Истории о самураях, их женщинах, любви и смерти. История пятая

Следующей ночью, когда нога уже позволяла практически свободно передвигаться, дождавшись полуночи и выждав еще около часа, Райкиден снова предприняла попытку к побегу. Еще вечером, как только стемнело, Казама и Амагири вышли из дома и направились куда-то вместе, и девушка понадеялась, что Ширануи не столь бдителен и уже уснул. Райки осторожно раздвинула фусума и едва сделала шаг из комнаты, как из темноты откуда-то снизу на нее полыхнули светящиеся фиолетовые глаза. Райки испуганно отшатнулась, беззвучно охнув, и только сейчас разглядела сидящего на полу прямо перед ее комнатой Ширануи. - Так-так-так, кто это тут у нас опять по ночам колобродит? – насмешливо протянул демон. Райки выругалась сквозь зубы, и Кё рассмеялся. - Казама-кун предупредил, что ты весьма прыткая особа, и за тобой нужен глаз да глаз, – ухмыльнулся он. Райки захлопнула фусума и в бешенстве бросилась на футон. - Эй, – поскребся в рисовую бумагу демон. - Что тебе? - Почему ты так настырно хочешь сбежать? Ведь знаешь же, что не получится. - Надежда умирает последней, – буркнула Райкиден, и по ту сторону фусума снова раздался смех. - Скучно тебе тут? - Скучно. Принес бы хоть книгу какую почитать, а то с вами веселье, как на кладбище, – буркнула Райки. - Хорошо, принесу. - Спасибо, – ответила Райки, и они замолчали. - Слушай, я вот что подумал, – снова раздался голос демона через какое-то время. - Что? - Меня на самом деле Казама тоже достал своими выходками. Видишь ли, ему приспичило жениться. Ну, не то, чтобы приспичило, скорее, его вынудили – его папенька, редкостная сволочь, скажу я тебе, одержим желанием увидеть внуков. Казама жениться не хочет, ему жалко своей свободы, но ослушаться папеньку не может. А Чизуру ты сама видела – это ж одни слезы, обнять и плакать от жалости. Тем более и та совершенно не хочет стать тупой маткой для вынашивания казамьих отпрысков. - Зачем ты мне это рассказываешь? - Да вот идея у меня возникла одна. Может, тебя за него замуж выдать? - Ты рехнулся? – поперхнулась Райки, подскочив на футоне. - Ну а что? У меня есть весомые аргументы, – даже не видя демона, Райкиден могла бы поклясться, что он скалится в довольной ухмылке. - Даже слушать не хочу! - Ну и зря. Ты молодая, красивая, интересная девица, уж куда интереснее Юкимуры. Возраст самый подходящий для рождения крепких здоровых детей. Да и Казама от тебя без ума. Глядя на него, воистину поверишь в любовь с первого взгляда. - Замолчи! Что ты несешь?! – возмутилась Райки. - Вот я так и знал, что ты разорешься. Хотя не понимаю, почему ты против. Он из знатной семьи, чертовски богат, рожей тоже вполне себе удачный получился. - Поди к демонам! - Я бы с удовольствием, но видишь, какая незадача – мне приказано сидеть тут и караулить тебя. Хотя если бы не ты, я бы сейчас вместе с Казамой и Амагири развлекался – кромсали бы сейчас этих ублюдочных расецу. - Так вы по ночам ходите… Убивать расецу? – севшим голосом проговорила Райки. - Ага. И пока всех не покрошим, а главное, эту суку, папашку Юкимуры, который их плодит, домой сказали не возвращаться. Райки выскочила в коридор, стремительно распахнув фусума: - Что за бред ты несешь? Отец Чизуру? Что тебе известно о нем? Она уже давно ищет его! - Пусть ищет. Но найдет только тогда, когда он сам захочет найтись, – ухмыльнулся Ширануи, глядя на нее снизу вверх, вальяжно сидя на полу и расставив длинные ноги. - Что ты знаешь? - Что доктор Юкимура разработал ту самую очимидзу – «Живую воду», и теперь развлекается, как может. Раньше он работал на твой Шинсенгуми, теперь переметнулся к Чошу и Сацума, и плодит для них таких же ночных упырей, а заодно учит, как с ними расправляться, когда Шинсенгуми выставит против них своих. - Врешь… – прошептала Райкиден, и потрясенно опустилась рядом с Ширануи на пол. - Зачем мне врать? Нашими кланами нам было поручено уничтожить и создателя, и его тварей. Тварей по городу пруд пруди – пачками вылавливаем, а самого создателя найти пока не вышло. Мы сотрудничаем с Чошу и Сацума – Казаму, меня и Амагири связывают с ними взаимные обязательства, подписанные еще нашими отцами. А вчера, когда Казама был у людей Сацума, ему сказали, что чокнутый докторишка прячется у них и работает на них. И едва ли не в приказном порядке дали понять, что пока он им полезен, убивать его нежелательно. Ух, Казама и злой пришел! Еще бы, столько за этой сукой гоняться, а он под носом! Да еще и трогать его нельзя, и получается, что чем больше мы уничтожаем этих тварей, тем больше он плодит новых. Сколько времени убито зря! А главное, что доктор Юкимура никогда не станет им бесполезен – сначала им от него нужны неубиваемые солдаты, чтобы выиграть эту войну, потом они захотят вместо Императора захватить власть, а потом они сами возжелают стать бессмертными демонами. Сучий доктор ведь совершенствует свою бормотуху и рано или поздно добьется такого эффекта, чтобы состояние расецу не приносило таких мук. Впрочем, если пить живую кровь, мучений нет, а эти людишки способны и не на такое, лишь бы стать могущественнее. Сколько эти твари еще сожрут простых людей, подумать страшно. И сколько нам еще валандаться в этом дерьме? Мы оказались связаны по рукам и