не важно. Ты все равно останешься подделкой, тебе никогда не достичь уровня настоящего демона! - Плевать. Это дает мне силы защищать то, что мне дорого, и сражаться, чтобы выжить. - Выжить? Каждый раз, обращаясь в расецу, ты расходуешь силы и приближаешь себя к смерти. Ради чего? Вы, кто решил стать расецу, слишком торопитесь жить, и увядаете, как эти лепестки сакуры, – демон поймал на ладонь лепесток и лениво повернул ее, позволяя ему соскользнуть. - Мы никогда не торопились жить. Просто слишком многие нуждались в нас! Я сыт по горло сёгунами, предателями, трусами и вами, надоедливыми демонами. Подделка, говоришь? Плевать. С нами никто и никогда не обращался как с настоящими самураями, и сколько бы мы ни проливали свою кровь за них, мы все равно оставались в их глазах крестьянскими ублюдками, посмевшими примерить на себя великое звание самурая. Но если я, расецу, одолею тебя, демона, я смогу стать настоящим! Казама внимательно смотрел на Хиджакату, изогнув бровь. Замком оторвал руку от раны на боку, покрепче перехватил цуку обеими окровавленными ладонями и, подняв меч над головой, с рычанием рванул ему навстречу. Демон сжал зубы и в ожидании выставил клинок впереди себя. Обида на Райки горячей жгучей желчью горела где-то в горле. Он лишь хотел любить ее и верил, что только с ней мог бы быть по-настоящему счастливым. Думал, что эта женщина другая, не такая как все эти корыстные людишки. Настолько не такая, что он, чистокровный демон старого воспитания и строгих правил, потерял голову и закрыл глаза на то, что Райкиден Кассель всего лишь человек, рожденный при смешении двух разных кровей. Но он ошибся. Среди людей нет иных, и Казама в этот миг еще раз пришел к горькому выводу, что никогда не поймет их, и ему нет места в мире, который принадлежал теперь им. В мире, где правитель оказывается трусливее своих вассалов, добровольно сдавшись и спрятавшись, когда его люди продолжали отдавать за него и его честь свои жизни. В мире, где некоторые крестьяне оказываются куда отважнее и благороднее аристократов-самураев и даже сёгунов. В мире, где самая прекрасная, единственная достойная любви и уважения женщина оказывается вероломной и жестокой, используя чужие чувства для достижения своей цели. Но он не отдаст Райки замкому просто так. Не теперь, когда она оказалась такой безжалостной. И не теперь, когда Хиджиката стал расецу. Какой бы Райкиден ни была, Казама не желал, чтобы однажды поутру она оказалась с разорванным горлом в объятиях потерявшего от жажды рассудок фукучо. Казама будет драться, люто, безжалостно, и когда убьет этого ублюдка, он просто уйдет навсегда, чтобы никогда больше не видеть женщину, которая его победила и едва не сделала слабым. В мгновение он принял свой истинный облик – волосы его окрасились в белоснежный цвет, глаза озарились желтым волчьим огнем, а на лбу показались маленькие рожки. Никогда Чикаге не думал, что ему придется сражаться в полную силу, да еще и в своем настоящем обличье, с каким-то обычным человеком. Впрочем, назвать Хиджикату Тошизо обычным человеком было несправедливо и недостойно, и сейчас демон признал это. В тот же миг Хиджиката достиг его, клинки, яростно столкнувшись, разбили на осколки ночной воздух лязгом, рассыпали искры, и одновременно с этим раздался отчаянный крик Райкиден. Рассекаемый воздух свистел и шипел, как взбешенная гадюка, поляна дробилась и сотрясалась звоном стали, тяжелым дыханием и рычанием двух разъяренных воинов. Молниеносные удары следовали один за другим, практически невидимые глазам застывших по разные стороны девушек, с ужасом смотрящих, как их любимые мужчины убивают друг друга безо всяких на то причин. Вихрь лепестков, стремительно взлетавший от каждого движения исполняющих свой смертельный танец самураев, кружил вокруг них, будто разбрызгиваясь в стороны. Настоящий демон явно одолевал мнимого, Хиджиката задыхался, двигаясь даже для расецу уже на пределе возможностей. Его мундир был