Истории о самураях, их женщинах, любви и смерти. История пятая

Вальяжно развалившись и практически не обращая внимания на прислуживавшую очаровательную тайю1, Казама Чикаге, красивый, молодой, богатый и невероятно уверенный в себе самурай, лениво потягивал саке и поглядывал через проем в распахнутые настежь шёджи2. Он проводил свой досуг на втором этаже увеселительного заведения в Шимабаре3, заодно ведя наблюдение за частенько собирающимися здесь представителями власти и их противниками-империалистами, совмещая полезное с приятным. Вечер был душным. Небо заволокли темные, густые, тяжелые, будто беременные дождем тучи, воздух словно застыл перед надвигающейся грозой, и все гости заведения потребовали раскрыть шёджи, хоть это и не приносило облегчения. Зато Казаме сверху было прекрасно видно, как прямо напротив, в одной из больших комнат на первом этаже весело и шумно гуляли капитаны ненавистного Шинсенгуми4. Молодые, наглые и самоуверенные парни много пили, громко разговаривали и хохотали, вызывая у Чикаге приступы с трудом сдерживаемого раздражения. Казама был чистокровным они5, демоном-аристократом из очень уважаемой семьи, которая за всю ее многовековую историю еще ни разу не была осквернена кровосмешением с людьми, хотя в других семьях демонов такое порой случалось. Чикаге до дрожи в пальцах гордился этим фактом. Семья его вообще славилась немыслимой спесью и гордыней, возведенной в ранг величайшего достоинства, и последний отпрыск был ярчайшим ее представителем. Казама-младший даже товарищей себе выбирал, исходя из их родословной, не желая иметь дела с выходцами из опозоривших себя отношениями с людьми родов, а с людишками вообще старался не иметь никаких дел. Однако, ступив в самостоятельную жизнь, молодому демону пришлось несколько пересмотреть свои взгляды – как ни горестно было признать, но теперь этот мир полностью принадлежал человечеству, расплодившемуся как тараканы, и совсем отгородиться от необходимого в некоторых случаях общения было просто невозможно. Взять хотя бы прислугу – Казама не любил пачкать рук и опускаться до какого-либо труда, да и привык он, что все готовое приносят, и кто-то непременно был обязан позаботиться о его удобстве и нуждах. В последнее, весьма смутное в политическом плане время, ему пришлось сотрудничать с кланом Сацума. Зачем это было нужно стоящему высоко надо всей этой мышиной возней демону, было непонятно. По сути, ему было абсолютно безразлично, кто будет править – сёгун6 или император, но император уже давно был чисто номинальной фигурой, а сёгун законной властью, фактически правя страной, и встать на сторону оппозиции было занятно и временами даже весело. Это было похоже на игру, затеянную от скуки, к тому же, отца Чикаге связывали какие-то личные отношения с этим кланом. Но от слишком частого общения с некоторыми представителями клана Сацума и особенно их соратниками из клана Чошу было так противно, что порой хотелось вымыть руки. Опять же, женщины… Этот вопрос был одним из самых больных и неприятных – женщины-они стали в последнее время редкостью, а именно сейчас Чикаге как раз был весьма озадачен поиском достойной партии для продолжения рода. Он вступил в расцвет своей молодости, и, как последнему демону мужского пола в роду, ему необходимо было позаботиться о том, чтобы древний и знатный клан возродился и ни в коем случае на нем и не закончился. Это было очень важно – не допустить, чтобы родовое имя кануло в историю, и не слишком-то желающий обременять себя узами брака и наслаждающийся своей свободой молодой демон вынужден был заниматься матримониальными заботами, скучными и весьма хлопотными. Естественно, его избранница должна быть идеальной во всем – красивой, умной, изысканной, а самое главное – чистокровной они из не менее знатного и уважаемого клана. Вот это-то и было основной головной болью – женщины-демоны редкость, свободные женщины-демоны еще большая редкость, а те две незамужние, с кем он имел неудовольствие познакомиться в процессе поисков, имели самый отвратительный изъян – одна была из семьи, в которую черт знает в каком колене затесалась самка человека, а вторая и вовсе была полукровкой – ее мать, пренебрегая тем, что позорит семью, отдала свое сердце обычному мужчине, который был хотя и далеко не простолюдином, но всего лишь человеком, и его родословная никакой цены не имела. Такая партия, естественно, была недопустима. Однако брак браком, а молодой организм демона требовал своего и не хотел считаться ни с родовитостью, ни с чистотой крови. Мало того, что найти женщину-они адский труд, так ведь они все такие же аристократки, и ни одна из них не станет вникать в проблемы твоего организма до тех пор, пока ты официально не наречешь ее своей супругой. Именно из-за этого крайне досадного препятствия Казаме приходилось обращаться за помощью к человеческим самкам. Так ведь эти странные, недостойные существа тоже имели свою иерархию статусов и положений в обществе, и у девушек из знатных семей были те же капризы: с какой стати она станет удовлетворять твои потребности, даже если ты чистокровный демон? Им тоже сначала подавай замужество. И даже дорогие и изысканные гейши из Гиона, которые были сродни аристократкам и стоили баснословных денег, вертели носом и кочевряжились – будут ли они оказывать тебе подобные услуги или просто запудрят голову стишками и песенками. И если обхаживать женщин-они Казама был еще согласен, готов и даже, будучи прекрасно воспитанным, это умел и понимал, что так положено, то опускаться до того, чтобы добиваться внимания каких-то там человечьих особей женского пола, он совершенно не желал. И куда прикажете деваться? А по утрам стояло так, что хоть катану вешай, вот и пришлось несчастному Чикаге засунуть гордыню и брезгливость в свою аристократическую чистокровную задницу, проглотить обиду от такой несправедливости и снизойти до того, чтобы пользоваться услугами проституток, пропускавших через себя половину Киото. Тут хоть не нужно было унижаться ухаживаниями – заплати и пользуйся. Но от одной только мысли, что до него в какой-нибудь из этих девиц побывали, например, те самые хамоватые, бесцеремонные и отвратительные мужланы из Шинсенгуми, становилось тошно и хотелось напиться. Чаще он так и делал, прежде чем овладеть выбранной тайю, чтобы было не так досадно. Проститутки его тоже не слишком любили – хоть он и платил всегда хорошо, словно откупался от той грязи, с которой пришлось соприкоснуться, но никогда не бывал мягок и нежен и не задумывался об удовольствиях самих тайю, быстро и грубовато получая желаемое и гордо удаляясь. Впрочем, многие клиенты мало чем отличались от этого сноба, но этот хотя бы был молод, очень красив и редкостно чистоплотен – странный клиент с непривычно светлыми волосами и жутковатыми глазами цвета красного вина был всегда чисто, опрятно и дорого одет, а когда раздевался, от него пахло не потом и давно не мытыми гениталиями и ногами, а тонкими ароматами благовоний. Вот в таких мучениях и проходили дни молодого честолюбивого демона. И наконец, казалось бы, его поиски увенчались успехом – он нашел последнюю представительницу не менее знатного и строго следящего за чистотой своей крови рода Юкимура. Юная девушка шестнадцати лет – что может быть прекраснее? Казама предвкушал, что хотя бы это обстоятельство скрасит сам факт женитьбы, но когда он увидел Юкимуру Чизуру, сердце его пропустило удар. На этом успехи и закончились. Маленькое бесполое существо, одетое в потасканную, затертую, нищенскую мужскую одежду, с огромными глупыми коровьими глазами, в которых кроме