День за днем. Эпизод 3

Вернувшись в кабинет, конечно перезваниваю Анюте – столько всего накопилось и навалилось, что перемолоть все это в одиночку не получается, да и не представляется возможным - никогда не думал, что мамина душа такие потемки, причем женские. У Сомовой сегодня ночной эфир, делать ей абсолютно не фига - в гостинице это не дома, готовить и убираться не надо, так что встретится и потрепаться она готова хоть сейчас. Ехать в какую-нибудь жральню интереса абсолютно никакого – на часах уже четвертый час, практически вечер, поэтому договариваемся встретиться дома. У матери, как я понимаю, обширная программа наведения красоты и у нас с Анькой будет время наговориться и что-нибудь придумать. Предупредив Люсю о несуществующей срочной встрече с рекламщиками, без зазрения совести сваливаю домой - в крайнем случае, что-нибудь Наумычу наплету, он поверит. *** Когда захожу в квартиру Анька уже там – сидит в гостиной на диване, отдыхает, взгромоздив ногу на ногу. Обмен новостями длится недолго – Сомова докладывает про организацию отвлечения Зимовского и восхваляет Руслика, а я ей вываливаю про парикмахерскую, маникюр и неугомонного Егорова, который все время порывается рассказать моей матери какая замечательная у Игоря двоюродная сестра. Еще один такой день и можно заказывать похоронные венки - мое сердце точно не выдержит. Эмоции прут наружу, и я начинаю метаться по гостиной, перед носом у Сомовой: - Капец, у меня прямо в башке не укладывается! Подруга с моими хождениями крутит за мной головой, как подсолнух за солнцем: - Что у тебя не укладывается? Как что? Как что? Срываюсь на ор: - Как моя мать может так поступать с моим отцом!? - Игорь! Сомова морщится и трясет головой: - Ой, то есть, Марго! Вот, правильно, сам же просил не забываться в общественных местах и не путаться с именами. А моя квартира с некоторых пор – настоящее общественное место. Иногда даже зоопарк и дельфинарий. Набегавшись, плюхаюсь в кресло, и Анька многозначительно продолжает: - Да пойми ты! Если женщина ищет каких-то отношений на стороне, то в этом виноват только мужчина! Напрягаюсь, задрав глаза к потолку. Это она на папу наезжает? Да он самый лучший! И вообще мне такая логика совершенно не нравится - тогда и мужчина, не будем показывать пальцем, нагулял ребенка с другой, по моей вине? А сам он белый и пушистый? Меня словно пружиной подбрасывает, и я вскакиваю, нависая над Сомовой: - Это ты сейчас про отца моего говоришь? Анюта глядит исподлобья, елозя на месте: - Про кого же еще. Вот тоже, коза! А ведь всегда обниматься к нему лезет. Он же к ней, как к дочери! Предостерегающе поднимаю палец: - Так, Сомова! Выбирай выражения. Между прочим, речь идет о моих родителях. Анюта тоже вскакивает: - Я понимаю, поэтому ты и бесишься! - Да, бешусь, а что мне прикажешь делать? Упертая Анька, качая головой и уткнув руки в бока, пытается настоять на своем: - Послушай, твои родители, прежде всего, мужчина и женщина! И ничто мужское и женское им не чуждо. Ну, насмешила! Встречаться с трансвеститом это типа естественное женское желание? Интересно, как бы она запела, если бы рушилась ее семья? Сразу бы все аргументы иссякли! - То есть так, да? - То есть так, да! Открыв рот, шлепаю губами, пытаясь подобрать умные слова. Сомова добавляет: - А ты их взрослый сын, между прочим, и ведешь свою самостоятельную жизнь. Чушь все это! Моя самостоятельная жизнь тут вообще не причем, я вообще холостой. Может про кого-то постороннего я бы и согласился, но это моя семья и ломать ее я не позволю: - Только что мне прикажешь