Истории о самураях, их женщинах, любви и смерти. История пятая

Так началась эта долгая дорога в Эдо. Они ехали в паланкине, шли пешком в труднодоступных местах, снова ехали. Ночевали в гостиницах, а если ночь заставала в дороге, Казама устраивался прямо на земле, подстелив срубленные еловые лапы, усаживал Райки себе на колени, укутывался вместе с ней своим шерстяным плащом, обхватывал ее руками и боялся шевелиться, пока она, доверчиво прижимаясь к нему, устало вздыхала и тревожно вздрагивала во сне. Райкиден не привыкла так много ходить, она уставала, и хотя мужская одежда, которую выбрал для нее демон, была европейского кроя, несомненно, более удобная для таких походов, кожаные сапоги поначалу нещадно натирали ноги. Райки, стискивая зубы и давя в себе слезы, держалась из чистого упрямства, и однажды все кончилось тем, что им пришлось остановиться в лесу, потому что она не могла больше ступить ни шага. Демон стащил с нее сапоги, увидел, во что превратились ее ноги и, довольно резко отругав за то, что не сказала об этом раньше, пожертвовал своим белым шелковым шарфом, разорвав его на две части и обмотав ступни Райки, а потом нес ее на руках до ближайшей деревушки, где им пришлось провести несколько дней, пока ее ноги не зажили. А потом сапоги растоптались и в раскисшей снежной каше казались просто божьей милостью. Райки даже уверяла Казаму, что вполне способна пересечь горы, чтобы сократить путь почти на треть. Однако он посчитал совершенно неразумным идти зимой через перевал, где значительно холоднее, очень много снега и практически нет жилья, чтобы попросить ночлега и пополнить запас пищи и воды. В одиночестве он бы не задумался, будь у него на то нужда, но тащить за собой юную девицу в горы в самый разгар зимы было бы непростительной глупостью, которая могла закончиться ее смертью. В результате пришлось обходить горы по побережью. Погода не способствовала приятным прогулкам, близость океана приносила сырость и влажный ветер. Когда оставалось уже не больше четверти пути, Райки простудилась и неподалеку от Готемба свалилась с сильным жаром. Три недели они провели в маленькой уютной гостинице с прекрасным видом на Фуджи, куда демон принес обморочную девушку на руках. И хотя уже через неделю Райкиден была готова продолжить путь, уверяя, что она прекрасно себя чувствует, он ей не поверил и не стал рисковать. Пожалуй, Казама мог бы сказать, что это было лучшее время за все его существование – ему казалось, что именно так бы он и хотел, чтобы проходила его будущая семейная жизнь. Никогда демону не дышалось так спокойно и легко. Теперь он начал ощущать то самое, чего ему так не хватало – что-то необъяснимое, невидимое глазом, некие флюиды, которые создавали тот самый уют и наполненность, даже если Казама и Райки просто молчали. Ему было достаточно сидеть рядом и вот так молчать или говорить о чем-нибудь приятном и отвлеченном – например, о поэзии или искусстве, и пить чай, слегка и не всегда случайно соприкасаясь пальцами, когда Райкиден наливала ему очередную чашку. Неспешно бродить по саду, когда он закутывал девушку в теплый плед и ненадолго выводил подышать воздухом, а она опиралась на его руку. Райки не приближала его к себе, но и не отталкивала, улыбалась часто и светло, а Казама не требовал ничего больше. Он и так чувствовал, что ниточка между ними становилась все крепче и короче. Он видел это в мягком взгляде серых глаз, в тихих улыбках и легких прикосновениях – Райки больше не боялась его и не ненавидела. Это было уже очень много. Их путь занял около полутора месяцев. И когда они, наконец, добрались до Эдо, Райки ждало жестокое разочарование – Шинсенгуми уже покинули город и вели сражения в Кацунума. Она яростно требовала отправиться следом в тот же день, но Казама спокойно и твердо ответил, что здесь, в Эдо, у него есть важное дело, и пока он его не решит, он покинуть город не может. Он не хотел отпускать Райкиден одну туда, где шли боевые действия, и так же твердо настоял на том, чтобы она дождалась его, и та была вынуждена признать, что демон прав. Никто не мог дать гарантии, что она сумеет в одиночку, не попав в неприятности определенного характера, пробраться через территорию, по которой туда и обратно перемещались воюющие стороны. Ведь даже, выряженная в мужскую одежду, Райки никак не походила на мальчика, как Чизуру – слишком тонкое лицо, узкая талия, округлые бедра и высокая грудь не оставляли никаких сомнений, что под сюртучком, скроенным на манер военного кителя, и узкими брючками скрывается женское тело. Около двух недель Казама исчезал из гостиницы по ночами довольно часто днем, оставляя Райки изнывать от нетерпения и неизвестности. Она честно не высовывала носу из снятых комнат, не желая доставлять демону еще больше хлопот, если снова попадет в какую-нибудь неприятность на улицах незнакомого города, полного всякого сброда. И Райкиден еще помнила слова демона о том, что если бы кто-то посмел похитить