вечного жалкого выражения вымаливающей подачку собаки и испуга, что ее вот-вот пнут, не было ни проблеска мыслительного процесса. Непропорционально крошечный кнопочный носик и такой же мелкий вялый и невнятный рот, постоянно приоткрытый, будто девушку мучил насморк. Сутулые тощие плечики и эта униженная, заискивающая поза почтенного смирения и желания прислужить… Сказать, что Казама был смертельно разочарован, – это не сказать ничего. Он мог бы простить невзрачную внешность, совершенно непривлекательную и жалкую, но ее поведение и именно вот эта униженность и желание прислуживать были настолько отвратительны, что Казама изящно прикрыл рукой глаза, чтобы не видеть столь чудовищного позора. Когда Чикаге впервые увидел это, Чизуру как раз разговаривала с замкомом Шинсенгуми, с этим простолюдином-безумцем, возомнившим себя самураем лишь на том основании, что научился более или менее сносно размахивать катаной. Черноволосый наглец корчил из себя важную персону, горделиво расправив плечи и расставив ноги, бурча что-то себе под нос, а Чизуру, состоявшая при отряде приживалкой непонятного назначения, покорно сгорбив спину и едва не зажав сложенные в замочек ручки между ног, как готовый обмочиться ребенок, смотрела на него вот с этим отталкивающим выражением лица, приоткрыв рот, что-то изредка невразумительно пища в ответ и мелко кивая головой. Видимо, замком Хиджиката, посмевший взять себе прозвание демона, за что-то отчитывал провинившуюся девчонку, и та покорно принимала упреки, клянясь, что больше этого не повторится. Более омерзительного зрелища Казама не видел за всю свою жизнь. Чтобы чистокровная они, представительница одной из двух самых значимых семей, связалась с людьми, причем с простолюдинами, возомнившими себя самураями, невоспитанными нищебродами из самых низших слоев общества, да еще прислуживала им и терпела подобное обращение, позволяя вытирать о себя ноги – это было возмутительно и отвратительно! И эта жалкая особа должна стать его женой, матерью его детей?! Боги, за что судьба так жестоко посмеялась над ним? Все последние надежды рассыпались в прах. Самое ужасное было в том, что Казаме в любом случае придется взять эту женщину – Юкимура осталась единственной незамужней чистокровной они с незапятнанной родословной, и выбора у него не оставалось. Но как же выполнить столь трудную задачу – произвести на свет отпрыска, когда не только не было никакого сексуального влечения к такой особе, но и сама мысль о том, чтобы заняться с ней сексом, не вызывала ничего, кроме брезгливости? Таким образом, последний год для Казамы Чикаге превратился в сплошную мороку. Вытащить Чизуру из-под бдительного внимания и покровительства Шинсенгуми оказалось не так-то просто – каждый раз, когда демон пытался без особого шума выволочь мерзавку и забрать к себе, чтобы очистить от скверны и по возможности перевоспитать под себя, дабы ввести ее в свою семью уже приличной они, на пути, как тенгу7 из ящика, неожиданно появлялись проклятые бойцы Шинсенгуми и дрались за нее, как за свою собственность, готовые расстаться с жизнью. Перебить их всех ему, как демону, обладающему нечеловеческой силой и быстротой реакции, в принципе, никакого труда не составляло, и даже, если их было несколько одновременно, в худшем случае Казама бы лишь слегка запыхался и попортил прическу, но убивать тех, кто настолько слаб и жалок, для Чикаге было ниже собственного достоинства. Один лишь замком, злобный и невменяемый, представлял из себя хоть что-то и даже один раз, скотина такая, умудрился успеть достать кончиком клинка его волосы, срезав прядь у самого лица. Увидев такое яростное сопротивление, Казама даже заинтересовался, чем оно вызвано – подозрения, что Чизуру опустилась до того, чтобы лечь под эту черноволосую сволочь, вспыхнули с новой силой. Но судя по тому, как и остальные капитаны, в зависимости от того, кто успевал на помощь Юкимуре, дрались не на жизнь, а на смерть, заподозрить в этом можно было всех, ибо ради чего тогда им так сражаться, не жалея себя, как не за свою женщину? Но думать о том, что Чизуру стала подстилкой всего комсостава Шинсенгуми, было слишком обидно – пользовать проституток одно дело, но взять проститутку в жены – это было для него нелепо и чудовищно. Казама успокаивал себя тем, что, скорее всего, эти парни просто не любят проигрывать, и дело тут не в самой Чизуру, а в принципе – что наше, то наше, и никто не посмеет отнять, даже если им самим она была и не нужна. Компаньоны Чикаге, такие же демоны Ширануи Кё и Амагири Кюдзю, выполняющие его поручения, следили за девчонкой и утверждали, что не заметили, чтобы у нее были какие-то более трепетные отношения с кем-то одним, и либо она действительно спит со всеми, либо не спит ни с кем. Это говорило о том, что даже этим людям, за дружбу с которыми Чизуру так цеплялась, она была не нужна и как женщина интереса не представляла. Капитаны Шинсенгуми всегда орали, что Юкимура находится под их защитой, и никто не посмеет увести ее, если она сама того не захочет. Они вообще всегда были невероятно шумными – и когда пили, и когда дрались, особенно последнее: слишком много слов и слишком мало дела. Впрочем, чего еще ожидать от крестьянских парней, понятия не имеющих, что такое хорошие манеры и как нужно себя вести в приличном обществе. Но их вопли подтверждали догадки Казамы. Обычные мальчишеские комплексы так и не повзрослевших мужчин. Это позабавило Чикаге, привнеся новые нотки в эту глупую борьбу, которая из-за всей нелепости происходящего превратилась для демона в занимательную игру – отними у собаки косточку. Даже Чизуру уже не имела такого значения. Раздраконить этих полудурков, посмеяться над их реакцией, навалять, не напрягаясь, каждому, нанося унизительные удары, и гордо удалиться, оставляя их в счастливой эйфории, что им и на этот раз якобы удалось победить его и выиграть раунд. Казама когда угодно мог убить их, практически не прилагая усилий, и силком забрать девчонку – но тогда бы закончилась увлекательная игра и хоть какое-то развлечение в этом скучном городе. Ему было достаточно знать, что он в любой момент может ее прекратить по собственному желанию. Но вскоре и игра наскучила молодому демону. Однако он продолжал ее, и вот почему: ну никак не лежало сердце красавца-демона к этой девушке-они из клана Юкимура, потому и выискивал причины, как бы отсрочить тот день, когда ему все же придется связать себя с нею. Казама говорил себе, что надо, через «не могу», через «не хочу», но оттягивал момент, как мог, уверяя сам себя, что это всего лишь его прихоть – поиграть с глупыми людишками и развлечься подольше, а не страх оказаться в одном доме наедине с этой блаженной. О чем с ней разговаривать? Как на нее смотреть без содрогания? Даже если ее вырядить в самые дорогие шелка и парчу, обвешать драгоценностями, что Чикаге вполне мог себе позволить, и научить ее держать рот закрытым, все равно это жалкое, достойное лишь презрения выражение лица побитой попрошайки не скроешь ни за какими шелками, каменьями и золотом. Но самое ужасное, что, несмотря на то, что одежда и волосы Чизуру вроде бы были чистыми, общее впечатление от неопрятной прически и потасканной одежонки было такое, будто она месяц не мылась, и Казама, которому после общения с внешним человеческим миром очень хотелось принимать ванну по пять раз на дню, ловя девчонку в очередной раз за шкирку, чтобы потрясти ею перед носом Шинсенгуми, как приманкой, невольно принюхивался, не пахнет ли от нее потом. Вроде бы не пахло, но Казама дошел до того, что ему уже начинало мерещиться, что