День за днем. Эпизод 3

Очередное утро настраиваю себя не поддаваться на провокации и держаться на работе так, словно ничего не изменилось. И одеваюсь, достаточно строго – не хочу порождать в воспаленном мозгу у некоторых придурков странных желаний сказать какую-нибудь гадость и похабщину – достаточно длинная черная юбка, темный жакет и красная закрытая рубашка с отложным воротником поверх пиджака. Вавилонов на голове тоже нет - расчесанные, свободно падающие на плечи волосы. Серая офисная мышь. А если будут идиотские приказы и указания – буду стучать про это Егорову, пусть сам разбирается со своим выдвиженцем. Первый час проходит достаточно спокойно, у себя за столом, за ноутбуком - пытаюсь набросать план следующего номера. А что, пора! Взбаламученная последними событиями грязь, оседает вниз, снова делая мир светлее и чище, номер, с опозданием, но выходит в продажу, наше с Калугой творение, хоть и с обложкой Зимовского, раскупается довольно прилично - дополнительные затраты, думаю, перекроются быстро. Мои оптимистические грезы неожиданно прерываются - без стука открывается дверь и заходит улыбающийся Зимовский, заставляя меня внутренне напрячься. Он неторопливо приближается: - Салют. Опустив крышку ноутбука, со вздохом откидываюсь на спинку кресла и отвожу взгляд в пространство – демонстрирую, что новому начальнику здесь не рады и ничего хорошего от него не ждут. Антон с довольным видом с листком в руке доходит до окна и там остается, глядя на улицу. Идут секунды, гость молчит и я не выдерживаю: - Антон Владимирович, по-моему, когда я была главным редактором, я, все-таки, как-то стучалась в дверь. Зимовский тут же реагирует: - Ну, во-первых, когда это было… Потом разворачивается в мою сторону: - А во-вторых, ни к чему хорошему это тебя не привело. Взмахнув своим листком прямо у меня под носом, он усаживается на край стола. Угрюмо огрызаюсь: - А ты не переживай, я в этой должности ненадолго. Антоша с улыбкой качает головой – ему ведь тоже палец в рот не клади: - А я в этом не сомневаюсь. Вопрос только насколько ненадолго. Интересно сколько ты протянешь – неделю, две? Его ручонка тянется к крышке моего ноута, чтобы приоткрыть и посмотреть, что там, но я реагирую быстрее и прихлопываю крышку вниз. На его лице искреннее удивление: - А что ты там прячешь? Не моргнув глазом, язвительно парирую: - Сливаю макет следующего номера конкурентам. Антон недовольно ведет носом: - Очень остроумно. - А что, я теперь заместитель главного редактора, сам бог велел! Выбравшись из-за стола и одернув пиджак, отхожу к окну – не хочу смотреть на него снизу вверх, пусть будем на равных. Обхватив себя за плечи, замираю там. Правда-матка злит Антошу, и он начинает раздражаться: - Маргарита Александровна, ваши остроумные опусы мне, как слону дробина! Антон слезает со стола, подходит сзади и протягивает свои листки: - Ладно, на! Возьми, изучи. Тяну руку взять: - Что это? - Продажи последнего номера. Я думал, ты в этом разбираешься. Это я уже и сама знаю, сообщили. Полистав и нисколько не впечатлившись, склонив голову на бок, равнодушно смотрю на Зимовского: - Красивые картинки. Наверно всю ночь рисовал? Под линейку. Когда возвращаю графики назад, Антон самодовольно ухмыляется: - Давай, давай, завидуй. Мне даже приятно. Чему завидовать – то? Там твоего - кот наплакал. Представление продолжается и Антон, уткнувшись носом в свои листки, протискивается за мой стол, чтобы сесть. Протестовать бесполезно, остается только лениво отбрехиваться, брюзжать и ждать когда посетитель уберется из кабинета. Вздохнув, выхожу из-за кресла и, уперев одну рук в бок, а другой, держась за спинку кресла, склоняюсь над главным редактором: - Антон Владимирович, а хотите, я к этой бумажке рамочку подарю, черную. А? Как? Не глядя в мою сторону, Зимовский вздыхает в ответ и, перебирая бумажки, бурчит: - О-о-ох, как-то беззубо ты стала кусаться Реброва, мне даже не страшно. Сам знаю. Но все равно не отступаю и переспрашиваю: - Не страшно? Зря, он не боится, зря. Все течет, все меняется… Усевшись на край стола и сцепив пальцы в замок на коленях, сочувственно вздыхаю: - Это наверно потому, что ты страх потерял, Зимовский. И не только страх, у этого упыря и совести ни на копейку. С самоуверенно улыбкой он резюмирует