***
− Хин, с тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила Карин, нахмуренно таращась на кабинку женского туалета. – Тебе плохо? − Дай мне пачку салфеток, пожалуйста, − послышался сиплый голос подруги, после чего девушка снова начала хрипеть. − Что такое? – хмуро поинтересовалась Ино, входя вместе с Сакурой в туалет. – Что с ней? − Что именно, не знаю, но ее рвет уже вторую перемену, − Карин сунула под дверку кабинки пачку салфеток и вытерла пот со лба. − Она что… − Ага, воздушно-капельным путем, Ино, именно, − хрипло рассмеявшись, произнесла Хината, выходя из туалета, в котором просидела почти всю перемену, и вытирая салфеткой подбородок. – Петух в вине по-французски отменяется. Так маме и скажу. Девчонки с минуту хлопали глазами, наблюдая за подругой, которая полоскала рот, опираясь о раковину руками. Сакура, чуть подумав, вытащила из кармана джинс мятную жвачку и протянула ее брюнетке. Та с благодарностью кивнула, кинула в рот сразу несколько подушечек и устало выдохнула. − Так ты объяснишь нам, что происходит? – тихо спросила Карин. − Да нечего тут объяснять, правда. Меня же не было три дня в школе? – девчонки кивнули. – Это мама завербовала меня на дегустацию всех блюд, из которых будет состоять меню. До свадьбы чуть больше месяца осталось, а мама все равно беспокоится, что мы ничего не успеем. Видимо, я траванулась всеми этими изысканными блюдами, − Хина скривилась, − который день уже тошнит. И да – даже не пробуйте петуха в вине по-французски. Дичь дикая. − Ну ты даешь, Хьюга, − Сакура издала нервный смешок. – Не заставляй нас так волноваться, а то на свадьбе одна останешься. − Эй, вы что, не придете? – Хината в волнении выпучила глаза, взгляд так и бегал от одной к другой. − Рехнулась, что ли? – Ино скрестила руки на груди. – Мы тебя там одну на съедение не оставим, − Карин и Сакура синхронно кивнули. «Раз уже этот ушлепок Узумаки ничего не делает, хоть кто-то же должен тебя поддержать!» − грустно подумала Ино.***
Сакура медленно брела по школьному коридору, задумчиво потирая указательным пальцем кончик носа. Вся эта ситуация с Хинатой доводила ее до дрожи. В буквальном смысле. Сакура просто не могла поверить, что через какой-то месяц после сдачи экзаменов ее подруга станет носить кольцо на безымянном пальце. И больше не будет носить фамилию Хьюга. И, скорее всего, будет под пристальным надзором мужа и его семьи. И не будет больше вот так запросто видеться с ними, девчонками. Получается…в их жизни вообще Хинаты Хьюги больше не будет? Если, конечно, не произойдет какое-нибудь чудо. И под «чудом» подразумевался, естественно, один балбес, который с какого-то перепугу после весенних каникул перестал посещать школу вообще. Сегодня, видимо, Узумаки встал не с той ноги, раз решил заглянуть в родные края. Ни Сакура, ни девчонки, ни, кажется, даже мальчишки не знали, чем он занимается и почему прогуливает уроки. На звонки он отвечал раз в день, а если и появлялся в сети, никогда не перезванивал. Постепенно все смирились и отстали от него, хотя и не понимали, что вообще толком происходит. Одно знали точно – администрация школы была в курсе причин, по которым Наруто перестал появляться на занятиях. Сакура сама стала этому свидетельницей: недели полторы назад она сидела в кабинете Цунаде-самы и заполняла разные бумаги как староста класса, когда внезапно на пороге кабинета появилась Узумаки Кушина, мать Наруто. Она и Цунаде проговорили чуть ли не час, после чего женщина раз десять поблагодарила директрису и удалилась. Разговора Сакура не слышала, но поняла, что все очень серьезно. А почему серьезно – не знал никто. Кроме Учихи, разумеется. Тот лишь ухмылялся, когда ребята на первых порах трубили тревогу по поводу Узумаки и стали выпытывать у него, в чем вообще дело. Гаденыш только издевался, но не сказал ни слова. Сакура не была согласна с Ино, которая еще до начала каникул вбила себе и всем в голову, что Узумаки решил забить на Хину. Сакура знала Наруто – пусть и не так хорошо, как Саске или другие парни (она с ним знакома-то всего ничего, в конце концов!), но уже изучила его вдоль и поперек. Этот парень выучил всю алгебру с физикой к промежуточной аттестации. С нуля. Ни разу не пожаловавшись. Ни слова не сказав. Просто потому что – так надо. И сейчас глаза его горели так же, как и тогда, когда он решал очередную задачку повышенного уровня в ее комнате. Этот парень не знает, что значит сдаваться. И не сдастся – ясно же. Только почему он продолжал игнорировать Хинату, Сакура понять не могла. Это жутко бесило. Почему он не разговаривает с ней? Почему проходит мимо, даже не взглянув? Почему не поддерживает? Почему не находится рядом? Чем он занимается? Это важнее Хины? Правда важнее? Или все – прошли чувства, завяли помидоры? А, Узумаки, ты больше не любишь Хинату Хьюгу? А если любишь, почему ты сейчас не с ней, когда девчонки увели ее прямо с урока в туалет, потому что ее снова затошнило? Сакура, не выдержав, приземлилась на пятую точку и привалилась спиной к стене, чувствуя, что начинает сходить с ума. Запрокинула голову, вперилась усталым взглядом в потолок и вдруг вспомнила улыбку Хины. Легкую такую. Твердую. Настоящую. Как у нее вообще хватало сил улыбаться? Сакура не понимала. Будь она в ее ситуации, она бы истерила, орала на родителей, сбежала бы из дома, прибила бы Узумаки за такое поведение и, наверное, повесилась бы в конце концов. А Хината... Ни слова в адрес родителей. Ни единой жалобы. Ни слез, ни хрипоты в голосе, ни проклятий. Твердая походка, ласковый взгляд и легкая улыбка – вот и вся их родная Хината Хьюга. Как на ладони. Сильная и хрупкая одновременно. И…уверенная. Хината вся источала эту уверенность и передавала эту уверенность другим. А в чем она была уверена, никто так и не мог понять. Ее спокойному поведению лишь удивлялись и мысленно восхищались. И в итоге поняли и приняли, что Хината Хьюга – сильнее духом их всех вместе взятых. А значит, что они и сами должны быть такими же сильными. А потому перестали каждый раз взволнованно смотреть на нее и спрашивать, как она себя чувствует и не нужна ли ей какая-нибудь помощь. Хината Хьюга пройдет через весь этот ужас с гордо поднятой головой. А они с гордо поднятой головой будут ее поддерживать. Вот так-то. − Зад отморозишь. Она не отрывает взгляда с потолка. Лишь слабо улыбается и, когда он плюхается рядом на пол, устало приваливается головой к его плечу. Слышит его цоканье и улыбается еще шире, закрывая глаза. − Вижу, не одна я решила свалить с алгебры. Саске хмыкает. − Асумы все равно нет. А на замену тащиться не охота. Хотя народ там снова решил в «Мафию» порезаться. И голову убери, тяжелая. − Потерпишь, − Сакура сладко зевает и блаженно зарывается носом в жесткую вязку его свитера. Саске без единой эмоции на лице буравит взглядом ее макушку. – Блин, я спать хочу. Прикинь, вчера Яманака с Узумаки вообще рехнулись. Где-то до половины четвертого утра травили анекдоты и ржали, как ненормальные. Я вообще не выспалась, а этим коровам хоть бы хны, а еще… − Харуно, мы не встречаемся. Мне плевать, чем вы занимались вчера, позавчера и месяц назад. Сакура не открывает глаз, не вздыхает, не кроет его матом с ног до головы и даже не шевелится. Саске пустым взглядом смотрит на противоположную стену школьного коридора. В ее сумке надрывается в вибрации телефон. − Как думаешь, родители Хины позволят нам присутствовать на свадьбе? А то мы ей так здорово пообещали, что будем там, чтобы поддержать ее…Будет трындец, если нас туда вообще не пустят. Знаешь, я ей поражаюсь. Она так спокойно ко всему этому относится, будто не замуж выходит, а…не знаю, собирается писать тест по английскому. Глупое сравнение, но все же. Хина всегда была сильна в английском. Эй, Учиха, а если бы это я сейчас выходила за незнакомого мне человека, ты бы пришел на мою свадьбу? Она чуть ерзает, прижимает к себе ноги калачиком и сползает, уткнувшись лбом в его бок. Блаженно сопит и хватается пальчиками за низ его свитера. − Ты меня плохо слышала? – от грубости в его голосе даже у него самого мурашки идут. – Я же сказал, что я не… − Как-то раз, когда мне было лет пятнадцать или шестнадцать – точно не помню, − отец намекнул, что мне, скорее всего, придется выйти за кого-нибудь из сыновей его партнеров, чтобы расширить свой бизнес. Я тогда ушам своим поверить не могла. Закатила такую истерику, что разбудила братишку, а он, если уж проснется, так его больше и не уложишь, − она тихо смеется. – От моего крика стены ходуном ходили… − Харуно. − Думаю, тогда у отца раз и навсегда отпало желание делать что-либо против моей воли. И правильно, ведь… − Твою мать, да ты слышишь меня?! – орет на весь коридор, резко хватает за плечи и отрывает ее от себя, встряхивает так, что она невольно жмурится и на автомате хватается за его запястья. Поморщившись, открывает глаза и смотрит спокойно-спокойно, в то время как он заходится в тяжелом дыхании от гнева и метает глазами молнии. Ловит себя на мысли, что сжимает ее худые плечи слишком сильно и сглатывает, но хватку не ослабляет. Может, хоть так до нее дойдет. До нее не доходит. − Мы с отцом больше никогда не поднимали эту тему, но я не раз представляла себе, что выхожу замуж за нелюбимого человека. Так что вопрос прежний. Ты бы пришел на мою свадьбу, Саске? У нее губы все искусаны. И обветрены очень сильно. Он едва сдерживается от желания прикоснуться к ним и на мгновенье закрывает глаза. Убирает руки с ее плеч, хватает сумку и поднимается. − Нет. Не пришел бы. Она улыбается, кивает самой себе и снова прислоняется к стене, возвращаясь в то же положение, в каком он нашел ее, когда бесцельно бродил по коридорам несколько минут назад. − Я и не сомневалась. Он вешает сумку на плечо, сует руки в карманы джинс и уходит в сторону лестницы, не обращая внимания на все еще вибрирующий в ее сумке телефон, закусанные-перекусанные до крови губы, расслабленную улыбку на ее лице, закрытые в полудреме глаза и собственные руки, что ходили ходуном.***
