This also may be

      Через две недели так ничего и не изменилось. Кажется, я хотела положить всему этому конец, изменить уже что-нибудь. Увы, с того момента, как я нашла себе название, слова давались мне с трудом. Лицемерка, да? Если сопоставить все мои действия и слова, я не должна считать себя таковой. Однако это не мешает мне пребывать в ужасном расположении духа: подбирать себе название и узнавать, что ты - один из отбросов человечества, не очень-то приятно. Я не могу найти нужные слова, а только улыбаться и следовать на приемы и съезды за Стайлсом. Только вот Джемма почему-то сумела разглядеть меня. Ту самую меня, которую перекрасили и которой сказали, где и как она обзавелась подобной приметной внешностью. Я не привыкла к такому вниманию. Джемма - другая. Почему я сдружилась с ней? Понятия не имею. Возможно, я связалась с эксцентричной особой только потому, что сама таковой являюсь. Эксцентричная лицемерка? Бывает же такое. Несмотря на все это, Джемс искренняя. Искренняя настолько, что, когда она улыбается, я теряю самообладание. В этой улыбке все, что я начинаю вбирать в себя. Постепенно, не сразу, но это помогает мне мыслить иначе. Она - мой пример. В своей новой жизни я еще не встретила такого человека, как Джемма Эмерсон. Ни единого. Даже Стайлс на ее фоне казался самодовольным ублюдком, несмотря на то, что совсем недавно я боялась заглянуть ему в лицо. Мои приемы и съезды не прекращались, и я не могла понять - неужели всех кинозвезд - и не только - так сильно тянуло в Реддич? Или же это, все-таки, на них сказывалось так называемое светское общество? Я не знаю. Каждый раз встречи были назначены в новых местах, все дальше и дальше, в самую глубь, там, где ни единый папарацци не заподозрит неладное. Узнать бы мне, зачем они все это делают. Гарри говорил, что это всего лишь развлечение. Каждый съезд - сопровождение меня, хотя все должно было быть наоборот. С того самого дня, как я познакомилась с Джеммой Эмерсон, Стайлс говорит и действует за меня, будто я была создана только для того, чтобы улыбаться и кивать в знак приветствия. А вместе с этим платья, макияж и прически становились все более вульгарнее - под стать обстановке. Я была против, но кто обязывался меня слушать? Холли Джонсон и Джемма - единственные, с кем я могла говорить, однако лучше бы все мое внимание привлекала Эмерсон. Холли все время развлекалась со Стайлсом, все те жалкие несколько часов, что мы проводили в компании светских особ. Их беседа состояла лишь о последних ухажерах Джонсон и размерах их кошельков. Точнее, это была беседа Холли, а не Стайлса: его постоянно что-то беспокоило, на его лице то и дело отпечатывалась гримаса, которую даже скукой трудно было назвать, а правая (почему-то именно правая) ладонь постоянно теребила край выступающей из-под смокинга белой рубашки. Я так и не нашла причину его волнения. Холли продолжала говорить о своем, даже не замечая, что Гарри молчит. Как-то я спросила у Джеммы, почему она общается с Холли, ведь та такая эгоистка, судя по ее виду. Да, я смею называть людей привычными вещами, тогда как сама сомневаюсь в своем лицемерии. Эмерсон улыбнулась, но ответа я не услышала. Именно поэтому я стала думать, что Холли Джонсон на самом деле не такая, какой я ее вижу. А может, все обстояло по-другому. Несмотря на то, что Стайлс всем своим видом показывал, что не хочет беседовать с блондинкой, во мне проскальзывало нечто, напоминающее ревность. Отдаленно, незаметно, но это отчего-то начало меня волновать. Наверное, я просто схожу с ума. Сегодняшний день - такой же, как и все остальные. Разве я могу рассчитывать на разнообразие? Конечно же нет. Февральское морозное утро. Холодный ветер врывается в форточку и холодит щеки, но мне почему-то не хочется закрывать окно - хотя бы сейчас я понимаю, что все еще в состоянии что-то чувствовать. Горячий кофе. Стайлс сегодня предельно вежлив, и это кажется мне странным. Он улыбается и протягивает мне дымящуюся чашку, я не знаю, почему, но запах кофе заставляет меня подняться на ноги. Хочется спать. Сонливость дает знать о себе - вчерашняя ночь была слишком запутана и, как и прежде, волнительна. Вчера Гарри снова дал мне повод для размышлений. Вчера я снова запуталась в его запахе, в запахе постельного белья и ароматом жженого воска. За это я ненавижу себя. Потому что поддаюсь ему. Разрешаю делать со мной все, что угодно. Но не могу сопротивляться. Когда я делаю глоток кофе, обжигающий горло, Гарри все еще улыбается. - Сегодня у тебя выходной, - произнес он, и я невольно поперхнулась от удивления. Стайлс остался доволен моей реакцией. - Надень то платье, которое я принес тебе на прошлой неделе, ладно? Он уходит на кухню, я слышу, как шумит вода. Гарри моет посуду после вчерашнего ужина. То самое платье, которое многим отличалось от других: совершенно не вульгарный, а милый сарафан; выделяющийся синий цвет, бретельки, кое-где - цветочный рисунок. И пусть вся предыдущая одежда была сногсшибательно красивой, это платье было невероятным. Невероятным лишь потому, что оно являлось неброским, однако миловидным. Когда я допиваю кофе, сразу же, не медля, уношу пустую чашку Стайлсу, а сама иду переодеваться, надеясь, что мы уйдем прямо сейчас. Десять минут ранее мне казалось, что комнату слишком переполнил свежий воздух, а сейчас мне кажется, что здесь нечем дышать. Легкие сдавливает, будто меня заключили в железные обручи. Даже больно. Я не прогадала: мы действительно отправились сразу же, как только я появилась на пороге гостиной. Гарри был одет в красную футболку, на которую уже была накинута куртка, и джинсы. Он задумчиво посмотрел на мои ноги. - Колготки? - Стайлс поднял глаза. В его взгляде я замечаю обидную усмешку. - Холодно. К тому же, кто ходит в сарафане зимой? - буркнула я. На самом деле я хочу говорить с ним так, как говорила раньше, но, поняв, что, если верну все в прежнее русло, все зайдет слишком далеко, я заставила себя отказаться от этой чертовой реальности. Появилась ответная ядовитая реакция. Все. Я не могу по-другому. Боюсь. Я накинула куртку и мы вышли на улицу. Он снова вел меня в какой-то отдаленный переулок. Интересно, там будет проходить очередной съезд? Но Стайлс говорил, что у меня сегодня... выходной. Звучит ужасно. Получается, я работаю. Причем, мне за это еще и не платят. Небо затянуто серыми облаками, через которые едва-едва проникает блеклый солнечный свет. Как-то хмуро и мрачно. Мне снова хочется вернуться в отель, но я молчу. Здание - такое же ветхое и старое, как и все предыдущие мною увиденные. Будто это какой-то специальный район города. А может, здесь расположены какие-нибудь исторические музеи? Кхм. Стайлс не выбирает дальний столик и не блещет энтузиазмом, поэтому мы садимся прямо у входа. Кафе. Определенно кафе, наполовину занятое людьми и официантами. Между столиками сновали люди в белых фартуках и карточками на груди. Когда мы только размещаемся, к нам как будто бы незаметно подсаживается девушка с довольно-таки знакомым выражением лица. - Джемма? - разборчиво спрашиваю я, скорее, удивленно, чем с неприязнью. Я действительно не ожидала увидеть здесь эту особу. А она все так же радушно улыбается и не навязчиво хлопает ладонью по моей руке. - Откуда ты здесь? - произносит Стайлс. Я строго на него посмотрела. Как он может разговаривать так с Эмерсон? Она же... такая невероятная. Невероятная и искренняя. Видимо, не каждому нравятся такие люди. Я делаю вид, что не слышала вопроса, и уже открываю рот с желанием спросить о чем-нибудь другом, однако Джемма, видимо, считает