исполосован в нескольких местах, заливая кровью его самого и бледно-розовый покров вокруг. Однако и он уже дважды достал Казаму, и если бы не его ранение, с которым замком ринулся в бой, так и не успев восстановиться после того, как вошел в режим расецу, возможно, Чикаге досталось бы еще больше. Хиджиката уже дважды падал, с трудом поднимаясь, опершись на катану, пока Казама терпеливо ждал, и силы его были на исходе, но он все равно бросался в атаку, черпая их лишь из своего воистину демонического упрямства и несокрушимого духа. В лязг клинков и яростный хрип сражающихся вплелись два женских голоса. - Хиджиката-сан! Хиджиката-сан! Хиджиката-сан! – на одной ноте безостановочно пронзительно, как собачий свисток, пищала Чизуру, и ей вторили умоляющие крики Райкиден: - Остановитесь! Перестаньте! Пожалуйста! Но оба воина словно не слышали эти мольбы. Хиджиката снова упал, отброшенный ударом ноги Казамы. Шатаясь, из последних сил поднялся и снова яростно ринулся в бой. Клинки скрестились, и сталь натужно застонала, когда расецу и демон с неимоверной силой пытались каждый оттолкнуть своей катаной катану соперника. - Мне есть что защищать, – прохрипел Хиджиката, – поэтому я не проиграю. И он с такой яростью обрушил всю свою силу на противника, что клинок его соскользнул с клинка Казамы, и тому пришлось отскочить назад, чтобы не остаться без руки. Дыхание вырывалось из горла замкома с хрипом и свистом, но полыхающие алым огнем глаза смотрели решительно и гордо. И Казама, глядя на него, с уважением проговорил: - Имя подделки – расецу – не подходит тебе. Ты уже стал демоном. Я дам тебе достойное имя. Демон бледной сакуры. - Я сражаюсь не для того, чтобы ты признал меня, – сурово ответил Хиджиката. – Но да будет так. Я чувствую, мне уже недолго осталось. Я слишком часто использовал режим расецу все это время, пока шла война. Я скоро погибну. Но сначала я одолею тебя. Продолжим. - Хватит, ну пожалуйста! Не нужно больше! - Хиджиката-сан! – раздались одновременно два мучительных женских крика, но оба заклятых врага уже сошлись в молниеносном броске. И замерли, навалившись грудью друг на друга. Ни звона столкнувшихся клинков, ни крика… Ничто не нарушило мгновенно и оглушающе наступившую тишину. Казалось, было слышно, как с тихим шорохом опадают лепестки сакуры, и падают сорвавшиеся с острия клинков капли крови – прямо на эти нежно-розовые лепестки. - Ты… Настоящий самурай… И демон… – едва слышно выговорил с улыбкой Казама, и оба мужчины, так и не расцепившись, медленно повалились сначала на колени, а потом их смертельное объятие ослабло, руки обоих упали плетьми, и два тела, отвалившись друг от друга, тяжело осели на землю. В груди каждого торчал меч противника. Девушки одновременно бросились к ним, Чизуру с высоким, рвущим барабанные перепонки криком: «Хиджиката-сан!», Райкиден молча, хватая перекошенным ртом воздух. Казама, с неимоверным усилием пытаясь не позволить отяжелевшим векам закрыться, смотрел сквозь пелену, как его единственная любимая женщина бежит к ним, и горько усмехнулся. Райки хороший врач, она сможет спасти Хиджикату. По крайней мере, сумеет сделать все, чтобы дотащить его до форта живым. Демон не хотел видеть, как она будет биться в слезах над замкомом, лихорадочно пытаясь вернуть того к жизни и перевязать, чтобы на время остановить кровотечение. Он лишь устало прикрыл глаза, отвернув лицо в сторону, ощущая, как изо рта потекла кровь, и чувствуя, как она замедляет свой бег по венам. Хиджиката был действительно превосходным воином, и нанес единственный правильный удар – в сердце, только был уже обессилен и чуть-чуть промазал – не рассек его, а лишь задел, поэтому Казама не умер сразу. Сам Казама не целил замкому в сердце. Никакие боги или демоны не смогли бы сказать, почему в последнем броске он неожиданно и необъяснимо расхотел убивать так яростно и отчаянно сражавшегося за свои ценности Хиджикату, и ударил ниже. Замком же, понимая, что