− Зомби-апокалипсис настанет быстрее, чем ты съешь этот несчастный салат. − Заткнись, − незлобно бросила Ино, старательно выковыривая из своего блюда всю морковь. – Бр, аж мурашки по коже идут, когда только смотрю на нее. − Я помню, как в детстве ты точно так же выковыривала из всех блюд морковь и швыряла ее в меня, − Шикамару вздохнул, попивая сок. − Я бы и сейчас ее в тебя швырнула, − Ино окинула презрительным взглядом кишащую учениками столовую, − если бы тут весь учительский состав не обедал. Так что живи. − Благодарю, о ваше великодушное высочество, − Нара зашелся в издевательском поклоне, едва не пролив при этом свой сок и чашку с ее чаем заодно. – Так значит, все прошло отлично? Я про ваш с Инузукой поход в родные пенаты. Ты так толком и не рассказала. Ино, высунув язык, отделила последние остатки моркови от своего овощного салата и, издав победный клич, начала наконец-таки поедать свой обед. Шикамару только вздохнул, качая головой над ее поведением. − Ну, отлично – это громко сказано, но в целом все прошло хорошо. Отец, конечно, едва не довел Инузуку до белого каления, − Ино хихикнула, вспоминая дурачества отца, − но это так, детали. Они отлично поладили. Даже мама постепенно оттаяла, хотя и не переставала смотреть на Кибу, как на врага народа. Повезло, что там был Давид. Она смотрела на них по очереди и мысленно убивала одного за другим снова и снова, − блондинка засмеялась. Шикамару улыбнулся, примерно представляя, что конкретно вычудила семейка Ино. − Тогда мои поздравления! − Спаси-и-бо! – Яманака светилась, как лампочка в двести двадцать вольт, и Шика поймал себя на мысли, что очень рад видеть ее такой радостной и действительно счастливой. – Кое-кто, кстати говоря, мне тоже кое-чего толком не рассказал. Ино отложила тарелку с салатом в сторону, сложила руки в замок, оперлась на них подбородком, улыбнулась своей самой противной улыбкой из всех ее противных улыбок и с готовностью сщурила глаза хитро-хитро, буквально въедаясь взглядом в друга. Шикамару устало вздохнул и подумал, что за ее любопытство когда-нибудь ее точно придушит. И Инузуку заодно. Ибо нефиг Яманаку счастливой делать. А то в таком состоянии она совсем невыносимой становится. − Так ка-а-к так вышло, что ты поехал в На-а-ру вместе с Тема-а-ри? – нараспев произнесла Ино, протянув все гласные и улыбаясь гадко-гадко. Шикамару таинственно улыбнулся, не отводя взгляда от подруги. Яманака взвизгнула, хлопнула в ладошки и, чуть не рассчитав своего восторга, хлопнула руками об стол. Нара поморщился, когда все взгляды тут же обратились в сторону их стола, вот только Ино это не взволновало ни капельки. − Ты чего так улыбаешься, а?! А ну рассказывай, паршивец, чем вы занимались! – Яманака светилась от счастья так, что у Шикамару в буквальном смысле начало слепить глаза. – Ну?! − Да так, ничем особенным, − спокойно отозвался парень, допивая свой сок и по-прежнему смотря Ино прямо в глаза. – Она по большей части таращилась на оленей и строила планы по захвату города. А я ходил по местам детства и удивлялся, как там все изменилось. А еще он временами накуривался сильно-сильно. Прямо-таки в хлам. А она – так же, временами – вылизывала пепельницу. Но это так. Детали. Шикамару снова расплылся в загадочной улыбке.***
− Ты не был готов к серьезным отношениям. Вот и все, что я мочь тебе сказать. − Кончай язык коверкать, − Феникс зевнул и потянулся. – И кстати, я в пациенты к тебе не нанимался. Будешь сеансы психологии кому-нибудь другому проводить, окей? Я и так психологией в последнее время сыт по горло. − Ты притащился в мой класс – сам, тебя никто не просил, − Анна сурово зыркнула на него, продолжая натирать доску тряпкой. − У нас сегодня сплошные замены, мне было скучно, − Одейр развалился на парте, уткнувшись лбом в сложенные руки. − Хотя бы помог убраться, что ли, − пробурчала Санчес, оглядывая взглядом пустой кабинет, в котором находились лишь они двое: он чуть ли не лежал на первой парте, а она уже невесть сколько времени натирала мыльную доску. – Ненавижу уборки. И почему сегодня именно я дежурю… − А у нас весело уборки проходят, − улыбнулся парень, не поднимая головы. – Мы обязательно раз десять что-нибудь сломаем, переворотим, наорем друг на друга и в итоге превратим кабинет в мусорную свалку. А потом валим и стараемся не палиться. − И что, получается? − Если бы получалось, мы бы постоянно не огребали по полной программе, − хрипло рассмеялся Одейр. – И собрания в нашу честь постоянно не устраивали бы. И дневники не пестрели бы замечаниями. И учителя не хмурились бы вечно, когда прославившийся на всю школу своими выходками 3 «А» просто проходит мимо. Наш класс в глазах учителей – обитель зла и порока. Присоединяйся, у нас есть печеньки. Анна против воли хихикнула. − М-да, весело живете, − шатенка прошла к раковине, намочила тряпку, выжала ее досуха и вернулась обратно к доске, чтобы покончить с ней уже раз и навсегда. Ну или до следующего урока, по крайней мере. – А насчет того, что я сказала, ты все-таки подумай. − Ты это по поводу отношений? – Феникс сложил руки в замок и оперся о них подбородком, заинтересованно наблюдая за ее суматошными передвижениями по классу. − Их самых. Тебе дорога Тентен. И ты ей тоже дорог. Но начали вы неправильно, что и вылилось в то…что вы имеете сейчас. − Неправильно начали? Это как же? − Ты несерьезный. И она тоже. Ну или были такими, по крайней мере. Не воспринимали ваши чувства всерьез. Вообще ничего всерьез не воспринимали. Постоянно спускали все на тормоза. Ты вечно куда-то уезжал, тебя никогда не было с ней на выходных. А он был. Феникс не ответил. Нахмурился и снова уткнулся лбом в парту. − Ваша связь вместо того чтобы крепнуть, лишь угасала. Вы сами позволить ей угаснуть. − Позволили, − на автомате поправил Одейр. Она раздраженно закатила глаза. − Так он тебя ей и заменил. Вы даже поссориться нормально не могли, не говоря уже о большем. − В смысле? – озадаченно спросил парень. − Я как-то раз наблюдать… − Наблюдала. − Заткнись! Так вот. Как-то раз видела на переменке, как ссорятся Яманака с Инузукой. Господи, это было что-то с чем-то. Она орала на него так, что у меня звон в ушах стоял, раза три заехала ему со всей дури по лицу, а он потом схватил ее за руки так, что – поклясться могу – был слышен хруст костей. И в стенку вжал. И сказал что-то тихо-тихо, я не расслышала. Но она после этого тут же присмирела. Даже вырываться перестала. Смотрела только на него каким-то полоумным взглядом. Таращились друг на друга всю оставшуюся перемену, а потом начали целоваться и, кажется, даже на урок не пошли. − Эти могут, − кисло выдавил Феникс. − Вот это я понимаю – поссорились. А вы…даже этого не можете. Что ты сделал после вашей последней ссоры? Напомнить? − Не надо, − Одейр поморщился. – Я отправился грабить бар в клубе. Чем она занималась, не знаю. Мы с ней потом несколько дней не разговаривали. − Теперь ясно? − Умная, блин, какая, − вяло огрызнулся парень. – Спасибо за откровения, товарищ Психолог, только я это сам все прекрасно знаю, окей? Ты лучше на своем фронте порядок наведи. А то задолбала уже на Нару пялиться. Анна вспыхнула, как свечка, открыла рот, чтобы высказать ему все по поводу и без, но тут же захлопнулась, хмыкнула и отвернулась. Он снова зевнул, потянулся и встал. − Ладно, пойду я. У нас общество сейчас. Какаши-сенсей, говорят, чего-то там удумал. Будет нас иметь по полной программе, последний урок же, − Феникс скривился и, махнув рукой, поплелся к двери. Не дойдя до нее пару шагов, остановился и развернулся: − Серьезно, Анна. Забудь Нару. Чем скорее, тем лучше. − А ты наладь отношения с Тентен, − буркнула ему через плечо, подметая веником пол. – Чем скорее, тем лучше. − Заметано, − Одейр широко улыбнулся и, насвистывая незатейливый мотив какой-то детской песенки, вышел из кабинета 3 «В» класса. Анна устало вздохнула и в очередной раз прокляла старосту своего класса за то, что именно сегодня, когда она плохо себя чувствует, та влепила ей незаслуженное дежурство.***
− Так, народ! – Наруто, встав перед передней партой, со всей дури шарахнул об нее руками, чтобы привлечь внимание неугомонных и шумевших одноклассников. Какаши-сенсей, оторвавшись от телефона, поднял голову, прошелся по старшеклассникам равнодушным взглядом, убедился, что до начала урока еще десять минут и вернулся к своему гаджету. – Если кто не в курсах, то сегодня все зависаем у меня на квартире! Складываемся как обычно. Парни тут же с энтузиазмом загалдели, девчонки довольно переглянулись и принялись обсуждать предстоящий вечер. − Нормально ты все решил, − усмехнулась Сакура. − Да бросьте, у нас на следующей неделе уже экзамены, − Узумаки беспечно махнул рукой. – Надо же хорошенько оттянуться! − Имейте в виду, мистер Узумаки, − безэмоционально начал Какаши-сенсей, − если по поводу ваших оттягиваний поступит хоть одна жалоба − от полиции, разумеется, − оттягиваться будете в следующем учебном году, когда останетесь на второй год. − И мы вас очень любим, Какаши-сенсей! – рассмеялся Узумаки, запрыгивая на свою парту рядом с Саске. – Ну что, все согласны? Возражений нет? Отлично! − А меня примите? – раздался веселый голос в дверном проеме класса. – Какаши-сенсей, я же не опоздала? − Такахаши! – заорали девчонки, вскакивая со своих мест. Вся орава тут же окружила смеющуюся шатенку в кольцо и с диким визгом принялась стискивать ее в объятиях. − Господи, задушите же! – смеялась Тентен, обнимая каждую подругу по очереди. − Потеряшка ты, блин, где тебя вообще носило?! − Мы соскучились! − Овца ты, Такахаши! – наперебой галдели девчонки, в то время как парни с улыбками наблюдали за воссоединением женской половины их класса. − Я тоже скучала, девчонки! – счастливо выдохнула Тентен, оглядывая каждое родное лицо. − А по нам, значит, не скучала, а, Такахаши? – весело крикнул Суйгетцу, вальяжно развалившись на последней парте первого ряда. Парни поддержали его всеобщим улюлюканьем и перевернутыми большими пальцами рук, мол, какая ты плохая, Такахаши, про друзей своих совсем забыла. Лишь двое всеобщего восторга не поддержали. Неджи, на автомате переглянувшись с Фениксом, поспешно уткнулся в конспекты по обществознанию, в то время как Одейр, подперев щеку рукой, с едва заметной ухмылкой на губах сверлил шатенку таким взглядом, что она чувствовала это даже на расстоянии. Тентен поджала губы, чувствуя, как от его взгляда затылок буквально горит, и уже хотела было развернуться к нему лицом, дабы он наконец прекратил проделывать в ней дырку и ухмыляться – она знала, что он, блин, сейчас точно это делает, − как вдруг ее стиснула в объятиях Сакура и принялась что-то громко тараторить. Такахаши пришлось приложить немало усилий, чтобы отвлечься от мыслей о противном Одейре и сосредоточиться на речевом потоке Сакуры. − …в следующий раз, когда родители захотят тебя куда-нибудь отправить, ты хоть предупреждай, окей? – розоволосая показательно надула щеки. – А то уехала и все, с концами. − Да это как-то спонтанно получилось, даже для меня самой, − Тентен засмеялась. – Я, значит, приезжаю