ногам и со стороны наших кланов, и со стороны этих Чошу и Сацума. «Вот почему Казама затеял вчера этот разговор, – догадалась Райкиден. – Он был расстроен и зол. Ведь видя все это, немудрено возненавидеть людей…» Услышанное повергло Райкиден в ужас. Она представила масштаб. Девушка знала, что в Шинсенгуми есть свои расецу, но их было мало, однако то, что творил отец Чизуру – просто чудовищно и не укладывалось в голове. Да и сам факт, что это отец Чизуру… Но главное, что если Шинсенгуми считали горстку своих расецу козырной картой в сражении, то противник теперь знал, как с ними бороться и мог противопоставить таких же расецу, во много раз превосходящих количеством. Нужно как-то предупредить, нужно сказать Хиджикате-сану и Кондо-сану… Если уже не поздно… Увидев даже в темноте, как побелело лицо Райки, Кё спросил: - Что? Теперь поняла, какое дерьмо тут творится? Казама не дает тебе удрать не только потому, что ты нужна ему для того, чтобы приманить замкома. Он опасается, что прогулка по ночному городу сейчас для тебя может оказаться смертельно опасной. - Скажи, Шинсенгуми… Хоть кто-то еще жив? – пересохшими губами прошептала Райкиден. - А, вот ты о чем… – усмехнулся Ширануи. – Живы, хотя несут потери. Капитаны живы, Хиджиката и Кондо живы, если ты о них. Но дела у них хреновые и безо всяких расецу. Райки вцепилась Ширануи в руку и взмолилась, заглядывая ему в глаза: - Отпусти меня, пожалуйста! Я должна их предупредить! - Да ты что, смеешься? Мне тогда Казама башку открутит, – помотал головой Ширануи, отчего его роскошный хвост возмущенно мотнулся, будто лошадь отгоняла мух. - Кё, пожалуйста! Я вернусь, я обещаю! Я не стану тебя подставлять, я только найду их, скажу то, что ты мне рассказал, и вернусь. Казама даже не узнает! Прошу тебя! Они ведь погибнут все! Они понадеются на своих расецу, а их всех… Перемолотят… – простонала Райкиден. - Нет, и не проси даже, – покачал головой Ширануи. Райки закрыла лицо руками и расплакалась от отчаяния. - Ну ты чего? Ну не плачь! – поговорил демон и, обняв ее, привалил к своему плечу, поглаживая по спине. – Не плачь. Ладно. Я сам завтра найду кого-нибудь из твоих Шинсенгуми и предупрежу. Только не плачь. Райкиден вскинула на него глаза. - Почему ты мне помогаешь? - У меня был друг. Человек. Лучший друг. Он погиб. Ваша жизнь такая хрупкая… Я как-то научился вас понимать. Казама пока не сумел. Но он неплохой демон. Говнистый, но неплохой. Ему бы друга хорошего или женщину из людей - он бы по-другому стал все воспринимать. Знаешь, ведь ты ему правда нравишься. - Не говори ерунды, – хлюпнула носом Райкиден, вытирая слезы. - Я знаю, что говорю. - Я не могу ему нравиться. Ему нужна чистокровная они, поэтому он за Чизуру и охотится. Он ненавидит людей и презирает их. - Ха, Чизуру! – ухмыльнулся Ширануи. – Да если бы она была ему нужна на самом деле, он бы ее давно забрал. Ему важна игра с Хиджикатой и остальными капитанами. Чизуру не та женщина, которая может сделать его счастливым и научить видеть мир другим. Ты смогла бы. - Он ненавидит меня так же, как и всех людей! – возразила Райкиден. – И я не чистокровная они. Он никогда не станет пачкаться с людьми. - Я тоже так раньше думал, пока у меня не появился друг. Казама тоже изменит свое отношение. Он уже его меняет. - Не верю. - Как знаешь. Но из вас бы получилась хорошая пара. Крепкая. Ты бы научила его любить. - Если человек не хочет, его не научишь насильно. - Он хочет. Вернее… Как бы это сказать… Он сам не знает, чего он хочет, но он точно знает, что к Чизуру привязать его не сможет ничего в этом мире, а просто так ему противно. И то, как он ведет себя с тех пор, как увидел тебя, уж поверь мне, очень сильно отличается от того, как он ведет себя обычно. - Да? Удивительно. Я слышала о нем много и от Чизуру, и от Хиджикаты-сана, и от других капитанов. И если ты считаешь, что он ведет себя сейчас иначе, какое же чудовище он был раньше? – изумилась Райки. - Да никогда он не был чудовищем. Он просто слишком гордый, ему проще остаться совсем одному против всего мира, чем переступить через свою гордость. Он многое не хочет принимать, но поверь, у него есть на то причины, и это отнюдь не из-за его скверного характера. Хотя, если честно, характер у него говенный, – Ширануи рассмеялся. – Но с другой стороны, если ты все время как волк-одиночка, нет никого, кому ты можешь довериться и рядом с кем быть самим собой, а не доказывать свою силу, с чего же быть мягкому и доброму нраву? А ты… Он ведь сейчас хрен знает что вытворяет, даже из-за Чизуру так не дурил. Говорю тебе, зацепила ты его. Ну а то, что ты не демон… Уже давно демоны смирились с тем, что против настоящей любви не попрешь, и смешанными парами у нас нынче никого не удивишь, да и ничего предосудительного в этом тоже в наше время нет… Старые родовитые кланы еще кривят рожи, вот как клан Казамы, но это тоже скоро пройдет. У них нет выхода – демонов все меньше, а женщин-демонов и подавно. К тому же женщины-они тоже порой выбирают людей, а не демонов. Что же теперь, так и жить бобылем? Они же не хотят, чтобы их охрененно важный род прервался. Казама поймет и будет готов принять в семью человека, особенно если полюбит. Он воспитывался очень жестко, папаша его суровый демон, с