второго шанса не будет, вложил в последний удар всю свою ненависть и желание уничтожить того, кто угрожает всему, что ему дорого, и достиг своей цели. Изанами-но ками53 уже присела в головах у Казамы. Смерть наступит быстрее, чем природная демоническая регенерация успеет залечить такую слишком близкую к смертельной рану, к тому же засевший в теле клинок не даст ей зарасти. Вот, кажется, и все. Странно, но сожаления о том, что если бы его не понесло следом за Райкиден, он сейчас был бы жив, не возникло… У него был целый год, самый лучший год, но всему есть свой предел, и хорошему, и его, казалось, бесконечной демонской жизни. И хорошо, что последним видением была Райки, бегущая к ним обоим. Можно было себя убедить, что она бежала именно к нему, но… Просто не успела. Так было легче. Почти теряя сознание, демон с усмешкой подумал, что слишком бездарно просрал свою жизнь. Обе девушки, взметая хлопья лепестков, подбежали одновременно и упали на колени рядом с неподвижными мужчинами, не подающими никаких признаков жизни. Чизуру, снова сжав кулачки у горла, с вытаращенными глазами лишь шептала свое беспрерывное: «Хиджиката-сан», а Райки, обхватив ладонями лицо Казамы, охрипшим голосом закричала: - Открой глаза. Открой глаза! Ты же демон, ты же не можешь умереть! Ты обещал, что никто никогда не сможет победить тебя! Возвращайся сейчас же, упрямое демонское отродье! Сволочь, я не позволю тебе умереть! Если тебе плевать на весь этот мир, подумай обо мне! Ты нужен мне! Я люблю тебя! Мне никто не нужен, кроме тебя! Райки перестала кричать, жалобно всхлипнув: - Чикаге, прошу тебя, не оставляй меня одну… Пожалуйста… – но тут же снова отчаянно заорала, едва удержавшись от того, чтобы не треснуть его от отчаянного, животного ужаса, что случилось непоправимое: - Слышишь меня?! Казама слышал. Ее голос продирался будто сквозь плотную мокрую вату, и ему казалось, что он, наверное, уже умер, потому что это было слишком не похоже на правду. Но Райки так настойчиво звала, что он вдруг понял – она зовет именно его, она бежала к нему, не к Хиджикате, и она хочет, чтобы он вернулся и открыл глаза. Даже если это будет стоить ему последнего вздоха, он выполнит то, что хочет его любимая женщина. Демон собрался с силами и поднял тяжелые, будто чугунные веки. Прямо на него смотрели полные испуганных, злых, отчаянных слез, серые глаза, взгляд которых тут же озарился радостным светом. - Опять ты заставляешь меня сходить с ума от страха! – зло выкрикнула Райкиден, но глаза ее сияли облегчением и надеждой. Казама с трудом разлепил пересохшие губы и сипло выдохнул: - Только… Не дерись… - Чикаге… – всхлипнула Райки, но тут же пришла в себя и решительно ухватилась обеими руками за цуку катаны, торчащей в его груди. – Потерпи, сейчас я вытащу меч. Выдохни и задержи дыхание. Ты только держись, ладно? Демон моргнул в знак согласия, тяжело и осторожно выдохнул и замер. Грудь полоснуло, как ожогом, когда клинок резко вышел из его тела, и кровь выплеснулась из раны, а Райкиден уже, быстро сбросив небольшую заплечную котомку, в которой с того случая в Эдо теперь всегда носила с собой бинты и антисептик, вытряхнула содержимое мешка на землю. Она изо всех сил рванула двумя руками ворот шинели в разные стороны, обрывая пуговицы и распахивая ее, то же самое проделала с рубашкой, плеснула прямо на рану из бутылочки и быстро и споро принялась за перевязку, приговаривая: - Только попробуй умереть, сукин ты сын! Ишь, чего удумал! Давай, сражайся, ты же не привык сдаваться! Где твоя гордость? Неужели ты так легко отступишься? Давай, покажи мне свою хваленую демоническую силу регенерации, ну же! Докажи, что ты сильнее всех. Я знаю, что тебе трудно в этом мире, но теперь ты не один, я с тобой. Если я хоть что-то значу для тебя, держись за меня. Я не отпущу. Ты нужен мне, слышишь? Если ты хочешь, чтобы я была счастлива, живи! Просто живи, и я сумею защитить тебя от всего этого мира! И Казама вдруг