он чует от нее запах неоднократно использованной половой тряпки, той, что она драила полы, по которым топали своими грязными ногами ее драгоценные друзья. Определенно, это было невыносимо. Самое нелепое в этой ситуации было то, что сама противная пигалица совершенно не обрадовалась оказанной ей чести, более того, она до дрожи в коленях, до полуобморочного состояния боялась демона, и при одном только виде его начинала заикаться, терять связность речи и трястись на подкашивающихся ногах. Поначалу ее перекошенный от ужаса рот корытцем и вытаращенные глаза испуганного глупого травоядного животного каждый раз, когда она попадалась по собственной глупости Казаме в руки, забавляло демона, а потом начало раздражать. Любой смешной трюк хорош один раз, ну максимум дважды, но если реакция на протяжении целого года остается неизменной, стало быть, в голове Юкимуры Чизуру при рождении что-то замкнулось, зацепилось и застопорилось. В самом деле, ну хотя бы для разнообразия гнев, насмешка, ненависть – радости он от нее и не ожидал – но не это будто навечно отштампованное выражение перманентного испуга на лице. Однажды ему посчастливилось увидеть Чизуру в приличествующей женщине одежде, когда ее отправили в бордель шпионить под видом проститутки. О, сколько раз, при каждой встрече, Казама говорил Юкимуре, что демонам не пристало якшаться с людьми, и, как бы они мило себя с тобой не вели, они обязательно рано или поздно используют тебя в своих целях. Однако Чизуру совершенно не хотела внимать его словам и доводам рассудка, цепляясь за свою неприличную связь с дюжиной неженатых мужчин, с которыми жила бок о бок, бесповоротно испортив репутацию, которая могла бросить тень и на репутацию клана Казама, когда Чикаге все же женится на ней. Тот раз был наглядным тому свидетельством. Отправить юную глупую девчонку шпионить, да еще в бордель, и, что самое рискованное, под видом проститутки, прекрасно зная, что любой подвыпивший клиент может не только заставить ее прислуживать, но и начать распускать руки, было верхом безрассудства. И, кстати, совершенно очевидным признаком того, что до безопасности Чизуру, о которой они так любили кичливо говорить, Волкам Мибу не было никакого дела, и они ни в сю8 девчонку не ставили, раз считали, что дело главнее всего, а если ее пару раз облапает какой-нибудь пьяный вонючий ронин9, от нее не убудет. У Чикаге в голове не укладывалось подобное пренебрежение к товарищу, которым они вроде бы считали Чизуру. Он никогда в жизни бы не поступил подобным образом – подставлять женщину в качестве такой грязной приманки. Не только женщину-они, но и, пожалуй, даже обычную женщину тоже, особенно если бы она была ему хоть сколько-нибудь небезразлична. Возможно, во втором случае если и не из побуждений чести, то хотя бы из нежелания позволять кому-то дотрагиваться до его собственности. Эти же бессовестные мужланы, вопящие о самурайской чести, совершив столь гадкий поступок, еще раз доказали демону, что ни с одним из них ничего Чизуру не связывает, ибо ни один мужчина не позволил бы своей женщине участвовать в подобном унизительном балагане. Она не только была им безразлична – они вообще ее ни во что не ставили, да и как женщину-то, похоже, вообще не воспринимали. Но в этой ситуации Казама обнаружил для себя еще одну печальную и досадную вещь – даже в красивой, подобранной со вкусом одежде, со сложной прической, изысканно украшенной канзаши10 и гребнем, с идеально накрашенным лицом Юкимура Чизуру оставалась все той же жалкой, неуклюжей, без чувства собственного достоинства и какого-либо очарования замухрышкой, неспособной связать двух слов хоть сколько-нибудь изящно. Чикаге с горечью сделал вывод, что здесь ситуацию никакими шелками не исправить, если отсутствует главное – достоинство, сексуальная привлекательность и воспитание. Вся эта история с подставой в Шимабаре отвратила Казаму от Чизуру еще больше – возможно, если бы кто-то из командиров Шинсенгуми любил и ценил ее, то демона подогревал хотя бы дух соперничества и азарт – отнять девчонку стало бы делом принципа. А раз она даже им была не нужна, Казаме продолжать игру стало уже совсем скучно и неинтересно, и он мелко, но прицельно пакостил скорее по привычке. В общем, к настоящему моменту Казама уже понял, что его тоже ничего не может связывать с Чизуру, кроме необходимости использовать ее по назначению, а когда она разрешится от бремени чистокровным отпрыском клана Казама, забрать младенца, а ее выставить вон, чтобы больше никогда не видеть и не иметь с нею ничего общего. Это было печально – хоть демон и был далек от романтических настроений, однако взаимоотношения мужа и жены представлялись ему несколько иначе, особенно исходя из примера его родителей. Отец его обладал характером суровым, жестким, горделивым – Чикаге пошел в него, а мать была невероятно красивой, утонченной, умной и полной чувства собственного достоинства и превосходства дамой-они. И хотя между родителями не было присущего людишкам жалкого сюсюканья со всеми этими телячьими нежностями, жили они душа в душу, в безграничном взаимном уважении, гордились друг другом и были прекрасной, счастливой парой. Казама получил великолепное воспитание. Отец сделал из него превосходного воина и привил ему все высокие понятия чести знатного аристократа, самурая и демона, а матушка позаботилась о воспитании не только утонченного вкуса и способности ценить искусство и красоту окружающего мира, но и умения разбираться в женщинах, дабы ее сын сумел выбрать для себя самую достойную партию из всех существующих. Только вот умения и способности сейчас ему не слишком помогали – ценить красоту мира, когда его наводнили люди в таком количестве, было весьма трудно, а женщин-они, полностью отвечавших вкусам самого Чикаге, а главное, обладающих всем перечнем достоинств, перечисленных матушкой, становилось все меньше. Однако Казама-младший не терял надежды, что даже если у него с его избранницей и не будет столь прекрасных отношений, полных гармонии и взаимопонимания, каковы были у его родителей, то хотя бы взаимная привязанность, влечение и уважение должны быть непременно. А тут ни о каком понимании, уважении и влечении ни с одной, ни с другой стороны даже и говорить не приходилось. Нет, совсем не так представлял себе свой брак и свою семью Казама. От этих горестных мыслей молодого демона отвлек громовой раскат грубого хохота снизу. Вон она, будущая мать его детей. Сидит с капитанами Шинсенгуми, скромно сжавшись в уголке, будто стараясь быть как можно более незаметной, привычно сложив лапки в замочек на коленях, в позе покорного смирения, тихо замирая от счастья, что ее тоже пригласили на дружеские посиделки, а эти неотесанные деревенщины ведут себя так, будто рядом сидит не юная девица, а такой же невоспитанный мужлан. Казама поморщился, изящно опрокинул последнюю чашечку саке в рот и посмотрел на небо – пора было уходить, пока не разразилась гроза. Ничего интересного сегодня он здесь больше не увидит. Чикаге расплатился и покинул заведение, хотя еще даже не стемнело. Демон неспешно шел по улице, будто бросая вызов надвигающейся непогоде и не желая переходить на торопливый плебейский шаг. В небе сверкнуло и следом прогрохотало, зычно, раскатисто, звук раздробился над крышами, эхом пронесся над Киото. Первые крупные капли застучали по черепице, и брюхатые косматые тучи вдруг лопнули, будто вспоротые катаной. Хлынуло разом, шумно, будто издевательски облило из ведра. Гордый демон выругался и резвой рысью потрусил к дому. Над погодой он был не властен, это обидно, но мстить тут