большим гонором, и потому он не умеет и не знает, как иначе. Вот и сейчас он сам не понимает, что с ним происходит, но если бы ты помогла ему, уверен, Чикаге бы сильно удивил тебя, каким он может быть. Демоны умеют любить, поверь, и мы однолюбы. Полюбив один раз, это чувство остается с нами навсегда. Ты чего, спишь что ли? Ширануи склонился к лицу Райкиден и увидел, что она под его мерное поглаживание и негромкий голос уснула на его плече. - Во дает! Я ей тут прописные истины втолковываю, можно сказать, свахой подвизался, пытаюсь устроить личную жизнь и ей, и товарищу, а она дрыхнет! Эх, люди! – он с улыбкой бросил взгляд на заплаканное, но спокойное, расслабленное сейчас личико девушки. – Ну, спи… Под утро явился Казама. Первым делом он поспешил узнать, не выкинула ли опять чего несносная девчонка, не сбежала ли, и обнаружил невероятную картину – перед распахнутыми фусума на полу Райкиден, доверчиво положив голову Ширануи на колени, спала в его объятиях. - Это что за… – медленно начал было Казама, сведя брови у переносицы и полыхая глазами, но Ширануи приложил палец к губам и прошептал: - Тс-с! Не ори! Она спит. Опять хотела удрать. - Почему она здесь? С тобой? – Казама был ужасно возмущен, но голос таки понизил. - Да так, сидели, болтали, она и уснула. Не стал ее тревожить – пусть поспит, ей и так плохо тут… - Добрый какой! Руки убери! – буркнул недовольно Казама, присел рядом на корточки и осторожно принял Райкиден из рук Ширануи. Тот ухмыльнулся, видя недовольство приятеля. - Ты бы с ней помягче, хорошая она девочка, правильная, не обижал бы ты ее, глядишь, и она стала бы по-другому к тебе относиться, – сказал Кё вслед удаляющейся в комнату спине. - Без твоих советов обойдусь как-нибудь! – ответил Казама и, аккуратно уложив Райки на футон, укрыл ее одеялом, задержавшись на мгновение, любуясь ее лицом. - Красивая. Нравится? – раздался насмешливый голос из коридора. - Все-то ты замечаешь! Не твое дело, – скорее по привычке, чем на самом деле разозлившись, бросил Казама, выходя и задвигая фусума. - Ну-ну, – все так же ехидно протянул Кё, глядя на приятеля снизу вверх фиолетовыми глазами. – Иди, поспи, я уж досижу, хотя вряд ли она сейчас куда-то побежит. Казама молча кивнул и уже направился в свою комнату, как ему в след донеслось ехидное: - Скажи, она тебе хоть раз снилась? - Тц, – досадливо цокнул языком Казама, закатив глаза, и, не оборачиваясь, пошел дальше. Уголки его губ дрогнули в улыбке. Весь следующий день прошел в скуке, и если бы не книга, которую принес Ширануи, Райкиден вообще не знала бы, куда себя деть. Вечером, когда молчаливая прислужница убрала дайбан с остатками ужина, Райки подошла к окну и с тоской уставилась на зимний Киото. С высоты этого шикарного особняка открывался прекрасный вид, но сейчас он девушку совсем не радовал. Вдалеке в небо рвались черные хлопья пепла и клубы дыма, время от времени раздавались выстрелы, надсадно ухали пушки. Где-то там сражается Хиджиката и его товарищи, и отец носится, оказывая помощь раненым, и наверняка сходит с ума от волнения за нее. Как сейчас себя чувствует мама, даже подумать было страшно. Чертов демон со своими играми! Нашел время! Теперь, когда Хиджикате-сану и без того не до нее, и когда отцу так нужна ее помощь, Казама продолжает создавать им лишние проблемы, а она вынуждена из-за него сидеть сиднем, сама беспомощная и не в состоянии оказать помощь там, где она сейчас необходима! Фусума с тихим шорохом разошлись, впуская Казаму. «Помяни к ночи, будь он не ладен!» – с досадой подумала Райкиден, видя его отражение в стекле и не оборачиваясь. - Скучаешь? – спросил демон. - Нет, что ты! Я никогда в жизни так не развлекалась! – язвительно ответила Райки. - Не сердись. Я принес тебе книги, Ширануи сказал, ты просила, – примирительно ответил Казама. - Спасибо, он мне уже принес одну, но боюсь, чтобы убить время, пока ты не наиграешься, мне придется перечитать всю твою библиотеку, – Райки продолжала упрямо смотреть в окно. - Все будет зависеть от того, как быстро придет Хиджиката, – пожал плечами демон, положив стопку книг на низкий столик. – А библиотека здесь обширная. - А если он вообще не придет? Ты хоть соображаешь? Война все-таки! Он подчиняется приказу, думаешь, ему сейчас до твоих глупых игр? – обернулась, наконец, Райкиден. - Значит, я подожду. Я умею ждать. Война эта долго не продлится, ее исход предрешен. Твои друзья скоро поймут тщетность своего сопротивления. К тому же, меня твое общество нисколько не тяготит, скорее даже наоборот. - Увы, не могу ответить тем же. - Жаль. Но, может быть, эта мелочь позволит тебе взглянуть на ситуацию несколько иначе? Казама подошел совсем близко, Райки чувствовала его за своей спиной, слышала шелест его одежды, когда он что-то положил рядом с ней на подоконник. Она опустила глаза и увидела сверток из дорогой бумаги, красиво украшенной лентой. - Что это? – настороженно спросила девушка, обернувшись и встретив взгляд темно-красных глаз слишком близко, отчего захотелось отстраниться. Райки сдержалась. - Конфеты. Лавочник сказал, самые лучшие. Женщины ведь любят сладкое, – углом рта обозначив улыбку, ответил демон. - Зачем? - Просто захотелось сделать тебе приятное. Мне вдруг подумалось, что ты