наш разговор: - Короче! Когда в следующий раз будешь писать по собственному желанию… Он с сожалением качает головой: - Ты не беги сразу к Егорову, старик стал слишком сентиментальным. Приходишь ко мне, я тебе тихонечко подписываю, идешь в бухгалтерию и все – до свидания! Плохо трудовой кодекс изучали Антон Владимирович, плохо. Тихонечко, с Мокрицкой на пару, убрать меня не получится. Зимовский вытаскивает туловище из кресла, и я огрызаюсь, хотя совсем не уверена в своих словах: - Не дождетесь, Антон Владимирович! Тоже встаю, пропуская его пройти мимо, и добавляю в спину: - Я еще хочу на ваше заявление посмотреть. Антон останавливается и ехидно хихикает, словно кудахчет: - Маргарита Александровна, боюсь у вас, к этому времени, зрение сядет. А на очки у вас денег не будет. Подхихикивая, он тащится прочь из кабинета, оставляя меня смотреть ему вслед, до боли сжимая сцепленные у живота пальцы. Конечно, если он задастся целью меня раздавить, то мало не покажется – инструментов для этого у любого начальника целый набор. Хмуро бурчу вслед: - Вот носит же земля. Выслушивать постоянные угрозы и гадости нет ни малейшего желания, и я хватаюсь за трубку звонить Наумычу - во-первых, настучать на зарвавшегося главного редактора, а во-вторых, получить внятный ответ - сколько мне еще мучиться?! Егоров обещал все разрулить, вот пусть и разруливает: - Борис Наумыч, я так больше не могу. Он же мне уже прямо в лицо говорит об увольнении! - Марго я тебя очень прошу. Ты плюнь на этого Зимовского! - Что значит наплюй?! Да не могу я постоянно все это терпеть! - А ты через не могу, плюнь! - Борис Наумыч, он же издевается, куражится надо мной каждую минуту. Я что, терпеть должна? - Пусть куражится, ты не обращай внимания. Ты, главное делай свое дело и все! Блин, слов нет… Тебе главное, чтобы делалось твое дело, и номер выходил. Егоров добавляет: - Это недолго осталось. Я тебя прекрасно понимаю. Недолго, это сколько? - Вы не представляете, как мне трудно сдерживаться и быть корректной. Так бы и дала в морду! Начальник фыркает в трубку: - Ты что, думаешь, мне этого не хочется? Ну, не время сейчас. - Ладно, извините, все накипело, а выговориться некому. - Да, все, давай держись. Я с тобой! Хмыкаю… Со мной, он. Свежо предание, да верится с трудом. По сути, так ничего конкретного Егоров мне и не сказал. Одни пустые обещания и призывы потерпеть. А ведь без его поддержки Зимовский с Лазаревым успеха бы в своем темном деле ни за чтобы не добились. Так что к начальнику у меня, по-прежнему, остается много вопросов и претензий – я так и не понял, пока, дурь это была с его стороны с обложкой, или какие-то неизвестные мне игры. И замешан ли в них Калугин, тоже вопрос, то его увольняют, то возвращают, то выдвигают, то задвигают вновь… Уныло вздыхаю - ладно, один номер так и быть потерплю, но потом все – баста карапузики. Захлопнув крышку мобильника, отворачиваюсь к окну. Работать совершенно не хочется и я, сложив руки на груди, глазею сквозь жалюзи на улицу. *** И после обеда моя диспозиция остается прежней. Поковырявшись с полчаса в файлах, оставляю ноутбук открытым и опять иду к окну печально глазеть на прохожих. Сзади слышится скрип двери и снова голос Зимовского: - Привет. Давно не виделись. Никак не реагирую и не оборачиваюсь. Когда шаги становятся совсем близкими, наконец, роняю: - Упорно не хотим постучаться, да? - А мы упорно не хотим здороваться с начальством, да? Разворачиваюсь и смотрю сквозь надоедливого товарища... Теперь что, при каждом его заходе кланяться надо? А потом пожимаю плечами: - Что-то я здесь начальства не вижу. Зимовский уже стоит за моим столом и, все-таки, что-то высматривает на экране ноутбука. Дорвался таки, ну смотри, смотри… Наверно каверзные планы по своему устранению выискивает. Но огрызаться на мои выпады не устает: - Хм… Вот видишь, зрение уже стало садиться. Я же тебе обещал. Он оглядывается на меня с усмешкой и тыча в мою сторону очередной порцией принесенных бумажек. Надо же не забыл... Отхожу от окна. Настроение, после объяснений с Егоровым на нуле, но пикироваться со своим главным врагом силы есть: - Не дождетесь Антон Владимирович! Он опять бесцеремонно плюхается в мое кресло. Медом ему там намазано, что ли? - Ладно, покусались и будет. Зимовский