ее, он перетряхнет и вырежет полгорода, чтобы найти ее. Райки нисколько не сомневалась, что Казама способен на подобное, и не хотела такого жителям Эдо. В одну из ночей Райки проснулась оттого, что в соседней комнате, которую занимал демон, что-то с грохотом упало. Спросонок она не могла понять, что это было, но услышала тяжелые шаги грубых сапог, а затем будто кто-то бессильно опустился на пол. Райкиден мгновенно подскочила с футона, накинув одеяло поверх мужских нижних панталон и рубашки, в которых спала, и босиком пробежала по холодному полу в соседнюю комнату. Распахнув фусума, она увидела Казаму, сидящего на полу и неловко пытающегося стащить с себя шинель. Он весь был в крови, выпачканные волосы растрепаны, а на шинели не хватало нескольких пуговиц. Райки, не понимая, его это кровь или чужая, уронив одеяло, бросилась к нему и упала перед ним на колени, помогая стянуть рукав с неподвижной руки. Вся рубашка на груди демона пропиталась кровью, и было совершенно очевидно, что каждое движение причиняет ему боль. Стало быть, он тоже серьезно пострадал, хотя и говорил, что никому из людей невозможно справиться с ним. Через какую же мясорубку ему пришлось пройти?! Извлечь поврежденную руку не получалось – мешал белый кожаный ремень, стягивающий на поясе шинель. Райкиден потянулась к нему и смущенно начала возиться с непривычной пряжкой, пытаясь отбросить все мысли и думать только о том, что это просто пациент, нуждающийся в срочной помощи. Казама устало вздохнул, видя, как она безуспешно пытается справиться с ремнем, положил пальцы на ее руку, отвел ее в сторону и правой рукой попытался выдернуть из пряжки конец ремня. Теперь уже Райки, поняв, что и откуда нужно вытаскивать, мягко убрала его окровавленные пальцы, быстро сняла ремень, уважительно положила его вместе с пристегнутой к нему катаной на пол и распахнула шинель. - Что случилось? – тревожно спросила Райкиден, осторожно стягивая рукав и освобождая руку. - Я нашел доктора Кодо, – глухо ответил Казама. – И всех его тварей, которых он успел тут наплодить. - И что? – Райки, пытливо заглядывая в его опущенные в пол глаза, попыталась добраться до пуговиц рубашки, но Чикаге отстранил ее руки и одним резким движением рванул ворот. Пуговицы с треском брызнули во все стороны, щелкая по полу и скача, как блохи. - Убил, – без каких либо эмоций произнес демон. На груди его была глубокая длинная рана наискось от ключицы до живота. - Как же так? – растерянно спросила девушка, аккуратно снимая рубашку. Левая рука Казамы оказалась будто разорвана когтями в двух местах. - Ты же говорил, что никто никогда не победит тебя! - Никто и не победил, – устало ответил Казама. - Но… - Их было очень много. - Ложись, пожалуйста, – Райкиден мягко попыталась уложить демона на футон. – Мне нужно чем-то обработать раны и зашить. Merde! Тут же ничего нет! - Ничего не надо. Просто оставь меня в покое. Я скоро восстановлюсь. Мне нужно всего лишь немного отлежаться. Мои дела здесь закончены. Завтра можно будет идти дальше. Иди спать, тебе нужно отдохнуть, если хочешь выйти пораньше, – Казама сглотнул, едва справившись с такой длинной тирадой, закрыл глаза и начал заваливаться вперед, на Райки. Она подхватила обмякшее тяжелое тело и с трудом, как можно осторожнее, уложила его на футон. Осмотревшись по сторонам в поисках хоть чего-нибудь для перевязки и не найдя ничего подходящего, она сбегала в свою комнату, сорвала с футона простыню, скомкала ее в охапку и быстро вернулась. Набрав воды в медный тазик для умывания, Райки нарвала из простыни длинных полос, осторожно смыла кровь и заметила, что раны действительно вроде бы стали меньше кровоточить, словно лениво сочась кровью. Райкиден туго стянула повязкой грудь, живот и руку Казамы, убедилась, что заживление действительно происходит удивительным образом быстро, что повязки даже не пропитались кровью – она лишь немного выступила в некоторых местах – и накрыла демона одеялом. Когда Казама распахнул глаза, он обнаружил, что Райки, мягко касаясь его лица влажной тканью, вытирала кровь расецу, забрызгавшую его, и почувствовал, что торс его охватывает тугая повязка, которая не позволяла слишком глубоко вдохнуть. Встретившись с Райкиден взглядом, он заметил в ее потемневших глазах тревогу и непривычную мягкую нежность, отчего почувствовал, как в груди разливается тепло, там, под повязкой, но это вовсе не рана горела. - Я же говорил – не нужно, все зарастет к утру, – попытался он подняться, однако Райки осторожно, но твердо удержала его от этой попытки. - Так будет лучше и быстрее, не спорь со мной, я все-таки в этом понимаю лучше тебя, – ответила она. - Ты когда-нибудь лечила демонов? – насмешливо поинтересовался Казама. - Нет, но я довольно часто лечила самоуверенных и очень нетерпеливых мужчин, считающих себя едва ли не богами войны и ведущих себя как вредные капризные мальчишки. Разницы между ранеными мужчинами и демонами никакой, поверь мне, – так же