почувствовал, что она и правда не отпускает его. И желание жить – ради нее, ради их любви, ради их будущего – начало разгораться в нем. Сердце будто заново набирало обороты, и кровь быстрее побежала по венам, обжигая холодеющие конечности изнутри. Он не может оставить Райки, он не может обмануть ее надежды и сделать несчастной ту, которая была дороже всего на свете. И организм словно подчинился, запуская режим восстановления, отнимая последние силы, но заставляя сердечную мышцу, которой больше не мешала сталь, соединять волокна воедино. В какой-то миг демон ощутил, что стало легче дышать, и понял, что теперь он обязательно справится вопреки всему. Как только Казама снова осознанно почувствовал себя в этом мире, он расслышал отчаянный писк Чизуру и хриплый, прерывистый голос пришедшего в себя замкома – видимо, режим расецу тоже понемногу восстанавливал его силы и заживлял раны. Тот говорил девушке что-то утешительное, но силы его были явно на исходе. Демон повернул голову в его сторону. Райки закончила с перевязкой и сказала: - Полежи немного, я посмотрю, что с Хиджикатой-саном. Казама слабо кивнул. Ревность ушла. Он не мог не верить тому, что сейчас говорила Райки, как смотрела на него, как пыталась всеми своими мольбами вытащить его с того света. Пусть попробует помочь замкому. Она ведь врач, и тот был ей дорог когда-то. И наверняка дорог и сейчас, но уже иначе. И если Райкиден удастся вытащить и его, демон даже испытал бы облегчение. Все-таки Хиджиката действительно великий воин, достойный уважения. - Хиджиката-сан, позвольте мне осмотреть вас, – Райки резко оттолкнула Чизуру, которая вместо того, чтобы хоть как-то помочь замкому, роняла слезы, трагически вздыхала и нечленораздельно квохтала над ним. Хорошо хоть додумалась дать ему немного своей демонической крови, которая помогала регенерации. - Не надо, Райки, – с трудом переводя дыхание, произнес замком. – Прости меня… Что не смог прийти… Тебе на помощь… - Вы ни в чем не должны винить себя, – покачала головой Райки, невольно разглядывая такого непривычного, такого незнакомого Хиджикату с остриженными белыми волосами и кроваво-красными глазами. – Я… Чикаге помогал мне, чем только мог, и без него я бы не дошла сюда никогда… - Вот как, – улыбнулся углом выпачканного в крови рта Хиджиката. – Значит… У тебя все… Хорошо? - Да. Но все же позвольте мне помочь вам. Я вытащу меч и перевяжу вас, и мы с Чизуру дотащим вас до форта, а там мой отец поможет вам обоим. - Да, вытащи его… Больно дышать… Хочу перед смертью вздохнуть полной грудью… Если получится… - Получится. Вы еще долго будете дышать полной грудью, когда поправитесь, – уверенно сказала Райки и положила пальцы на цуку меча, торчащего из его груди. - Подожди… Райки замерла. Хиджиката с трудом повернул голову в сторону Казамы и встретился с ним взглядом. Оба демона, чистокровный и нареченный Демоном бледной сакуры, уставились друг на друга. - Если ты… Обидишь ее… Я тебя… С того света достану… – просипел замком. - Иди спокойно… Клянусь, что никогда… Не обеспокою этим твой дух… Я люблю ее, – с трудом выдыхая слова, честно ответил Казама, понимая, что Хиджикате остались считанные минуты, и никакая помощь Райкиден ему уже не нужна. Замком произнес, смотря прямо в желтые глаза угасающим красным взглядом: - Макото54… Помни свою клятву… – повернулся к Райки, мягко улыбнулся ей и кивнул. Райкиден резко вытащила меч, Хиджиката все с той же улыбкой вдохнул с облегчением, и в это мгновение тело легендарного демона Шинсенгуми с тихим шорохом величественно осыпалось в прах. Ветерок закружил его вперемешку с нежными невесомыми лепестками. Чизуру ахнула, прижав кулаки ко рту и закусив их, по щекам Райки покатились крупные горькие слезы, а Казама с искренним сожалением прошептал: - Макото, они-фукучо… Теперь уже втроем, они провели на поляне в тяжелом молчании около двух часов, пока Казама хоть немного не восстановил себя. Чизуру, собрав в платочек горсть праха