домой, а они такие: хей, дочка, мы едем на горячие источники. А там сеть ни бум-бум. Вот и получилось, что я осталась без связи, − ей послышалось, будто Феникс издал смешок после ее слов, и ее плечи невольно напряглись. Девушка кинула рюкзак на свою парту и с широкой улыбкой повернулась к девчонкам. – Так что вот так! Приехали только вчера вечером. Блин, я безумно по всем соскучилась! − Надеюсь, по занятиям вы соскучились не меньше, чем по своим друзьям, мисс Такахаши, − подал голос Какаши-сенсей, отвлекшись от своего телефона. − Даже не сомневайтесь, учитель, − засмеялась Тентен. – По обществознанию скучала больше всего! − Это радует, − мужчина встал возле своего стола и хлопнул в ладоши. – Так, все! Рассаживаемся по местам, уверен, мисс Такахаши о своих каникулах поведает нам чуть позже. А у нас последний урок, если еще кто-то помнит. − Забудешь, как же! – хмыкнул Суйгетцу. – Вся школа только и трезвонит о том, что сегодня – последний школьный день. − Ну, формально, последний школьный день у выпускников, то есть у вас, − Какаши-сенсей, на глаз проверив, все ли учащиеся присутствуют, сделал пометки в классном журнале. – А других лишь ждут переводные экзамены, после чего мы снова с радостью примем их в наши уютные объятия. − Звучит жутко, − Наруто скривился. − А если вы, дорогие выпускники, завалите хоть один экзамен, в наши уютные объятия мы примем и вас тоже. − Гоу учиться, народ, − мрачно провозгласил Саске. − Об этом раньше надо было думать, мистер Учиха. Экзамены стартуют на следующей неделе, и суматошная зубрежка вряд ли вам поможет. Ну да ладно, сейчас речь не об этом. − Только не говорите, профессор, что вы собираетесь нас домашние параграфы спрашивать, − устало протянул Суйгетцу, отвлекаясь от игры в «Крестики-нолики», в которую играл с Казуки всю перемену. – Это низко – мучить выпускников в последний день учебы, так и знайте. − Домашние параграфы, мистер Хозуки, я никого спрашивать не собирался, но вот вы, пожалуй, останетесь после урока и в ускоренном темпе поведаете мне, о чем мы говорили на прошлых занятиях, − сухо произнес Какаши-сенсей. Суйгетцу со стоном уткнулся лбом в парту, Казуки, сидевший рядом, издал некое подобие смешка и ободряюще похлопал друга по плечу, в то время как все остальные заходились в истерическом смехе и с не прикрываемым самодовольством тыкали в надувшегося парня пальцами. − Ну или я могу освободить двадцать минут от урока, и тогда у каждого будет время, чтобы любезно рассказать мне по параграфу. Чтобы мистеру Хозуки не было так обидно. Весь класс тут же притих и все как один пригнули головы ниже. Суйгетцу обвел всех презрительно-самодовольным взглядом и мстительно захихикал. − Отлично, наконец-то наступила тишина, которую я так долго ждал, и мы наконец можем вернуться к уроку. И да, учебники и тетради можете убрать, если они вам мешают, они вам сейчас не понадобятся. − Где-то мы это уже слышали, − пробормотала Карин, запихивая толстый учебник в сумку. − Совершенно верно, мисс Узумаки, − учитель встал возле доски и стал что-то писать на ней мелом. – Надеюсь, все помнят наш урок по теме «Ценности», и так же надеюсь, что вы подумали об этом на досуге. Времени, как мне кажется, было предостаточно. Все проходит в том же русле. Единственные изменения – на этот раз отвечают все, и ответы свои вы пишите на листочках, а не проговариваете вслух, как было в прошлый раз. И – да, разрешаю не подписываться. Меня не интересует, что думает тот или иной из вас, мне интересно мнение класса в целом. − И чем же вызван столь глубокий интерес, Какаши-сан? – вальяжно спросил Саске, поигрывая с шариковой ручкой. − Тем, что вы – выпускники, мистер Учиха. Должны же мы знать, чему вы научились за эти годы. − Но речь сейчас идет не о знаниях, − заметила Ино. – Какой тогда в этом толк? Вот если бы вы нам глобальный итоговый тест устроили, это было бы понятно. − Ваши экзамены – и так один сплошной тест, мисс Яманака. Вот после их сдачи мы и узнаем, какие знания вы приобрели и приобрели ли вообще. А меня не знания интересуют. Я хочу понять, с каким багажом нравственных качеств вы выходите в люди и помогут ли вам эти качества в дальнейшем. Я хочу понять, что вы собой представляете как люди, а не ученики, и стали ли вы этими самими людьми за все эти годы. Будет обидно, если задачки повышенной сложности вы будете щелкать, как орешки, а через умирающего на улице человека будете переступать и морщиться в отвращении. − Думаете, мы бы так поступили? – тихо спросила Сакура. − Кто знает, мисс Харуно, − мужчина пожал плечами. – Жизнь не раз побросает вас из стороны в сторону. И сломает вас не раз. Я не знаю, какими вы станете в будущем, но мне важно понять, какие вы есть сейчас, в этот самый момент. Поэтому – вперед. Тема вам прекрасно известна, можете писать, что в голову придет. До конца урока у вас есть сорок пять минут. Можете занять перемену, если необходимо. 3 «А» нахмуренно переглянулся, устало вздохнул и принялся синхронно вырывать листки из тетрадей. Сакура быстро пробежалась глазами по написанному и довольно потянулась. Девушка оглянулась, дабы проверить, кто еще такой «умный», как она, остался на перемене, и, в общем-то, даже не удивилась, когда обнаружила, что сидит в классе одна-одинешенька, не считая Какаши-сенсея. Харуно хихикнула себе под нос, подумав, что за этот год эти ребятки ни каплю не изменились: любовь к урокам, знаниям и просто «высшему» им никто так и не смог привить. − Вы закончили, мисс Харуно? До начала следующего урока две минуты. − Да, профессор, сейчас. У нас дальше все равно очередная замена. Сакура стояла, как вкопанная, и просто смотрела на пустые стулья и пустые парты, валявшиеся на полу ручки и со всей любовью старшеклассников изрисованные углы стен, оставленные кем-то тетрадки на подоконниках и несчастные шкафы, которые выдержали не одну атаку неугомонных выпускников. Казалось бы, она проучилась тут целых три года, а по-настоящему родной эта школа стала именно за последние восемь месяцев, таких насыщенных, ярких, одновременно веселых и грустных, громких и тихих, полных противоречий, но определенно – лучших месяцев в ее жизни. Сколько бы ни говорили, мол, последний школьный день, последние уроки, скоро экзамены – осознание-то, пожалуй, только сейчас начало появляться. То самое, от которого слезы сами собой начали в уголках глаз собираться. То самое, из-за которого, пожалуй, она бы с радостью вернулась на восемь месяцев назад и прожила бы их заново… Сакура быстро схватила пенал, поколдовала хорошенько над своим листком, добавила пару строк к написанному, после чего закинула на плечо рюкзак, положила листок на учительский стол, быстро пробормотала: − Спасибо вам, Какаши-сенсей, огромное спасибо! – и пулей вылетела из кабинета, размазывая соленые слезы вперемешку с тушью по щекам. …потому что. А ведь они сюда, кажется, больше не вернутся. А ведь они, кажется, и не увидятся все вместе больше никогда. А ведь они, кажется, повзрослели.***
(Музыка: London Grammar - Nightcall) Она хищно облизнулась, после чего губы непроизвольно расплылись в кроткой улыбке. Взмахнула ресницами и вытянула руки в стороны так, что выпрямленные пальцы напоминали напряженные струны гитары – только коснись, и вся она тут же разобьется вдребезги. Тряхнула головой, и волосы, завязанные в конский хвост, взметнулись, оттенив пылающие огнем глаза, в которых плясали, казалось, сами черты из ада. Своенравная капелька пота проделала дорожку по гибкой спине и спряталась за резинкой спортивных бридж, вынудив ее чуть вздрогнуть и снова нетерпеливо облизать губы. Гигиеническая помада, которую она щедро намазала на обветрившиеся губы некоторое время назад, пропущенный обед заменить никак не могла, но хотя бы не вызвала такое отвращение, как все те помады, которыми раньше пробовала терзать ее губы Ино. Она прикусила нижнюю губу и, томно сверля его взглядом, стукнула большим пальцем о танцевальный паркет. Нагнулась. Дернулась. И…разбежалась. Суйгетцу заржал на весь танцевальный класс, в котором они находились, когда Карин, разогнавшись, стремительно пересекла весь зал и с диким визгом запрыгнула на него, обхватила его талию ногами и крепко обняла за шею так, будто за ней гнался монстр, а он был единственным спасением на ее пути. Равновесия, конечно же, он не сохранил, но на это, похоже, и был расчет. Пара с оглушительными криками плюхнулась на пол, после чего залилась таким смехом, что услышать, наверное, можно было из коридора, несмотря на льющуюся из колонок громкую музыку. Он вполне не возражал, что весь удар пришелся на его бедную спину, а она вполне не возражала, когда почувствовала, как его руки легли на ее бедра. Он улыбался и смотрел ей прямо в глаза – точно в издевке, в то время как шальные пальцы прочертили дорожку от талии чуть ниже, вроде как случайно задели резинку бридж и замкнулись на спине – мокрой от невыносимой духоты, витавшей в зале, и такого же невыносимого напряжения. Она дышала тяжело-тяжело, сверлила его взглядом, и чуть дернулась, когда почувствовала, как кое-кто очень наглый оттягивает резинку ее спортивного топика. − Кое-кто, кажется, страх потерял. − Кое-кто, кажется, забыл, в какой позе сидит, так что потеря страха оправдана. Она затряслась от смеха и чуть нагнулась, упершись руками в его грудь, и вроде как случайно поерзала бедрами, вынудив его сдавленно охнуть. Он в отместку сжал пальцы на мокрой от пота коже совсем рядом с грудью, и весь ее задор испарился бесследно. Проверяют выдержку друг друга и взгляда не отрывают. Чуть резче, чем хотелось, срывает с нее резинку, и волосы пышным водопадом падают, щекотят его щеку и липнут к ее потной коже. Двигается ближе, так, что до его губ остается несколько несчастных миллиметров, и продолжает дышать тяжело-тяжело, обдувая свои дыханием его лицо, так что он невольно замирает и сглатывает. Ему – вперед поддаться, и вот они – ее губы, чуть искусанные, блестящие от слоя гигиенки, приоткрытые, словно ждут, просят – ну давай же, вперед же, красноватого оттенка, сливаясь в одно целое со свисающими прямо ему на лицо волосами, и глазами теми, что смотрят на него жадно-взволнованно. Ей – вперед поддаться, и вот они – его губы, целовать которые у нее уже вошло в такую привычку, что он уже даже и не удивлялся, когда она вдруг ни с того ни с сего впивалась в него так жадно, будто жить без его губ не могла, а он обычно лишь ухмылялся, да сгребал ее в охапку, и целовал еще яростнее, утоляя и свою жажду тоже. Им – ни миллиметром ближе. Лишь смотрят. И проверяют. И – взрываются в смехе. Карин сползает с него, ложится рядом на спину и, прикрыв глаза, продолжает смеяться, пока он, хрипло посмеиваясь, переваливается на бок к ней лицом. − И что за па ты собиралась сделать? Называется: «Сломай Суйгетцу и получи +1 к карме»? − Примерно так, − Карин снова засмеялась, одновременно пытаясь отдышаться. – А вообще я сначала хотела пройтись по залу и выполнить те движения, которые разучила на прошлой неделе, а тут увидела твою бесячую усмешку и передумала. − Угу, и поэтому решила сломать меня ко всем чертям, − Суйгетцу цокнул. – Танцовщица, тоже мне. − Эй! – она шлепнула его по руке. – У меня бы все получилось, если бы ты не стоял там и не выбешивал меня одним своим видом. Ненавижу, когда меня отвлекают. Он выдохнул, резко приподнялся и уже через секунду навис над ней. Она засмеялась, щелкнула его по носу, отчего он на мгновенье зажмурился, и с издевкой в голосе прошептала: − Страшно-страшно. Жуть. − Так и быть, − он ухмыльнулся, − пощажу. Если расскажешь, что написала в сочинение Какаши. Карин посмотрела на него возмутительно-вопиющим взглядом и презрительно хмыкнула. − Ха, вот еще. В курсе, что есть такая штука, «личная жизнь» называется? − Значит, не скажешь? – он прищурился. − И не подумаю, − смело выдохнула Узумаки, смотря на него этим-ну-давай-что-ты-мне-сделаешь взглядом. Суйгетцу усмехнулся и сделал. Расслабил руки, тем самым прижав ее к полу всем своим весом, отчего она тут же пискнула, и – на десерт – уткнулся лицом в шею. − Блин, убери волосы, щекотно! Хозуки, твою мать, щекотно, тяжело, блин, уйди! – пищала Карин, смеясь из-за его шевелюры, которая щекотила ее шею, и пыталась стряхнуть с себя тяжелого парня одновременно. – Господи, ха-ха, я же сейчас задохнусь, ха-ха… − Так что ты там написала в сочинении? – довольно промурлыкал Суйгетцу. − Пшел вон, − Карин, перестав смеяться, смачно ударила парня коленом под дых, и тот, сдавленно сдохнув, добровольно перекатился на спину. − Сучка. − Кобель. − И я тебя люблю, − Суйгетцу скривился. Карин засмеялась и в издевательском жесте потрепала его по щеке. − Бе-е-дненький. Бо-о-льно, да? − Овца, − вынес вердикт парень, поднимаясь с пола. Суйгетцу, кряхтя, пару раз нагнулся, дабы проверить себя на сохранность костей, после чего повернулся к девушке, что лежала на полу пластом, и, схватив ее за руки, попробовал ее поднять. Карин лишь засмеялась и максимально расслабила тело, отказываясь вот так просто возвращаться в вертикальное положение. Парень чертыхнулся, сильнее сжал ее запястья и принялся тащить ее к выходу. – Умница! Какая добрая девушка! Всю пыль собрала! Уборщицы скажут тебе большое человеческое спасибо. − Здесь нет пыли, − буркнула Карин, после чего резко уперлась босыми ногами в пол, напряглась, лихо выкрутила запястья из его рук и ловко забралась ему на спину. Парень даже не удивился, когда они пару секунд спустя в очередной раз оказались на полу. − Классика, − выдохнул Суйгетцу, кивком головы одобрив позу, в которой они снова оказались. – Правда, не особо люблю, когда сучки сверху. Карин оставалось лишь вцепиться ему в плечи, когда он резко приподнялся и, держа ее за бедра, подмял ее под себя, снова нависнув над ней. И оставалось ей лишь в наслаждении закрыть глаза, когда он таки нашел ее губы и зарылся в ее волосы руками, одновременно поглаживая ладонью ее шею. И закинуть ногу ему на бедро ей оставалось, когда он в нетерпении прижался ближе, не прерывая такого бешеного поцелуя, что такое простое дело, как втянуть в себя глоток воздуха, для обоих стало весьма насущной проблемой. − Что-то кобели тут раскомандовались, − еле выдавила Карин, в отместку за обзывательство укусив его за ухо. Его стон от боли потонул в ее собственном, когда он, оторвавшись от губ, буквально присосался к ее шее. – И ты проиграл, кстати говоря… − Плевать, иди сюда, − выдохнул, сгреб ее в охапку, вернулся к ее губам и подумал, что безмерно рад тому, что она не трахает ему мозги (трахает, конечно, ибо в этом вся Карин, но делает это в другом смысле), не допытывается, встречаются они или нет, принимает его со всеми его прибабахами и не стесняется показывать свои, прямо говорит, если что-то не так, не врет и не притворяется, как это делала Айя, выкидывает все его пачки сигарет и орет на него, если он переходит черту, устраивает эти маленькие сценки, просто чтобы посмотреть на его реакцию, выбешивает временами и заставляет слетать с катушек, но при этом слетает точно так же и сама, и жмется близко-близко, и целует его так, что у него каждый раз крышу сносит, и просто каким-то макаром умудряется вызывать у него улыбку, и каким-то таким же макаром дарит ощущение если не тотального счастья, то, по крайней мере, уюта и комфорта. И – да, они оба прекрасно знают, что он не заслуживает звания идеального парня планеты. И – очевидно же, что постоянные отношения − это не по его части. Но – ему эти ощущения нравятся настолько, что даже из объятий ее выпускать не хочется, несмотря на уже прозвеневший на урок звонок. − Что, литература сегодня без нас обойдется? – шепчет она, забираясь руками под его футболку. − Она без нас, может, и не обойдется, а вот мы без нее абсолютно точно справимся, − он удобнее сажает ее к себе на колени, глухо стонет, когда она начинает царапать ноготками его спину и целует-и-просто-целует. А Карин выдыхает, и трется об него, как дикая кошка, которую сложно приручить, и просто думает, что любовь, которую она так искала и ждала, в которую искренне верила, на поверку оказалась обычной выдумкой всяких там романтиков-любителей. Не в том смысле, что ее не существует, просто даже само это слово – любовь – стало звучать для нее совсем по-другому, как-то слащаво и приторно, ненастоящее и неискренне. Легче было называть вещи своими именами. Привязанность, страсть, уют и комфорт, смех, взаимопонимание, поддержка, желание касаться и видеть улыбку любимого человека, желание защитить его или выбесить до нереальной степени, просто чтобы обратить на себя его внимание – вот вам, пожалуй, все составляющие той самой любви. И всех людей связывают самые разные факторы. Что связывало конкретно их, Карин не знала. Знала одно: она от этого парня без ума. И: ему с ней, кажется, тоже хорошо. И: им с ими безобразными характерами будет сложно построить отношения. Но: они справятся. Карин, может, по сравнению с самой собой почти уже годичной давности и не изменилась нисколько, и умнее и не стала, и думать головой не научилась, и все так же шла на поводу чувств, зато чувствовала себя невероятно счастливой. И ощущала внутри себя полнейшую гармонию. И просто любила – на этот раз не стыдясь. Так она Какаши-сенсею и написала.***
− Ух ты-ы-ы! Просто потрясно! Жалко, что Какаши-сенсей не ведет у нас общество, − Мира вздохнула и бросила быстрый взгляд на настенные часы, украшавшие просторный холл. До начала урока оставалось десять минут. – Это же безумно интересно! − Интересно? – Казуки поперхнулся куском яблока, который секундой ранее закинул в рот. Парень откашлялся и сиплым голосом продолжил: − Серьезно – интересно? Поверь мне, нет ничего интересного в том, чтобы ломать голову и размышлять над своими жизненными принципами и приоритетами. Понятно, конечно, чего добивался Какаши-сенсей, но все равно это жутко муторно. Скучно. Проблемно. Бессмысленно. Синонимов много. Мира прыснула. − А я думала, что тебе нравится учиться. − Учиться – нравится, − шатен кивнул и протянул ей еще один кусочек яблока, который она тут же с удовольствием взяла. – А вот размышлять о невыносимой легкости бытия – это не по мне. Мозги набекрень заваливаются. И вообще – начинаешь копаться в своем сознании, размышлять о мотивах, причинах, почему так, а не эдак, и в итоге приходишь к выводу, что жизнь – херня, а люди в ней – дебилы. − Мне кажется, там как-то по-другому было, – хихикнула девушка. − Может, и так, − Казуки улыбнулся. – Лучше не погружаться во все это. Если не хочешь с ума сойти, конечно. − Спасибо за совет, обязательно к нему прислушаюсь, − пошутила Фермен. – Кстати, ты вот сказал что-то про «невыносимую легкость бытия»…Что-то знакомое… − Книга такая есть. Автор – Милан Кундера. Чтиво не для меня, но тебе, может, понравится. Есть над чем задуматься. А вообще… − Здравствуйте, дети мои! – весело крикнул Феникс, беспардонно плюхнувшись на диван рядом с ними. – Что, готовы к последнему уроку литературы? Мира засмеялась, Казуки цокнул, проклиная друга на чем свет стоит, и запихнул себе в рот еще один кусочек. − И тебе привет, Феникс, − Мира протянула ему раскрошенный на бумаге шоколад, доесть который у нее уже не было сил. – К литературе должны быть готовы вы, парни, а у меня алгебра сейчас. Точнее, замена. Слава богу, что Асумы нет. − Да уж, − Одейр засмеялся, − негоже выпускникам в последний день учебы мозги напрягать. О, Нара! Подь сюда! Шикамару, только-только подошедший к кабинету литературы, повернул голову в ту сторону, откуда доносился голос Феникса, и, заметив всю компашку, устало вздохнул. Мира, Казуки…и Анна вон у подоконника стоит. Небеса благословили, не иначе. Вот только сцен сейчас и не хватало. Феникс, видимо, подумал о том же, когда заметил боковым зрением, как поспешно отворачивается Анна. Девушка, хмыкнув, стала суматошно рыться в рюкзаке, будто что-то срочно искала. И плечи ее таким ходуном ходили, что Одейр просто подумал: все, приехали, эта дурында снова готова зареветь. А потому, смачно выругавшись себе под нос, гаркнул чуть ли не на весь холл, одновременно поднимаясь с дивана: − Нет, я передумал! Нара, стой там, где стоишь! Шикамару, молча офигевая, замер на месте и на пару с такими же ошалевшими Казуки и Мирой наблюдал за тем, как Феникс, взъерошив волосы и что-то пробубнив себе под нос, подошел к Санчес, схватил ее за руку, лихо закинул ее сумку себе на плечо и, не обращая внимания на ее брыканья, потащил ее к лестничному проходу. − Тебе нужно поесть, солнышко! − Ты дебил?! – рявкнула Анна, не оставляя попытки вырваться из его железной хватки. – Я только что обедала, Одейр! Отпусти! − Время десерта! – радостным голосом оповестил парень, не переставая смеяться ни на секунду. − Трындец, − пробормотала Мира, когда эти двое скрылись из виду. Шикамару так и остался стоять возле кабинета литературы и что-то тихо говорил только что подошедшим к нему Тентен и Темари. − И не говори-ка, сумасшедший дом какой-то, − усмехнулся Казуки, окидывая взглядом девушку. – Ты…как? − Я? – Мира удивленно выгнула брови. – А что со мной не так? − Сама знаешь, − тихо проговорил парень, сверля ее взглядом. – Нара Шикамару…все дела. − Ты все портишь, Фучоин Казуки, так и знай, − Мира, надувшись, ткнула его пальцем в бок. Тот сдавленно охнул и тут же рассмеялся. – Я нормально. Правда. Новый год, новая жизнь, все дела…помнишь? − Но ведь чувства-то так быстро не проходят, − заметил шатен. − Не проходят, − Мира согласна кивнула и, нахмуренно посмотрев на оставшиеся на бумаге шоколадные плитки, все же закинула пару штук в рот. – Но пройдут, это я точно знаю. Будешь? Казуки, еще пару секунд поизучав ее проницательным взглядом, улыбнулся, пихнул ей в руки еще одно яблоко и с удовольствием отобрал у нее шоколад. − Как здорово, − вздохнул Шикамару, кинув сумку под ноги. – Меня уже все игнорируют. Зашибись. − Никто тебя не игнорирует, успокойся, − Тема, потянувшись, кинула в него скептический взгляд. – На тебя всем плевать – вот она, правда жизни. − А тебе? – лукаво спросил парень, ухмыльнувшись. − А мне – в первую очередь, − отрезала девушка. Шикамару рассмеялся и перевел взгляд на стоявшую рядом Тентен, которая посасывала какой-то леденец и задумчиво смотрела в сторону лестничного прохода. – Ты чего, ребенок? − Нет, нормально все, − Такахаши мотнула головой, но взгляд так и не перевела. – Просто думаю, с каких это пор Одейр с Санчес возится и так о ней заботится. Шикамару с Темари переглянулись, но так и не нашли, что сказать. Прозвенел звонок, Тентен вынула леденец изо рта, подняла сумку с пола и, криво улыбнувшись, проговорила: − Давайте, ребятки. Последний рывок. А потом оторвемся как следует!***
