Истории о самураях, их женщинах, любви и смерти. История пятая

Спустя две недели Казама Чикаге возвращался домой по ночным улицам Киото, когда убывающая луна уже показала свои золотистые рожки. В воздухе пахло последними отцветающими осенними ночными цветами из сада, мимо которого вышагивал демон, и Чикаге умиротворенно повел носом, наслаждаясь ароматом. Киото разросся и стал красивым городом, и в этом заслугу людей Казама не мог отрицать, но и в том, что по улицам ходить становилось все опаснее с каждым днем, а торговцы и ремесленники тряслись в тревоге от того, что их в любой момент могли ограбить и при этом походя убить, тоже были причиной все те же люди. Казама спокойно прогуливался по опустевшим улицам, ему было нечего и некого бояться. Здесь нет никого, кто мог бы представлять для него серьезную опасность. Но то, что эта опасность витала в воздухе, было противно. Бандиты, ронины, Шинсенгуми, Ишин Шиши, недовольные, политические, просто всякий сброд – и как им только не надоело жить в постоянном дерьме и крови? Или уже перебили бы все друг дружку, или угомонились бы. Злобные, завистливые, алчные, полные гордыни людишки, живущие только своими желаниями ухватить кусок пожирнее или занять место получше, даже если придется идти по трупам. Противно. Ну вот опять! Кто бы сомневался! Ни дня не проходит, чтобы кто-то на кого-то не напал! Ну что же за существа такие! Казама все так же неспешно свернул в проулок, откуда раздавались пьяные мужские вопли, полные задора и неподдельной радости, и нервный женский голосок, пока еще пытавшийся уговорами привести мерзавцев в чувство. Еще немного, и в голосе послышится паника, и девушка начнет кричать, но никто из-за опущенных на ночь ставен не выйдет ей на помощь – себе дороже. Проклятые люди! Демон мог бы пройти мимо – разве его это касается? Мог бы… Но не смог. Пусть женщина относится к тем же людишкам, но все это было слишком гадко, чтобы не вмешаться. Приблизившись, Казама увидел, как трое ронинов в неопрятной одежде окружили девушку и хватали ее руками, в то время как она неловко отбивалась одной рукой, другой прижимая к груди какой-то сверток, видимо, для нее очень ценный, который она старалась уберечь, и лягалась, вызывая у мужчин взрывы смеха и еще больше раззадоривая их. - Мерзавцы! Ублюдки! Что, просто так женщины с вами не хотят, можете только силой заставить? – зло и резко выкрикнула девушка, и в голосе ее было больше яда и презрения, нежели страха. Ками, какой знакомый до боли голос! - Оставьте женщину в покое, – спокойно проговорил Казама, заложив пальцы за оби. Мужчины не обратили на него внимания, а скорее, даже не услышали, продолжая радостно приставать к Райкиден. Демон неторопливо подошел ближе. - Я непонятно сказал? – вкрадчиво спросил он практически над ухом одного из ронинов, стоявшего к нему спиной. Ронин удивленно обернулся, остальные двое тоже, наконец, оставили свое увлекательное занятие и уставились на наглеца, посмевшего вмешаться. - Ты еще кто такой? Иди своей дорогой, куда шел, – буркнул первый и уже было отвернулся, как Казама, практически не прилагая усилий, схватил его за шкирку, развернул к себе, одним ударом кулака в живот выбил из него дух и отшвырнул в сторону, сделав шаг к следующему. Катану он даже не тронул – не хватало еще оскорблять клинок кровью этих смердов! Меч лишь для достойного противника. Двое других ронинов в ярости бросились на демона, но один тут же, оторвавшись от земли от мощного удара в челюсть, спланировал над дорогой и, ударившись спиной о стену дома, оглушенный, сполз по ней, не подавая признаков жизни. Второго Казама лениво схватил за занесенную для удара руку, вывернул, заставив бандита с хриплым воем скрючиться на подогнувшихся ногах, и спокойно спросил, глядя на Райкиден, стоявшую в оцепенении и все так же прижимавшую к себе кулек: - Убить? Райкиден быстро помотала головой, глядя расширившимися глазами на демона. - Тебе его жалко? – удивился демон. - Ну нельзя же сразу убивать! – возмутилась девушка. - А они бы тебя убили, не задумываясь. - Я не они, – гордо вздернув нос, ответила Райки. - Это я успел заметить, – усмехнулся углом рта Казама, затем усилил захват, выкручивая