невежливым оставить Гарри без ответа. - Я здесь с мужем. Решили уединиться от папарацци, - так же улыбчиво отвечает Джемс, а я чувствую, как мои глаза расширяются от удивления. У нее есть муж? Эмерсон замужем? Я снова смотрю на эту молодую девушку, у которой, кажется, вся карьера впереди. Она вроде бы ничуть не старше меня. Надо же. Ладно, пусть так. Однако меня начинает раздражать это слово. Папарацци. - Так же и мы. Уединение, - Гарри закатывает глаза и берет в руки белую салфетку. Не знаю, отчего, но он немного подержал ее в руке и слабо сжал. Снова это его беспокойство. Я вижу, как он встрепенулся, Стайлс всмотрелся куда-то в пространство позади меня, но совсем скоро опустил взгляд. - Может, свидание вчетвером?.. - Джемма махает рукой. Я не знаю, что означает этот жест, но, видимо, ничего плохого, если его обладательница - Эмерсон. И вообще, какого черта у нас свидание? - Прости, но мы хотели побыть одни, - вежливо произносит Стайлс. Настолько вежливо, что даже Холли бы отсела за другой столик, но ведь ее здесь нет, верно? Однако эта интонация могла задеть лишь искреннюю Джемму. Она поджала губы и встала, собираясь уходить. - Ну, что ж... Меня смущает говор Гарри и его "мы". Из его уст это звучит как-то лично. Не так, как хотелось бы. Я смотрю на Эмерсон, виновато улыбаюсь и одними губами бормочу что-то вроде "прости, Джемс, в следующий раз". Та улыбается мне в ответ, а в следующую секунду я вижу лишь ее удаляющуюся спину. Парень, к которому идет Джемма, такой же открытый, как и его жена. Когда девушка возвращается, его губы растягиваются в широкой радушной улыбке. Эмерсон протягивает к нему руку и сплетает свои пальцы с пальцами мужа. Тот рад, как ребенок. Я чувствую себя какой-то совсем пустой и опускаю взгляд. Стайлс тихо, приглушенно смеется, наблюдая за мной. Неужели он понял, что я завидую им? Надеюсь, что нет. Это мое сокровенное. Через пару минут к нам, наконец, подошел официант. Гарри долго с ним говорил, оживленно жестикулируя руками, но я думаю о другом. Юноша в смешном фартуке ушел, а Стайлс взглянул на меня. - Тебя что-то беспокоит? Если бы я могла задать этот вопрос, я бы первая спросила. - Нет, - я пожимаю плечами. В последнее время коротко лгать удается лучше всего. Мы ждем около получаса. Все это время Гарри изучает мое неопределенное выражение лица. Это напоминало детскую игру. Я хочу залезть под стол и спрятаться от этих проницательных глаз, но нужно учиться держать себя в руках. У меня это плохо выходит. Шаги. Я слышу шаги, мимо меня проходят люди, весело о чем-то болтая и посмеиваясь. Мне тоже почему-то хочется усмехнуться. Не могу. Шаги, шаги, шаги. Звон разбитого стекла. Чьи-то удивленные возгласы. Я оборачиваюсь. Первое, что я вижу - осколки чайного сервиза на полу и разлитая темная жидкость. Очевидно, чай. Выше - парень. Темноволосый юноша, которого что-то во мне сильно удивило, будто у меня было четыре руки. Он шагнул ко мне. В его сером взгляде читалось то ли узнавание, то ли безумие. Одно я знаю точно - я ему знакома. Но я вижу его впервые. - Татуировка... - несвязно бормочет он, смотря, как я нервно провожу рукой по волосам. Кажется, только сейчас он замечает во мне что-то еще, потому что огонек узнавания пропадает из его глаз. Он заглядывает мне в лицо. - Я не мог обознаться. Я не могу спутать тебя с кем-нибудь другим, - бормочет он. Злость? Ярость? Что им движет? Мне хочется бежать, я пытаюсь взглянуть на Стайлса, посмотреть, как он реагирует на все это, но почему-то не могу отвести взгляда. Люди вокруг шепчутся, будто этот парень дал им пищу для сплетен. Я не понимаю. - Я все уберу... Я все уберу... - бормочет другой официант с мокрой тряпкой в руках, который с волнением на лице порхал вокруг разбитого сервиза и успокаивал людей. А