чувствуешь себя здесь не слишком хорошо, хотелось просто… Поднять тебе настроение. - Не стоило утруждаться, – отвернулась Райкиден. – Если хочешь, чтобы мне было хорошо – не появляйся рядом со мной. И без тебя тошно, а как только тебя вижу, удавиться хочется. - Зачем ты так? – прищурившись, спросил Казама. - Мне не нужно от тебя ничего. Я знаю, что я всего лишь средство достижения твоей цели. Между вами своя война, и ты лишь используешь меня, чтобы разозлить Хиджикату-сана. - Ты догадлива, – усмехнулся демон. – И ты все еще считаешь меня хорошим? - Ты спас меня. - Мне это ничего не стоило. И почему ты не подумала о том, что я спас тебя именно потому, что хотел использовать против Хиджикаты? – ухмыляясь, проговорил Казама. Райки вскинула на него глаза, в которых отразилось столько боли, что он невольно пожалел о сказанном. Ведь на самом деле, стоит честно признаться самому себе, это не совсем так. - Ты разочарована? - Нет, – покачала головой Райкиден. – У каждого в этом мире на все есть свой резон. Даже если причиной моего спасения послужило это, все равно я благодарна тебе. Казама молча уставился на нее. Он не понимал ее, у него это не укладывалось в голове. - Что же тебя тогда так расстроило? – наконец, язвительно произнес он. Ну почему он такой? Ведь ему сейчас совершенно не хочется говорить гадости, скорее даже наоборот… Сказать что-то ласковое, прикоснуться едва-едва кончиками пальцев к этой будто фарфоровой коже щеки… Но она же сама виновата! Опять вывела его из себя! - Я никогда не думала, что могу стать причиной того, что у Хиджикаты-сана будут из-за меня неприятности. - Почему ты всегда думаешь о других, а не о себе? - Я… Я не знаю, – пожала плечами Райки. - Ты думаешь только о том, что у фукучо будут неприятности? Твои неприятности тебя не пугают? Чем же он так дорог тебе? - Ты не поймешь! Если ты никогда не знал, что такое любить, я не сумею объяснить тебе! Казама стиснул зубы. Ведь он знал, что между ней и Хиджикатой что-то есть, именно поэтому он и выбрал ее, а не Чизуру в качестве приманки. Но почему тогда так больно сжалось сердце, почему эти слова привели его в бешенство? - Глупая! Разве ты не знаешь, сколько у него женщин? В каждом борделе Гиона и Шимабары найдется парочка его любезниц! – демон будто бросил ей в лицо эти злые слова, словно ответил ударом на удар, укусом на укус. - Ты думаешь, я не знаю? Но это не важно. Мне достаточно того, что я люблю40 его, – пожала плечами Райкиден. - Что в нем такого особенного? За что его любить? – с едва сдерживаемой яростью выговорил Казама. – Обычный крестьянин, возомнивший себя самураем! - Но почему же тогда ты, с презрением говорящий так о нем, сражаешься с ним на равных? Стал бы ты драться с простолюдином, да еще и на мечах? Ты противоречишь сам себе! Либо ты опускаешься на одну ступень с ним, либо принимаешь его если не как равного, то как достойного противника! Признайся уже в этом! – выкрикнула Райки и закрыла лицо руками. Демон застыл на месте. Об этом он как-то никогда не задумывался. Слова Райкиден разозлили его. - Иногда простой самурай, пусть даже и бывший крестьянин, более благороден и порядочен, чем некоторые аристократы и даже демоны, которых не за что любить вовсе, – тихо произнесла в ладони Райки. Казама побледнел, его глаза вспыхнули нехорошим темно-красным огнем. - Значит, ты считаешь, что меня вовсе не за что любить? – медленно проговорил он. - Ты сам этого не хочешь. Все, что ты делаешь, будто нарочно направлено на то, чтобы вызывать ненависть и страх. Если бы ты захотел на самом деле, чтобы Чизуру тебя полюбила, ты бы так себя не вел, – ответила Райки, отнимая руки от лица. - При чем здесь Чизуру? Если бы она сама была другой, я бы тоже вел себя иначе! - Так может, не стоит ждать, пока кто-то изменится под тебя, может, стоит измениться самому? - С какой стати я должен меняться? - Тогда не жди, что к тебе кто-то будет способен испытывать теплые чувства. Если ты ненавидишь всех, чего ты ждешь от других? Почему же ты так удивляешься, что кто-то ведет себя с тобой так же, как ты ведешь себя с ним? Ты думаешь, Чизуру сможет полюбить тебя такого? Неужели тебе приятно, что тебя боятся и ненавидят? Ни одна женщина не согласится быть с тобой по собственной воле, разве что за деньги или если ты возьмешь ее силой. Но это никогда не вызовет в их сердце любовь, лишь добавит ненависти. Знаешь, почему так много женщин любит Хиджикату-сана? Не только потому, что он красив, отважен и щедр, а потому, что ему не нужно демонстрировать им свою силу. Он, как по-настоящему сильный мужчина, может себе позволить быть нежным, мягким и ласковым. Он очень добрый. И это не признак слабости. Признак слабости как раз в том, что ты пытаешься на слабых женщинах показать, что ты мужик. Она смотрела прямо ему в глаза, понимая, что говорит вещи, способные вывести его из себя, и то, что он уже зол, она не могла не замечать. Однако взгляд Райкиден был твердым, без тени страха. Но ее слова… Разве это правда? Казама вовсе не из своей слабости вел себя так, он просто брал по праву сильнейшего то, что хотел. Это вовсе не оттого, что демон не умел быть добрым, а оттого, что не хотел быть таким с кем попало. Женщина сама должна вызывать желание быть с ней ласковым. Но