за спиной ронина руку вверх, отчего тот взвыл еще громче и упал на колени, не в силах устоять на ногах. - Говори, собака: «Простите меня, Райкиден-сама, мне нет оправдания!» – медленно проговорил демон, но бандит только рычал и выл от боли. Казама дернул его руку вверх, и тот жалобно заскулил: - Простите меня… - Райкиден-сама, – все таким же безразличным голосом подсказал Казама и еще раз дернул руку. - Райкиден-сама! – заорал ронин. - Дальше, – удовлетворенно кивнул демон, выкручивая руку еще выше, едва не вырывая ее из плечевого сустава. - Мне нет оправдания!!! – провизжал бандит, и по щекам его покатились слезы. Казама взглянул на Райки, с отвращением смотревшую на экзекуцию, и та снова быстро закивала, давая понять, что прощает, только чтобы это поскорее закончилось. - Благодари Райкиден-сама за ее великодушие. Считай, она спасла тебе жизнь, – бросил Казама, и бандит завопил: - Благодарю вас, Райкиден-сама! Казама оттолкнул от себя мужчину, упавшего в пыль, и сделал шаг к девушке. Та отступила. Демон сделал еще шаг, и девушка отступила еще, споткнулась о распластавшегося у стены второго бандита и едва не упала, если бы Чикаге не подхватил ее под локоть и не утвердил на ногах. Он представил себе, как он выглядит сейчас посреди ночной пустынной улицы, разметав, как щенков, трех здоровых мужчин, и с глазами, светящимися в темноте красным. Интересно, кого девушка боялась больше – этих троих ублюдков, или его, с кем осталась сейчас один на один? Казама усмехнулся. Но на него смотрели странного, опять непонятного в темноте цвета глаза, и в них было слишком много эмоций, чтобы понять, страх ли это, восхищение им, радость от спасения, отвращение от увиденного или желание оказаться сейчас как можно дальше отсюда. Почему-то демону вдруг захотелось узнать, какого же они на самом деле цвета. - Зачем ты одна на улице в такое время? – спросил он. Кажется, именно сейчас вполне можно воспользоваться подвернувшейся оказией и похитить ее, чтобы вывести Хиджикату из себя и заставить нервно бегать по всему Киото. - Мне нужно отнести лекарства, там ждут моей помощи, – ответила Райкиден. - И отец отпускает тебя одну посреди ночи в такое неспокойное время? – удивился Казама. - Он сейчас принимает сложные роды и старается сделать так, чтобы спасти и мать, и младенца, и он не может разорваться на два места, – пожала плечами Райкиден. - И ты не боишься? Киото сейчас не самое лучшее место для ночных прогулок одиноких молодых девушек. - Боюсь. Но человек, который ждет помощи, боится еще больше – он стар, ему больно, и он может умереть. Сейчас кроме меня ему никто не может помочь. - Ясно, – опустил глаза демон. Нет. Сейчас он не будет ее похищать. Ему, по сути, нет дела до какого-то умирающего старика – зачем вообще цепляться за жизнь, если ты стар, и конец твоей жизни проходит в мучениях? Но если эта молодая девочка, у которой вся жизнь впереди, рискуя ею, бежит ему на помощь, боясь и борясь со своим страхом, он не будет ей мешать. Не сейчас. - Мне нужно спешить, я и так потеряла время, – проговорила Райкиден. – И… Спасибо тебе. Почему демона не оскорбило фамильярное обращение на «ты»? Может быть потому, что сказано это было мягко и с искренней благодарностью? - Далеко живет твой старик? – спросил он. - Еще две улицы, – ответила Райки. - Я провожу тебя, не то опять попадешь в какую-нибудь переделку, – неожиданно для самого себя произнес Казама. Глаза девушки удивленно распахнулись, настороженный взгляд кольнул Казаму. Она не доверяла ему. Райкиден, видимо, знала о нем достаточно, как и о том, что из-за Чизуру он постоянно ставит на уши Шинсенгуми, судя по ее язвительным словам тогда, в ту ночь, и, конечно, еще помнила ту встречу, когда они были противниками. - Не бойся. Если бы я захотел причинить тебе вред, я бы уже это сделал, – сказал демон. - Ну… Хорошо. Спасибо! – согласилась Райки, понимая, что отказываться глупо – еще одна такая приятная встреча с пьяными ронинами или с кем похуже могла для нее закончиться очень плохо, но она рисковала не только своей жизнью – старик Каванаги мог и не дождаться ее с лекарствами. Казама был совсем не той компанией, в которой Райки хотелось