откидывается на спинку кресла и протягивает мне новый урожай своих творческих идей: - У меня для тебя задание. На! Ознакомься. Как же мне претит его начальствование! Блин, он мне задания дает! Тоже мне умывальников начальник… Рука не поднимается сделать хоть какое-то ответное движение. Зато есть большое желание сказать гадость: - Антон Владимирович, вы случайно мой кабинет с туалетом не перепутали? Это конечно на эмоциях, но я просто ничего не могу с собой поделать. Мирно подчиняться Антону совершенно не желаю, сколько бы Егоров меня не упрашивал. Вижу, как лицо Зимовского вытягивается и становится злым. С усмешкой мстительно добавляю: - Что-то вы зачастили ко мне с бумажками. Антоша вскакивает как ужаленный и торопится выговорить ответные колкости: - У тебя есть желание поработать в общественном туалете? Пожалуйста, я могу устроить! На самом деле, понимаю, что тявкаю и кусаю без причины. Явного повода сцепиться он мне не дает. Получается, провоцирую сама. Смотрим в упор друг на друга, а потом я, молча, забираю у него его опусы и отхожу к окну: «Начальники и секретарши», «Красивые игрушки для серьезных мужчин», «Лидеры и ведомые»… И еще таких же перлов с десяток. Кинув взгляд на выстроившийся сверху вниз ряд названий, с усмешкой разворачиваюсь к Антону: - Что это за бред? Зимовский подступает ко мне вплотную: - Это список тем, для следующего номера. Выберешь парочку, напишешь центральную статью. Поняла? У нас в редакции так не принято, и я пытаюсь сопротивляться: - Так, стоп-машина! Ты эти темы Егорову показывал? Зимовский, посмеиваясь, обходит вокруг меня и заявляет, глядя нагло в глаза: - Хе-хе... А вот это уже вас не должно волновать Маргарита Александровна. Типа субординации что ли? На самом деле мне начхать на субординацию, но сталкивать Зимовского с Егоровым по каждому чиху тоже не хочу - я уже сегодня жаловалась на Антошу и эффект оказался нулевой – терпи, дескать, и не обращай внимания. Вторая попытка, боюсь, даст еще более слабый результат. Пытаюсь подступиться с другой стороны. Темы, на мой взгляд, примитивные, мы от таких уже ушли. Стараюсь говорить спокойно и убедительно: - Это не наш стиль, Зимовский! Он зло обрывает меня: - Я бы сказал не твой! Это старый классический «МЖ». Мой и Гошин! Антон стучит костяшками пальцев по крышке стола, повышая голос: - И хватит со мной пререкаться! Я дал тебе четкое указание. Все! Не глядя в его сторону, бормочу: - Это будет полная лажа. - Будет это лажа или нет, зависит от тебя! Ты же у нас писательница. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что противопоставить указивке начальника мне нечего. Любой бунт должен иметь прочную основу, а ее у меня пока нет. Зимовский напутствует: - Так что давай, дерзай. Искоса бросаю на него упрямый взгляд. А он, с придыханием и издевкой в голосе, заканчивает: - Я очень на тебя рассчитываю. Наши прения прерывает появившийся в кабинете Калугин. Сложив руки на груди, таким же язвительным тоном отвечаю: - Спасибо за оказанное доверие. Услыхав шаги Андрея, Антон оглядывается, а потом добавляет с ухмылкой: - Справишься, выпишу премию. Оттолкнувшись кулаком от стола, Зимовский цыкает зубом и разворачивается, чтобы уйти, но утыкается носом в стоящего стеной Калугина. Он ждет, что Андрей отступит в сторону и пропустит его, но нет - Андрюха возвышается, как скала, предоставляя возможность только обходить кругом. Мне это нравится! Это меня можно оттолкнуть или отодвинуть, а здесь придется попотеть, это точно. Антон повышает голос: - Может я, все-таки, как-нибудь пройду? Они буравят друг друга глазами, Калугин молчит, а потом, насуплено вздохнув, делает полшага в сторону. Зимовский протискивается мимо, на ходу оглядываясь на меня: - Борзеют твои подчиненные. Приятно слышать – значит, Антоша в душе так и остался замом, признает подлец, что командовать художественным редактором ему не по зубам. Зимовский идет прочь, сунув руку в карман и изображая уверенность и равнодушие, а мы провожаем глазами его спину. Андрей, причмокнув губами, усмехается: - Да, а парень-то совсем плох. Но мне не до шуток. И писать статьи по темам Зимовского мне совсем не хочется. Уныло вздохнув, сажусь в кресло: - Плохо - это мягко сказано. По-моему, случай вообще необратимый. Расстроено гляжу в сторону