все, что ему попадались, были либо недостойны, либо вот такие же гордячки, возомнившие с чего-то, что имеют на это право. Однако вопреки всему, самым непостижимым образом демона влекло к этой девушке. Может быть, впервые в жизни он хотел самку человека не потому, что уже невмоготу и нужно было что-то с этим делать, а совершенно безо всяких причин, именно эту, именно ее. Разумом понимал, что это неправильно, но тело слушать возражения разума не хотело. И самое ужасное было то, что если бы это можно было объяснить одной элементарной похотью, так нет – внутри что-то тянуло томительно, и сердце сжималось в какой-то необъяснимой тоске, особенно сейчас, когда он узнал, как женщина может говорить о мужчине, которого любит. С каким взглядом, какими словами Райки говорила сейчас о своем любимом Хиджикате! Как сравнивала демона с тем, кого он так ненавидел! Это отдалось в сердце нестерпимой болью и обидой. И именно поэтому слова Райкиден окончательно вывели Казаму из себя. Черная волна затопила его разум, он рванулся к девушке, схватил, сжав пальцы на ее плечах, и зло выговорил ей в лицо: - Если бы твой Хиджиката любил тебя, он уже давно был бы здесь и убил меня! Иначе он не мужчина. За эти четыре дня, что ты живешь в моем доме, замком мог перевернуть с ног на голову весь Киото и найти тебя. И никакие важные дела не заставили бы его бросить любимую женщину в руках демона, если бы ты была настолько дорога ему, как он дорог тебе! Если бы я был на его месте, я бы перетряхнул весь город и вырезал бы людей кварталами, но нашел бы свою женщину и убил бы любого, кто посмел к ней прикоснуться, пусть это даже был бы демон! Райкиден вдруг рассмеялась. В глазах ее мелькнула боль, но она быстро справилась с ней, и лишь смеялась язвительным смехом. И Казама понял, что все равно в глазах Райкиден замком остается идеалом, а он ненавистным врагом. Она смеялась над его словами, над тем, что в порыве злости он неосторожно позволил выплеснуться тому, что тщательно скрывал, практически приоткрыл душу, но Казама не понимал, что смеется она не над ним, а над собой. Услышав эти горькие слова, она засмеялась, лишь бы только не расплакаться перед демоном – хоть Райки и знала, что Тошизо сейчас совсем не до нее, и он в этом не виноват, потому что война, но в глубине души она надеялась и верила, что прекрасный и верный своему слову защищать ее Хиджиката-сан придет за ней и окажется сильнее демона, и вместе с этой надеждой царапалась тоска, что Райки все бросили, и никто не спешит ей на помощь. Но Казама этого не знал. В бешенстве, лишь бы только не слышать больше этот издевательский смех, он сдернул Райки с подоконника, резко и сильно прижал к стене своим телом, вздернув ее руки и удерживая их одной рукой, а второй схватил за лицо, не позволяя вырваться и увернуться, придавил локтем ключицы и поцеловал в губы, зло, грубо, будто укусил. Райки лишь брыкалась, пытаясь освободиться, и Казама нисколько не сомневался, что получись у нее это, последовала бы еще одна пощечина, укус или пинок, но силы были слишком неравны. Из хватки демона не мог вырваться даже крепкий мужчина. Райкиден лишь мычала, злобно сверкая глазами и не оставляя попыток освободиться. В глазах ее не было страха, лишь… Отвращение?.. Райки снова была похожа на дикую кошку, как в ту первую встречу. Пучок, елозивший по стене, развалился, гребешок выпал, и волосы рассыпались по плечам и спине, зазмеились крупными блестящими кольцами. Ее злость, ее гордость, ее сопротивление и нежелание подчиниться были такими яркими, она бешено сопела, не в силах вдохнуть ртом, выла демону в губы, и лишь пальцы ее сдавленных рук напряженно растопыривались и сжимались в кулаки, а ноги были в постоянном движении, стараясь лягнуть. Но глаза – боги, Казама в жизни своей не видел таких глаз у женщин! Это были полные животной ярости глаза взбешенного демона, самые удивительные глаза во всем мире. Невольно в памяти возникли воспоминания, как обычно реагировала Чизуру, когда он делал вид, что хочет поцеловать ее. Он и не собирался, но она пугалась, как мышь, попавшая в когти кота, и Казама нарочито медленно приближал свое лицо к ее испуганной мордочке, наслаждаясь производимым эффектом. Чизуру тряслась вся – от пальцев ног до хвостика на макушке, и казалось, у нее дрожат не только губы, но и кончик носа, и ушки, и даже зрачки. Целовать такое лицо не хотелось совершенно. Лицо Райкиден, перекошенное ненавистью и бешенством, хотелось осыпать поцелуями, а в губах ее искать наслаждения измученного жаждой припавшего к роднику скитальца. Изумленный своими мыслями, демон сейчас видел лишь одно – Райкиден прекрасна в своей ярости. Ах, если бы она была настоящей они! Лучшей женщины тогда Казама и представить не мог бы! Он искренне залюбовался ею, отстранившись и позволив ей и себе наконец-то полноценно вдохнуть. Грудь девушки вздымалась от тяжелого дыхания, губы припухли и покраснели, будто она плакала. Но она не плакала, она все так же гневно смотрела на него, хватая ртом воздух, сведя брови к переносице, опустив голову и глядя исподлобья таким взглядом, что им можно было искры высекать. Да, все-таки она была больше француженка, чем японка, несмотря на ту среду обитания, в которой она росла и воспитывалась. Гены