ехидно ответила Райки. Казама хмыкнул и не нашел, чем возразить. Да и не хотелось. Прикосновения Райкиден дарили покой, от которого не хотелось отказываться. - Тебе нужно поспать, завтра мы пойдем дальше, мы и так потеряли достаточно времени, пока я искал этого ублюдка. Ты же хочешь нагнать своих друзей, – ответил он, едва шевеля языком – от ласковых и нежных прикосновений клонило в сон, да и восстановление забирало все силы организма. - Никуда мы завтра не пойдем, – возразила Райкиден. – И не пойдем до тех пор, пока ты полностью не поправишься. И не спорь с доктором! - Мне остается только подчиниться? – фыркнул Казама. От неосторожного смеха в груди резануло. Да, и в самом деле, после такой трепки стоило бы отлежаться денек… - Иди спать. Со мной все будет в порядке. Теперь мне уже не станет хуже. Мне тоже нужно отдохнуть, – прикрыл глаза демон. - Я не уйду. Пусть на тебе и заживает все как на собаке, но рана серьезная, – упрямо ответила Райки. - Я не собака! – возмущенно буркнул Казама, нахмурившись. - Прости… - Иди спать. - Нет, я пригляжу за тобой до утра. Спи, я не буду тебе мешать, просто посижу рядом. Я даже смотреть на тебя не буду. - И кто из нас вредный? - Ты. - Потрясающе. Они сердито уставились друг на друга, но через мгновение оба прыснули. - Ну и что мне с тобой делать? Вот же упрямая! Ладно, иди сюда, ложись рядом, раз уж мне от тебя не избавиться! - Ах, вот как ты расцениваешь мое желание помочь? Ну и валяйся тут один. Захочешь пить или в туалет, ползи на карачках сам! – обиделась Райки и попыталась вскочить, но демон схватил ее за руку и несильно подтащил к себе. - Не злись. Прости. Я благодарен тебе за помощь. Если честно, мне и правда сейчас не хочется оставаться одному, – зачем он соврал, Казама не знал. Может быть, потому что не хотелось обижать Райки, а может быть, он не так уж и соврал? В памяти всплыли слова, которые она сказала еще давно, в прошлой жизни, где они были врагами: «Мое дело понимать тех, кто сражается, залечивать их раны и любить». Тогда он еще подумал, что, наверное, не отказался бы, если бы кто-то вот так же понимал его, залечивал раны и любил. Может быть, сейчас он хоть немного почувствовал это? - Ложись. Не стоит сидеть всю ночь, тебе тоже нужно выспаться, а так ты будешь рядом. Если мне станет хуже, я разбужу тебя, – снова соврал Казама. Хуже ему может стать только оттого, что Райки будет лежать очень близко, соприкасаясь лишь сквозь тонкое белье с его наполовину обнаженным телом, но он даже пальцем не посмеет ее тронуть. - Нет-нет, я просто посижу рядом, ты спи, – смутилась Райкиден. - Не спорь с мужчиной, женщина! – с укором назидательно произнес Чикаге. – Не надо сидеть, тебе нужен отдых. К тому же в комнатах плохо натоплено, а ты не одета и опять застынешь. Что тебя смущает? Ты же не раз спала рядом со мной в лесу. - Тогда у меня не было выхода, – покраснела Райки. – Считай, что сейчас у тебя тоже нет выхода, – Казама с легкостью подтянул ее здоровой рукой, как ребенка, заставив опуститься на футон рядом. Райки скромно устроилась у него под боком, уткнулась в его плечо лбом и вздохнула. Казама мягко усмехнулся, высвободил руку, просунул ей под голову и привлек к себе. Было чертовски приятно ощущать рядом тепло тела Райки и его доверчивую расслабленность под ладонью. Через мгновение демон не удержался и ехидно спросил: - Интересно, что ты подразумевала под помощью, если мне вдруг приспичит в туалет? - Дурак! – лягнула его Райки и дернулась, чтобы вырваться из его захвата. - Доктор, как же вам не совестно пинать тяжелораненого пациента? – съязвил Казама, не позволяя ей выскользнуть и прижимая к себе. – Какие-то у вас странные методы лечения. - Убить тебя мало, – буркнула Райки, понимая, что освободиться не удастся. Казама весело хмыкнул, повернул к ней голову и прошептал ей в пахнущую жасмином макушку: - И даже не будет жалко? - Ну, может быть, совсем чуть-чуть, – ответила Райкиден. - Хоть и на этом спасибо, – улыбнулся Казама уголком рта. Райки повозилась, устраиваясь удобнее, и, не зная, куда деть мешающую руку, осторожно положила ее на грудь Чикаге. Тот вздрогнул, чувствуя, как внизу живота резко налилось тяжестью, и скрипнул зубами, настоятельно упрашивая себя не реагировать. - Ой, больно? – отдернула руку и приподняла голову Райки, испугавшись, что по неосторожности задела рану. - Кхм… Не совсем… – уклончиво ответил демон. - Спокойной ночи! – безмятежно прошептала Райки и снова опустила голову ему на плечо, прижавшись к нему и вернув руку на его грудь. - Спокойной… ночи, – сглотнув, пробормотал Казама и постарался размеренно дышать и думать о чем-нибудь противном, чтобы отвлечься: например, считать убитых им расецу. Утром он обнаружил Райки, тихонечко сидящей рядом с его футоном и пришивающей пуговицы к его шинели раздобытыми где-то иглой и нитками. В неясном свете раннего утра ее силуэт с рассыпавшимися по плечам кольцами волос, склонившийся над его одеждой, вызвал