− Всем отрываться до последнего вздоха, мать вашу! Реплику Наруто все поддержали диким криком, и уже через секунду его квартира, снова ставшая пристанищем покончивших со школой выпускников, взорвалась в хохоте, громкой музыке и шипящих напитках. − И ничего, что через три дня у нас первый экзамен, нет? – даже не надеясь на чудо, спросила Сакура, за раз осушив бокал с яблочным соком. − Так, у кого есть скотч? – Наруто запустил в Сакуру рядом валяющуюся подушку. – Эту даму нужно срочно заткнуть! − У меня предложение куда лучше, − Феникс, хитро прищурившись, щедро бухнул в бокал Сакуры вина, не особо обратив внимания на ее возмутительный писк. – Захочешь добавки, только попроси, Харуно! − Чертов Одейр, − прошипела девушка. Затем, оглядев своих веселившихся на полную катушку друзей, устало вздохнула, мысленно признала поражение и, зажмурившись, за раз выдула весь бокал со спиртным напитком. − Моя школа, − засмеялся Одейр, двигая ей тарелку с закусками. Харуно, подождав пару секунд, пока организм привыкнет к чуть кисловатому спиртному, закинула в рот апельсиновую дольку и довольно зажмурилась. − Так, Одейр, ты там не увлекайся! – крикнула с дивана Ино, разложившись там с Кибой. – А то сопьешь нашу отличницу! − Не волнуйся, Яманака, мне это не грозит, − Сакура, в противовес своим словам, ловко выхватила у отвлекшегося Феникса бутылку с вином и, захватив тарелку с закусками, быстро плюхнулась в свободное кресло. − Все, мы потеряли нашу отличницу, Ино, − со смешком проговорил Феникс, достав со стола еще одну бутылку. Харуно, удобно устроившись в кресле, лишь показала им всем язык. − Блин, просто поверить сложно, что мы это сделали, − выдохнула Тентен, наливая себе апельсиновый сок. – Со школой покончено, народ! − Звучит как тост, − хохотнул Наруто, тут же кинувшись к импровизированному столу. – Ну что, выпьем? − А последний раз за что мы пили? Разве не за то же самое? – крикнула со своего кресла Сакура. − Одейр, будь так добр, − попросил Наруто, раскупоривая бутылку шампанского. − Ноу проблемс, − Феникс, посмеиваясь, дотянулся до Сакуры, одним движением вырвал из ее цепких пальчиков бутылку вина и взамен сунул ей текилу. – Расслабляйся, дочь моя. Папа разрешает. Все засмеялись, Сакура хмыкнула, закатила глаза, но текилу все же приняла, Феникс вернулся на свое место, Наруто поднял бокал с шампанским вверх и начал голосить: − Итак, поднимем бокал шампанского-вина-текилы-водки-всего-что-у-нас-сегодня-есть за окончание тюремного срока! Мы это сделали, черт возьми! − Да-а-а-а! – заорали все, шумно чокаясь, улыбаясь, хихикая, глядя друг на друга если не с обожанием, то с нескрываемой теплотой. Старшеклассники – точнее, уже выпускники – пили, ели, смотрели телек, рассказывали анекдоты и всякие истории, снова пили, произносили все новые и новые тосты, на которые только были горазды их фантазия и настроение, пребывающее на явной высоте, смеялись так громко, что закладывало уши, жались друг к другу в уютной гостиной, которая стала их пристанищем уже во второй раз, и просто – балдели. По-другому и сказать было невозможно. И даже про грядущие экзамены все забыли. Те самые, которые положат начало их взрослой жизни. Потому что решили: экзамены и вся остальная чехарда – через три дня, а сейчас – только и только они, оглушающая музыка, льющиеся через край напитки, их счастливые рожи и – никаких проблем. Темари перетасовывала исписанные ею самой бумажки, с улыбкой наблюдая за действиями своих друзей. Кто-то пил (Наруто – сок, Феникс – сок с текилой, Сакура – просто текилу), кто-то ел (Тентен − салат, Саске – маринованные огурцы), кто-то дремал (Ино и Киба – в обнимку, Шикамару – в непонятно откуда взявшемся пуфике), кто-то смотрел телевизор (Хината и Неджи – какой-то иностранный сериал), кто-то орал (Карин и Суйгетцу – друг на друга), кто-то разговаривал (Мира – по телефону, Казуки – с пытающимся уснуть Шикамару), а вот она, Темари, в десятый раз проверяла, не повторяются ли записи на небольших листочках. Закончив приготовления, девушка довольно потянулась, потерла ладошки в предвкушении веселья и громко объявила: − Ну что, народ, поиграем? Народ тут же оживился. Телевизор выключили, еду отодвинули, бокалы с напитками взяли в руки, глаза протерли, рты закрыли, телефоны убрали и, затаив дыхание, приготовились слушать. − Какая же вечеринка без нашего любимого тамады, − засмеялся Суйгетцу, кинув Темари свою шапку. Девушка поймала ее, сунула туда все исписанные ею листки, встряхнула и довольно прищурилась. − Ничего необычного, всего лишь «Фанты»! − Зная тебя и твои безумные идеи, Тем, − начала Ино, − можно сразу сделать вывод, что «Фанты» будет не «всего лишь». − А это уж от вас зависит, − Собаку Но подмигнула и, перемешав рукой бумажки, подала шапку сидящему справа от нее соседу. Неджи, вздохнув, вытащил бумажку. Прочитал. Выдохнул. И возвел руки к небу – к потолку, то бишь. − Слава богу. Слава богу, что хоть в этой игре мне попалось нормально задание! − В прошлый раз ты пожимал руку Хине, − закатила глаза Карин, − так что хорош канючить. Что у тебя там? − «Расскажи свой самый странный сон», − возвестила Тема, отобрав у парня листок. − Ну давай, глаголь, Хьюга, − засмеялся Суйгетцу. − Да я даже и не знаю, если честно, − Неджи нахмурился. − О, − Киба поднял вверх указательный палец, будто озаренный внезапной идеей, − а расскажи про тот сон, в котором ты упал с кровати. Помнишь, как-то давно мне рассказывал? − Да, было такое, − Хьюга кивнул. − Рассказывай уже, − поторопил Феникс, запустив в него виноградинку. Та смачно впечаталась прямо в нос парня и, отскочив, рухнула к его коленям. Неджи проигнорировал выходку Одейра, − про то, как ты упал с кровати в своем сне. − Ну-у…однажды мне приснился сон…в котором я упал с кровати, − Неджи обвел взглядом друзей, которые смотрели на него с нескрываемым любопытством. – Что? Это все. Саске, подавившись соком, который пил прямо через горлышко, зашелся в приступе кашля. Парень откашлялся, глубоко вздохнул и заржал – на пару с Инузукой, Узумаки и Хозуки. Одейр, натянув щеку языком, ухмыльнулся и снова катапультировал виноградинку в брюнета – на этот раз в лоб. − И звание «Лучший рассказчик года» достается Хьюге Неджи, − заключил Шикамару, подперев щеку ладошкой. Девчонки улыбались, в то время как квартет «Учиха-Узумаки-Инузука-Хозуки» заходился в смехе так, что, наверное, слышали соседи. Неджи раздраженно вздохнул, цокнул и скрестил руки на груди. − Просто завалитесь, − буркнул парень. – Ржать хорош! Давайте дальше. − Теперь я, − Тентен, улыбаясь, вытащила из шапки, которую ей с готовностью протянула Темари, небольшую бумажку. – Так, что у нас тут…− ребята затаили дыхание. − «В течение последующих пяти минут добавляй к каждой своей фразе слова „в кровати‟», − Тентен замерла, вникая в смысл. Вникла и – хитро заулыбалась: − Тема-ари, что за задания! Да ты извращенка!...в кровати. Народ выдохнул. Наруто вытер салфеткой слезы с глаз и протянул пару штук рядом сидящей Карин, которая тряслась от смеха и держалась за живот. − Остроумная какая, − вяло огрызнулась потерпевшая. − Интересная информация, − Шикамару, все так же подпирая голову рукой, сузил глаза и ухмыльнулся своей обычной ухмылкой, так, что Темари дернулась, будто хотела перегнуться через рядом сидящих-трясущихся-от-смеха придурков-одноклассников-друзей и зарядить ему по лицу – от всей своей широкой души. Нара, заметив ее порыв, лишь шире растянул губы в едкой улыбке. Тентен, заметно приободрившись, хлопнула в ладошки. − Ино, ты следующая!...в кровати. − Заткните ее кто-нибудь! – бросила Яманака, подавившись своим смехом. − Никто не сможет заткнуть меня, − Тентен ослепительно ей улыбнулась, − в кровати. Феникс и Неджи одновременно зашлись в приступе кашля. Такахаши, проигнорировав их, продолжила развлекаться. − Из всего можно извлечь выгоду, − хвасталась шатенка, так и стреляя глазками в своих друзей, мол, я вас сделала, − в кровати! − Все, завались! – гаркнула Ино, пихнув подруге в рот кусок банана. Та что-то промычала, но тут же заткнулась и вполне смиренно стала поглощать фрукт. Блондинка прочитала свое задание, распахнула в удивлении глаза, засмеялась и повернулась к оторопевшему Кибе. − Прости меня, − с сожалением прошептала девушка, смотря ничего не понимающему шатену прямо в глаза, − но я другому отдана…и буду век ему верна! И, круто развернувшись, стала с увлечением лизать свою ложку, которой до этого поглощала фруктовый салат. − «Страстно поцелуй какой-нибудь предмет, будто безумно в него влюблен», − хихикнула Темари. Киба, задумчиво наблюдая за тем, как его девушка, старательно пряча улыбку, вылизывает столовый прибор, нахмурился. − Эй, Неджи, − позвал его шатен, − а в истории судопроизводства бывали случаи, чтобы парень убил свою девушку за измену с ложкой? Неджи издал смешок. − Нет, но у тебя есть все шансы стать первым. − Слышала, Яманака? – обрадовался Киба. – Ты это…помолись, что ли, а то я тебя сейчас убивать буду. Ино выкинула ложку, которая приземлилась на колени Сакуре, и с силой врезалась в губы парня, так, что повалила того на спину и приземлилась сверху. − Ребя-ята, − пропищала Тентен, − вы такие милые!...в кровати. Ино улыбнулась и чуть отстранилась. − Никакая ложка с тобой не сравнится, так и знай, − прошептала девушка, выводя пальчиком узоры на его лбу. − Ну хоть одним конкурентом меньше, − выдохнул Киба, − уже обнадеживает! − Найдите себе комнату или кончайте порнографией на глазах у людей заниматься, − произнесла Сакура, закинув в себя очередную стопку текилы. − Завидуй молча, − отрезала Ино, возвращаясь со смеющимся парнем в сидячее положение. − Ну что, продолжаем? – весело выкрикнула Тентен. –…в кровати, разумеется. − Пять минут давно прошли, хорош! – Карин ткнула шатенку в плечо. − Но мне весело, − девушка облизнула нижнюю губу, глаза так и блестели озорством, − в кровати. − Ну что, дальше? – Темари вытянула на середину шапку с бумажками.***