этот темноволосый все пытается отыскать во мне что-то, что его так сильно будоражило. - Я не могу спутать тебя. Не могу. Он повторяет это несколько раз, но последние его слова прозвучали настолько тихо, что я не расслышала. Больно. Во мне что-то отзывается, хочется протянуть руку, что-нибудь сказать. Отчего? Мой наполовину собранный пазл рушится, и я понимаю, что на самом деле не нашла ни одного ответа на свои вопросы. Я чувствую, как меня хватают за руку и тянут к выходу. Я впервые благодарна Стайлсу за то, что он делает. В памяти всплывает, кажется, знакомое и одновременно незнакомое имя. Да, я знаю, что того парня зовут Эрик Блейк. Но разве это должно что-то менять?       Если прошел час, я уже должна чувствовать себя разбитой. Я должна бессвязно бормотать что-то себе под нос и прятать руки в карманах, которых у меня нет. Шаги, шаги... Сколько же здесь людей? А все-таки, как бы то ни было, прошел чертов час, за который я все еще не могу ничего обдумать. Мне не хватает времени. Стрелки будто по собственному желанию быстро перешагнули через несколько цифр сразу. Слишком быстро пролетело время. Мы сидим на старой продрогшей лавочке городского парка. Я не знаю, зачем Стайлс привел меня сюда, и знать не хочу - сейчас я не могу думать о чем-то постороннем. Да, имя, которое было стерто, все же всплыло. Однако, только имя. Оно ни о чем мне не говорит. Эрик Блейк. Чем же я могла не угодить ему в прошлой жизни? Чего настолько серьезного я могла натворить, что человек, увидев меня, может вот так отреагировать? Он узнал меня, несомненно. С неба ворохом падают снежинки, белоснежно-белые, чуть поблескивающие в солнечных лучах. Я понимаю, что на самом деле люблю зиму. Февраль. Этот февраль первый для меня, и я его запомню. Буду рассказывать своим внукам о том, как прекрасен был снег в мои года. Черт. Какая же глупость. Разве я уже готова становиться старой? Я нервно смеюсь, а Гарри странно смотрит на меня, не ожидав подобного. Его щеки и нос покраснели от мороза, это кажется мне настолько смешным, что я не прекращаю смеяться, отчего получаю еще одну порцию безумно недовольного взгляда. - Стайлс, - обратилась я. Юноша взглянул на меня, попутно пряча ладони в карманах куртки. Ему действительно холодно? Так отчего же мы не уйдем? - Почему ты увел меня из кафе? Ты знаком с этим парнем? Кажется, лучше узнать все это от Гарри и сделать вид, что я абсолютно ничего не помню. Так будет лучше. - Это ты знаешь его. Наткнувшись на мой непонимающий взгляд, Стайлс вздыхает. На его темных волосах - иней, наверняка холодный, чуть поблескивающий и леденящий душу одним своим видом. Меня передергивает. Пусть я и не хочу, но все же заглядываю юноше в глаза, невольно окунаясь в этот чертов теплый водоворот, дико напоминающий лето. Зеленый. Я люблю зеленый. Я теряю эту приятную нить, когда Стайлс отводит взгляд. - Он твой названный жених. Понятия не имею, что там у него на уме, но ты говорила, что любишь меня, - Гарри пожимает плечами. Я хмурюсь. Он говорит так спокойно, будто все это не имело никакого конкретного значения. Кажется, еще пару дней назад он не был намерен выкладывать на стол все карты, а сейчас вот так вот просто говорит мне, что я любила его. Неужели правда? Вот в чем причина учащенного сердцебиения и постоянного румянца. А хотя, может, у меня просто слабое здоровье и учащение сердечного ритма? Да, скорее всего, так. Не может быть, что я люблю этого человека. Я не могу его любить. Мы совершенно разные. Однако, проводя с ним ночи напролет в одной потели, я почему-то не думала об этом. По выражению лица Гарри можно было сказать только то, что этот разговор ему противен. Будто он понимал, что это должно было случится, но все время молчал. - А я ведь знал, что Эрик приехал сюда, - тихо