делать? Сидеть, спокойно смотреть, как какая-то амеба окучивает мою мать? Сомова отводит глаза, переминаясь, потом снова смотрит на меня, толдыча свою чушь: - Твоя мать взрослая женщина, и поступает так, как считает нужным. Вот, дура! Я же не про это. Не могу я опустить руки, и пусть все плывет по течению. Сама-то как брыкалась и истерила про своего Марата, слово не скажи… А кто оказался прав? Меня даже скрючивает от переполняющего возмущения, и я перехожу на настоящий ор: - Так и что мне теперь, свечку подержать? Я как, потом, своему отцу в глаза смотреть-то буду? Меня снова мотает из стороны в сторону, и я начинаю метаться по комнате, сжигая адреналин. За спиной раздается смешок спешащей следом Сомовой: - Ха, а как он тебе смотрел в глаза, когда ты его из сауны вытаскивал? Помнишь? А вот это удар ниже пояса! И вообще отец тогда здорово перебрал и ничего не соображал…. А те две девки, что пришли, они ж не для него были, мне потом мужики сами признались. Да и не было там ничего, подумаешь, за титьки потискал… Я Аньке, как-то рассказал, по глупости, как хохму, а она вишь, теперь припомнила, собака страшная. Резко развернувшись к Сомовой, снова ору, обвиняюще тыча рукой в предательницу: - Я просил забыть об этом раз и навсегда! И ухожу к себе, в спальню, в ванную куда угодно. Сомова вопит в спину: - Ну, извини, у меня вырвалось. Так я и поверил.. Оглянувшись, ору в ответ: - Вырвалось у нее! И иду дальше, кипя и негодуя. Анюта семенит вслед: - Ну, Игорь, ну пойми же ты… Ничего не хочу понимать! Мысль об отце неожиданно подталкивает к другому действию - развернувшись на сто восемьдесят градусов, возвращаюсь в гостиную, к столу и тянусь за телефонной трубкой. Сомова останавливается тоже: - Что ты делаешь? Сама сейчас поймешь. Прихватив телефон, разворачиваюсь лицом к подруге. Выставив вперед ладонь, чтобы не перебивала, уже спокойно завершаю нашу дискуссию: - Все правильно, все правильно ты говоришь, Сомова. Но когда речь идет о моих родителях, я этого понять не могу! Не дожидаясь ответа, направляюсь в спальню, а сзади тащится Анька, так и не въехав, зачем я унес с собой телефон: - Что ты делаешь? - Звоню. - Кому ты звонишь… Марго, кому ты звонишь? Но я уже набираю номер отца. На том конце почти сразу раздается родной голос: - Да?! - Алло, папа! - Какой еще папа? Кто это говорит? Черт, опять я забыл про свой бабский голос. Тру пальцами лоб, потом поправляю волосы. Надо выкручиваться: - Ой…, а-а-а… Извините Семен Михайлович, это… Это Маргарита, невеста вашего Гоши. Сомова стоит в дверях спальни и внимательно слушает, что я плету. В голосе отца искреннее недоумение и неверие: - Чья, невеста? А что такого-то? Он что, не человек что ли? Не выдерживаю: - Ну, Игоря, сына вашего. - Так, знаете что, девушка. Если у вас в одном месте детство заиграло, то позвоните, пожалуйста, по другому телефону. Может там вместе с вами посмеются. Капец. Это кто ж я в его глазах? Монстр, который никогда подходящую бабу себе не найдет? Ну, в смысле для семьи. Или мне до пенсии в донжуанах ходить? Обиженно вышагиваю по спальне туда-сюда, с трубкой у уха: - Семен Михайлович, я серьезно! Я сейчас звоню вам из квартиры Игоря. Сомова усаживается на кровать и недоуменно отворачивается. - Просто он сейчас в отъезде и попросил позвонить вам. Надо как-то перейти в разговоре к знакомству с Гошиной матерью. К тому же это докажет, что я это я, а ни какая-нибудь приблудная подружка Игорька. Голос отца по-прежнему недоверчив: - А чего он сам не может мне позвонить? Автоматически пожимаю плечами, хотя у меня и не