Хиджикаты-сана и спрятав его на груди, неподвижно сидела, глядя куда-то перед собой, тихо всхлипывая. Райки, положив голову Казамы себе на колени, чтобы ему было хоть немного легче дышать, с печальным лицом перебирала непривычно белые волосы демона и осторожно гладила его по лицу, иногда, будто в задумчивости, проводя пальцами по твердым острым рожкам на лбу. Демон смотрел на нее снизу вверх, стараясь не закрывать своих жутких желтых глаз, словно взгляд Райкиден был единственным, за что он мог зацепиться… будто стоило ему разорвать этот зрительный контакт, он снова потеряет сознание и умрет. - Я надеялся… – с трудом проговорил он, – Что ты никогда не увидишь меня в моем истинном облике. - Почему? – спросила немного удивленно Райки. - Не хотел тебя пугать. - Глупый, – улыбнулась она грустно. – Я знаю, кого полюбила. - И тебе не страшно сейчас смотреть на меня? - Нет, – медленно покачала головой Райкиден и коснулась его рожек. – Разве это имеет значение? Ты прекрасен. Казама оказался полностью беззащитным перед ее ласкающим теплым взглядом и нежными прикосновениями. - Ты сказала, что ненавидишь меня… - Ты наговорил мне столько ужасных слов! Неужели ты не понял? Я не хотела, чтобы ты убил Хиджикату-сана не потому, что я люблю его, а потому что я не хотела, чтобы вы вообще сражались. К тому же он был ранен и не мог сражаться в полную силу. Как ты мог подумать, что я готова отдать тебе себя за то, чтобы ты не убивал его? И вообще за что-то… - Ты всегда говорила, что любишь его. - Говорила. И любила… Думала, что любила, пока… пока не поняла, что люблю тебя. - Прости меня, Райки. Я вправду наговорил много плохого, но мне показалось, что… Мне просто было больно. Я подумал, что ты все это время была со мной только потому, что я был тебе нужен, чтобы добраться до Хиджикаты. Когда ты бросилась ко мне, я был уверен, что ты бежишь к нему… - Хиджиката-сан очень много значил для меня. Как и все мои друзья… Ну, чуточку больше. Но не так, как ты теперь. Он погиб, его больше нет. Не будем осквернять его память этим. Он был прекрасный человек, лучший из всех, кого я знала. Но люблю я тебя. Теперь ты мне веришь? - Верю. Только это заставило меня выбраться с того света. - Мы должны добраться до крепости. До нее осталось совсем немного, – произнесла Райки и аккуратно опустила его голову на землю. - Чизуру, ты проведешь нас в крепость? Ты поможешь мне? – обратилась она к Юкимуре. Та, словно очнувшись, перевела на нее взгляд и мелко закивала. Нарубив в лесу, окружавшем поляну, огромных еловых лап, они осторожно переложили на них Казаму и, забрав мечи обоих самураев, потащили демона в сторону Горёкаку. Казама поклялся себе, что никогда не забудет, как две тонкие хрупкие девочки тащили его через лес, стараясь не шуметь и не привлекать внимания, чтобы не получить пулю от солдат кангуна или своих же, остававшихся в крепости. Как Райки, увидев отца, наскоро перевязывавшего одного из многочисленных раненых прямо на улице, на плацу форта, закричала: - Папа! Папа! – так забавно, с ударением на последний слог, и бросилась к нему со всех ног, и как долговязый, похожий на хищного грифа француз, оторвавшись от раненого, сначала распахнул глаза, а затем, скривив лицо, будто собрался заплакать, огромными шагами побежал к ней, восклицая: - Трехведерную клизму мне в задницу, ma petite fille55! Как они сжали друг друга в объятиях, что-то бормоча на незнакомом мурлыкающем языке, и как жарким стыдом полоснуло по не до конца зажившему сердцу осознание, что демон творил еще каких-то полтора года назад, когда посмел отнять дочь у этого самоотверженного человека, рисковавшего своей жизнью за чужую страну, чужих людей и чужие идеалы, строго следуя своим принципам – помогать тем, кто в этом нуждается, и идти до конца как настоящий самурай, несмотря на то, что все его соотечественники, бывшие советниками при Эномото, давно покинули Хакодате, как только запахло жареным. Как Чизуру взяла Чикаге