отца, бешеного и гордого француза, одержали блистательную и сокрушительную победу. Чикаге снова приподнял ее лицо, не в силах отвести от него взгляда, и медленно приблизился к ее рту. Ему вдруг непреодолимо захотелось на этот раз поцеловать мягко, лаская. Демон, задержав дыхание, осторожно прижался губами к ее губам. Райкиден мгновенно стиснула их, и когда Чикаге попытался разомкнуть языком, даже прикусила изнутри зубами. Приходилось прилагать усилие, чтобы добиться своего, но, черт возьми, это заводило и это того стоило! Наконец, Райки поддалась, приоткрыв рот, и эта покорность и мягкость губ окатила Казаму волной жаркой дрожи, заставляя желать эту женщину как никогда. И только он снова накрыл мягким поцелуем ее рот, девушка мгновенно укусила его за нижнюю губу. Демон дернулся в сторону, зарычав от боли и злости. По подбородку медленно поползло что-то теплое, Казама коснулся рта пальцами и посмотрел на них – кровь. Так вот почему она вдруг стала так покорна – он снова расслабился, обманувшись в том, что расслабилась она, и результат не заставил себя ждать. Кошка, бешеная кошка! В ярости пальцы Казамы потянулись к ее горлу, но замерли на полпути. Вместо горла они рванули с плеча кимоно, ткань затрещала, разрываясь под дикой силой демона, обнажая грудь. Райки зарычала и забилась в его руках, когда его ладонь накрыла упругую округлость и сжала. Что ж, демон способен доказать, что проклятый замком не может сравниться с ним ни в чем! - Merde!41 – выкрикнула в бессильной злости Райкиден, зажмурив глаза. Это прозвучало так необычно, так завораживающе, как заклинание, и хоть Казама не понял самого слова, смысл ему был ясен и без перевода. Видимо, ей все же было страшно, если она бессознательно перешла на родной язык своего отца. Да, да, Ширануи докладывал, что доктор Кассель отличается резким нравом и может ругаться, как последний матрос на пиратском судне. У его дочери была в этом хорошая школа. Он хотел ее, такую непокорную, гордую, бешеную, хотел невыносимо, и это слово, произнесенное с необычным, будто картавым, но таким возбуждающим «р», подействовало на демона как спусковой крючок. Казама дернул Райки за руки, заведенные над головой, и не успело ее тело упасть на футон, как он уже был сверху, разведя коленом ее ноги и прижав к полу ее руки над головой одной рукой. Теперь впервые Чикаге увидел в ее глазах страх. Но даже страх ее был злым, полным ненависти и желания мстить. Как Райкиден ни пыталась противостоять, против скорости и силы демона у нее не было никаких шансов. Она прекрасно понимала это, и казалось, ее сопротивление лишь развлекает его, а попытки освободиться и судорожно извивающееся под ним тело лишь только раззадоривает Казаму еще больше. Он привык получать все, что он хочет, и отказ лишь делает достижение цели интереснее. Райкиден, отчаянно стараясь оттянуть неизбежное и понимая, что оно все равно наступит – слишком неравны были силы, вдруг осознала, что если прекратит сопротивляться, стиснет зубы и перетерпит надругательство над собой, то вскоре демон насытит свою гордыню очередной победой и своей властью над кем-то, Райки станет ему больше неинтересна, и возможно, даже будет свободна. Казама все это время лишь прижимал ее к полу, не делая ничего больше, и у нее забрезжила надежда – что если демон просто хочет напугать ее, а не насиловать по-настоящему? Напугать до одури, до такого же состояния, в какое он приводил Чизуру одним лишь своим появлением. Унизить, сломить, поставить на место, доказать что-то, понятное лишь ему одному. Может быть, ему будет достаточно увидеть ужас в ее глазах, почувствовать, как она трясется и заикается от страха? Но этого Райки позволить ему не могла. Он может сломать ее тело, но свою душу и гордость она сломить ему не позволит. - Je te hais!42 – прошептала Райкиден, обмякла, как тряпочка, сжала изо всех сил зубы и зажмурилась, стараясь ни о чем не думать. Пусть это будет отвратительно, унизительно, больно и грязно, главное – вытерпеть, главное – не показать, что она сломлена, что она боится. Он не получит ее страха. Казама, не чувствуя больше сопротивления, ослабил захват. Ее губы больше не сжимались плотно, не пропуская его, и сейчас он мог целовать ее беспрепятственно. Никогда ему еще не хотелось столь сильно целовать кого-то, и он отдался этому занятию со всей страстью, сжигавшей его, находя в этом все больше и больше удовольствия. Он знал, что женщины любят, когда их целуют, но ему и в голову не приходило касаться губами рта шлюх, которые дарили этим ртом иные удовольствия своим клиентам. Но сейчас ему самому нестерпимо хотелось этого. Губы Райки были мертвы и безответны. Увлекшись своими новыми ощущениями, Казама не обращал на это внимания, скользнув губами по ее скуле, спускаясь по шее к хрупкой обнаженной ключице и ниже, к груди, видневшейся в распахнутом вырезе кимоно. Груди шлюхам он тоже никогда не целовал, и вообще предпочитал разворачивать женщин к себе спиной, чтобы не видеть их лиц, одинаковых, набеленных, с неестественно накрашенными губами и глазами, словно занимаешься сексом с фарфоровой куклой, которая механически изображает удовольствие, а потому оскал, должный означать страсть, выглядел уродливо. Но сейчас его непреодолимо влекло