необъяснимый трепет и, несмотря на их тяжелое путешествие, чувство домашнего уюта и тепла. Непреодолимо захотелось встать, приблизиться к ней и обнять сзади за плечи, убрать волосы и коснуться обнаженной шеи губами. Однако позволить себе он этого не мог, и не только потому, что поклялся Райки ждать, пока она сама не разрешит, но и по совершенно банальной причине – стояло еще крепче, чем накануне, когда Райки прижалась к нему, и Казама возблагодарил богов, что к этому моменту она уже успела проснуться и выбраться из-под одеяла. Гордый демон с несвойственной ему поспешностью поднялся с ложа, повернувшись к Райкиден спиной, пробормотал: «Доброе утро!», попробовал потянуться и поработать раненой рукой, понял, что все практически зажило, и торопливо ретировался в уборную. По настоянию Райки они провели еще один день в гостинице, чтобы Казама мог окончательно восстановиться, и через сутки они снова шагали по грязным раскисшим дорогам к своей цели. А дальше путешествие превратилось в какое-то наваждение, погоню за ускользающим призраком. Куда бы они ни приходили, они понимали, что безнадежно отстали и опоздали. В Кацунума стало известно, что Шинсенгуми потерпели поражение и давно отступили к перевалу Широкава Канмон. Там двоих измотанных путников настигло известие, что отряд давно был выбит с позиций и отступил к Айзу-Вакамацу, замком Хиджиката был ранен, а Кондо Исами, командир Шинсенгуми, во время разведки попал в плен и был казнен еще в апреле. Райкиден рыдала на плече Казамы, и ему ничего не оставалось делать, кроме как только ласково гладить ее по волосам. Он понимал, что никакие слова утешения ей не помогут сейчас. Сам он не испытывал ничего, кроме досады оттого, что такой человек столь бесславно погиб. Все-таки при всем его отношении к этим выходцам из крестьян, демон не мог не признать, что это были доблестные и смелые воины. Дальше последовали Хина, Фукура, Мориамачи, Наганума… Пока они гонялись за Шинсенгуми, выяснилось, что раненый Хиджиката все это время залечивал раны в Айзу, а вместо него отрядом командовал Сайто Хаджиме, бывший капитан третьего отряда. Тогда же стало известно, что из командиров, с кем дочь доктора Касселя водила дружбу, остались в живых только трое – Нагакура, Сайто и Хиджиката. Старый, добрый капитан Иноуе Гензабуро погиб еще при первой же битве при Тоба-Фушими за несколько дней перед отплытием Шинсенгуми в Эдо. Один из разведчиков Ямазаки Сусуму был ранен в том же бою и умер на корабле, не перенеся плавания. Нагакура Шинпачи и Харада Саноске покинули отряд из-за разногласий, еще когда был жив Кондо, и Хараде не повезло сложить свою голову в мае при Уэно. Вскоре после смерти Харады, оставленный на лечение в туберкулезном госпитале в Эдо, умер Окита Соджи. Узнать разом о смерти практически всех тех, дружбой с кем дорожила Райкиден, и кто занимал уголок в ее добром сердце, было тяжелейшим ударом. На какой-то миг Казаме даже стало страшно, когда он увидел этот пустой, ничего не выражающий взгляд будто подернутых изморозью серых глаз. Демон думал, что это известие подкосит Райкиден, но она молчала, глядя перед собой, лишь лицо ее побелело, и губы слились цветом со щеками. - Райки, Райки! – звал он ее, слегка встряхивая за плечи, и когда она вскинула на него глаза, в них было столько невысказанной боли, что сердце его зашлось. Казама порывисто обнял ее, крепко, сильно, прижал за затылок голову к своему плечу всей пятерней и прошептал: - Плачь, Райки, плачь… Пожалуйста, только не молчи и не смотри вот так. Плачь, будет легче… И Райки, словно демон своей грубоватой лаской, своими резкими движениями, своим отчаянным шепотом вырвал из ее горла не дающий вдохнуть комок, завыла в его шинель, глухо, безысходно, горестно. Она долго плакала, уже не воя и не сотрясаясь в рыданиях, а лишь по-детски всхлипывая, до побеления костяшек сжав в кулаках ткань шинели на рукавах Казамы, а он лишь терпеливо поглаживал ее по голове и спине, сам отчего-то испытывая непонятное сожаление о том, что этих людей больше нет, и силясь сглотнуть пережатым от этих странных эмоций горлом. Уже позже, ночью, в комнате постоялого двора, демон сидел рядом с вздрагивавшей во сне Райкиден. Она, обессиленная слезами и практически насильно влитым в нее Казамой саке, забылась тяжелым сном, свернувшись в клубочек, вцепившись обеими руками в его ладонь, и только дрожала, то ли от холода, то ли от пережитого. Демон не мог понять, что он чувствует, но совершенно четко понимал, что его женщине больно, и от этого ему было больно не меньше. И когда она, не просыпаясь, подтянула его руку и подложила его ладонь себе под щеку, все так же не разжимая пальцев, Казама потянулся вслед за ней, лег рядом и обнял. Так он пролежал до утра без сна, согревая Райки своим теплом, и лишь только она начинала беспокойно возиться и собиралась заплакать даже во сне, он тяжко вздыхал и гладил ее снова и снова, пока не затихнет. И когда она проснулась, Казама был