видеотелефон: - Ну, не знаю, дела. - Дела у него…. Деловой сильно! - Семен Михайлович, тут просто к нам в гости ваша супруга приехала. Ключевое слово сказано, и папин голос смягчается: - Подожди, подожди, ты что… Действительно невеста Игоря? Кажется, дело сдвинулось, и я уже не так нервно вышагиваю по ванной: - Ну, да… Просто мы не хотели раньше времени афишировать. Сомова, поджав губы, корчит кислую рожу и, скукожившись, смотрит в пол. Не знаю, что ей тут не нравится, отличная же версия для родителей… Но судя по голосу отец и правда ошарашен: - Да, уж…Мой сын не перестает меня удивлять...Так что там, с моей женой? - Да ничего… Просто мне показалось, что она… Очень скучает. - Еще б, конечно, чирканул матери пару строк и с концами, ни звонка, ни телеграммы. Хоть бы голубя почтового прислал, что ли. Выслушивать критику в свой адрес неприятно и тяжело. Конечно, нужно почаще писать родителям, чай не молодые уже. Но я же ей звонил! Со вздохом усаживаюсь на постель: - Э-э-э-хех… Семен Михайлович, я, вообще-то, не про вашего сына. Поглаживая лодыжку, поворачиваюсь к сидящей рядом Анюте, и мы переглядываемся. - А про кого? - Я про вас. - А что, я? - Ну-у-у…Мне просто показалось, что Тамаре Ивановне очень грустно без вас. Голос отца кокетливо недоверчив, но ему явно приятно: - Да ладно ж… Чего это ей, грустно? - Да ну, просто вчера как-то чисто по-женски разговорились. - И что? Сомова поднимается c дивана и начинает расхаживать по спальне, прислушиваясь к разговору. Но это меня не сбивает - я уже знаю, о чем говорить: - И-и-и... Мне показалось, что вас ей очень не хватает. Бросаю взгляд на Анюту, и та кивает, одобряя мой креатив. Отец в ответ недовольно бурчит: - Вот, вот именно… Вот именно, показалось! - Вы знаете, Семен Михайлович, я так не думаю. Сомова отходит к окну и, отвернувшись, смотрит на улицу. Мне кажется, я переломил ее мнение и теперь она будет мне помогать, а не отговаривать. - Знаете, что она вчера вспомнила? Как вы в Крым ездили на машине. Ну, когда Гоша был еще совсем маленький. И как ей ночью захотелось арбуза. Мне этот эпизод запомнился на всю жизнь, да и родителям, наверно, тоже. Мои губы растягиваются в невольной улыбке, а на душе становится тепло и нежно. Рассказываю и будто заново переживаю то прекрасное счастливое время своего детства и молодости самых близких людей: - И вы, ползком на бахчу! А потом еще написали на кожуре «Любимой Томочке». Радостно поглядывая на подругу, не могу удержать смеха. Отец молчит, а потом, как-то по-особенному переспрашивает: - Она это вспомнила? Мне кажется, мои слова что-то задели и пробудили в нем. Со вздохом пожимаю плечами – не знаю как мать, но я помню и не забуду никогда: - Ну, да… И, по-моему, даже прослезилась. Сомова начинает вновь бродить по спальне. Моя добрая ложь ей не нравится. - Ну, так это… Скажи ей, пусть берет билет, я ее встречу! Нет, у меня другая цель: - А-а-а…Может быть наоборот? - Что, наоборот? Давлю сильнее: - Так может наоборот – ну, может быть, все-таки, вы к нам, так сказать на Колыму? Сомова усиленно кивает. До нее, наконец, доходит, задуманная мной комбинация. - Представляете, как мы ее одним финтом на обе лопатки уложим?! Анька снова садится рядом, и мы улыбаемся друг другу, как две заговорщицы. С хитрой улыбкой добавляю: - Да, кстати, заодно и познакомимся. В голосе отца слышится удивление и одобрение: - Как, говоришь, тебя зовут то? - Марго. Ну, Маргарита. - Знаешь что, Маргарита, я еще тебя не видел, но ты мне уже нравишься. А ведь я могу и приехать! Обрадовано вскакиваю – кажется, сработало: - Ну и приезжайте! Чего медлить то, собственно? Решил – сделал! Смотрю на часы на руке: - Кстати говоря, если сейчас встать и поехать на вокзал, то к вечеру хоп - и вы уже у нас! Скоростной за три часа уложится. Затаив дыхание жду ответа, получится или нет уговорить. Рука сама нервно тянется поправить и пригладить волосы. Что он молчит? Пытаюсь хоть что-то добавить еще на чашку весов: - Да! Ну-у… Я оркестр не обещаю, но ковровая дорожка обязательно будет. - А что? Уговорила. - Все, договорились! Отлично! - Целую, жду, пока! Надеюсь, он не против, что я его целую и жду. Нажимаю отбой и c бесенятами в глазах улыбаюсь Анюте, которая, поднявшись со своего места, критически глядя на меня, качает головой: - Да, Гоша, тебе бы Остапом Бендером родиться. Фигня, главное появился просвет среди туч, а мое маленькое вранье, оно же никому хуже не сделает, только лучше. Встряхнув головой, бурчу в ответ, оставаясь в радостном возбуждении: - Да мне бы, мужиком Анечка, а как зовут неважно. Сомова, двинув бровями, отворачивается, я же перехожу ко второй части своей задумки и в ней мне без подруги не обойтись: - Тут важно другое. - Что же именно? Бросаю осторожный взгляд на Аньку: - Теперь надо маму обработать! Поможешь? Та лишь пожимает плечами. Типа - а есть ли выбор? Нет у тебя выбора Анечка, нет. И мы идем в гостиную - нам нужно составить план и все подготовить. Если ностальгия хорошо подействовала на отца, может быть аналогичный фортель проделать и с матерью? *** В шестом часу оставляю Анюту реализовывать наши задумки, а сам, все-таки, возвращаюсь на работу – к концу дня лучше отметиться и закрыть мелочевку. А то ведь, гаденыш с хронометром, опять может что-нибудь учудить - не дай бог обыскался и теперь плачет… Но в издательстве, на удивление, тихо и спокойно. Досиживаю до финального свистка и даже дольше, почти до семи, а потом, с чувством выполненного долга, опять еду домой. Поезд наверно уже на подходе к Москве, а материн упырь, как я слышал, приглашен на полдевятого вечера. По пути успеваю созвониться с Анютой и узнать о маминой реакции на старые семейные фотографии, которые Сомова, как бы невзначай, должна была ей подсунуть с рассказами и воспоминаниями. По Анькиному разумению вроде мать зацепило, но надо еще добавить. *** Когда появляюсь в квартире, дым стоит коромыслом - мать готовит и накрывает на стол в ожидании гостя. Так суетится, что и поздороваться, толком, не получается. Долго прятаться у себя в комнате смысла нет - в мои планы не входит оставаться дома до появления губастого хмыря, так что даже туфли не снимаю и не переодеваюсь. Когда выхожу в гостиную, озабоченная сборами мать, прихватив тарелку с зеленым салатом, тащит с кухни к столу. Не торопясь, расслабленной походкой, иду за ней, благожелательно улыбаясь: - Мам, ты такая сегодня красивая. Мать от неожиданности притормаживает, держась обеими руками за тарелку, и смотрит удивленно на меня. Она действительно в брючном костюме, белой блузке, причесанная и накрашенная выглядит на «отлично». Тем не менее, чувствуется, что ей приятна такая оценка ее стараний: - Что, правда? - Я констатирую факт. Я думаю, что твой новый знакомый будет приятно удивлен. Говорю, а сам представляю, как удивиться мать, увидев на пороге отца, а не этого придурка. - Марго, ты сейчас серьезно говоришь? Убрав скромно руки за спину, смотрю на мать чистыми ангельскими глазами: - Вполне. Мамуля нервно вздыхает - видимо не ожидала от меня такой перемены: - Странно, а мне казалось, что ты меня осуждаешь. Обойдя вокруг нее, прохожу к столу: - Ну, честно