было некому. Уже дома, переодевшись в сухое домашнее юката11 и вытерев мокрые и липнущие к лицу волосы полотенцем, Казама с досадой уселся на свое любимое место в доме – широкий подоконник у европейского высокого и широкого окна со стеклом. Было приятно смотреть на залитую дождем улицу из теплого, уютного, обставленного со вкусом и шиком дома, где чувствовался все тот же входящий в моду европейский стиль, непривычный, мало кем принятый, а потому в какой-то степени исключительный. Чикаге раскурил кисеру12 со своим любимым табаком, стоившим баснословных денег, и чуть приоткрыл тяжелую раму. Посвежевший воздух, вытягивая ароматный дымок, ворвался в комнату, прогретую за день солнечными лучами, свободно проникающими через стекло в отличие от бумажных стен. Комфортно сидя в тепле и сухости, с некоторым злорадством демон проводил взглядом промокшего насквозь тучного торговца, отчаянно бегущего вперевалку вдоль улицы от дождя и пыхтящего от одышки. Улица снова опустела, лишь шум неутихающего дождя и редкие вспышки молний были единственными собеседниками одинокого демона. И вдруг – что за диво? Из переулка появился странный силуэт. Казама даже вгляделся внимательнее, настолько дико тот выглядел среди слепящих голубоватых всполохов и ливня стеной, словно призрак, размытый, ломаный, а присмотревшись, понял и уставился в изумлении с вытянувшимся лицом. Какая-то полоумная девчонка, держа в разведенных в стороны руках свои гэта13 и белые таби14, скакала по улице босиком, то кружась вокруг себя, то подскакивая, стараясь наступить в лужи и поднять как можно больше брызг, будто дождя ей было мало. Что за дикая причуда? Ленту девица где-то потеряла, и рассыпавшиеся по плечам и спине черные волосы свивались в странные мокрые кольца, тяжело подпрыгивая на плечах. Подол нежно-голубого легкого кимоно лип к ногам, слишком откровенно очерчивая острые коленки и всю несуразную фигуру с круглой крепкой грудью, так же неприлично подпрыгивавшей при каждом шаге, а девушке все было нипочем – она улыбалась, скакала, кружилась, кажется, даже напевала, вернее, мурлыкала что-то совершенно неразборчивое себе под нос, и, похоже, совершенно не торопилась укрыться от непогоды, выплясывая босиком под дождем. Ками15, откуда она такая взялась? Где ее воспитывали? В стае бандерлогов при каком-нибудь заброшенном монастыре в забытой богами глуши? И ведь не ребенок уже, лет восемнадцать-девятнадцать на вид. Босая, с растрепанными волосами, мокрая настолько, что по облепившему тело кимоно можно рассмотреть все анатомические подробности фигуры, будто она была голой… Что за непотребство?! Наверняка блаженная, среди людей сумасшедшие стали встречаться все чаще и чаще… Казама проводил взглядом странное видение от переулка и до конца улицы под собственными окнами и только тогда вспомнил, что хотел покурить. Сделав затяжку, он снова с досадой помянул дурочку – пока он таращился на нее в удивлении, трубка потухла, и во рту от затяжки остался лишь противный прогорклый привкус облизанной пепельницы, а не ароматного дыма. Нет, определенно, сегодня был не его день. Интересно, каково это – скакать под дождем босиком? Демон зевнул, изящно прикрыв рот тонкими длинными пальцами, и снова раскурил трубку. По прошествии нескольких довольно суматошных месяцев, когда Казаму не оставляли в покое его соратники из Сацума, прося решения некоторых проблем, демон вспомнил, что давно не наносил визит невежливости своим заклятым противникам из Шинсенгуми и будущей супруге. Как бы они там совсем не расслабились и не забыли о нем! Небо походило на густо разведенную черную тушь с крапинками сверкающих осколков-звезд. Огромная, холодная, цвета крыла бабочки-лимонницы осенняя луна величаво всплыла над черепичными крышами Киото, и Казаме с высоты третьего этажа, где он занимал апартаменты, ее было видно как на ладони, как и почти весь центр города. Было уже за полночь, но спать совершенно не хотелось. Зато перепугать уже отошедших ко сну после патрулирования капитанов Шинсенгуми и устроить переполох, будто хорь в курятне, заставив повыскакивать на холод в ночных кимоно и босиком, было заманчиво. Раздумывая, брать с собой на забаву Ширануи и Амагири или сходить развеяться в одиночестве, он решил все-таки проветрить своих приятелей, которые тоже маялись от безделья. Амагири, здоровенный, как скала, красноволосый демон, говорящий таким голосом, будто камни жевал, флегматичный, неглупый, но ужасно скучный и до одури щепетильный в вопросах чести, выполнял поручения обстоятельно, педантично и очень интеллигентно. Казаме вообще казалось, что прежде чем убить кого-то, Кюдзю расшаркивался, рассыпался уверениями в почтении и сердечно извинялся за причиненное беспокойство. С Ширануи было проще – Кё был веселым и разбитным малым, каждую подобную вылазку воспринимал с удовольствием, вопросами совести и чести не особенно угрызался и любил подраться. Хотя, «подраться» – тоже было весьма относительно: Ширануи обзавелся здоровенным револьвером и носился с ним, как ребенок с новой игрушкой. С огнестрельным оружием выступление против мечей и копий было, в общем-то, не совсем дракой, если еще учитывать скорость и реакцию демона при стрельбе по движущимся мишеням. Такие поединки можно было больше сравнить с новомодным увлечением в столице – тиром с движущимися фигурками уток, то появляющимися, то пропадающими, которых нужно было успеть уложить за определенное время. Кё обычно укладывал всех, даже не особенно при этом стараясь – что жестяных ярко раскрашенных уток, что людишек, и радовался при этом как мальчишка. Демоны совершенно беспрепятственно зашли на территорию штаб-квартиры Шинсенгуми с трех сторон, спрыгнув с крыши – Амагири пробрался во внутренний дворик и оттуда прямиком в комнату Чизуру, вытащил ее на улицу и приволок пред очи Казамы. Ширануи навел панику среди охранявших ворота дежурных рядовых, а сам Чикаге, встав в царственную позу посреди площадки перед главным входом в казармы, любовался перепуганной физиономией Юкимуры, трогательно повисшей грустной соплей в ручищах огромного Кюдзю. - Чизуру! – глубоким и проникновенным голосом, медлительно растягивая слова, произнес Казама. – Давненько не виделись. Надеюсь, ты скучала без меня? - Я… Эм-м-м… М-ме-е… – проблеяла Юкимура, потом икнула и, оставив рот открытым, посмотрела на демона. В ее зрачках плескался ужас. - Я вижу, ты от радости даже дар речи потеряла, – улыбнувшись, язвительно констатировал Чикаге. – Я тоже рад тебя видеть. Девушка, до этого еще слабо трепыхавшаяся в стальной хватке Амагири и пытавшаяся носочками достать до земли, сглотнула, прикрыла глаза, повисла и, как удод в момент опасности, прикинулась тряпочкой. Чикаге не смог удержаться и негромко коротко хохотнул. Устав ждать от своей невесты хоть каких-то иных проявлений эмоций, кроме этого страха, он научился выуживать удовольствие из оттенков ее единственной эмоции. - Может быть, ты все-таки поцелуешь меня? Обычно порядочные невесты целуют своих женихов, когда встречаются после разлуки, – гадко улыбаясь, ехидно произнес «жених». Амагири в этот момент легко перебросил Чизуру Казаме, тот ловко ухватил ее и попытался утвердить на подгибающихся ногах, опасаясь, как бы она не обмочилась от страха прямо на его новенькие дзори16 и свежие белоснежные таби, способные соперничать чистотой с воротничками иностранных послов. - Ы-ы-ы-х… – простонала Чизуру, скорытив рот, и, как только Казама медленно приблизил к ней лицо, якобы намереваясь поцеловать ее – это было его самой любимой дразнилкой и пугалкой – девушка попыталась сбежать от него в