за руку и тихо проговорила, едва сдерживая слезы: - Теперь все будет хорошо, теперь Кассерю-доно поможет вам, Казама-сама! И как, лежа на операционном столе, пока доктор лил на салфетку эфир, а валящаяся с ног от усталости и пережитого напряжения Райки готовила инструменты, намереваясь помогать отцу, Казама проговорил: - Доктор Кассель, простите меня за то, что я сделал и заставил страдать и вас, и вашу дочь. Вы вправе убить меня за это вместо того, чтобы лечить, – а врач посмотрел на него цепким взглядом таких же серых, как у Райкиден, пронзительных глаз и ответил: - Потом поговорим. Сначала я поставлю тебя на ноги, а потом я задам знатную трепку, moutard56! Когда длинная узкая ладонь француза с эфирной тряпочкой легла Казаме на рот и нос, тот, глубоко вдохнув пьянящий резкий запах, засыпал счастливым. Когда демон очнулся, первым, что он услышал, были глухие звуки выстрелов, тяжкие гулкие разрывы снарядов, и почувствовал сотрясение всего здания. Сражение все еще продолжалось. Райки рядом не было – наверняка она вместе с отцом, под прицельным обстрелом штурмующих крепость солдат кангуна и корабельных орудий, расстреливающих практически беззащитную Горёкаку, отважно спасала раненых. Когда они только добрались сюда, Казама еще тогда заметил, что часть крепостных стен уже была разрушена, и сейчас с тоской подумал о том, что даже здесь Райки не была в безопасности. Пятиконечная звезда форта была прекрасной мишенью для вооруженных современными пушками имперских кораблей. Береговая батарея форта Бентен Дайба молчала – похоже, все те, кто еще вчера отбрехивался почти бесполезными для вражеских кораблей, но сеющими панику в рядах наступавшей пехоты выстрелами, погибли. В самой крепости жалкие крохи республиканской армии еще держались, осажденные подступившими войсками кангуна, оказывая бессмысленное сопротивление, но и им оставалось недолго. Казаме было просто необходимо находиться рядом с Райки, чтобы защищать ее и доктора Касселя, и он попытался встать. Голова закружилась. Демон знал, что его природная способность к невероятно быстрому восстановлению делала свое дело, и он чувствовал себя почти хорошо. Он с трудом поднялся с футона и, пошатываясь, накинул прямо на обнаженный забинтованный торс шинель. Пуговиц не было, вчера Райки с поистине демонической силой вырвала их с мясом, и Казама оставил шинель нараспашку, с досадой думая, что выглядит сейчас как какой-то нищий оборванец-ронин. Поискав глазами, он увидел, наконец, свою катану, лежащую рядом с футоном, взял ее в руки, понимая, что в таком бою меч будет совершенно бесполезен, и побрел в поисках Райкиден по сотрясавшемуся от взрывов небольшому зданию мимо помещений, где разместили раненых. Чикаге нашел ее там же, между зданиями продуктовых складов и главным зданием, где размещалось правительство Эдзо. Все оставшиеся в живых защитники Горёкаку отстреливались с уцелевших стен. Три крыла со стороны берега и передние постройки представляли собой жалкое зрелище, и за руинами бывших крепостных стен открывался прекрасный вид на море и кажущиеся такими маленькими корабли кангуна. На борту то одного, то другого вспыхивали дымные точки, и через мгновение у крепости раздавался взрыв достигшего цели снаряда. Райки металась между только что притащенными ранеными солдатами, волосы ее растрепались, и когда она присела рядом около одного, Казама доковылял до нее и тяжело опустился на землю рядом. - Зачем ты встал? – рявкнула она, не отрываясь от перевязки. – Тебе еще нужно лежать! - Я не могу лежать, пока ты здесь бегаешь под пулями и снарядами, – ответил спокойно Казама. - Твое присутствие меня от них спасет? Чикаге даже не отреагировал на резкий тон, которым говорила эта женщина с ним, демоном. Казама уже давно как-то неожиданно для себя принял тот факт, что Райки такая, она всегда говорит то, что думает, и не боится возражать и перечить мужчине, и она никогда не изменится. Возможно, то, что она оказалась первой