коснуться губами и языком этого розового кружочка и втянуть в рот маленький, будто косточка вишни, сосок. Выполнив желаемое, Казама уже мало что соображал. Странно, непостижимо – он целует ее, не она его, но тело его горит и дрожит от возбуждения, как никогда раньше. - Райки… – на выдохе прошептал он, отпуская ее руки и осторожно сдвигая ткань кимоно с другой ее груди. Он опустил руку, сжал ее тонкую голень, провел ладонью вверх до колена и выше, к бедру, чувствуя, как подрагивают его пальцы, и все целовал, целовал ее грудь, не в силах заставить себя оторваться. И лишь спустя какое-то время он осознал, что Райкиден совершенно не реагирует на его ласки. Она лежала, как труп, полностью расслабленная, с разметавшимися и перепутавшимися волосами. Когда Казама поднялся к ней и заглянул в лицо, ее серые глаза пустым взглядом смотрели в потолок, и девушка действительно выглядела так, будто умерла. Если бы он не слышал, как колотится ее сердце, он бы испугался. - Райки… – снова тихо позвал он, склоняясь к ее губам, не понимая, почему она никак не отзывается на его действия, которые, казалось бы, должны доставлять ей такое же удовольствие? - Тебе не нравится? – озадаченно спросил Казама. Райкиден моргнула и медленно перевела на него взгляд. В нем отразилась ненависть и брезгливость. Чикаге отпрянул от этого взгляда. Он не понимал – ведь он старался, на самом деле старался, он хотел, чтобы ей было хорошо… Если уж так глупо случилось, что у него возникло это необъяснимое притяжение к ней, почему она воспринимает это с таким отвращением? Демон был уверен, что когда замком делал то же самое, Райки не противилась. Он, чистокровный демон, фактически оказывает ей честь своим вниманием! Что не так? Или причина все в том же Хиджикате? И Чизуру, и Райкиден влюблены в него, как кошки, хотя всего-то в нем и есть, что смазливая физиономия. Неужели он, человечишка, крестьянский выродок, может быть соперником демону-аристократу?! Или… От этой мысли похолодело в животе, потому что она пришла впервые, и эта мысль пугала. Что он делает не так? Что в нем самом не так? - Нравится? – Райкиден улыбнулась кривой презрительной улыбкой. – Да ты Хиджикате даже в этом в подметки не годишься! Заканчивай поскорее, что ты начал, я потерплю, и убирайся! Казама дернулся, будто его снова ударили по лицу. В ту давнюю ночь он был уверен, что более унизительного оскорбления, чем пощечина, он не испытывал никогда в жизни. Если бы он только мог предположить, что самое ужасное для его гордости и самолюбия впереди… Как он сдержался, дрожа от ярости, чтобы не ударить Райки, Казама и сам не знал. Лютое бешенство сотрясало его от кончиков пальцев до макушки. Проклятая полукровка! Проклятый замком! Каждый раз оказывается на пути! Сокрушить, уничтожить, стереть в порошок и развеять по ветру, чтобы больше никогда, никогда не видеть его и не слышать о нем ни слова! Значит, догадка демона верна – они действительно любовники. Когда Хиджиката придет сюда за Райкиден, его ждет смерть. Он больше не получит ее. Никто и никогда не получит ее! Казама никому не отдаст Райки, даже если придется ее убить. Эта женщина будет принадлежать только ему, пока не наскучит, пока при одном только взгляде на нее внутри все заходится от желания обладать. А когда демон сломает девушку и ее неприступную гордость, когда Райки станет покорной и больше не будет вызывать такого бешеного желания и такого непостижимого томления в груди, будто тупой занозой засевшего в сердце, он припомнит ей все до последнего унизительного слова, до последнего ненавидящего взгляда. Но не сейчас. Сейчас у него нет сил даже пальцем ее тронуть, будто Райкиден выпила его, как расецу, одним лишь своим взглядом. Демон поднялся, быстро прошагал к выходу, рванул настежь фусума, едва не выставив из рам, и, оставив их распахнутыми, вышел прочь. Райкиден, наконец, оставшись одна, повернулась на бок, кое-как натянула на плечи и грудь порванное кимоно и подтянула колени к подбородку. Скрючилась, обняв себя руками за плечи, не в состоянии думать о том, как ей дальше находиться в этом доме, наедине с Казамой, в таком виде, и что подумает Хиджиката-сан, если он все же придет ее спасти. Если придет… В Киото происходит что-то ужасное, и вероятнее всего, ему сейчас просто не до нее. Да и жив ли он вообще? Еще вчера был, а сегодня? После того, как произошел государственный переворот, у фукучо стало слишком много врагов, возжелавших воспользоваться случаем и отомстить за все. - Хиджиката-сан, пожалуйста, постарайтесь уцелеть! Не думайте обо мне, если вы все-таки думаете. Не приходите сюда. Я постараюсь справиться. Я не хочу быть обузой и причиной вашей смерти от руки этого проклятого демона, – прошептала Райкиден, и слезы покатились по ее щекам. Произошедшее навалилось, придавив к полу, и только сейчас Райки осознала, что могло случиться, и чего она только что чудом избежала. Все еще не отпустивший ужас вперемешку с облегчением были настолько сильными, что несдерживаемые рыдания вырвались, сотрясая съежившееся тело. Еще вчера она думала о том, как блистательный Хиджиката ворвется сюда, героически повергнет Казаму и, взяв ее на руки и прижав к себе, вынесет отсюда на свободу. И тогда она скажет ему, как любит его… Но слова