говоря, поначалу так и было. Все-таки, мам, ты же мне не чужой человек. Мама внимательно слушает, а потом ставит на стол свою тарелку. Продолжаю играть начатую роль: - А потом… Придерживая и приглаживая юбку вдоль бедер, усаживаюсь на диван, положив ногу на ногу: - Я просто сказала себе: «Слушай, а что ты лезешь в чужую жизнь?» Мать тоже садится, рядом, на боковой модуль. Мое вдохновение растет с каждой минутой: - И ты знаешь, когда я это себе сказала, я сразу поняла, что меня раздражает. Мать удивленно и как-то радостно переспрашивает: - И что же? Романтично поднимаю свой взор к потолку: - Ну-у-у… Мам ты понимаешь… Я же ведь еще на пороге только семейной жизни и… Почесав ухо, заканчиваю проникновенную речь: - И мне всегда хотелось верить, что любовь это что-то такое… Бросаю взгляд на мать – кажется, мои слова действуют в нужном направлении, и я продолжаю в том же духе: - Нечто вечное … Я согласна, звучит наивно. Но когда ты видишь, как многолетняя любовь тает, как кусок сахара в воде… Снова печально кошусь на мать: - Становится немножко грустно! Мать кивает, соглашаясь: - Да, жизнь это не кино. Тихо повторяю: - Ну, да. А потом уже громче, добавляю: - Но, с другой стороны, отрезвляет. - В смысле? - Ну, Гоша же тоже не подарок, сама говорила - пчелка. Порхает с цветка на цветок. Мать молчит, и я снова кошусь на нее: - Поэтому, если я в будущем сделаю нечто подобное, я думаю, моя невестка меня не осудит. Может маме мои слова и не очень нравятся, но крыть ей нечем. Так что мило ей улыбаюсь, растянув губы до ушей. С другой стороны, видимо это созвучно тому, что она чувствует сама, поэтому тянется ко мне: - Марго. И я приникаю к ней, положив голову на грудь. Как же я тебя люблю, мамочка… Расчувствовавшись, она смеется: - Ты еще доживи до своей невестки. Мне хорошо и спокойно, и я улыбаюсь: - Я постараюсь. Музыкальный центр, выставленный Анютой на таймер, начинает играть известный с самого детства мотив. Мать с горящими глазами хватает пульт со стола и прибавляет звук: - Люблю эту мелодию. Я тоже ее обожаю – мать с отцом, когда слышат, буквально расцветают. Смотрю на мать и улыбаюсь – кажется, мы с Сомовой рассчитали все верно. Мать, вся светясь, делится со мной: - Мы с Гошиным отцом всегда под нее танцевали… На всех праздниках… Она возбужденно тычет пультом в сторону центра: - Ха, представляешь, он даже брал с собой кассету с этой мелодией на танцы! Дослушав композицию, с улыбкой киваю: - Ну, теперь понятно. Полная воспоминаний об их с отцом молодости и любви, мать приветливо смотрит на меня: - Что, именно? Мечтательно прикрываю глаза: - Почему Гоша подсадил меня на эту мелодию. Теперь почва подготовлена и пора давать третий звонок к заключительному акту пьесы. Встаю с дивана: - Ладно, будем считать, что лирическое отступление закончено. Мать тоже поднимается, и я смотрю на часы. Отец, по моим расчетам должен появиться минут через пятнадцать-двадцать. Сомова, наверно уже подъехала и на исходной позиции ждет меня. - Ну…Я побегу, мне пора, так что…. Неопределенно прокрутив в воздухе руками, указываю на всю просматриваемую жилплощадь: - Дом в вашем распоряжении, пользуйтесь. Обогнув полки отделяющие прихожую от гостиной, останавливаюсь там и, положив локоть на одну из них, с таинственным видом смотрю на маму, словно сказочница в теремке: - Я бы даже сказала - злоупотребляй! И подмигиваю - надеюсь, мой сюрприз, заставит родителей сегодня хорошенько злоупотребить. Довольная мать, шепчет: - Спасибо. А мне казалось, что мы с тобой не найдем общего языка. Пожимаю плечами: - Ну, как