вознагражден за свое первое в жизни сострадание сполна – она больше не плакала, пролитые слезы растопили морозную изморозь ее серых глаз, размыв и притупив боль, и, все так же прижимая его ладонь к своей щеке, она подарила ему улыбку, пусть вымученную, но демон понял – дух Райкиден Кассель не сломлен. Утром они отправились дальше. Несмотря на всю боль и осознание того, что больше ничего не будет как прежде, что большая часть ее друзей уже в ином мире, и, судя по тем потерям и неудачам, что несли сторонники бакуфу, веры в лучший исход нет, у Райки все же оставалась надежда, что хотя бы родители и Хиджиката смогут выжить в этой кровавой мясорубке, и тем сильнее было ее желание найти их. Райкиден не знала, куда же рваться – к отцу, который, скорее всего, следовал за отрядом вместе с Сайто, или к матери, которую он наверняка оставил в безопасности в крепости родного клана, и пребывающему там же Хиджикате. Превозмогая желание увидеть Тошизо, броситься ему на помощь, ухаживать за ним и помогать скорее поправиться, к несказанному облегчению Казамы Райки стоически отказалась от этого и все же решила искать отца. Она подумала, что, скорее всего, Хиджикате ее медицинская помощь уже не так нужна, как отцу, врачевавшему раненых, были необходимы ее руки и навыки. В замке Коминэ их настигло известие, что после шестой неудачной попытки взять крепость, Шинсенгуми ушли в Сендай. К тому времени, когда они добрались до него, стало известно, что Хиджиката уже благополучно вернулся к командованию войском, ушедшим в неизвестном направлении. Но в то же время Райкиден и Казама получили сведения, что замок Вакамацу, где находилась мать Райки, и куда отправился на помощь с частью войска Сайто Хаджиме, осажден имперскими войсками. Сердце Райкиден разрывалось на части от тревоги за мать, отца и Хиджикату с Сайто, но она ни на минуту не задумалась и потребовала у Казамы немедля отправиться в Вакамацу. И снова ри49 за ри, а порой и сяку50 за сяку в труднопроходимых местах, через горные перевалы, они пробирались по охваченной войной стране, и демон молча шел туда, куда прикажет Райкиден, стараясь лишь сделать все от него зависящее, чтобы помочь ей, защитить, уберечь, облегчить мытарства и обустроить хоть с каким-то комфортом, когда это удавалось. Он даже не задумывался, сколько ри они прошли всего, кружа от города к городу, от крепости к крепости, но подозревал, что не одну сотню только с момента, когда они покинули Эдо. Сотня с лишним ри от Киото до Эдо теперь вспоминалась ему, как приятная прогулка, которую он уже и не брал в расчет. К тому времени, когда Казама и Райкиден дошли до крепости Вакамацу, все было уже кончено. Замок пал, не выдержав длительной осады значительно превосходящего по силам противника, большая часть войска Айзу погибла, остальные были причислены к врагам императорской власти. Там же, героически пытаясь пробиться сквозь осаду в крепость Вакамацу с жалкой кучкой оставшихся в живых солдат, погиб и Сайто Хаджиме51. Из прежнего комсостава в живых оставались только Шимада и Хиджиката, да Нагакура где-то поначалу еще бродил, прибившись к последним сторонникам бакуфу. Говорят, последний раз его видели с каким-то малочисленным отрядом в окрестностях Эдо, а потом он был тяжело ранен и где-то лечился. Одной лишь хорошей новостью было то, что измученным путешественникам удалось найти мать Райкиден. Акизуки Акино, доблестно сражавшаяся плечо к плечу с остальными, была ранена, и Райки, счастливая хотя бы тем, что нашла мать живой при монастыре Хокайджи, где ее прятали от имперских войск монастырские служки, осталась ухаживать за ней. Казама же, велев обязательно дождаться его и не двигаться с места, пока он не вернется, оставив большую сумму денег на проживание и лекарства, исчез на довольно длительное время. Два месяца Райки провела с тяжело выздоравливающей матерью, и когда, наконец, она поняла, что мама поправилась, демон вернулся. Он выглядел усталым, осунувшимся и измотанным, и когда Райки увидела его, сердце ее забилось быстрее. Только сейчас она поняла, что скучала по нему и его молчаливой заботе, ненавязчивому присутствию и неоценимой помощи. Казама всегда был рядом, и Райки привыкла к нему, чувствуя себя защищенной и словно укрытой за его широкими плечами от бед этого мира. Он ничего не просил, не позволял себе лишнего и чаще даже ничего не говорил. Демон просто был рядом, подставляя, когда нужно, свое плечо, молчал и смотрел странно изменившимся взглядом темно-красных глаз, словно внутри, по ту сторону радужки тепло играли отблески огонька свечи, как маячок надежды во тьме для заблудившегося путника. Но только сейчас Райки осознала, как же было хорошо рядом с ним, и как тоскливо тянулись дни, исполненные тревогой за здоровье матери и судьбу отца и Хиджикаты-сана, без его привычного присутствия, без мягкой, усталой и понимающей улыбки уголком рта и согревающих взглядов. Она вскочила, не помня себя, и бросилась ему навстречу, молча