бы оказаться посреди ночи на улице, но идущий поблизости демон мог помочь избежать подобных проблем лишь одним своим присутствием. Чикаге развернулся к девушке спиной и пошел к выходу из проулка на освещенную улицу, слыша, как позади торопливо постукивают деревянные гэта. Как он ненавидел Райкиден в тот момент, когда она ударила его по лицу, как потом мучила его обида и желание проучить мерзавку! Но сейчас это отступило ненадолго, словно было объявлено временное хрупкое перемирие. Есть некоторые ситуации, в которых дурно повести себя честь демона не позволяла. Они прошли две улицы в полном молчании, и когда стук деревянных подошв о мостовую затих, он остановился. Девушка стояла у входа в один из домов, не решаясь окликнуть демона. - Мы пришли, – сказала она, когда Чикаге повернулся к ней. – Спасибо тебе. - Не стоит. Как ты будешь возвращаться? – поинтересовался Казама, с досадой спросив себя, почему его вообще это волнует? - Я пробуду здесь до утра, мне придется следить за состоянием Каванаги-сана, оно может измениться за эти несколько часов, и перед рассветом самое опасное время для людей с больным сердцем. - Хорошо. А то мне недосуг тебя ждать тут, – холодно произнес Казама. - Я бы не стала просить, ты и так слишком много для меня сделал, – улыбнулась Райкиден. У нее была прекрасная улыбка – открытая, искренняя, не такая, как улыбались дамы и шлюхи с набеленными лицами – неестественно, едва-едва уголками губ, чтобы не потрескались белила на лице, и не спрятанная в рукав или за веер. Европейское воспитание отца или врожденное отсутствие кокетства? Неожиданно обнаружив, что он любуется этой улыбкой, демон одернул себя и резко бросил: - Не обольщайся. Мы все еще враги. Я не забыл ту пощечину. - Сам виноват, нечего было меня хватать, – пожала плечами Райкиден. - Нечего было вмешиваться, когда я разговаривал с Чизуру! – разозлился Казама. - Поймать девушку за шкирку и подвесить ее в воздухе теперь называется разговором? – усмехнулась насмешливо Райки. – Извини, не знала. Она боится тебя до одури, и я просто пришла ей на помощь. - Иногда не стоит слишком торопиться на помощь, особенно когда тебя это не касается, и когда тебя об этом не просят. - Сейчас ты не стал раздумывать, вмешаться или нет, хотя тебя это тоже не касалось, – ответила Райкиден. – Иногда людям свойственно бескорыстное желание помочь и спасти. - Я не человек! – ледяным голосом выговорил демон, оскорбившись сравнением. - И, тем не менее, ты меня спас. Я благодарна тебе за это, – Райки снова обезоруживающе улыбнулась. Казама открыл рот ответить колкостью, но не нашелся, что сказать. - Мне нужно идти. Спасибо тебе за все, – произнесла девушка и сделала шаг к калитке в ограде. - Это не последняя наша встреча, – пообещал демон голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – И следующая будет не настолько приятной. - Не старайся казаться хуже, чем ты есть. Ты ведь не такой? – обернулась Райкиден, уже войдя в калитку, улыбнулась и исчезла за оградой. Демон едва не подпрыгнул от негодования, но девушки уже не было. - Проклятье! – буркнул он себе под нос и направился домой. И стоило ему только развернуться и ступить несколько шагов, как он нос к носу столкнулся с Хиджикатой. - Где она? – замком стоял, оставив одну ногу назад и положив обе руки на катану в ножнах. Откуда он тут? Как узнал, что девушка пошла по поручению отца? Следил? Вряд ли, не дело это заместителя командира. А если кто-то охранял ее из его людей, почему они не подоспели ей на выручку? - Принесла нелегкая! – закатил глаза Казама и насмешливо улыбнулся: - Ты опоздал и все пропустил. Плохо работаете, Хиджиката-фукучо, не можете обеспечить безопасность своих людей. - Что ты с ней сделал? – зарычал фукучо, обнажая клинок. Как предсказуемо! Ну ведь все равно не может победить, ну почему каждый раз он просто напрашивается на хорошую трепку, испытывая терпение демона? - Нужно было поторопиться, и тогда бы ты все увидел своими глазами, – ответил демон. Дразнить Хиджикату было так приятно! Тем более что он не сказал неправды. О, как яростно засверкали глаза Хиджикаты! Он встревожен, сильно встревожен! Ну что ж, игра началась. Хочет драться – почему нет? Казама медленно извлек катану из ножен. Объясняться было слишком много чести – пусть замком помучается от неизвестности и тревоги. Фукучо зарычал и бросился на демона. Казама оскалился в злобной усмешке и ринулся навстречу. Да, сейчас Хиджиката дрался по-настоящему. Страх за Райкиден придал ему сил и ярости. Догадка Чикаге подтвердилась. Клинки сходились, рассыпая искры, со смертоносным звоном, сверкая в лунном свете как вспышки молнии, в стремительном, почти невидимом глазу танце, со свистом рассекая воздух. Двое мужчин – демон по крови и демон по духу, с ненавистью глядя друг другу в глаза, молниеносными движениями заставляли открыться, отступить, сделать роковую ошибку. В этот миг из калитки выскочила Райкиден, привлеченная шумом сражения, и закричала: - Прекратите! Пожалуйста, прекратите! - Райки, что он с тобой сделал? – крикнул замком, не отводя глаз от противника. - Ничего! Ничего он не сделал! Хиджиката-сан, перестаньте, прошу вас! Не убивайте его, он мне только что жизнь спас! – умоляюще закричала девушка. Казама взбесился от ее слов настолько, что отвлекся – она просила фукучо не убивать его?! Это его она должна была умолять не убивать Хиджикату, а не наоборот! Девчонка что, действительно считает его, демона, слабее какого-то человечишки, пусть даже и неплохо обращающегося с оружием?! Она заступалась за него перед этим жалким крестьянином?! Это было даже унизительнее пощечины. Мгновение бешенства стоило Казаме того, что он не уловил момента начала атаки Хиджикаты. Он вовремя отпрянул, но замком успел чиркнуть кончиком клинка по его щеке. Демон отпрыгнул назад, втянув воздух сквозь зубы от боли, чувствуя, как из пореза потекла кровь. - Хиджиката-сан! Прошу вас! Остановитесь! – испуганно взмолилась Райкиден, воспользовавшись моментом и вклиниваясь между ними. Замком выжидающе опустил катану, тяжело дыша. Казама, схватившись за щеку, посмотрел на выпачканную в крови ладонь, и ярость захлестнула его. Он поднял меч перед броском, но Райкиден уже стояла рядом. - Остановись! Пожалуйста! Позволь, я посмотрю? Нужно обработать и зашить! Я сделаю так, что только тоненькая полосочка останется, и не испортит лица, – она протянула руку к щеке демона, но тот злобно отбил ее ударом кисти. Отшвырнуть девчонку и снова броситься на Хиджикату он не смог. Райкиден схватилась за руку, по которой ударил Казама, и было видно, что он не рассчитал и причинил ей боль. Девушка смотрела на него с обидой и укором. Несмотря на все бешенство и ненависть к ней, в последний миг он остановил себя – одним ударом сейчас, полный злобы, он мог нечаянно убить ее, переломав это тонкое хрупкое тельце. И он не смог ее отшвырнуть. Внутри все остыло. Сражение было испорчено. - Я не прощаюсь, замком, – бросил Казама, резко задвинув клинок в ножны, сделал прыжок, оказавшись на крыше, с нее на соседней, и исчез в ночи. - С тобой все хорошо? – обеспокоенно спросил Хиджиката, пряча катану и глядя на Райки. – Он не тронул тебя? - Нет, наоборот, он спас меня от трех пьяных ронинов, которые напали на меня, и проводил сюда, – ответила девушка, глядя ему в глаза и улыбаясь виноватой улыбкой. - Почему ты опять одна? Сколько раз я говорил тебе – пришли слугу, и я тут же дам тебе сопровождающих! Сейчас нельзя разгуливать по ночам в одиночестве – в Киото стало слишком опасно! Почему ты не слушаешься? – сердито выговорил замком. – И еще пошла с этим! От него всего, чего угодно ждать можно! - Но он спас меня! – возразила Райкиден. - От бандитов спас, но мог напасть сам! Это же демон! Им нельзя верить! - Я обещаю, что в следующий раз обязательно пришлю слугу. Просто я очень торопилась и не могла ждать так долго! Но как вы здесь оказались? - Не важно. Не заставляй меня так нервничать снова! - Вы так волнуетесь за меня? – улыбнулась Райкиден, порозовев щеками. - Я за всех волнуюсь, и за своих людей, и за тех, кто находится под нашей защитой. И я отвечаю за тебя перед твоим отцом, которому мы многим обязаны! – буркнул Хиджиката, сердито сведя брови к переносице, но скулы его тоже покраснели. – Идем, я провожу тебя домой! - Я не могу отлучиться, я должна быть здесь, пока не минует приступ у больного! – вздохнула