не найдем, почему не найдем... Найдем, конечно, мам. Мать кивает, а я беру лежащие тут ключи и поднимаю их в прощальном приветствии: - Все, удачи! - Спасибо. Прихватив с собой куртку и сумку, выскакиваю за дверь, захлопывая за собой. И только потом приходит удивленная мысль – надо же, она даже не поинтересовалась, куда это я иду, на ночь глядя, и вернусь ли ночевать - так ей хочется уединиться для своего свидания. *** И вот мы сидим и сидим в машине, Сомова что-то рассказывает, но я слушаю в пол уха и уже нервничаю. Оказывается отец приходил на радио, расспрашивал обо мне у Аньки, а потом ушел, вроде как по делам. И с концами. Чтобы не терять времени даром, повторяю для Анюты всю автобиографию Маргариты Ребровой - родители наверняка будут сегодня допытываться до моей подноготной, и мы с подругой должны петь наши песни в унисон. Во-первых, рассказываю то, что уже озвучено маме – мы познакомились с Гошей в редакции, уже некоторое время живем вместе, у меня есть двоюродный брат…, э-э-э…, алкаш, который тоже работает в редакции, Гоша перед отъездом попросил Наумыча оставить и.о. вместо себя не Антона, а меня и Егоров пошел ему навстречу. Все! Теперь нужно быть готовыми к следующей порции пыток с пристрастиями - где жила, где училась, кто родители…. Если ориентироваться на паспорт, который показывать нельзя ни в коем случае - родилась в Москве и, наверно, училась тоже. Может быть даже там же, где и Игорь, только в другое время. Раз родилась в Москве, то понятно не бомжевала – жила с родителями, пока они…, пока они…. Не знаю… Умерли? Слишком трагично. Развелись и разъехались? Ну, может быть. И лучше всего за границу… А квартиру оставили любимой дочери. Но поехать посмотреть нельзя, потому что она сдается, и там живут посторонние люди. Ну, раз все равно я живу у жениха. Точно! С этим разобрались. Остается еще один скользкий момент – кем же Марго работала в издательстве, что Гоша ее особо не замечал, а когда заметил, вдруг решил устроить на свое место…. И главное Егоров не противился… Загадка. Может быть, развить легенду, которую уже проглотил Наумыч при приеме меня на работу? Дескать, проходила стажировку за границей, узнавала опыт работы главного редактора итальянского глянца. Черт, уже и забыла, как он назывался. А, вспомнил – ключевое слово Паола из Террачини с четвертым номером бюста - «Urban Notizie»! Когда вернулась, то устроилась в издательство «Хай файф». Точно - не в редакцию «МЖ», а в издательство! Мало ли ответственных должностей в издательстве… Игорь тогда был в отъезде - в командировке, в отпуске, а как вернулся, тут-то мы и познакомились… Фу-у-ух! Как же тяжело… Теперь, главное, ничего не перепутать. Снова кручу головой, высматривая отца. Я надеялся, что он появится дома раньше маминого гостя и все закончится happy end. Иначе же катастрофа - в квартиру заявится отец, а там этот упырь в женском белье. Уже начинаю нервничать и психовать: - Ну и где он? - Да не дергайся ты. Огрызаюсь, повернувшись к Аньке: - Я не дергаюсь! - Ага, я вижу. Анюта поправляет зеркало заднего вида - наверно думает, что папа придет с той стороны, и мы его не пропустим. Мой мандраж вырывается наружу: - Как ты думаешь, может он вообще передумал? Сомова вздыхает: - Полдня ехал и вдруг резко передумал? Вот, что ты такое говоришь? Да прям, полдня... Сомова вдруг оглядывается назад: - О! Вот и он. Все-таки, чуть не прозевали. Отец останавливается практически рядом с нашей машиной и поправляет под подмышкой арбуз с выцарапанной надписью «Любимой Томочке». В руке у него букет цветов, а в глазах