женщиной, которая смела так себя вести с ним, было одной из главных причин, почему он и полюбил ее. Непокорная, гордая, имеющая свое мнение, в какие-то моменты даже позволяющая себе приказывать ему… Казама с изумлением обнаружил, что иногда не имеет ничего против, чтобы подчиниться ей. Потому что, на взгляд демона, Райкиден не была обычной женщиной, простым человеком. В ней было слишком много того, что позволяло ей так вести себя, и она никогда не переступала границу слишком далеко. Сейчас, когда она была вымотана и сосредоточена на выполнении поставленных перед ней задач, у Казамы не было желания спорить с ней. Скорее, его восхищала ее стойкость и мужество, с которым Райки упорно, едва не валясь с ног, упрямо поджав губы и сведя к переносице брови, продолжала делать дело, которое избрала своим Путем. Будь она мужчиной, она непременно стала бы истинным самураем. И сейчас ее досада на Казаму была продиктована лишь беспокойством о нем самом. Демон хорошо помнил, что, когда Райки сильно волнуется, она выплескивает это странным для женщины образом и может даже пребольно стукнуть. А уж ее коронный прием – злобное лягание – он не раз испытал на собственной шкуре. Для демона это было не слишком больно, скорее обидно, но теперь казалось очаровательно-забавным. К тому же, стоило только Райки начать лупить его, Казама в этот момент совершенно точно знал – это потому, что она сильно волнуется за него и не может скрыть своих эмоций. И от этого по телу разливалась горячая, радостная волна. - Не сердись, – миролюбиво произнес он. – Я хочу быть рядом. Для меня это важно. - Хорошо, но тогда никуда отсюда не уходи, здесь пока еще самое безопасное место, – сдалась Райки. - Где твой отец? - Он оперирует тяжелых в одной из комнат в этом здании. А мы с Чизуру занимаемся ранеными здесь. Их слишком много, и я прямо тут вынимаю пули и осколки и зашиваю тех, кто легко ранен, чтобы не мешать отцу. - Зачем они продолжают сражаться? Ведь понятно же, что эта война проиграна. День, максимум два – и от крепости не останется камня на камне. - Они не могут иначе. Разве ты бы сдался, если бы знал, что дело, которому ты служишь, безнадежно? Казама вздохнул и покачал головой. Ночью, когда обстрел снова прекратился, а всем раненым была оказана помощь, Райки и Казама сидели на улице, наслаждаясь коротким отдыхом. Демон курил, а Райки сидела рядом и протирала пропитанной антисептиком тряпицей прокипяченные инструменты, готовясь к завтрашнему дню. - Как думаешь, чем это все закончится? – спросила тихо она. - Представить нетрудно, – пожал плечами Чикаге, выдыхая терпкий ароматный дым. – Либо перебьют всех, либо Эномото все-таки благоразумно сдастся. В любом случае всех, кто остался в живых, осудят или казнят – в зависимости от степени опасности, представляемой новой власти. Все, кого вы сейчас с отцом так самоотверженно спасаете, будут обезглавлены или расстреляны. Мы, скорее всего, тоже. - Значит, скоро нас не станет? – подняла на него глаза Райки, но он задумчиво смотрел на сверкавшее вдалеке в лунном свете море. Ее спокойный голос заставил все сжаться у него внутри, но демон постарался, чтобы на лице это никак не отразилось. - Боюсь, что так. Мне кажется, новое правительство не станет озадачиваться милосердием в отношении своих самых главных врагов. Ждать милости не приходится. - Ты все еще можешь уйти, – помолчав, сказала Райки. Казама повернул к ней лицо, встретился с ней взглядом и проговорил: - Ты на самом деле думаешь, что я смогу оставить тебя здесь и спасать свою шкуру? - Зачем я тебе? Это не ваша война, демонам ведь безразлично все это. Все равно рано или поздно ты найдешь женщину-они и женишься, выполняя приказ отца. У тебя есть задача важнее – продолжить род. Вас, демонов, осталось мало, и вам нужно рождать новых демонов. А я всего лишь человек, каких много, и моя смерть будет лишь смертью одной из многих. И даже если я не погибну, меня осудят, и долгие годы я проведу