Райкиден. Пройти по улицам ночного города, когда никто бы не пялился на знаменитого бешеного замкома Волков Мибу в обществе женщины, и когда он был бы сам собой, идти рядом и говорить о чем-то, чувствовать его сильное надежное плечо, и может быть, даже осмелеть и взять его под руку – что могло быть лучше? Такие мгновения выпадали так редко! Влюбленное сердечко Райкиден забилось быстрее, но нет, сейчас никак нельзя. Она должна быть рядом с Каванаги-саном. - Хорошо, ступай к больному, я пришлю солдата, он будет охранять дом, а утром проводит тебя, – ответил Хиджиката, прекрасно понимая, что проклятый настырный демон уже не вернется, а если и вернется, то простому солдату с ним никак не справиться. Но фукучо волновался за Райкиден – слишком многим Шинсенгуми были обязаны и ее отцу, и хану Айзу. Да и сама девушка приносила отряду немало помощи вместе с отцом. Но при этом она необычайно мила и очаровательна, и если бы не была дочерью доктора Касселя, Хиджиката, опытный и искушенный в любовных утехах, возможно, и решился бы соблазнить ее и даже завязать с ней отношения. Но она была слишком чиста и невинна, хотя вряд ли бы он встретил сильные возражения с ее стороны – Райкиден всегда смотрела на него теплым и нежным взглядом, и замком мог предположить, что девушка питает к нему некие чувства. Это было весьма и весьма волнительно. Когда доктор Кассель стал оказывать помощь Шинсенгуми по личной просьбе поддерживающего Новое ополчение даймё30 хана Айзу Мацудайры Катамори, состоящего на посту сюго31 Киото, охраняя порядок в городе, французский хирург всегда брал с собой дочку, обучая ее на практике. Смышленая девочка лишь удивляла замкома своим упорством в изучении совершенно неженской науки и отвагой вообще взяться за такое дело. Однако воспринимать тринадцатилетнюю девочку иначе как милого ребенка Хиджиката не мог – хотя она и была уже в достаточном возрасте, чтобы привлекать мужское внимание, при взгляде на нее всегда всплывал образ ее отца. Но за эти пять лет, что Райкиден росла на его глазах, она превратилась в совершенно очаровательное существо, и вот тогда уже Хиджикате даже образ доктора не препятствовал смотреть на нее по-другому, и фукучо разволновался. Ее красота была несколько необычной, но очень интересной. Очертания фигуры были непривычные, но возбуждающие своей странностью и неправильностью – у Райки даже в обычном кимоно совершенно явно бросалось в глаза различие объемов между грудью, подчеркнутой оби талией, округлыми бедрами и длинными ногами. Эталоном красоты силуэта японских женщин было как раз обратное – старательное стирание этого различия. Они и так от природы обладали отсутствием талии и короткими ножками, но даже если хоть какой-то намек на талию и был, то на нее наматывали ткань и утягивали грудь, чтобы силуэт становился ровным, как свеча, без плавных округлостей, которые считались дурным тоном. Райки же не утягивала грудь, а вместо этого перетягивала и без того тонкую талию, отчего фигурка ее была похожа на осиную. Но именно эта необычность Райкиден Кассель, вопреки всем правилам хорошего вкуса и эталонам общепринятой красоты, и влекла к себе замкома невероятно. Хиджиката не был консерватором. Нужно было перейти на европейское оружие – он добывал средства и закупал его, в приказном порядке заставляя солдат научиться с ним обращаться и обучаясь этому сам. Рано или поздно потребуют сменить традиционную одежду на европейскую форму – затянется в мундир и узкие штаны, в которых, кажется, ни вздохнуть, ни сесть, чтобы не придавить себе яйца, втиснется в жесткие кожаные сапоги, натирающие ноги до кровавых мозолей, и будет все это носить и сражаться в этом. Прикажут остричь волосы на европейский манер – расстанется с ними без сожаления. Прием в пищу свинины дает силы и очень полезен для воина – начал есть сам и заставил всех в отряде. Европейский хирург лучше местного – значит, у них в отряде будет самый лучший европейский хирург. Попадавшиеся книги европейских писателей, пока еще очень редкие из-за отсутствия способных перевести их на японский язык специалистов, но интересные, увлекали своими необыкновенными сюжетами и непонятными, но интригующими