ожидание встречи. Ухватившись поудобней, топает к нашему подъезду и Анюта констатирует: - Что и требовалось доказать. А ты говорила… Я соскучился по отцу, так давно не видел. Пытаюсь открыть дверь и нетерпеливо кричу: - Па-а-ап! Сомова дергает меня назад за локоть: - Да сиди ты! Ты куда? Ты что? Удивленно подняв плечи, недоуменно смотрю на подругу – чего это она? - Что, я не могу поздороваться с родным отцом? - Конечно, не можешь. Во-первых, он не к тебе едет, а во-вторых… Она тычет в меня рукой: - Тебя он еще вообще не знает! Приходится согласиться и огорченно отвернуться к окну: - Блин. *** Через пять минут поднимаемся на свой этаж - меняем диспозицию – теперь нам важно не пропустить Влада и пресечь его попытки проникнуть на запретную территорию. Где-то сесть посидеть на лестничной площадке не предусмотрено и нам остается стоять возле лифтовой стены и подпирать ее спинами. Но это все пустяки - главное наша затея удалась и мать с отцом вместе. Я доволен до пузырей и Анька, кажется, тоже. Сомова, сунув руки в карманы, хмыкает, прикрывая глаза: - Гош, а ты видал? Он ей арбуз купил! Сложив руки на груди, смущенно ставлю ногу на каблук и начинаю вертеть ею туда-сюда: - Я тебе даже больше скажу. Я даже знаю, что на нем написано. Сомова в романтичных грезах поднимает глаза вверх: - Да, Гош, ну ты мастер! Мои губы тут же растягиваются в самодовольной улыбке. Сзади слышится шум останавливающегося лифта и раздвигающихся дверей, и я, насторожившись, отрываюсь от стены: - Тихо! По-моему, этот чудик приехал, Ань! Мы напрягаемся, готовые к атаке, но встаем в прежние позы. Из-за перегородки появляется Вадим, ошибка матушки природы, опять по-идиотски наряженный - все в той же красной кофте, белых штанах и с букетиком цветов. Он проходит мимо нас, не заметив, и я тихо свищу окликая. Похоже, он еще и глухой - продолжает топать к двери и даже тянет руку к звонку. Мы с Анютой у него уже за спиной и я громко командую: - Cтоп - машина! Упыреныш аж подскакивает и шарахается в сторону. Стоим, друг против друга, и он начинает блеять: - Э-э-э…, это вы мне? - Тебе, тебе… Сомова рядом поддакивает: - Да! Склонив голову чуть набок, игриво стреляю глазками: - А куда это мы так резво веслами машем? - А что такое? - Небось, к Тамаре Ивановне? - Ну, допустим... А что? - А Тамара Ивановна просили вам передать, что видеть вас больше не желают. Сомова опять поддакивает: - Да! - А…, почему, собственно. - Да, понимаешь, приятель, к ней любимый муж приехал. Очень ревнивый... И у них теперь медовый месяц… Видимо что-то в наших глазах и словах есть такое, что чудик меняется в лице и абсолютно верит. *** Через полчаса, нагрузившись в магазине сумками с продуктами, звоним в дверь – пора! Я заранее растягиваю рот в радостной улыбке и излучаю счастье – будем знакомиться с папой. Окончание вечера проходит на ура, в душевной можно сказать обстановке. Родители, за ужином, друг с друга глаз не спускают, так и светятся, а потом, как и ожидалось, принимаются за меня с Гошей. К горам лапши озвученной маме и удачно сегодня обговоренной с Анютой, добавляются новые пики и вершины - оказывается, мой непутевый брат живет в Борисово, в районе прудов, а моя собственная двушка чуть ли не в Щербинке – это уж Анькин креатив. Опять же вспомнить журнал, где Марго проходила якобы стажировку я сходу опять забываю, и приходится от ответа уклониться, расписывая прелести итальянской жизни. На ночлег с диспозицией не мудрю - отца с матерью укладываю в гостиной, разложив диван, у Сомовой комната есть, сам же отправляюсь в родную спальню.