Тентен бы с удовольствием присоединилась к Сакуре, которая решила оторваться на всю и весь вечер хлебала текилу, как воду, да только проблема была в том, что ее организм не очень хорошо переваривал алкоголь. Никакой аллергической реакции, ни рвоты, ни головной боли – никаких обычных симптомов непринятия алкоголя организмом у нее не было. Было лишь тупое чувство какой-то дурацкой невесомости, будто ее запустили в космос и оставили там. Тентен совсем не понимала, что происходит, даже если и выпивала совсем немного. Голова не кружилась, содержимое желудка не грозилось вырваться наружу, глаза не слипались, окружающее не кружилось. Она просто сидела и откровенно тупила, будто ее разбудили посреди ночи и сунули под нос задачки из программы выпускников математического вуза. Люди что-то говорили, а слова проходили мимо нее. Смотрели куда-то в сторону, а она была уверена, что смотрят лишь на нее. Если она пыталась что-то прочесть, буквы не складывались воедино. Будто ее напичкали транквилизаторами, и ее мозг метался от команды «Уснуть» к команде «Пребывать в адекватном состоянии». Она будто плыла, но куда – не знала. Наверное, именно по этой причине она была единственной в их компании, кто даже не притронулся к алкоголю. Каждый выпил хоть капельку, а она весь вечер глотала соки и жалела, что не может просто взять и вылизать всю водку из той бутылки, к которой присосался в данную минуту Суйгетцу. Это бы здорово помогло ей отвлечься и перестать ловить на себе постоянные взгляды Неджи, который – как по заказу – сидел прямо напротив и волей-неволей сталкивался с ней взглядом. За этот вечер она настолько долго просидела с опущенной головой, лишь бы не встречаться ни с ним, ни с веселившимся на всю катушку Фениксом взглядами, что уже начинала ныть шея. Яблочный сок закончился. Как и апельсиновый. И мультифрукт. И даже ненавистный ей томатный, который все же пришлось вылакать за неимением других вариантов. Тентен кинула пустую коробку из-под яблочного сока в ближайший угол, бесшумно поднялась с пола и, оставив дорвавшихся до игры друзей, проскользнула на кухню, дабы проверить помещение на наличие хоть какого-нибудь напитка, на этикетке которого она не обнаружит информацию о процентном содержании алкоголя. Тентен включила свет в просторном помещении и тут же приступила к ревизии. Заглянула в холодильник, проверила шкафы, тумбочки, выдвинула все полки. Даже заглянула под стоявший в углу диван, но места под ним оказалось слишком мало, чтобы протиснуть туда бутылку или коробку с соком. − Не знаю, что ты ищешь, но глянь на всякий случай за холодильником. Там есть немного свободного места. Тентен сделала вид, будто нисколько не удивилась его появлению. Молча проверила указанное место, но нашла там лишь пустые пачки из-под чипсов. Видимо, Наруто временами настолько лень было идти до мусорного бака, что кидал мусор в этот угол прямо с дивана. − Сегодня не мой день, − выдохнула она. Неджи улыбнулся. − Значит, твой день настанет чуть позже. − Умеешь ты приободрить, − шатенка усмехнулась. – Кто там чем занимается? − Когда я уходил, Сакура стонала в трубку незнакомому человеку, Темари дьявольски смеялась, а Саске усердно делал вид, что что-то выискивает у себя в мобильнике. Остальные лишь ржали. Все как обычно, в общем. − Весело, − Тентен выдохнула и одернула низ своей рубашки, надетой поверх футболки. – Кстати, кто занимался провизией? Неужели нельзя было купить больше обычных напитков, вроде лимонада и соков, а не хренову тучу алкоголя? − За напитками у нас ходили Инузука и Хозуки, но я тебе ничего не говорил, − Неджи сделал большие глаза, и девушка снова усмехнулась. – У тебя что, непринятие алкоголя организмом? − Нет, это…сложно объяснить, − Тентен нервно повела плечом. – Скажем так, алкоголь я не пью не только из-за спортивного режима. Долгая история, в общем, не парься. Неджи не парился. Неджи окинул ее взглядом от и до и наклонил голову набок. − Как горячие источники? − Классно, − Тентен улыбнулась, хотела еще что-то сказать, но лишь повторила: − Действительно классно. − Здорово, − парень пожал плечами, слегка улыбнувшись. Тентен не знала, куда деть руки, и сейчас это нервировало ее даже больше, чем тот факт, что он прожигал ее взглядом своих прозрачных глаз, будто чего-то выжидая. Она скрестила руки на груди, не зная, что говорить или делать. Хотелось лишь вернуться обратно в комнату и утонуть в оглушающих криках и смехе друзей, которые били по мозгам, но – самое главное − отвлекали. − Я скучал, − немного помолчав, произнес он. Тентен тоже скучала, это она знала наверняка. А вот по кому именно, так и не смогла понять. В конце концов, в течение двух недель, что ее не было, мобильник был выключен – намеренно, будто она боялась, что кто-то позвонит и снова все встанет на круги своя. А когда вернулась и включила технику, обнаружила кучу пропущенных. От девчонок, конечно же. От них – ни одного. − Двух недель было достаточно? – продолжил тихим ровным голосом Неджи, не получив от нее никакой реакции на свои первые слова. − Достаточно для чего? – Тентен наконец подняла голову. − Ну, чтобы решить. − Решить что? – процедила сквозь зубы, осознавая, что комкает в руках низ своей рубашки. − Кого выбрать, − сказал так легко, будто речь шла о сортах чая. – Это, наверное, сложно – метаться меж… Тентен зарядила по столешнице ладонью – так, что он заткнулся на половине предложения и моргнул, а ее руку начало нестерпимо жечь. − Я просто съездила в так называемый отпуск со своими родителями, Неджи, − произнесла спокойно, хотя из голоса и тона так и сквозило яростью и абсолютным, голым поражением. − Я же этого не отрицал, − Хьюга мягко улыбнулся, сообразив, что ведет себя не совсем правильно. Он вовсе не собирался с ней ссориться. – Просто хотел, чтобы ты признала. − Признала что?! − Что ты сбежала, − выдохнул парень. А она вздохнула. Конечно, она сбежала, но разве можно было вот так просто это признать? Воспользовалась неожиданным подарком родителей – хотя была уверена, что мама специально решила дать возможность дочери отдохнуть и привести мысли в порядок – и умотала в далекие края, наивно полагая, что действительно сможет вот так просто взять и разобраться в самой себе. Спасательным кругом эта поездка для нее так и не стала. А телефон так и подмывало включить. Правда, не обнаружив ни единого пропущенного ни от одного, ни от другого, она даже и не удивилась. И – удивительно – не расстроилась. Будто знала, что так будет. Будто хотела, чтобы так было. Вот только сердце, глупое, все равно ныло, недовольное таким раскладом. − Неправда, − буркнула чисто из вредности. Ведь, наверное, вся их компашка – если не вся школа – знала, что он прав. − Правда, − Неджи заулыбался. – Ну так что? − Что? − Выбрала? Тентен показалось, что из нее разом вышибло воздух. Ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни уж тем более что-то сказать в ответ просто не было сил. А он смотрел и ждал. И дождался – когда ручка двери, к которой он стоял спиной, вдруг ни с того ни с сего уперлась ему в позвоночник. − Что… − Феникс испуганно-удивленно моргнул, смотря на перекошенное от боли выражение лица Неджи. – Ты чего у двери стоял? Я ж и пришибить мог. − Спасибо уж, что не пришиб, − процедил Хьюга, потирая ушибленное место, и кинул мимолетный взгляд на Тентен, что стояла от него в двух-трех шагах и таращилась на Одейра так, будто…будто… Неджи не знал. Ни одно сравнение на ум не шло. Она просто таращилась на него. Как-то…по-своему. Феникс покачал головой, буркнул слова извинения и наконец посмотрел на шатенку. − О, вот ты где! − Тентен не знала, действительно ли он не заметил ее поначалу или же лишь сделал вид. – Я заметил валяющиеся коробки из-под сока, так что – на! − Одейр пихнул ей в руки увесистый пакет. – А коробки, между прочим, можно было и выкинуть. Парень шутливо погрозил ей пальцем, прошел к холодильнику, вытащил из него банку ледяной колы и начал жадно глотать прямо из горлышка. Тентен мысленно задалась вопросом, где он ее только откопал, ведь она переворотила весь холодильник буквально сверху донизу. Неджи, скрестив руки на груди, прислонился спиной к кухонной тумбочке. Шатенка, мрачно глянув на обоих по очереди, вздохнула и открыла пакет. − Нафига столько соков?– невольно вырвалось у нее. − Кто столько выдует? − Наверное, тот, кто не может пить алкоголь, − отозвался парень, тут же снова примкнув губами к банке. − Я могу пить алкоголь, − раздраженно произнесла девушка, чувствуя себя какой-то ущербной. − Можешь, только лучше не надо, − Феникс развернулся к ней, полностью игнорируя присутствие Хьюги. Тентен потупила взгляд. Неджи качнул головой, чуть улыбнулся и вышел из кухни. Тентен проводила его напряженным взглядом, в то время как Феникс продолжал глотать колу, не обратив на уход брюнета никакого внимания. − И откуда все это? Я прошвырнула всю кухню и ничего не нашла. − Тут холодильник забит до отказа, − Одейр дернул рукой, едва не опрокинув банку с колой. – Поэтому мы сунули все это добро в холодильник на балконе. Там еще газировка какая-то есть, если нужно. И сок виноградный тоже найдется. − Мой любимый, − вздохнула Тентен. − Ага, − Феникс улыбнулся. – Инузука был так добр, что еще раз сгонял в магазин, как только мы поняли, что купили слишком мало нормальных напитков. Так что можешь смело пойти и упиться им вусмерть. Тентен не выдержала – рассмеялась − и резко втянула в себя воздух. − А Санчес? − Что Санчес? – недоуменно спросил Одейр, пару раз моргнув. − У нее какой любимый сок? – равнодушно поинтересовалась шатенка, подошла ближе и отобрала у него банку с холодной колой. − А мне почем знать? – Феникс хмыкнул, хотел еще что-то добавить, но просто заткнулся и напряженно уставился на нее. Тентен, блаженно закрыв глаза, выдула всю жидкость, что оставалась на дне, и удовлетворенно кивнула – довольная то ли его ответом, то ли вкусным напитком. – Ну что, пошли обратно? Там весело. Парень направился к двери, прихватив пакет с соками. Уже было потянулся к дверной ручке, когда она произнесла тихим голосом: − Мы просто разговаривали. Если тебе интересно. Феникс вздохнул и, взлохматив волосы, повернулся к ней. Она смотрела напряженно, исподлобья, сжимая в руках жестяную банку, сминая ее пальцами сильно-сильно. Парень растянул губы в улыбке. − Я не спрашивал, чем вы тут занимались, Такахаши. Но – да, мне интересно, − он усмехнулся и пожал плечами. – Как горячие источники, кстати говоря? − Классно, − на автомате повторила она то, что говорила каждому встречному-поперечному, каждому, кто на протяжении всего дня доставал ее этим дурацким вопросом: «Хей, как горячие источники, Такахаши?». Она напряглась и мысленно приготовилась к тому, что сейчас и он заведет тот разговор, который начал Неджи. Спросит, решила ли она и что конкретно. Точнее – кого. Но он показал ей большой палец и улыбнулся. − Клево. Фотки покажешь? Она выдохнула – казалось, впервые за весь день. − Покажу, − уверенно кивнула и неловко улыбнулась в ответ.***