поведенческими линиями. За книгу же по тактике и стратегии ведения войны одного британского полководца он отдал такие деньги, что можно было неделю из Шимабары не вылезать, но читал он ее взахлеб, сначала не понимая и удивляясь, а потом находя в этом логику и резон и мотая на ус. Вот и красота дочери доктора Касселя вызвала у него странное и смешанное ощущение неправильности и восторга. Будь Хиджиката консервативен, он бы посчитал, что французские гены отца изуродовали все то изящное и красивое, что Райкиден взяла от матери. Акизуки Акино, мать Райки, красавицей считалась общепризнанной, а вот доктор Кассель был высоченным даже по европейским меркам, тощим и жилистым, как бамбуковый шинай32, с невероятно длинными худыми ногами, отчего казался еще выше. Он походил бы на голодную цаплю, если бы его лицу не придавали несколько хищное выражение цепкие серые глаза, крупный нос, формой и размером похожий на клюв ястреба, и падающие на глаза пряди, выбивавшиеся из собранных сзади у шеи лентой в хвост вьющихся черных волос. Конечно, по меркам японцев доктор Касерю, как они называли его, не в силах выговорить несуществующий в их речи звук «л» – был редкостным уродцем, однако жена очень сильно любила его, и внешность мужа совершенно не была тому помехой. Глядя на Райкиден, Хиджиката думал, что скорее наоборот, смешение крови японской красавицы и столь эпатирующего своей внешностью француза в результате дало дивный в своем изяществе цветок. И однажды он поймал себя на крамольной мысли – что, если сомкнуть на этой тонкой талии большие и указательные пальцы – соприкоснутся ли они, полностью обхватывая эту тонкость? Да еще если тело не будет скрыто всеми этими слоями ткани и поясами. От одной этой мысли в голове зашумело, и при взгляде на Райки каждый раз эта самая мысль подлейшим образом бесцеремонно врывалась между другими мыслями, разгоняя их, чем бы в этот момент замком ни был занят и о чем бы ни думал. Однако с воплощением навязчивой идеи замком не стал торопиться – все-таки он хорошо помнил понятия чести и благородства, и оскорблять отца Райкиден, вспыльчивого и жесткого, больше похожего характером на воина, чем на врача, не хотелось. Да и получить по шее от доктора Касселя тоже не улыбалось – хирург фехтовал своим странным, совершенно непохожим на катану тонким французским клинком и стрелял не менее виртуозно, чем обращался со скальпелем, а если учесть, что в данной ситуации Хиджиката будет виноватым, а Кассель правым, защищая честь дочери и семьи, фукучо не посмеет сражаться в полную силу и не позволит себе причинить вред человеку, без которого им не обойтись, и которому они были многим обязаны. Однако волнительно томиться мыслями о девушке замкому никто не запрещал, чему он и предавался в редкие свободные минуты.

***

Казама ворвался домой, как ураган, на ходу срывая с себя закапанный кровью хаори. От пореза уже не осталось и следа, но ощущение саднящей царапины не проходило – сначала та оскорбительная пощечина, теперь этот позорный порез пришелся на то же место. Это уже второй раз, когда Хиджиката сумел успеть дотянуться до демона – первой была отрезанная прядь волос. Стоит признать, что замком действительно сильнее и быстрее всех людей, которых демону когда-либо приходилось встречать. Но это не меняло дела – он все равно был и остается крестьянином, который осмелился стать самураем. Да еще девчонка эта опять взбесила! Казалось бы, чего проще – бросить всю это затею к ёкаям и жить спокойно. Плевать на Хиджикату, все равно рано или поздно замком с его склочным характером нарвется на того, кто лишит его башки. И Чизуру ему уже не интересна, да и не нужна, пусть даже бы она осталась единственной женщиной-они на всем свете. Пусть эти мерзавцы плодят своих искусственных демонов расецу33, пока те не поглотят своих же создателей, пусть хоть весь мир провалится в ад. Сёгун, император, Шинсенгуми, Ишин-Шиши – все в ад! Не пачкать рук в их грязных политических играх, бросить заниматься унизительными глупостями – ему ли, демону, играться с ничтожными людишками, пытаясь доставить им неприятности? Не слишком ли много чести? Вернуться домой, подальше от всего этого, читать