обхватив руками, прижавшись и уткнувшись лбом в грудь. - Райки… – выдохнул Казама, осторожно обнимая ее, запуская пальцы в непослушные вьющиеся волосы, собранные в простой хвост, и чувствуя странную легкость в утомленном теле. Сердце бросилось в галоп. Его ждали, ему рады, и, наверное, это то самое, что люди называют счастьем. Райкиден резко отстранилась и довольно сильно стукнула его кулаком в плечо. Казама непонимающе поднял бровь. - Где ты был так долго?! – закричала Райки и снова стукнула его. – Я не знала, что думать, я тревожилась, я боялась, что с тобой что-то случилось! Казама смотрел на нее во все глаза и вдруг почувствовал, как на губах его расползается какая-то идиотская радостная улыбка. Он лишь, осторожно схватив занесенную в замахе тонкую руку, обнял ненормальную полукровку и прижал к себе, как самую великую драгоценность, не давая ей драться. - Ты снова бьешь меня? – удивленно пробормотал он ей в макушку, не в силах заставить себя перестать улыбаться. – Ты, маленький слабый человечек, бьешь меня, демона? И почему я позволяю тебе это? «Может быть потому, что мне… Нравится?» – усмехнулся сам себе Казама. Райкиден Кассель всегда была такой, не умея иначе выражать свои чувства, и останется самой собой. Она вместо груди утягивает талию вопреки всем правилам изысканного вкуса, вызывающе выставляя и то, и другое на обозрение и не боясь осуждения. Или, растрепанная до неприличия, скачет от радости на виду у всей улицы в центре столицы босиком под дождем, не боясь простудиться. Бесстрашно бьет демона по лицу от злости, не боясь смерти. Вот и сейчас она колотит его от пережитой тревоги, тревоги за него, и от облегчения, что он вернулся. И Казама был готов терпеть от нее все, замирая от неведомого чувства счастья – она волновалась, она ждала. Бешеная полукровка, равная по гордости чистокровным они, не изменится никогда, и он определенно был готов убить любого, кто посмеет ее сломать или изменить. - Почему? – спросила шепотом Райки, прижимаясь щекой к его груди. - Ты знаешь, – так же шепотом ответил он, поднес в который раз уже ударившую его руку к губам и поцеловал пальцы. Райкиден лишь крепче вцепилась другой рукой в его плечо и ничего не ответила. Она знала. Вечером отмытый, отдохнувший и сменивший одежду на свежую Казама сидел напротив Райки и пил чай, вглядываясь в ее лицо и подмечая произошедшие изменения. Усталые, но радостно светящиеся глаза, осунувшееся личико, но волнительно розовеющие скулы и маленькие ушки. Она будто повзрослела из-за перенесенных тягот и тревог, но в то же время стала мягче, улыбалась ему чаще нежной и искренней улыбкой и смотрела на него иначе. То, будто задумавшись, долго и почти не моргая, ласково и тепло, заставляя непривычное к таким чувствам сердце демона плавиться, то, ловя себя на этом, смущенно опускала глаза, но Чикаге улавливал мимолетные взгляды из-под трепещущих ресниц. Все эти знаки окатывали горячей волной каждый раз, когда Казама находил подтверждения того, что Райки больше не чувствует себя рядом с ним ни как с врагом, ни даже как с другом – она волновалась, смущалась и явно испытывала нечто большее, чем просто привязанность. Эти изменения наверняка произошли раньше, но Райки умело их прятала. А сейчас, видимо, не замечала от радости, что так открылась, а может быть, просто устала скрывать. Но только теперь, после довольно длительной разлуки, Чикаге отчетливо увидел их, отчего внутри разлилось приятное томление и ощущение чего-то очень хорошего, какое бывает только тогда, когда после долгого и трудного пути ты достиг своей цели и можешь встать, запрокинув лицо к небу, раскинуть руки, вдохнуть полной грудью пьянящий воздух и сказать себе: «Как же хорошо!» - Где ты пропадал все это время? – наконец нарушила молчание Райки. - Я выяснил, куда дальше отправился твой Хиджиката, – спокойно ответил Казама. Все это время он мысленно не один раз проклинал себя за то, что сам себе роет могилу, разыскивая хоть какие-то крупицы сведений о том, кого любила женщина, которую любил он сам. Замком куда-то смылся, исчез, растворился в хаосе войны, и, тенгу его задери, пусть бы он пропал в аду навсегда, чтобы никогда не напоминал о себе ни появлением, ни даже упоминанием своего имени. Когда Хиджиката больше не будет путаться на его пути, Райки со временем забудет о нем, привыкнет к тому, что Казама, в отличие от фукучо, всегда рядом, и полюбит его. Он мог бы настоять на том, чтобы вернуться в Киото, а лучше в Эдо, и она, возможно, даже послушалась бы. Демон забрал бы ее, окружил своей заботой и любовью, спрятал бы от всего мира, чтобы никакие воспоминания и ненужные связи не тревожили ее покой, и тогда эта невозможная женщина будет принадлежать ему и только ему. Но вместе с тем, что вошло в его сердце с появлением Райки, со всеми этими непонятными, неправильными, тревожащими и рвущими на части душу чувствами, в нем пустило корни еще что-то. Нечто необъяснимое, противоречивое, заставляющее