обморок. - Опять ты здесь, скотина? – раздался за спиной веселый голос с чудовищным плебейским иоским выговором. – Что ж тебе все неймется! Никак девчонку в покое не оставишь! - Хм… – ухмыльнулся демон и, слегка повернув голову, окинул презрительным взглядом через плечо здоровенного красноволосого копейщика – Харада, кажется? - Я ж тебе сколько раз говорил, хочешь понравиться девушке – подари цветочки, платочки, конфетки, чего проще? А ты ведешь себя как последний хам. Чикаге закатил глаза. И это ему говорит какой-то мелкий самураишка из глухой провинции, который вообще не знает, что такое воспитание! - Надо тебя все-таки проучить, надо! – Харада сделал в его направлении несколько шагов, поудобнее перехватывая копье, но на его пути тут же возник Ширануи, расцветший ослепительной ухмылкой. - Тц-тц-тц… – предупреждающе-насмешливо поцокал он языком и поманил к себе револьвером. – Иди сюда, детка, у них свои разговоры, у нас свои! Некрасиво мешать, когда влюбленные выясняют отношения. Харада озарился такой же счастливой улыбкой и разве что плотоядно не облизнулся: - А, это ты, красотка? Я уж по тебе соскучиться успел! Ох, как же я тебя приласкаю! Ширануи, тонкокостный, худощавый, изящный красавец с дивными аметистовыми глазами и роскошными длинными ухоженными волосами, забранными в высокий хвост на макушке, дико ненавидел, когда его даже в шутку сравнивали с женщиной. И чаще всех его дразнил подобным образом именно проклятый копейщик – здоровенная небритая орясина с вечно растрепанными волосами, действительно мужик, которого с женщиной при всем желании не перепутать, и с которым волей судьбы Кё приходилось сталкиваться и драться чаще всего. - Попробуй! – помахал револьвером Ширануи, будто взвешивая его в руке. - Чего ж отказываться, коли сам предлагаешь? – простодушно ухмыльнулся Харада и направил острие копья на демона. – Ты как любишь, милая, побыстрее или понежнее? - Сука! – прошипел Ширануи, окончательно обидевшись. Чикаге, краем уха слушая их перепалку, снова закатил глаза – ну что за скука! Каждый раз Ширануи ведется на эти подначки неотесанного грубого копейщика. И когда только надоест? Амагири уже расшаркивался и обменивался очередными любезностями с таким же благовоспитанным молодым мечником-левшой, появившимся из ниоткуда, будто бесплотный дух. Сайто Хаджиме, положив руку на рукоять меча, подвешенного с правого бока, что-то отвечал негромко, вежливо и с достоинством. Забавный малый, и как противник довольно занятен – быстрый, да еще и левша. Казаме доводилось поиграть с ним, и это было какое-то время интересно – удары, направленные с непривычной стороны, разнообразили процесс. Он снова обратил свой взор на Чизуру. Ну хоть бы побрыкалась, что ли, для приличия, попыталась бы лягнуть в коленную чашечку или врезать между ног, сказать, как она его ненавидит, да хоть плюнуть в лицо – тогда Казама хоть немного зауважал бы ее. Нет, висит все так же, не делая никаких попыток к сопротивлению, с перекошенным дергающимся ртом и глазами, полными ужаса. Они даже не бегают по сторонам, выискивая возможность сбежать. Жалкое зрелище… И вдруг из темноты на него налетел маленький смерч. Это еще что за чудо природы в Шинсенгуми появилось? Полный ярости женский голосок заорал: - А ну, отпусти ее, ты, ублюдок! И… Что это?! Его укусили?! Укусили!!! В кисть, у основания большого пальца, да так больно, что Казама зашипел, выпустил от неожиданности Чизуру и с изумлением посмотрел на выступившие капли крови в четко отпечатавшихся полукружьях укуса. Он видел эту девицу впервые в жизни, а та уже пыталась оттащить Чизуру подальше. Однако демон мгновенно ухватил новую жертву и подтащил к себе легкое тонкое тельце. Из-под растрепанных волос, небрежно собранных в огромный тяжелый пучок, яростно полыхнули глаза – странного цвета, не черные, как обычно у японцев, не красные или лиловые, как у демонов, и не настолько светлые, как у многих идзинов17, в темноте не очень-то понятно. Да и черты лица какие-то… тоже странные, будто что-то в них не так… Девушка попыталась вырваться, но Казама без труда прихватил ее за плечи так, что ее руки оказались прижаты к бокам, и только пальцы, злобно растопыренные, не оставляли попыток что-нибудь схватить. Чикаге на всякий случай чуть отстранил нижнюю часть тела из зоны их досягаемости, а то вся его эпопея с продолжением рода, судя по бешеному взгляду девчонки, могла закончиться очень печально прямо тут. Казама разглядывал непонятное существо с интересом энтомолога, обнаружившего у привычной бабочки уродливые мутации. Но самой «бабочке» такое явно было не по душе, и она тут же лягнула демона именно так, как безнадежно тот ждал от Чизуру – деревянной подошвой гэта прямо в коленную чашечку. Ками, это было очень больно! Лучше бы он не ждал от Чизуру подобного! Впрочем, та на такое и не способна… Рассердившись, Казама так тряхнул девчонку за плечи, что ее зубы клацнули, а из небрежно свернутого пучка вывалилась заколка, и черные волосы, вьющиеся, как тонкие змейки, лавиной рухнули на спину. Да это же та самая блаженная, скакавшая по лужам! Ну надо же, какая встреча! Крестьяне, возомнившее себя самураями, решили собрать у себя в отряде коллекцию ненормальных женщин? Впрочем, кто вообще от Волков Мибу ждал нормальности?! Девушка, закусив губу, зло смотрела на демона, а затем бессильно расслабила тело. Неужели запал уже иссяк? А поначалу вела себя, как дикая кошка, пыталась вырываться и царапаться… Казама медленно склонился к ней с высоты своего роста, разглядывая лицо. Вроде бы такой же разрез глаз, но чуть круглее, и ротик аккуратный, но более широкий, скулы не такие высокие – что же в ней все-таки не так? Вроде бы привычные черты, но что-то в них неправильное. Определенно не идзинка, но и не японка. Китаянка? Кореянка? Еще больше не похоже – глаза не настолько узкие и раскосые, скулы не настолько плоские. Индианка? Казама бывал в Индии, когда путешествовал, но женщины там были какой-то приторно-сдобной внешности, чернявые, округлые и пухлые, как младенец в перетяжках, бровастые и с уродливо непропорциональными на вкус японца огромными грудями и бедрами. Нет, совсем не то. Хм… О, а вот и замком! Опаздываете, господин так называемый демон! Теряете бдительность! Или вы и вправду уже улеглись почивать и не могли позволить себе предстать перед противником в исподнем? Хиджиката несся, едва не теряя на ходу дзори, звонко шлепая подошвами по босым пяткам. Небрежно заправленное в хакама18 косоде19, надетое прямо на голое тело и не подвязанное оби20, распахнулось на обнаженной груди, а кое-как собранный хвост волос, сердито торчавший набекрень, развевался на ветру от скорости. Замком, верно, и вправду уже успел лечь спать… Демон улыбнулся кривовато, глядя, как торопится фукучо21, на бегу извлекая катану из ножен, которые держал в левой руке. Увлеченный зрелищем, Казама на мгновение ослабил хватку, не чувствуя сопротивления девушки, и та, обманув его мнимой покорностью, тут же воспользовалась этим, вырвав из захвата руку и с размаху звонко залепив ему ладонью по лицу. Голова демона дернулась по инерции в сторону удара, челка резко упала на глаза. Он на мгновение оторопел и задохнулся, не понимая, что ожгло ударом сильнее – его щеку или его гордость. Породистое, аристократически бледное лицо побелело настолько, что, казалось, засветилось в темноте как луна, голубоватым светом, и только на левой стороне алел четкий отпечаток пальцев. Пощечина подразумевает оскорбление равного равному. Разве хоть одна женщина осмелилась бы прикасаться к лицу мужчины, тем более аристократа и