книги, изучать древние свитки, постигать новые интересные науки, любоваться полной луной или распускающейся сакурой на рассвете, слушать на закате соловья… Какое ему дело до этого мира? Была лишь одна вещь, которая его действительно волновала, и не только его одного. Все демоны, от слабых и незначительных семейств до высочайших знатных и могущественных кланов были обеспокоены тем, что люди создавали расецу. Если даже отбросить то, что расецу уничтожали людей, воспринимая их лишь как пищу, что по давно заключенному между людьми и демонами соглашению о взаимном недопущении убийств друг друга без причины было недопустимо, так они еще порочили само имя они. Людям все равно, настоящие или искусственно созданные – для людей все были демонами, и эти демоны несли в себе зло и смерть. Настанет момент, и люди, напуганные и обозленные, поднимутся с мечами или мотыгами и начнут уничтожать всех – и они, и расецу. Нужно было положить этому конец. И именно Казама был тем, на кого было возложено доверие всех еще существующих демонов – найти и покарать того, кто выдумал этот ад на земле, кто создал очимидзу. Чикаге считался одним из лучших воинов даже среди древних они, и в помощь ему было решено общим советом старейшин направить по одному самому сильному воину из крупных кланов Ширануи и Амагири. Старейшины посчитали, что их троих будет вполне достаточно, чтобы убить одного зарвавшегося человечка и уничтожить его творения. С творениями, встречавшимися или специально выслеженными, трое молодых демонов расправлялись легко и безжалостно, но вот самого их создателя оказалось найти не так-то просто, не легче, чем чистокровную девственницу-они, соответствующую всем взыскательным требованиям и вкусам Казамы-младшего. Лишь только Чикаге найдет мерзавца и расправится с ним, он будет свободен, и гори оно все огнем джигоку34. Он будет полон сил для произведения потомства еще очень долго, и возможно, если перестать так озадачиваться поиском и пустить все на самотек, милостивая судьба соблаговолит когда-нибудь сама дать ему то, что он хочет. А Казама умел ждать. Замком… Да дался ему этот замком! Хочет считать себя демоном – пусть считает, теша свое самолюбие, Казаме-то какое дело? Все равно, как бы ни старался, он им не станет никогда, и даже если поддастся соблазну и вылакает очимидзу, все равно будет фальшивкой. Да, расецу намного сильнее людей, ровно настолько, насколько слабее настоящих демонов. А уж простому человеку никакими тренировками и силой духа этого не достичь. Но по сути, если разобраться, если бы не Чизуру, которая должна была стать женой Казамы, но так вцепилась в фукучо, у демона не было бы причин враждовать с Хиджикатой. Это уже шло по накатанной колее, Чикаге привык ненавидеть замкома. Если бы не Чизуру, Казама мог бы признать, что Хиджиката действительно неплох, во всяком случае, среди людей таких немного. Но признать это тогда, когда чистокровная они восторгается им, как богом, и готова целовать землю, по которой ступают его ноги, Казама не мог себя заставить. Но он мог бы простить им обоим это, плюнуть и растереть, пусть разбираются между собой сами – Юкимура тысячу раз пожалеет о сделанном выборе, потому что замком никогда не соблазнится на такую особу, разве что только на земле все женщины вымрут, и других вариантов не останется. Когда Казама вернется домой, в свой привычный мир, ему будет просто не до них с их жалкими душевными метаниями. Но сейчас, пока возложенное на него поручение еще не выполнено, нужно было хоть как-то развлекаться. Вот только забыть ту пощечину почему-то никак не удавалось. Казама мог бы постараться забыть, вернее, постараться не вспоминать. А если очень-очень сильно постараться – можно было бы даже найти полукровке оправдание, почему она так поступила – она защищалась, и она гордячка. Ну в самом деле, мстить женщине – это так мелко! Но стащить ее у замкома из-под носа и использовать, как наживку будет с нее в качестве наказания достаточно. Да и отказываться от такой интригующей затеи жалко – уж больно интересно посмотреть, как перепугается замком, когда узнает, что полукровка у Казамы в руках. Возможно, это будет последней игрой демона перед тем, как