Атмосфера в гостиной оставляла желать лучшего. И Такахаши, и Одейр только диву давались, какого хрена произошло в их отсутствие, почему стоит такая тишина, словно они пришли на похороны, и с какой такой радости все зырят друг на друга, будто видят впервые. Парень с девушкой недоуменно переглянулись и осторожно присели на свои места. Тентен, нахмуренно оглядев впавших в коматозное состояние друзей, сделала несколько выводов. Во-первых, виной всему был Наруто, который держал бумажку с заданием и прерывисто дышал, будто только что пробежал стометровку. Во-вторых, виной всему была Хината, которая сидела, напряженно наклонившись вперед, и смотрела куда-то в бок, не выражая при этом ни единой эмоции на лице. В-третьих, виной всему была Темари, которая с презрительно поджатыми губами обводила первых двух сощуренным взглядом и лишь качала головой. − Тем, − тихо шепнула Тентен, словно боялась, что воздух, витавший между Хьюгой и Узумаки, взорвется, если она произнесет хоть слово вслух, − а что тут… − «Станцуй медляк с тем, кто сидит ровно напротив тебя», − устало произнесла Темари и потерла переносицу. – Как же меня все это задрало. Тентен ойкнула и повернулась к виновникам торжества. Наруто по-прежнему сверлил пол собственной гостиной таким взглядом, будто в жизни ничего интереснее не видел; Хината с улыбкой отняла у Неджи банан и, отломив небольшой кусочек, теперь медленно его пережевывала; сам Неджи спокойно поедал фрукты, будто и не замечая всего то, что творилось вокруг; Сакура переводила взгляд с одного на другого и, усмехаясь, опрокидывала в себя очередную стопку текилы; Саске пялился в свой мобильник; Шикамару, натягивая языком щеку с внутренней стороны, изучал лица своих друзей задумчивым взглядом; Ино, Карин и Мира взволнованно следили за Хинатой, а оставшиеся парни что-то пили и лишь кидали напряженные взгляды на тех двух, что словно отказывались смотреть друг другу в глаза. Все молчали и корчили друг другу разные рожи, словно прося, чтобы хоть кто-то вмешался и разрядил обстановку. К счастью – или нет, этого не понадобилось. Наруто уверенно поднялся с пола и, чуть улыбнувшись, засеменил к выходу из гостиной: − Мне нужно позвонить, народ. Вы продолжайте! – и ушел. Сначала из гостиной. Потом – из квартиры. Хлопок входной двери словно послужил сигналом: все отмерли, разом выдохнули и расслабились. Кроме Хинаты, которая словно и не напрягалась вовсе. Девушка по-прежнему с улыбкой воровала из рук Неджи фрукты и заливисто смеялась, если тот строил возмутительное выражение лица. Отказ танцевать с ней и уход ее вроде как парня никак на ней не отразились. По крайней мере, внешне. А вот народ оживился. Буквально-моментально-прямо-тут-же. И довольно загалдел. − Обожаю, когда он так делает, − выдохнул Киба. − Что именно? – Ино скептически хмыкнула. – Бросает свою девушку? В очередной раз показывает – и доказывает, что она ему нахрен не нужна? − Молчи, женщина, − Киба ущипнул ее за бок, и Ино пискнула, дернувшись в его руках, − ничего ты не понимаешь. Он только что вернул нам всем атмосферу праздника, так сказать. − Он мог просто потанцевать с ней! − Не мог, − отрезал Инузука. Ино надулась. − Ну что? – Темари снова взяла шапку с бумажками в руки. – Продолжаем? Кто еще не брал? − Давай сюда, − устало произнес Саске. Парень нагнулся и вытащил из шапки бумажку, развернул ее и медленно, вчитываясь в каждое слово, изрек: − «Поцелуй того, кто сидит через четыре человека от тебя против часовой стрелки». Считать он умел. Делать выводы тоже с недавних пор научился. А в данной ситуации вывод напрашивался лишь один. Судьба не против часовой стрелки. Судьба – против него. Сакура, зажмурившись, вылакала всю жидкость, которая бултыхалась на дне бутылки, и с громким стуком поставила пустую бутылку на пол. Протерла глаза, вытащила из кармана жвачку, кинула в рот сразу несколько подушечек, буквально тут же выплюнула их в салфетку и потянулась, с удивлением отмечая, что и не опьянела даже ни капельки. Отобрала у дорвавшейся до соков Тентен яблочный, щедро бухнула в стакан и выпила залпом, чувствуя лишь легкое головокружение – настолько легкое, что мир вокруг даже не кружился. Лицо Учихи, напряженно всматривающегося в нее, уж точно не кружилось. Это она знала наверняка. − Чего вы на меня все уставились? – удивленно спросила девушка, заметив наконец всеобщее пристальное внимание. − Вы задрали, ребята, − Темари бросила в сторону шапку с заданиями. − Хрена с два, − бросил Саске, окинув ее равнодушным взглядом. – Дайте мне Узумаки, и я засосу этого придурка так, что вам всем завидно станет. − То есть, − Сакура нахмурилась, наконец сообразив, в чем дело, − ты готов поцеловать другого парня…лишь бы не целоваться со мной? Это входит в твою программу «Игнорируй Харуно до конца жизни, что бы она ни делала, и продолжай строить из мудака до конца своих дней»? Типа, спецбонус? − Считай, что так. Народ устало вздохнул, разом подумав – ну вот, опять. Сакура задумчиво закусила губу, окинула его каким-то напряженным взглядом и усмехнулась. − Я выпила целую бутылку текилы. Но что более важно – спать мне больше не хочется. Сакура под всеобщие удивленные взгляды поднялась на ноги и вышла из гостиной. Вернулась, правда, буквально тут же, что-то держа в одной руке. Это что-то спустя секунду и приземлилось ему на колени. Учиха поджал губы и молча уставился на женскую прокладку, которая покоилась на его штанине. − Знаешь, − спокойным голосом начала Харуно, облокотившись о дверной косяк плечом, − я захватила с собой на всякий случай, ну, типа, начало месяца и все такое, но подумала, что тебе нужнее будет. Можешь не благодарить, ведь мы, девочки, всегда друг друга выручаем в таких ситуациях. Девчонки – хрюкнули от распирающего смеха. Парни – заулыбались, впрочем, немного засмущавшись. Сакура − пожала плечами, натянув маску безразличия. Саске – все маски сбросил. (Музыка: Nightcall ft. Dreamhour - Dead V (Vocal Version)) Она лишь глухо пикнула, когда он одним рывком поднялся с пола и таким же одним рывком приблизился к ней. Одним рывком – схватил ее за руку и – всего одним рывком – уволок на кухню. Ту самую кухню, которая еще помнила их присутствие. Ту самую кухню, темнота которой снова радостно встречала этих двоих в свои объятия. Он затащил ее в помещение, чуть толкнул в сторону, закрыл дверь и с глухим стоном уткнулся в ладони. Плюхнулся на пол, зарылся руками в волосы и чуть потянул их за концы в попытке привести себя в адекватное состояние. Она же отошла дальше, забралась на диван с ногами, поджала к себе колени, уткнулась в них лицом и тихо заплакала. Саске Учиха – сложный человек. Всегда им был и, наверное, таким же и останется, что бы с ним ни произошло в дальнейшем. Веселится, но отказывается это признавать. Счастлив, но доказывает обратное. Любит, но никогда не скажет этого вслух. Сделает что угодно, но докажет всей планете Земля, что он – зло, дружить с ним – не стоит, любить его – под запретом. Боится, словно маленький ребенок, только появившийся на свет, − всего мира, своих и чужих чувств, эмоций, реакций, действий. Боится – и плетет мощный толстый кокон, в котором никто не сможет его достать и потревожить. Мертв снаружи, мертв внутри. Сакура Харуно – простой человек. Всегда им была и, наверное, такой же и останется, что бы с ней ни произошло в дальнейшем. Веселится и признает это во всеуслышание. Счастлива – никому доказывать не будет. Любит – скажет вслух, покажет, расскажет, объяснит, убедит его в своих чувствах столько раз, сколько потребуется. Сделает что угодно, но докажет всей планете Земля, что он – прекрасен, дружить с ним – честь, любить его – счастье. Боится, словно ребенок, только появившийся на свет, − непринятия миром ее чувств, которые она готова дарить безвозмездно, просто так, задаром, просто примите их, она же просто любит! Боится – и вгрызается зубами в мощный толстый кокон, разрывает его на отдельные прядки и тянется к нему всем своим нутром. Жива снаружи, жива внутри. Пока. Ненадолго. Если он сделает хоть шаг – навстречу, а не два − назад. Если посмотрит ей в глаза, а не отвернется. Если протянет ей руку, а не в страхе одернет ее. Живы, мертвы, сожжены и воскрешены – друг другом, друг из-за друга, друг за друга, друг ради друга. − Я люблю тебя. Он замирает. Пальцы так и остаются в спутанных волосах, дыхание прерывается, сердце подскакивает и проваливается куда-то в никуда. Думает, что ослышался, и весь превращается во внимание. − Я люблю тебя. Она трясется. Впивается пальчиками в коленки до боли, кусает кожу на руке, лишь бы унять начинающуюся истерику, клацает зубами и неловко размазывает льющийся бесконечный поток слез по щекам. − Я люблю тебя. Он вздрагивает, чувствует, как хрипит горло, и жмурится – так сильно, что моментально отдает головной болью. Сжимает пальцы в кулаки и понимает, что непонятно-от-чего-он-прекрасно-знает-от-чего дрожит. − Я люблю тебя. Ее голос срывается, превращается в глухой шепот вперемешку с хрипом. Она закрывает лицо ладонями и всхлипывает, коленки давно стали мокрыми из-за обжигающих слез. − Я люблю тебя. Он осторожно поднимает голову, едва находит