самурая, подобным образом?! Да еще какая-то человеческая самка посмела ударить его – демона!!! Такого унижения он в жизни не испытывал. Его вообще никто никогда в жизни не бил по лицу, а если бы нашелся такой безумец, он бы тут же расстался с жизнью. Это было чудовищное оскорбление. Глаза демона полыхнули яростным алым, лицо исказилось. Казама медленно повернулся к мерзавке и зарычал от бешенства, хватая девчонку за руку, которой она намеревалась повторить свой удар, сжимая это тонкое тельце, едва не ломая кости. Убить, убить!!! Раздавить как жалкое насекомое!!! - Райкиден! – отчаянно заорал подбежавший Хиджиката, отбрасывая в сторону ножны, видя барахтающуюся в руках разъяренного демона девушку, и с мечом наизготовку встал в стойку, понимая, что нападать сейчас означало рисковать ее жизнью. Он лишь, стиснув зубы, с играющими желваками метал глазами молнии и напряженно вылавливал мгновение, когда демон раскроется хоть немного. От немедленного приведения в исполнение желания убить девчонку Казаму отвлек взгляд замкома. Что за незнакомые искорки пробежали в этих всегда холодных и горящих яростью глазах? Неужто?.. Такого взгляда у Хиджикаты он еще ни разу не видел, даже когда якобы нападал на Чизуру. Замешательство, растерянность и страх – нет, демона, конечно, этот безумец не боялся, а если и боялся, то успешно это скрывал – страх за эту женщину, которую Казама сейчас держал в руках, как жалкую куклу, и боролся с желанием сломать ее немедля. - Так ты Райкиден! – ледяным голосом, полным едва сдерживаемой ярости, медленно проговорил Казама, с ненавистью глядя в горящие такой же яростью глаза, в которых не было ни капли страха. Ах, если бы Чизуру хоть раз в жизни сопротивлялась ему и смотрела на него хотя бы вполовину так же бешено! - А ты тот самый Казама Чикаге, который никак не может жениться, потому что от тебя девушки шарахаются, как ёкаи22 от элеми23? – процедила Райкиден и расхохоталась язвительным смехом. Казама заскрипел зубами. - Райки, молчи! – крикнул Хиджиката, понимая, что своими словами Райкиден лишь провоцирует и без того взбешенного врага. Казаме показалось, или в фиолетовых, как у демона, глазах чокнутого фукучо страх просто плеснул волной?  Та-а-ак… Это становится интересным! Выходит, эта бешеная кошка имеет для него какое-то иное значение, нежели Чизуру? Райкиден… Райки, значит… Замечательно! Болевая точка замкома обнаружена. Убить девушку у него на глазах и посмотреть, как изменится этот взгляд, какие эмоции в нем отразятся – что может быть лучше? И ведь Хиджиката ничегошеньки не успеет сделать. Переломить тонкий хребетик у шеи и бросить тело к его ногам – мгновение, которое тот даже не успеет определить взглядом. Людишки такие хрупкие, слабые и медлительные… А когда замком увидит, осознает и среагирует, бросившись на демона, будет уже не важно – руки у Казамы освободятся, и он успеет выхватить меч. И вот тогда, возможно, будет настоящая драка, в которой демону предстоит приложить хоть немного усилий, а не отмахиваться, как от комара, не особенно-то стараясь и желая повредить на самом деле. Казама подозревал, что если остальные капитаны дерутся насмерть за свои принципы и тех, кого они защищают, в силу своей невменяемости, то для Хиджикаты Тошизо это тоже своего рода игра, только в этой игре со значительно превосходящим его противником замкому приходилось выкладываться по полной, чтобы хотя бы не опозориться. А если Казама убьет девчонку, возможно, фукучо даже превзойдет не только ожидания Казамы, но и свои собственные возможности. Хотя… это будет только один раз, и снова станет скучно. А если правила игры оставить прежними, но поменять условия? Если теперь каждый раз пугать Хиджикату не Юкимурой, а этой растрепанной куклой? Может быть, игра станет более захватывающей? - Отпусти ее, ублюдок! Не прикрывайся женщиной! Дерись как мужчина, сражайся со мной! – злобно выкрикнул замком, и Чикаге коротко рассмеялся, резко провернув девушку в руках лицом к Хиджикате и зажав ее шею под подбородком локтем – пусть посмотрит в ее глаза, пусть еще больше озвереет. Райкиден от резкого рывка издала короткий придушенный стон. Взгляд фукучо изменил траекторию, теперь он смотрел в упор в глаза девушке, будто отчаянно пытался ей что-то сказать. Ах, какие живые эмоции! Казама залюбовался этим взглядом и снова так увлекся, что был тут же за это наказан, получив по ступне деревянной подошвой гэта, когда мерзавка изо всех сил с размаху наступила ему на голеностоп. Демон взвыл, яростно выругался и от боли выпустил Райки из рук, чем она немедля воспользовалась, вырвавшись и метнувшись с невероятной скоростью к замкому, но веревочка на ее гэта лопнула, девушка запнулась, и Казама успел ухватить прядь ее волос. Однако замком тоже успел схватить падающую девчонку и дернуть к себе, прижимая, уводя быстрым движением руки за спину и закрывая своим телом, так что лишь вырванная прядь осталась в руках демона. Чикаге сначала с досады цыкнул языком, но тут же обрадовался – теперь фукучо оказался в крайне невыгодном положении. Как-то раз Чизуру так же умудрилась вырваться из рук Казамы, впрочем, тот ее не особенно и держал, желая посмотреть, что будет дальше, и когда замком тем же движением прижал Юкимуру к боку, прикрывая своим телом, та прилипла к нему и повисла на его плече так, что двигаться, а тем более сражаться со слишком быстрым для него демоном, возможности у замкома не осталось вовсе. Но Райкиден, коротко взвизгнув от боли из-за вырванных волос, не растерялась и тут же, будто обтекая, скользнув Хиджикате за спину, уходя из-под его руки и полностью освобождая его, оказалась позади, да еще и отскочила подальше, чтобы не мешаться, сбросив вторую гэта. Умная девочка! Как она чувствует его, этого проклятого замкома Хиджикату – с полувзгляда, с полувздоха! Все сделала, как нужно, хотя он ей ни слова не сказал, они лишь обменялись взглядами. Так могут чувствовать друг друга лишь близкие люди. Ну что ж, тем интереснее. Казама нарочито медленно обнажил клинок, окидывая взглядом диспозицию. Слева Амагири мутузил своим пудовым кулаком тощего изящного мечника-левшу. Позади, упражняясь в сквернословии и остроумии, переругиваясь и похохатывая, перемежая свою приятную беседу ударами и выстрелами, задорно гоняли друг друга по аккуратной лужайке Ширануи и Харада. Напротив, сверкая сиреневыми глазами, полными бешеной злости, стоял в боевой стойке Хиджиката, позади него на некотором расстоянии Райкиден, и сейчас до нее никак не дотянуться, минуя замкома. А вот чуть правее, почти у ног Казамы, в полуобморочном состоянии все так же валялась и тряслась Чизуру, у которой даже не хватило ума отползти подальше, пока эта ненормальная девица пыталась дать ей фору, жертвуя собой. Что же они так любят жертвовать собой, эти глупые людишки? Впрочем, сейчас это не имело значения. Ухватить Юкимуру он как раз успеет, хотя после увиденного яростного сопротивления той, другой, сейчас хотелось лишь потыкать Чизуру носком дзори, понуждая произвести хоть какое-то действие и заставляя соображать ее бесполезные мозги. Но что за невезение – Райкиден, видимо, поняла по его оценивающему взгляду, как он вознамерился поступить дальше, и бросилась к Чизуру. Она что, совсем сошла с ума и опять сама идет к нему в руки? Но тут же наперерез ему бросился бешеный замком, прикрывая девушку и отрезая демону путь, словно теперь была его очередь с полувздоха, с полудвижения понимать Райкиден. Все четверо оказались рядом практически одновременно – Казама и Хиджиката сошлись клинками, со звоном высекая искры, а Райки схватила Чизуру подмышки