он удалится в свое родовое гнездо, насладившись которой он либо в конце концов убьет замкома, либо тот просто перестанет существовать для него. Спустя месяц с небольшим удобный случай, наконец, представился. Не так давно все, к чему шло противостояние сторонников бакуфу и империалистов, все-таки разразилось громким, хотя и добровольным, сложением полномочий сёгуна. Токугава Ёшинобу, сменив умершего предшественника и едва успев вступить в должность 10 января 1867 года, уже 9 ноября был вынужден с нею распрощаться. Последний, пятнадцатый сёгун рассчитывал, что, добровольно расшаркавшись с Императором, он сохранит за собою все привилегии и даже войдет в правительство, причем в качестве Главного министра, закрепив ведущую роль у власти снова за своим кланом Токугава, управлявшим страной двести пятьдесят лет. Но не тут-то было – радикальная оппозиция сразу после празднования Нового года по европейскому стилю – упились, что ли? – захватили власть в Императорском дворце, провозгласили «Указ о реставрации Императорского правления», отменили сёгунат, дали пинка под зад экс-сёгуну и лишили его не только всех титулов, рангов, привилегий и полномочий, но и части владений. Видимо тоже неплохо отметившие Новый год, сторонники бакуфу таким положением дел возмутились, и началась гражданская война. В то время не менее рьяно спускавшие свою премию, жалованную экс-сёгуном, капитаны Шинсенгуми так же бурно пьянствовали в Шимабаре безвылазно четверо суток, а когда до них дошло, что происходит, они, конечно, огорчились и попытались вместе с остальными сторонниками сёгуната в отместку за захваченный Императорский дворец захватить весь Киото. Ребята всегда действовали с размахом и не мелочились, отчего Казаме и нравилось дразнить их. Отчаянные, безголовые, ни богов не боялись, ни смерти. С ними было весело. И вот тут, после жестокого сражения на набережной Ёдагава, доктор Кассель вместе с дочерью и помощником прибыли во временную штаб-квартиру для оказания помощи раненым. Казама не мог не воспользоваться оказией. Время было неспокойное, и хоть в такой болезненный для Шинсенгуми момент гадить еще больше было не очень красиво, но когда еще такой случай представится? Поэтому демон решил не ждать, пока Шинсенгуми угонят куда-нибудь за пределы Киото, а действовать на опережение. Глубоко заполночь, честно дождавшись, когда доктор и его дочь окажут помощь всем нуждающимся в ней, Казама, Ширануи и Амагири появились, будто джашики-вараши35 из сундука. Момент был самым подходящим. Хиджиката-фукучо, Харада-кумичо36, Юкимура Чизуру и Райкиден Кассель, вымотанные, понурые, вышли на площадку перед зданием штаб-квартиры, негромко переговариваясь о чем-то, ожидая доктора Касселя, дававшего последние указания. Все произошло в считанные секунды – когда демоны действительно хотели что-то сделать, а не просто поглумиться над этими людьми, они делали это четко и быстро. Когда Чизуру хлопнулась на копчик, вылупив глаза, Харада на развороте выронил копье, получив пулю в плечо из револьвера Ширануи, а Хиджиката проводил злым и тоскливым взглядом выбитый стремительной атакой Казамы из рук меч, Амагири уже исчез на крыше соседнего здания, держа подмышкой Райкиден, потерявшую сознание из-за прижатой к лицу тряпочки с эфиром. - Видишь, жалкий ты человек, когда мы хотим получить то, что нам нужно, мы получаем это быстро и без помех. Неужели ты так ничего и не понял? Если бы я захотел забрать Чизуру, давно бы забрал. Если бы захотел убить тебя, давно бы убил. Все это время я лишь играл с тобой, но сейчас у меня нет времени на игры, да и у тебя, похоже, тоже. Если ты хочешь увидеть свою женщину живой, найди меня и отними ее, – медленно проговорил Казама, насмешливо глядя в полные отчаянной, бессильной ярости, потемневшие фиалковые глаза. Через мгновение двух демонов и след простыл – будто растворились в ночи. - Ублюдок! - Вот говно! – в один голос прорычали Хиджиката и Харада, и лишь только Чизуру молча хлопала глазами, сидя на заднице в снегу, пытаясь сообразить, что же произошло и почему демон не обратил на нее никакого внимания, напал не на нее, а на Райкиден и назвал дочь доктора Касселя женщиной Хиджикаты-сана.