ее сквозь темень комнаты и сверлит взглядом, замечая каждый вздох, каждое дерганье плеч, каждый всхлип, каждое движение ладонями, которые все не унимались, желая стереть слезы с лица, которые – в свою очередь – все не переставали течь из уголков глаз. − Я люблю тебя. Губы онемели, голос пропал окончательно, но он расслышал. Вспомнил, как она до этого момента произнесла эти слова – которые он не заслужил – один единственный раз, почти три недели назад, тихо-тихо, со смешинкой в голосе, с искренностью, в которой он порой тонул, прошептала и тут же отключилась, даже не дав ему шанса что-то ответить или хоть как-то отреагировать. Оставила его сидеть с трубкой, прижатой к уху, да улыбаться по-идиотски-по-дурацки-по-настоящему-по-искренне. Тогда эти слова сделали его нереально счастливым. − Я люблю тебя. Сейчас они причиняли ему боль. Она в очередной раз всхлипывает, трясясь, как безумная, впиваясь зубами в коленки, едва не выдавливая пальцами глаза. Не вздрагивает, когда он бесшумно поднимается и спустя пару секунд почти падает на колени перед ней, не дергается, не отодвигается, трястись продолжает и плакать не перестает. − Я люб… − Прекрати. Давится собственным дыханием, хриплым, рваным – под стать ее всхлипам, которые то резали слух, то бесшумно исчезали в темноте комнаты. Тянет руки к ее рукам – холодным, мокрым, которые словно кто-то припаял к ее лицу, и цепляет ее запястья. − Я люблю тебя. Повторяет и повторяет, как заведенная, потерявшаяся, обреченная. Он стискивает зубы и чуть подается вперед, опираясь коленками в пол, ближе к ней и той темноте, что ее окружала. Крепко хватает запястья и пытается убрать ее руки с ее лица. Она больше не повторяет бесконечно-тихо-громкие слова, от которых у него кровь стыла в жилах. Она подскакивает на месте и начинает кричать. И ему страшно. И у него челюсть ходит ходуном, и сводит зубы от напряжения, и голова идет кругом при виде того, как она выворачивается в его руках, что-то шипит и кусает его за руки, отказываясь убрать ладони с лица, пинает его ногами и – да сколько жидкости в этой девчонке? – все еще плачет. И он вдруг понимает, что это − уже второй раз, когда он собственноручно доводит ее до истерики. И он вдруг понимает, что все – больше не может. − Хватит, хватит, успокойся! – орет, сглатывает, морщится, когда она заезжает ногой в его скулу и со всей дури, наплевав на потенциальные синяки и крики – на все потенциальные последствия, − резко разводит ее руки в стороны, грубо припечатывает их ладонями к теплой обивке дивана и подтягивается вперед. И целует. Со всей дури. Впечатывается в ее губы, освобождает одну руку, пальцами разводит колено и двигается еще ближе, едва не вдавливая ее всем своим весом в диван, чувствует, что она сползает куда-то вниз и подтягивает, обхватывает ее лицо ладонями и подушечками пальцев стирает соленые горячие слезы. И целует. Она обмякает в его объятиях, расслабляется, дышать начинает ровнее, но трястись мелкой дрожью не перестает. Несмело поднимает руки и хватается за его футболку, комкает кусок ткани в руках и позволяет ему терзать ее губы. И целует. Он двигается еще ближе, уничтожая все разделяющее их расстояние. Чувствует сквозь поцелуй какое-то мимолетное движение – всего какой-то незначительный шорох – и секунду спустя обнаруживает себя в плену ее ног. И все еще целует. И она наконец отвечает. Случайно прикусывает его губу зубами, которые все еще немного клацали, и просовывает ладошки под его руками. Хватается за футболку со спины и туго-туго натягивает ее, вцепившись, словно за последнее-единственное спасение. Сильнее обхватывает его торс ногами и жмется к теплому телу, и целует отчаянно-сильно, и даже что-то прошептать умудряется, и все еще позволяет слезам катиться из глаз. И наконец. Отстраняется. Отпускает футболку. Опускает голову. Расслабляет ноги. И взрывается в плаче. У Саске было мало опыта общения с ревущими навзрыд представительницами женского пола. В детстве, например, он лишь успокаивал рыдающую маму. Заученными движениями, привыкший к постоянным материнским слезам, приносил ей прописанные доктором транквилизаторы, укладывал ее в постель, аккуратно поправлял подушку, открывал настежь окна и уходил. Этим, пожалуй, весь его опыт и ограничивался, если не считать, конечно, тот случай с Карин в начале учебного года, когда ее пробрало на истерику. Напичкать ее успокоительными и отправить спать в данной ситуации было некудышной идеей. Принудить ее к близости – некудышной идеей вдвойне. А потому Саске, понятия не имеющий, что делать, просто прижимает ее к себе, позволяет ей уткнуться в свою грудь лицом, аккуратно начинает перебирать пальцами волосы и покрывает ее голову невесомыми поцелуями, и тихо шепчет что-то успокаивающее, и сильнее обнимает подрагивающее тело, и мысленно умоляет бешено бьющееся, намеревающееся выскочить из грудной клетки сердце уняться. − Я люблю тебя. А сердце, своевольное, все-таки выскакивает. Иначе окатившее все его тело волной боли он и объяснить не может. − Я люблю тебя, слышишь? Он слышит. Он знает. Ей не нужно повторять эти слова бесконечное количество раз, чтобы до него дошло. Он просто знает. Он чувствует. Он понимает. Она вдруг всхлипывает, истерично смеется и, точно в противовес его мыслям, глухо, твердо, устало хрипит: − Я буду говорить это столько раз, сколько потребуется. Пока губы не онемеют, понял? Пока до тебя наконец не дойдет раз и навсегда, пока не перестанешь бежать от своих и моих чувств, пока не признаешь наконец, что любить – это так, блин, здорово, ты понял меня? Я буду повторять эти слова до тех пор, пока ты, наконец, не перестанешь бояться. Я сделаю все, чтобы разогнать твои страхи. Просто доверься мне. Пожалуйста. Она утыкается лбом в его грудь и нервно комкает в руках уже и так помятую футболку. Дышит тяжело, но намного ровнее. Плечи перестают трястись, зубы не клацают, дрожь проходит. Сакура понимает, что истерика прошла, и чуть отстраняется. Глубоко вздыхает, все так же выкручивая кусок ткани пальцами, и поднимает голову. Смотрит на него красными, заплаканными глазами, пару раз моргает, дабы прогнать застилающую взгляд пелену и сглатывает. Двигается ближе и прикусывает его подбородок. Целует нос, скулы, лоб, оставляет несчастную футболку в покое и обхватывает его лицо ладонями. Закрывает глаза, прижимается к нему лбом и тихо шепчет: − Помоги мне. Помоги мне помочь тебе. Я не справлюсь в одиночку, если ты не захочешь. У меня никогда ничего не получится, если ты не протянешь мне руку, если не сделаешь всего один шаг мне навстречу, слышишь? Просто дай нам шанс. Просто попробуй. Я не буду гневно кричать и обвинять тебя во всех грехах, если ты все же убедишься, что серьезные отношения – это не для тебя. Никто не будет виноватым, если у нас ничего не получится. Чего ты боишься? Что тебя гложет?.. Саске слушал ее внимательно, не закрывая глаз, уставившись взглядом в одну точку, не убирая рук с ее талии и бедра, чувствуя, как от одного ее шепота идут мурашки по коже, ощущая озноб и жуткий страх, липкой паутиной обволакивающий его с ног до головы, вызванный одними ее словами. Саске знал, чего боится. Саске знал, что его беспокоило. Больше всего на свете Учиха Саске боялся не оправдать чужих ожиданий. Боялся, что разочарует всех вокруг. Сначала – отца. Затем – маму, когда она стала жить отдельно и ему приходилось метаться от одного родителя к другому. В то же время – брата, который***
Какаши-сенсей, пожалуй, был единственным, кто был в школе так поздно – стрелки часов давно перешагнули цифру «12». Обычно учитель уходил-убегал в родные пенаты сразу после крайнего своего урока, и ни на какие после-вне-урочные собрания затащить его было невозможно, как бы там ни исходила гневом Цунаде или насколько бы срочным дело ни было. Однако этот раз стал исключением, и исключением весьма интересным. Учитель предупредил охранников, приготовил себе кофе, запасся мятными леденцами и, удобно устроившись в учительской, принялся перебирать листки, исписанные неровными почерками выпускников. Какаши-сенсей, глотнув бодрящего напитка, кинул в рот пару леденцов и вытащил первый попавшийся листок. «Многоуважаемый Какаши-сан, Я не знаю, чего на самом деле вы от нас тут хотите и какого черта я должен написать, ибо я, как вы, наверное, уже поняли («Очередная двойка, мистер Узумаки!» ><), не отношусь к той группе людей, которые любят думать над своим поведением, своими словами, действиями и так далее. Это не для меня. Приоритеты? То, что у меня есть сейчас, в этот самый момент, − вот и все мои приоритеты. Планы? Прожить этот день на всю катушку. А потом – завтрашний день – точно так же, ага. Потом – послезавтрашний (принцип вы поняли, надеюсь, лол). Нравственные качества, которыми я обладаю? То, что я не издеваюсь над кошками и уступаю бабулям место в автобусе, принимается во внимание? Надеюсь, что да, ибо я не знаю, чем еще можно похвастаться. Я хороший друг? Отличный собеседник? Душа компании? Симпатичный молодой человек? Замечательный сын? Да не знаю я. Пусть это решают другие, те, с кем я имею дело в своей повседневной жизни, окей? А я просто буду собой, если никто не против. Короче, меня бесит это ваше задание. И общество как предмет меня тоже бесит. Только шкаф в вашем кабинете, если что, не я раздолбал *Цунаде-сама, если что, наказала Одейра!* Честное мое! Искренне ваш, Узумаки Наруто, Ученик всеми любимого 3 «А» класса, кек;)» Какаши-сенсей устало вздохнул и потер переносицу. В общем-то, ничего другого он и не ожидал. Стараясь не думать о том, что дальше – хуже (хотя хуже писанины Узумаки вряд ли найдется), мужчина взял в руки следующий листок. «Ну и что я должен написать? Типа, как я конкретно облажался с ней в отношениях, и теперь не знаю, как эти самые отношения наладить? Или о том, что я более или менее примирился с отцом, который в течение многих лет принимал меня за часть мебели в доме? Это вообще к приоритетам относится? Если да, тогда – пожалуйста: на данный момент я хочу вернуть эту несносную девчонку, сдать экзамены и не облажаться с поступлением, съездить с сестрой на рок-фест, попробовать за это лето все вкусы мороженого, какие только существуют, и врезать скотине Узумаки за то, что тот разгромил шкаф в вашем кабинете, а наказали с какого-то, простите, фига меня. Засчитано? Феникс Одейр, Присоединяюсь к клубу ненавистников обществознания» Какаши мысленно поставил себе галочку наказать Узумаки за порчу имущества, пока тот еще официально считается учеником школы, и продолжил чтение. «У меня есть