и потащила ее прочь, подальше от зоны досягаемости демона и чтобы не мешаться под ногами Хиджикате, после чего зарядила ей три звонких оплеухи наотмашь то тыльной, то внешней стороной руки, крича: «Да приди же ты в себя, наконец, рохля!» Пока демон развлекался с опять ставшим таким привычным и понятным замкомом, обнаружившим, что обе девушке вне опасности, а потому не таким озверевшим, как несколько мгновений назад, Райкиден успела уволочь Чизуру в дом, и вскоре оттуда посыпались солдаты, и даже сам Кондо Исами прибежал, так же, как и его заместитель, в дзори на босу ногу, не стесняясь своего нумаки24, в наспех накинутом поверх него форменным хаори25 и с всклокоченными волосами, отчего казался еще более забавным. А от ворот неслись еще двое – молодой мальчишка с развевающимся хвостом на макушке и крепкий детина в косоде нараспашку до пупа. А, старые знакомые, Тодо и Нагакура. Как всегда, возвращаются из самоволки. Вовремя. Развлечение перестало быть интересным. Двух персон, которые могли как-то повлиять на резвость этой забавы, к этому времени в поле зрения не было, а такое количество людей уже не предполагало игры – если они навалятся кучей, трем демонам придется обороняться по-настоящему. Однако положить здесь весь Шинсенгуми в планы Казамы не входило – хоть они и были отъявленными головорезами и врагами клана Сацума, с которым демону приходилось сотрудничать, лишать себя последнего развлечения Казама не желал. К тому же, влиять на политическую обстановку сам он не собирался, а уничтожение Нового ополчения – опоры сёгуната26 в Киото – означало слишком подыграть империалистам. Он отступил на шаг, затем еще на один и медленно вложил клинок в ножны. - Уходим, здесь больше нечего делать! – скомандовал демон своим приятелям. - Эй, куда же ты? Я еще не закончил с тобой разговор! – крикнул Хиджиката. Казама, едва оглянувшись через плечо, презрительно бросил: - Пф-ф… А я с тобой и не разговаривал. Через мгновение демонов уже не было. Чикаге, сидя на своем излюбленном месте – на подоконнике у широкого окна – и покуривая, размышлял над произошедшим. Луна медленно катилась к горизонту, и с противоположной стороны небо начало светлеть, возвещая, что скоро рассвет. Демону не спалось, хотя, казалось бы, вылазка была удачной, и цели своей он достиг – переполох вышел знатным. Чикаге даже не рассчитывал, что перебудит весь Шинсенгуми и заставит их побегать в ночном белье. Он планировал подразнить лишь пару-тройку капитанов и, конечно же, замкома Хиджикату. Но результат превзошел все ожидания благодаря этой кошмарной девице. Выходит, Казаме стоило поблагодарить провидение, ниспославшее ему эту Райкиден – мало того, что из-за нее так взбледнул лицом Хиджиката, так она еще подняла весь гарнизон ему на подмогу, даже Кондо-сан без штанов прибежал. Это действительно было весело… Было бы весело, если бы не нанесенное этой сучкой оскорбление. При воспоминании об этом кровь каждый раз приливала к благородному лицу демона, и щека, казалось, горела до сих пор. А воспоминания эти, как Чикаге ни гнал от себя, уходить не желали. Он даже готов был забыть тот издевательский укус, от которого уже и шрама-то не осталось благодаря врожденной особенности демонов к ускоренной регенерации тканей. Но эта пощечина то и дело всплывала в памяти, заставляя стискивать зубы от обиды и ярости. И еще тот язвительный смех, и тот взгляд – бешеный, полыхающий, в котором не было ни тени страха. Если бы Казама не знал, что это всего лишь человеческая самка, он мог бы подумать, что так могла бы смотреть только гордая и бесстрашная чистокровная они. Но эта девица либо была такой же сумасшедшей, как все в Шинсенгуми, а, как известно, сумасшедшие не ведают страха, либо она боялась демона до одури, и именно ее ужасом и были вызваны эти безрассудные, отчаянные бесстрашие и гордость. В который раз демон с досадой подумал о том, что если бы Чизуру даже при ее скромной внешности полевой мыши обладала такой же смелостью, гордостью и дерзостью, возможно, он даже не смел бы устраивать подобных игрищ, относясь к ней с вежливым почтением и уважением, как и положено к равной по статусу женщине. А может быть, он бы даже влюбился. Что движет этими людьми, когда они вот так бросаются защищать друг друга, рискуя расстаться с жизнью? Что заставляет их перед лицом смертельной опасности гордо поднимать голову, смело смотреть в глаза, язвить и насмешливо улыбаться, порой вызывая невольное уважение и досаду, что даже некоторые демоны на их фоне выглядят жалкими и унизительно слабыми? И почему большая часть таких людей из всех, кого демону довелось встретить на своем пути, собралась вместе в этом непонятном отряде, готовом служить не за страх и деньги, а за совесть, долг, честь и дружбу? И снова размышления уперлись в воспоминание о пощечине. Это было невыносимо. Такие оскорбления не прощаются, они смываются кровью. И нет никакого оправдания в том, что нанесено оно было женщиной. Но если отбросить в сторону все обиды, девчонка была чудо как хороша – столько экспрессии, столько яростной смелости, столько живых эмоций… Казама машинально потер на руке место укуса. Интересно, что же связывает ее и замкома Хиджикату, что тот так взбеленился, увидев ее в руках демона? Если она дорога ему, то игра действительно станет на порядок интереснее. По крайней мере, возможно, фукучо перестанет просто выпендриваться, аргументируя свои действия тем, что он лишь защищает тех, кто просит у них защиты, и начнет яростно сражаться из страха потерять самое дорогое? Или он просто спит со всеми женщинами, которых защищает? Нет, вряд ли… Его реакция сегодняшней ночью была совершенно иной, чем раньше. За Чизуру он так не боялся. Решено. Новой целью игры демона станет эта несуразная девица по имени Райкиден, и там будет видно, чем все обернется. Надо только вызнать, где замком прячет девушку на территории штаб-квартиры, чтобы действовать наверняка. И со временем, когда опять надоест играть, наказать Райкиден за эту пощечину, которую забыть и простить он не сможет никогда. Наутро Казама дал задание Ширануи и Амагири добыть любую информацию о Райкиден: где она бывает, когда, при каких обстоятельствах, где может находиться ее комната при расположении Шинсенгуми, все отношения, которые ее могут связывать с замкомом и другими членами отряда – любые крупицы, способные расцветить уже порядком поднадоевшую игру и добавить ей задора и азарта. Спустя два дня Кё и Кюдзю уже докладывали Чикаге то, что сумели разузнать. Казама слушал, задумчиво покусывая подушечку большого пальца. Ширануи, бесцеремонно усевшись на высокий европейский стол, болтал длинной худой ногой и вертел в руках револьвер, а Амагири басил докладом: - Райкиден дочь французского хирурга Армана Касселя и дочери чиновника из хана27 Айзу Акизуки Акино. - Боги, она еще и полукровка… – вздохнул Казама. Теперь стало понятным, почему ее лицо вызывает странные ощущения – перемешавшиеся гены матери-японки и отца-француза сделали свое дело. - А что здесь забыл французский хирург? - Он решил посвятить свою жизнь развитию медицины в Японии и изучению, в свою очередь, восточной. Прибыл в Японию двадцать с лишним лет назад с группой христианских миссионеров. Плотно сотрудничает с бакуфу28. Видимо, родственные связи с Айзу повлияли на его политические предпочтения, а может быть, собственные убеждения и лояльность к сёгуну. Помимо одного из местных врачей Кассель является штатным доктором Шинсенгуми. - А что, им своего врача мало? – удивился Казама. - Местный врач не специалист в современной европейской хирургии, которая