Казамы отрезвили – даже если бы Хиджиката Тошизо любил ее и всем сердцем стремился спасти, сходя с ума от тревоги, он не принадлежит сам себе. Наверняка сейчас его кидают во все сражения, затыкая отрядом бреши. Когда все утихнет, мятеж будет подавлен, сёгун вновь займет свое место у власти, а в этом Райки не сомневалась, и все успокоится, Хиджиката-сан, конечно же, придет к ней на помощь, как приходил всегда. Он не может не прийти, даже если и не любит – просто он такой. Нужно лишь подождать или снова попробовать сбежать, чтобы не заставлять Тошизо тревожиться еще и за нее. Папа? Папа нашел бы ее, но он не справится с демоном. Он умеет фехтовать и стрелять, но он врач, а не воин. И сейчас и у него полно дел – в таких боях, звуки которых доносились сюда, наверняка много раненых, которым требуется немедленная помощь. Как бы отец ни страдал и ни желал спасти ее, он пожертвует ею одной ради многих, кого тоже нужно и еще можно спасти. И это правильно. Но почему же так тошно и страшно – надеяться только на себя и не ждать помощи? Да и справится ли она, сможет ли выдержать и вытерпеть все, что задумает с ней сделать это жуткое существо в личине красивого молодого мужчины? Бешеная ненависть Казамы к людям сконцентрирована на одном человеке – на Хиджикате Тошизо, и это противостояние между ними может разрешиться лишь смертью одного из них. И сама Райки сейчас в руках демона лишь объект, на котором Казама может вымещать свою ненависть как угодно и до тех пор, пока не явится сам предмет этой ненависти. Ведь это только начало. На сколько еще у нее хватит сил? Захочет ли она вообще жить после всего, через что ей придется пройти? Если бы Райкиден могла точно знать, что ее смерть положит конец этой ненависти, и Хиджикате больше ничего не будет грозить – разве она раздумывала бы и цеплялась за жизнь? Спустя несколько мгновений после того, как Казама выскочил из ее комнаты, вся ярость куда-то испарилась. Словно дурман спал с его разума, стоило ему только потерять из виду женщину, при одном только взгляде на которую он сходил с ума – иначе чем еще объяснить его странные чувства и вызываемое ими невменяемое поведение каждый раз, когда он оказывался рядом с ней? Демон, бесшумно ступая, вернулся к распахнутым фусума. Казама слышал, как Райкиден плачет. Ее жалкая, скукоженная поза, ее свернувшееся в комочек тело, сотрясаемое рыданиями, и эти жалобные всхлипы заставили его замереть на месте. Сейчас Райки вовсе не казалось такой бесстрашной и стойкой, как недавно, теперь она была лишь обычной напуганной девчонкой. Но почему тогда сердце демона сжалось в тоске, глядя на нее? Она боялась, она страдала, но умела не показывать свой страх и держаться достойно. Райкиден была очень сильной женщиной, несмотря на то, что сейчас, в одиночестве, она позволила себе быть слабой. И именно поэтому Казама вдруг осознал, что больше не хочет заставлять ее бояться и страдать. Впервые в жизни он не знал, что делать. Может быть, подойти и попытаться утешить? Как утешать плачущую женщину, демон представления не имел, но подумал, что если попробует обнять ее и погладить по голове, как это делала его мама, когда он, маленький, бывал чем-то расстроен, это может сработать. Впрочем, вряд ли Райкиден обрадуется, увидев его снова, а когда он попытается присесть с ней рядом и прикоснуться, это напугает ее еще больше. Лучше не стоит. Не сейчас. Извиниться? Но что он сделал такого? Он лишь хотел ее, и она должна была понять, что раз он ее хочет, значит, считает привлекательной. Или все дело в частичном европейском воспитании? Простая японская женщина, не принадлежавшая к аристократическому семейству или к когорте элитных гейш, была бы рада, что такой мужчина выказывает ей свое внимание. Может быть, к европейским женщинам нужен иной подход? Что же он сделал не так? Наверное, все-таки стоит извиниться. Но это слишком трудно, особенно, когда ни разу в жизни не просил извинений ни у кого, кроме отца и матери. Кто эта женщина для него, что даже мысль такая вообще взбрела ему в голову? Демон отступил от фусума и прислонился спиной к опорной стойке, чтобы Райкиден не увидела его и не испугалась, что он снова пришел ее мучить. И пока Райки плакала, так и стоял, опустив голову, уныло глядя перед собой в пол. Ведь на самом деле, он не хотел причинить ей боль. Правда, понял это только сейчас. Между ними только что-то начало налаживаться, и эти разговоры, заставлявшие его задуматься, и то, как она спокойно беседовала с ним, на какое-то время забывая, что она пленница, а он ее враг. Он все испортил. Но, возможно, еще получится это исправить? Во всяком случае, несмотря на то, как Райки вела себя с ним, какие слова ему только что сказала, несмотря на всю его ненависть к замкому, которого девушка любила, и который воспользовался ее любовью, соблазнив ее, будто всех шлюх Киото ему мало, несмотря ни на что Казама хотел все исправить. Что-то вошло в его сердце вместе с взглядом яростных серых глаз, и не хотело уходить, вызывая глухую тоску и впервые заставляя испытывать чувство вины и чего-то еще, чему демон пока не мог подобрать определения. Когда всхлипы затихли, и казалось, Райки уснула, измученная переживаниями и слезами, Казама беззвучно вздохнул и вернулся к себе.