страдать и толкающее на поиски любой информации о проклятом замкоме, которая была так важна для Райки. Как бы ни хотел Казама увести ее с этого гибельного для них обоих пути, он знал, что не сотворит ничего, за что Райкиден могла бы его презирать. Костьми ляжет, но сделает все, чтобы она достигла своей цели, и пройдет с ней этот путь до конца рука об руку, чего бы это для него ни стоило и чем бы все ни закончилось. Сейчас, когда демон с деланным безразличием выговорил эти слова, внутри его будто что-то сжалось, сдавило так, что стало трудно дышать. Он с тоской ждал, как распахнутся от радости счастливые глаза, как Райки зардеется, подскочит и начнет его умолять отправиться в путь как можно скорее. Но девушка лишь замерла на мгновение, будто сердце ее пропустило удар. - А отец? – спросила тревожно она. - До сих пор с ним вместе, – ответил Казама, и сердце его зашлось от невыразимого облегчения оттого, что Райки отреагировала совсем не так, как он мучительно ожидал. От образовавшейся внутри приятной невесомости он даже с какой-то мальчишеской гордостью поведал, что ему удалось раскопать за эти два месяца. Как оказалось, Хиджиката Тошизо в силу открывшихся новых перспектив отплыл с оставшимися солдатами на остров Хоккайдо в компании Эномото Такеаки, бывшего адмирала сёгунского флота, чтобы восстановить силы, переформировать и набрать новые войска, перевооружиться и начать все сначала. Они практически без боя заняли крепость Горёкаку, первый и единственный пока на данный момент форт, построенный Такедой Наруаки в 1864 году на расстоянии около ри от моря по всем законам современной европейской фортификации, взятым из привезенных голландских книг, и провозгласили первую парламентскую республику Эдзо в Японии. Хиджикате был предложен пост коменданта крепости и командующего войсками республики, Энамото же занял пост президента. Райкиден внимательно слушала и снова приятно удивила Казаму, ожидавшего явно выраженного трепета от радости за Хиджикату, своими словами: - Слава Каннон, значит, сейчас они в безопасности! Может быть, Император позволит существовать маленькой самостоятельной республике и оставит их в покое? Может быть, теперь война закончится? - Не думаю, – покачал головой Казама, нахмурившись. – Император готовит наступление. Хакодате и форт Горёкаку защищают море и горы, но как только по весне растает снег, кангун52 сойдет с кораблей и выступит через горы, а флот ударит напрямую с моря. Крепость хороша, но стоит она слишком близко. Когда ее строили, не думали, что дальнобойность корабельных орудий так быстро и настолько сильно возрастет. Теперь они просто мишень, тогда как береговая батарея не представляет для имперских кораблей никакой опасности в силу того, что ее артиллерия не настолько мощна. Им долго не продержаться – кангун уже сейчас превышает численностью армию Эдзо в разы. Если ты все еще хочешь туда идти, ты должна понимать, что пойдешь на верную смерть. В этом сражении победы не будет, Эдзо обречена. Он смотрел на Райки с сочувствием, понимая, что говорит сейчас очень тяжелые для нее вещи. Она опустила глаза, закусив губу, помолчала, потом медленно подняла взгляд и тихо ответила: - Тем более я должна попасть в Хакодате. Там мой отец, и он будет выполнять свой долг до последнего. Я нужна ему. Даже если все кончится поражением, мы с ним обязаны сделать все от нас зависящее, чтобы спасать тех, кто сумеет выжить. Может быть, благодаря нам таких людей будет больше. - Зачем? Настоящему самураю лучше принять доблестную смерть в бою, нежели попасть в плен. Всех, кто выживет, будут судить как государственных преступников, Сацума и Чошу позаботятся о том, чтобы устроить показательную порку, и ничего кроме казни или в лучшем случае тюрьмы выжившим не светит. Ты хочешь погибнуть или провести остаток жизни в заключении? – так же тихо спросил Казама. - Я должна быть там, потому что выбрала этот путь и сторону. Я не могу подвести своего отца, родовое имя которого я ношу. Даже если мы с ним погибнем. Райки протянула руку и взяла прохладные пальцы демона в свои. Казама вздрогнул и уставился на нее. Внутри все сжалось от непонятной гложущей тоски. - Я знаю, что тебя эта война не касается. Ты не примешь ни сторону Императора, ни тем более сторону тех, кто заранее обречен на провал. Пожалуйста, все, что я прошу – проводи меня до Аомори и посади на корабль. Я не имею права просить у тебя большего, – улыбнулась Райкиден, словно приняла очень трудное решение, и от этого ей стало легче на душе. Казама сглотнул, опустил взгляд, помолчал несколько секунд, рассматривая свое колено, а потом вскинул голову, пристально взглянул в такие решительные серые глаза и произнес: - А ты попроси. - И… Моей просьбы будет… Достаточно, чтобы?.. – растерялась Райки. - Чтобы я пошел за тобой, – серьезно ответил Казама. Девушка сжала его пальцы и нерешительно выдохнула: - Пожалуйста… Идем со мной… Демон молча кивнул. Ну куда ему теперь без нее? Как