говорит он. Подул сильный ветер, почти срывая с меня распахнутую куртку. Тонкий сарафан не спасал от холода. - Когда мы разговаривали в последний раз, я все еще был в Лондоне. Блейк говорил, что его археологи-родители переезжают в Реддич из-за несостыковок, связанных с профессией, - я вижу, как на лбу Гарри пролегает глубокая морщинка. Он недоволен чем-то. - Мы не были с ним друзьями. Никогда не были, да и вообще, толком никогда близко не общались. А тут... авария, в которой пострадала ты. Поняв, что часть тебя нам обоих придется упустить, все это перестало быть такой уж и заклятой враждой: ведь ты делила себя между нами двоими, верно? Пусть и проводила больше времени со мной, а от него убегала. Все это было чудом. Ну, то, что я мог начать все заново, с чистого листа, ту историю, в которой твоей главной Вселенной был бы я один, и только... Я должна была задать вопрос, перебить, но этого момента я ждала слишком давно. Однако такой реакции от себя я не могла ожидать. Он... правда делится со мной? Тем, что я упустила? И пусть я не признаю его, пусть делаю вид, что у меня слабое здоровье, пусть он для меня не больше, чем источник заблуждений - я благодарна ему. Потому что искренность вряд ли можно променять на что-либо другое. Хотя эта искренность и скрывалась под маской самолюбия. А может, всего понемногу. Не знаю. Сейчас это не самое важное. Я не буду ничего говорить, не буду пытаться вспомнить, как выглядела картинка былого пазла - я буду составлять ее по частям, заново, меняя этот чертов расклад. - Я решил, что отгорожу тебя от этого мира и приучу к своему, будь то светское общество или нет. Я хотел забрать тебя себе, ту оставшуюся часть, которая со временем смогла бы окончательно привыкнуть ко мне, а может, даже и вспомнить. Действительно, я рассчитывал даже не на себя, а на время. Гарри выглядит настолько подавленным, что я сглатываю подступающие слезы и протягиваю ладонь, касаясь его руки. В его глазах мелькает лучик чего-то по-доброму нежного. - Ты сама видишь, какой я. Неправда. Ты не такой. Ты не такой, и я вижу это. Впервые за долгое время. - Не знаю, помнишь ли ты меня. Того меня, который жил в твоем прошлом, водил тебя в парк аттракционов и в кафе, смотря с тобой фильмы ужасов в Калифорнии и кидаясь в тебя попкорном. Я не знаю, насколько пострадала твоя память, но что-то не состыкуется, Тара, - юноша выдыхает. Резко, отрывисто, отчего меня передергивает. Вряд ли это жалость. - Да, именно (Курсив)Тара(Курсив), потому что Картер Хэйзи - истинная ложь, которую необходимо немедленно уничтожить. Я просто думал о себе, прокладывая тебе дорогу сюда. Он берет мою ладонь в свою, сплетая пальцы, и чуть пододвигается ко мне, серьезно заглядывая в глаза. Мне остается молчать, будто бы это вовсе не мне хотелось узнать причину странного поведения Гарри Стайлса. Будто бы не я все пыталась понять его, собрать, наконец, эту чертову картинку, которая все никак не складывалась воедино, на под каким углом, ни под каким предлогом. - Я не буду просить прощения, потому что знаю, что такое вряд ли возможно простить, - чуть склонив голову вбок, Стайлс отпускает мою ладонь и встает, снова пряча руки в карманы. Он больше не смотрит на меня. - Пойдем, ты соберешь свои вещи. - Зачем? - только и могу прошептать я, не в силах отвести от него взгляда. Нет, я не хочу уезжать. Больше не хочу. - Ты наверняка ненавидишь меня после того, как я увез тебя, - бросает Гарри, поворачиваясь ко мне спиной. Его голос становится едва различимым среди шепота ветра. - Совсем нет... Молчание. Слышно только, как завывает ветер среди деревьев, как скрипит снег под ботинками Стайлса и... как я пытаюсь что-то сказать, но у меня не получается. Слышится только несколько первых букв - и все. Я не способна на большее. Слишком