значительно ушла вперед относительно нашей, а комсостав Нового ополчения имеет довольно прогрессивные мозги, и они не могут не понимать, что врач такого уровня для них просто находка, – пожал плечищами Амагири. - Ладно, опустим подробности, что дальше? - Райкиден не живет на территории штаб-квартиры Шинсенгуми, она проживает с родителями в Сидзё-дори. - Что же она изволила делать посреди ночи в казармах? – красиво вздернул бровь Чикаге. Судя по переполошившемуся и наспех одетому замкому, ответ напрашивался сам собой. Прекрасно! - У капитана первого взвода Окиты Соджи был очередной приступ, он же туберкулезник, и к нему был вызван доктор Кассель, а Райкиден ему помогает, отец учит ее тонкостям науки. Они пришли вместе, – ответил Кюдзю. - Вот как? Интересно! И что, хороша она в науке? – еще больше удивился Казама. О женщинах-врачах демону слышать еще не приходилось, их дальше сестер милосердия не пускали, да и кто доверится врачу женского пола? Надо обладать определенной смелостью и готовностью к неимоверным трудностям, чтобы взяться за такое дело, зная, что никто не захочет признать тебя врачом. - Говорят, хороша – она ассистирует отцу при операциях и даже проводит незначительные самостоятельно. Также говорят, что у нее очень легкая рука. - Невероятно! – покачал головой Чикаге. Вот вам и растрепанная бешеная кусачая кошка, прыгающая под ливнем по лужам босиком! Пожалуй, в этом случае Казама мог бы понять замкома – по их человеческим меркам девица была и вправду исключительной особой. Такая действительно могла бы серьезно взволновать подобного человека, как они-фукучо. Ну что ж, тем лучше. Если Райкиден не живет на территории штаб-квартиры, это упрощает возможность ее поимки, но тогда игра не принесет такого удовлетворения – во-первых, простота задачи уменьшает удовольствие, а во-вторых, если рядом нет Хиджикаты Тошизо, готового вступить за нее в бой, нападение на девушку вообще теряет смысл, разве что только для того, чтобы наказать ее за нанесенное оскорбление, а этого мало. Можно, конечно, дождаться момента, когда она снова окажется в штаб-квартире, но караулить слишком хлопотно, да и время может быть совсем неподходящим. Впрочем, можно ее выкрасть и поставить об этом в известность фукучо, пусть побегает, посуетится, потревожится, поищет и придет сюда. Недурной вариант, нужно его обдумать. - А что насчет нее и замкома? – поинтересовался как бы невзначай Казама. - Мы ничего не заметили. Она приходила в казармы еще два раза, но, видимо, навещала Окиту, приносила лекарства. В один из этих приходов она разговаривала на энгаве29 с Хиджикатой, но с большого расстояния мы не могли слышать, о чем они говорили, а с виду нельзя сказать ничего определенного – они просто стояли, причем довольно близко, но не прикасаясь друг к другу. Разговаривали с четверть часа. В принципе, это довольно долго для ничем не связанных людей. Смотрели друг на друга, улыбались. Райкиден вела себя довольно свободно, без смущения. После разговора она ушла, – ответил Ширануи, все так же крутя на пальце револьвер. - Ясно, – Казама перестал кусать палец и встал. – Продолжайте следить, когда не заняты. Вот так значит – близко стояли и улыбались. Взглянуть на флиртующего замкома было бы забавно – обычно он ведет себя как взбешенная или надменная скотина. - Казама, зачем она тебе? – поинтересовался Ширануи. – Ну ладно, понятно Чизуру, но эта девчонка за каким ёкаем тебе сдалась? Нам больше заняться нечем, как за ней следить! - Если ее что-то связывает с замкомом, через нее я смогу добраться до него, – пожал плечами Чикаге. - Да ты и так в любой момент можешь добраться и до него, и до Чизуру, и до всех в Шинсенгуми. Какой-то ерундой ты занимаешься! – фыркнул Кё. – Я, кстати, не могу понять, зачем все эти периодические пляски с бубнами вокруг Чизуру, когда мы давно уже могли забрать ее. Женился бы, запер ее под замок и в ус бы себе не дул, плодил бы маленьких продолжателей рода Казама. Зачем нам весь этот балаган? - Не твое дело. Мне интересно играть с ними, с этими плебеями, возомнившими себя самураями, и особенно с этим фукучо, который посмел назвать себя демоном, – ответил раздраженно Чикаге. - Ой ли? Ты уже добрую сотню раз мог разделаться с каждым из них по отдельности и со всеми вместе. И с замкомом у тебя сколько случаев было? Вместо того чтобы прикончить уже, наконец, его на поединке, ты каждый раз бросаешь все на середине и уходишь. Я не понимаю этой игры, – по-кошачьи спрыгнул со стола Ширануи. - От тебя никто понимания и не ждет. Делай, что тебе говорят, а остальное тебя не касается. Тебе весело, ты развлекаешься, ты каждый раз встречаешь того копейщика, как родного брата после долгой разлуки, и сам почему-то не стремишься его убить, – прищурился Казама. - Хе, – ухмыльнулся Кё, – я и не хочу его убивать. Он мне напоминает одного моего друга. С Харадой действительно весело. - Вот и мне с Хиджикатой… Кхм… Весело, – отрезал Чикаге. - Ага, только я что-то не вижу особого веселья на твоем лице, когда ты с ним дерешься. - А что, мне плясать от радости что ли? - Девка тебе зачем? Лишние ведь проблемы! Чизуру демон, ты собираешься на ней жениться, хоть она и не особенно счастлива от такой перспективы и, по-моему, с гораздо большим удовольствием побежала бы замуж за этого замкома, разве что он ее не зовет. Тут, по крайней мере, у тебя есть хоть какая-то причина и оправдание. Но из-за этой полукровки может выйти большой скандал, и потом проблем не оберешься. За нее может впрячься не только Шинсенгуми, но и европейские друзья ее папеньки, и родственники из Айзу, да и вообще это могут выставить как происки империалистов против законной власти. Мы подставим Сацума и Чошу. Ты соображаешь, чем это может обернуться? – поинтересовался Ширануи. - Разве ты когда-нибудь боялся проблем? – изогнул губы в язвительной улыбке Казама. - Я – нет, но я хотя бы должен видеть в этом смысл, чтобы затевать какое-то дело. Бессмысленных проблем на свою задницу мне не надо. У меня и так их хватает, с тех пор как я связался с тобой и с людьми из Чошу. - Она мне нужна – этого объяснения тебе достаточно? – бросил Чикаге. Ну не напоминать же, в самом деле, о пощечине и своем позоре лишний раз! - Ха! – радостно гоготнул Ширануи. – Неужто наш гордый сноб запал на полукровку? - Заткнись! – рявкнул Казама. – Ты в своем уме?! - А что такого? Интересная девочка, красивая, смелая, жалко, что не демон, а так бы самая пара для тебя была бы! – продолжал глумиться Кё. - Убью! – зашипел Чикаге, побледнев и полыхая глазами, резко подаваясь вперед и чуть не свалившись с подоконника. - Все, все, молчу, не то по шее получу, – примирительно поднял руки Ширануи, но было видно, что он совершенно не испугался, а в аметистовых глазах плясало веселье. – Ты скажи, если она в самом деле тебя не интересует, я бы ей занялся. Мне понравилась. Я не такой разборчивый, как ты, а жениться меня пока никто не заставляет. - У вас что, никаких дел нет? – вконец разозлился Казама, резко запахивая полы задравшегося кимоно, когда он чуть было не сверзился с окна. - Пошли, Амагири, следить за нашей красоткой. Влюбленные демоны такие нервные! – фыркнул Ширануи, ловко увернувшись от запущенного в него Казамой дзори и хихикая над несущимися в спину проклятьями. Спустив пар и прошлепав одной ногой в дзори, другой в таби по полу, Казама поднял вторую сандалию, нацепил и сердито взъерошил светлые волосы. - Ширануи! – злобно пробурчал себе под нос Казама, возвращаясь обратно к окну и забираясь на подоконник. – Занялся бы он! Я тебе займусь! Я не позволю тебе испортить мне такую игру!