за решеткой, и ты ничем не сможешь мне помочь. - Райки. Я не собираюсь искать женщину-они, – медленно проговорил демон. – Я не хочу жить с нелюбимой женщиной. Знаю, отец будет в бешенстве, но я не могу этого сделать. Я не намерен выполнять его приказ. Моя судьба переплелась с твоей, когда ты выскочила защищать Чизуру. Даже нет. Раньше. Когда ты танцевала под дождем под моими окнами. - Я танцевала под твоими окнами?! – изумилась Райки и недоверчиво посмотрела на него, даже перестав протирать ланцет. - Да, – мечтательно улыбнулся Казама. – Я навсегда запомнил, как ты скакала под дождем. Конечно, ты не знала, что это мои окна. А я даже представить себе не мог, что сойду с ума по ненормальной, вымокшей насквозь, босоногой и растрепанной девчонке… Демон коснулся ладонью ее щеки и огладил скулу большим пальцем. - Я люблю тебя, и у меня теперь нет иного пути, кроме как идти рядом с тобой.  Райкиден слушала с широко распахнутыми глазами, а потом произнесла: - Но твой отец, он же… Проклянет тебя! - Скорее всего, – усмехнулся Казама. – И наверняка изгонит меня из семьи. Хорошо, что ты его не знаешь. Но я узнал, как бывает, когда любишь, и не хочу теперь жить иначе. Для меня это теперь значит больше, чем долг перед кланом и наследство. С этим мне абсолютно не страшно идти по жизни самостоятельно, только с одной тобой. И ничто не заставит меня изменить решение. Ты ведь знаешь, я упрямый. Что бы ни случилось, я пойду с тобой до конца. Райки аккуратно отложила ланцет на тряпицу, подвинулась к Казаме и прижалась, обвивая его талию руками. Тот, сунув кисеру в рот и удерживая ее одними зубами, с упавшей на лицо слишком отросшей челкой, щурясь от дыма и выглядя при этом чертовски соблазнительно и бесшабашно, легко пересадил Райки к себе на колени, как когда-то во время их тяжелого путешествия. - Поцелуй меня, мне так нравится, как ты это делаешь, – прошептала та, потянувшись к нему. Казама мягко усмехнулся, отложил кисеру и с удовольствием поцеловал Райкиден. Она с упоением отвечала, ощущая горький привкус табачного дыма и думая о том, что ей нравится, как пахнет ее любимый мужчина. Ее отец тоже много курил, правда, не такую маленькую трубочку – у него была любимая старая трубка с большой чашкой на изогнутом чубуке и с изгрызенным мундштуком, да и табак он предпочитал не столь легкий и ароматизированный вишней, как Казама, отчего прованивал им весь дом. Запах табака от демона вызывал ощущение уюта, дома и защищенности. - Я хочу, чтобы ты была со мной. Всегда, – проговорил Казама, оторвавшись от ее губ и вглядываясь в серые, светящиеся радостью глаза. – Ты будешь? - Да, Чикаге. Если нам всем удастся сохранить свою жизнь, вся она принадлежит тебе без остатка. Я хочу, чтобы ты знал – я всегда пойду за тобой, и никогда не оставлю тебя одного в этом мире. Настолько, насколько смогу прожить. Но я была бы тебе бесконечно благодарна, если бы ты позволил мне продолжить заниматься медициной под руководством отца. И, надеюсь, он не станет слишком долго сердиться, что его дочь будет жить с мужчиной без брака. Он будет расстроен, но наверняка поймет, что у нас нет иного выхода. - Конечно, я не вправе заставлять тебя бросать то, что ты считаешь своим призванием. К тому же у тебя это очень хорошо получается. Я бы доверил тебе свою жизнь. И я не допущу, чтобы ты жила лишь моей наложницей. Только женой, и никак иначе. Я буду горд взять в жены самую достойнейшую из всех женщин, равную они. Райки тихо рассмеялась, но вдруг оборвала смех и грустно сказала: - Но сначала нам нужно выжить. А пока у нас есть еще немного времени, обними меня крепче и целуй. Так, как умеешь только ты. Так мне почти не страшно. Казама не стал омрачать момент мыслями о том, как умел и как целовал ее замком. Хиджикаты больше нет, хотя его смерть не принесла ни облегчения, ни радости. «Прости, фукучо, но здесь ты все-таки проиграл мне», – без торжества подумал Казама и припал к губам Райки, прижимая ее к себе.