многого услышала. Когда я все-таки не встаю, Гарри чуть поворачивает ко мне голову. - Ты даже представить себе не можешь, как я был зол и одновременно разбит, услышав от тебя вопрос, который по всем правилам должен был остановить меня, - тихо произносит он. В его голосе все - от разочарования до чертовой боли, которую я не смогла бы вынести. - Тогда ты спросила меня, кто я такой и что я здесь делаю. Я был настолько отчаявшимся, что не отступил. Необходимо было что-то предпринять, однако все мои поступки были лишены морали - всего лишь личная выгода. Я снова пытаюсь что-то пробормотать, но ветер делает это за меня. Я поднимаюсь на ноги и протягиваю руку к Стайлсу. Тот отстраняется, будто бы я была живым источником электричества. Это задевает меня. - Пожалуйста, давай вернемся отель и соберем твои вещи. Я увезу тебя домой. Я качаю головой, но Гарри не видит этого. - Я не хочу уезжать. К тому же, у меня нет вещей. - Те платья, которые я приносил тебе. Оставь их себе. Я пытаюсь что-то возразить, но толку нет никакого. Как объяснить ему, что я вовсе не злюсь и не ненавижу его? Напротив, внутри разливается какое-то странное и еще непонятное мне тепло, которое начинало понемногу греть. Слишком сильный контраст с окружающим меня холодом. - Разве ты не понимаешь? Я делал это для личной выгоды. Для себя, - Стайлс оборачивается. Я смотрю на него, долго, навязчиво, будто бы смысл его слов доходил до меня не сразу, а постепенно. В его глазах мелькает нечто, напоминающее бездействие. Безнадежность. Тоска. - Я увезу тебя домой. Сейчас же. Господи, Тара, если ты будешь спорить, я действительно стану на минуту маньяком, каким ты меня и представляла. Как он узнал? - Ты говоришь во сне, - бросил Гарри, заметив, что я совсем ошарашена его проницательностью. Получается, он знает не только это. Получается, я наговорила многого. Я... Черт возьми. Мы возвращаемся в отель. В абсолютном молчании. Я слишком удивлена произошедшим, Стайлс о чем-то думает и настолько напряжен, что даже сжимает зубы. Я замечаю это только тогда, когда он отпирает дверь нашего номера. Мне не становится тепло даже у батареи, будто бы отопление отключили не только снаружи, но и внутри меня. Это наводит тоску и такую глубокую грусть, что в конце концов мне остается только действительно молчать. Гарри дает мне двадцать минут, чтобы принять душ и переодеть сарафан на джинсы с рубашкой. Он прикупил мне это на какой-то неизвестной распродаже, хотя я была только рада. Удобно и практично. И никакие платья и сарафаны этого не заменят. Вместо того, чтобы сразу пойти в душ, я закрываюсь в ванной и сажусь на пол, сползая по стенке вниз и опираясь спиной о стену. Пол такой же холодный, как и мои руки, поэтому сильной смены температур я не замечаю. Почему-то тяжело. Настолько тяжело, что мне остается чуть прикрыть глаза, захотеть, чтобы включилась вода и создалось впечатление, что сегодня я невероятно послушная девочка. Хм. Невероятно послушная. Очередная глупость. Душ я все-таки принимаю. Я сижу в гостиной, в кресле, все еще смотря, как люди копошатся за окнами. Чертовы люди. И что, разве им не хочется побыть одним? Все, как один, плывут среди толпы, будто бы не замечая, куда катится время. Стайлс куда-то идет. Кажется, в сторону входной двери. - Успокойся, я всего лишь поговорю с ней... - Ни черта я тебя не пущу, можешь уходить. И вообще, я не планировал приглашать кого-то в гости и... Голос, помимо голоса Стайлса, мне не знаком, но я сползаю с кресла и иду на него, зная, что предмет спора - я. В дверях застыл Эрик Блейк, поднимая обе ладони в знак невинности. Он смотрит на меня и едва заметно улыбается. - Думаю, она сама хотела бы поговорить со мной, Стайлс. Уступи дорогу. Гарри делает вид, что ему безразличен мой пустой взгляд.