потом жить, потеряв смысл, цель и самое дорогое, что у него было – его чувства, которых он никогда раньше не знал? Разве хватит у него сил оставить Райки, тем более сейчас, когда она рвется в самое пекло? - Чикаге… – прошептала она, и глаза ее наполнились слезами. Впервые за все время, что они знали друг друга, Райки назвала Казаму по имени. Оно прозвучало в ее устах как-то естественно, по-родному, будто так и должно быть. Никто и никогда не произносил его имени с такой интонацией… В ответ он переплел с ее тонкими пальчиками свои, медленно поднял другую руку и коснулся ее щеки. Райкиден склонила голову набок и потерлась о ладонь, слегка царапавшую ее нежную кожу мозолями от цуки, а затем переступила на коленях разделявшее их расстояние и так же естественно, будто всегда так и было, прислонилась к груди Казамы, обхватывая руками. Тот забыл, как дышать. Райки сопела ему в ключицу, стараясь справиться со слезами, а он только обнимал ее, едва касаясь, и невесомо гладил по волосам, опасаясь, что сердце не справится с такой скоростью, слетит с ритма, загонит само себя и замрет навсегда, разорвавшись на части оттого, что не в силах вместить столько всего, что он чувствовал сейчас. Вдруг Райкиден отстранилась, вглядываясь в его лицо блестевшими от запрятанных поглубже слез глазами, и тихо сказала: - И все-таки я не ошиблась в тебе! Ты действительно хороший. Ты замечательный. Я не знаю, почему ты так старательно скрывал это. Ты не хочешь, чтобы кто-то принял это за твою слабость? Это не слабость, Чикаге. Я ведь говорила тебе – только по-настоящему сильный и мужественный мужчина не боится быть добрым и ласковым. Если бы ты с самого начала был таким же нежным… – она запнулась и покраснела, опустив глаза. - Научи меня быть таким… – почти неразличимо, на выдохе произнес Казама, едва касаясь губами ее маленького ушка, – Каким ты хочешь… Райкиден удивленно вскинула на него глаза и улыбнулась какой-то незнакомой улыбкой, какой он никогда у нее не видел. Казалось, в ней сочетались усталость, обреченность, но в то же время невероятная нежность и беззащитность. - А ты научи меня быть сильной и смелой, как ты, – прошептала в ответ Райкиден, прямо глядя в красные и уже совсем не страшные глаза, светящиеся теплым ровным огнем. - Мне нечему учить тебя. Я не встречал женщин сильнее и отважнее, – искренне сказал Казама и положил ладонь на ее затылок. Она коснулась пальцами его лица и вдруг едва слышно попросила: - Поцелуй меня… Демон от неожиданности замер, не веря своим ушам, на мгновение прикрыл глаза, пытаясь справиться с внезапно охватившим его волнением, сглотнул и снова поймал ее лучистый взгляд. Медленно потянулся к ней и едва ощутимо коснулся губами ее губ, а больше лишь обжег дыханием. Райки опустила дрожащие ресницы и улыбнулась. И тогда он поцеловал ее, мягко, осторожно, будто лепестки цветка. Ее губы дрогнули, ответили таким же невесомым прикосновением, приоткрылись, и Казама медленно провел по ним самым кончиком языка, несмело толкнувшись внутрь. Мягкий язык Райки так же робко коснулся его в ответ, и нежная маленькая ладонь прижалась к его щеке, к тому самому месту, которое когда-то ожгла та обидная пощечина. Это был первый настоящий поцелуй, который демон запомнил бы на всю жизнь. Поцелуй для любимой женщины, удивительно нежный, бережный и бесконечно долгий. Казама держал ее лицо в ладонях, как драгоценную хрустальную чашу с божественным напитком, который он пил медленно, не торопясь, закрыв глаза и наслаждаясь вкусом и чувственным дурманом, разливающимся по венам. Он даже представить себе не мог, насколько это восхитительно – целовать самую желанную девушку на этой проклятой богами земле. И лишь когда закружилась голова, он с сожалением разорвал поцелуй и, еще раз коснувшись мягких губ Райки, открыл глаза. Она вздохнула, будто с удовольствием медленно вдыхала свежий воздух, взмахнула ресницами и улыбнулась. - Спасибо, – прошептала Райкиден и положила голову ему на плечо. Чикаге не осмелился снова поцеловать ее – в последнее время он часто ловил себя на том, что боялся сделать что-то не так, отчего она могла гордо и насмешливо отстраниться, поставить его на место и снова отдалиться, увеличивая с таким трудом постепенно сокращаемую дистанцию. Райки прижалась щекой к его ключице и закрыла глаза, и он не смел настаивать на продолжении. Просто так сидеть, согревая друг друга своим дыханием и слушать стук сердца, держать ее в своих руках и чувствовать тепло доверчиво расслабленного тела уже само по себе было прекрасно и удивительно беспечно, будто не было завтра, когда они отправятся навстречу своей смерти, чтобы посмотреть ей в глаза и попытаться выиграть у нее в бессмысленной, жестокой и безнадежной игре. На следующий день они, сказав матери, что идут на поиски отца, и пообещав вскоре вернуться за ней вместе, вышли в весеннюю рассветную морось и вскоре скрылись в утреннем тумане с глаз вышедшей проводить их на энгаву Акизуки Акино.