двери - и это всего-навсего первый один день с новым руководством! Что же будет дальше? Калугин подходит ближе к столу, все также, пошучивая и улыбаясь: - Шиза косит наши ряды! Мне совершенно не до смеха. Отвернувшись, насуплено таращусь в стену, забивая вглубь эмоции и глотая комок в горле: - Не знаю, сколько я еще так протяну! - Ну, ничего, Наумыч просил потерпеть. Да Наумычу твоему по хрену все - лишь бы номер выходил! И еще, чтобы дочка за тебя быстрее выскочила замуж, да родила наследника. Меня бесят их пустые разговоры на тему «потерпеть» и «подождать» и я возмущенно взвиваюсь, вскакивая: - Да знаю я, что просил Наумыч! Торкаюсь в раздражении к окну, но там стоит Калугин, и я сворачиваю вбок, уходя за кресло. Андрей сочувствующе кивает: - Я вижу, ты устала? Да, наверно, кусаюсь от этого… Мученически поднимаю глаза к потолку – зря я на Андрюху набросилась, он то, как раз, ничего мне не обещал, в отличие от Егорова: - Да, есть немного, извини. Бросаю виноватый взгляд на Калугина и тот, протестуя, мотает головой: - Да нет, ничего, все нормально! Есть предложение. С интересом жду какое. - Давай спустимся вниз и хлопнем грамм по пятьдесят?! Забавно. А почему бы нет? Не могу удержаться от шутливой подколки: - Надо же, это кто мне говорит? Когда-то я сама ему предлагала подобное средство все расставить за рюмкой, но оно, увы, было отвергнуто. Андрей добавляет: - Ну что я, не человек что ли? Ну, бывает, иногда хочется. Ладно, не будем о грустном. А вот перекусить действительно, не мешает - обеденное время я пропустила без пользы для желудка. Проскользнув мимо Калугина к креслу, где лежит моя сумка, подхватываю ее. Оглядываюсь: - Ты знаешь, если честно, я бы лучше поела, но можно и совместить. Увы, Калугин резко идет на попятный и смотрит на часы: - А! Cлушай, извини, поесть, к сожалению… Я думаю, не успеем. Зависаю – а, ну да, у него есть с кем обедать и без меня. Ну, тогда найдет и с кем выпить... Это он пятнадцать минут выкроил, пока Наташи нет? И украдкой, значит, ко мне? Весьма признательна. Разочарованно отворачиваюсь: - А! И бросаю сумку назад в кресло: - Ну да, тебе же надолго нельзя отлучаться. Потом, все же, смотрю ему в глаза: - Ты же у нас практически семейный! Калугин вздыхает, пряча глаза: - Слушай, ну Марго, ну можно без этих вот, подколок? А тогда чего на часы смотришь? Мне становится обидно, и я, нахмурившись, утыкаюсь взглядом в пол: - Какие подколы, Андрюш, я же факты излагаю. Чувствую, как у меня блестят от подкравшейся влаги глаза: - Или ты уже на факты обижаешься? Но Калугин уже не смотрит в мою сторону и недовольно сопит, качая головой: - Да... Я чувствую, сегодня не получится. И не только сегодня, Андрюш, не только сегодня. Прошло время, когда ты сидел на двух стульях сразу: - Ну, выходит, что так. Иду мимо него, назад к своему столу: - Ты хочешь выпить, я хочу поесть. На лицо полная несовместимость. Опять захожу за кресло, вцепившись пальцами в его спинку. Калугин вдруг произносит: - Очень жаль. Да, действительно, нам было так хорошо вместе… Одну ночь и один день… А потом все кончилось, не начавшись, а у невесты оказалась трехмесячная беременность. И это все перечеркнуло - все слова о любви и все признания… Не могу сдержаться, признаюсь: - Если честно, то мне тоже. Оба отводим глаза и не смотрим друг на друга. Сомневаюсь, что он рыдал от горя в подушку, как выла полночи я. И не надо делать вид, что ничего не изменилось – мир и правда стал другим. И даже если я думаю по ночам об Андрее, то уже совсем не так как раньше, уже без острой боли в сердце и опаляющего жара во всех частях тела… Помолчав, Калугин выдавливает из себя: - Ну, ладно, я, пожалуй, пойду? Лишь киваю, уткнувшись глазами в пол. Андрей уходит, а я кошусь ему вслед - зачем приходил и бередил раны? Ничего уже не вернешь и не изменишь... Вторую половину дня занимаюсь накопившейся текучкой, иногда бросая взгляды на листок с темами, оставленный Зимовским на столе. Выполнять его задание или нет? Быть или не быть? Вот в чем вопрос. *** Обсуждение визита Калугина продолжается вечером с Анькой, когда вернувшись домой и переодевшись в белую майку и синие треники, беру с тумбочки в спальне жидкость для снятия лака, упаковку ватных дисков и отправляюсь с ними в ванную, к Сомовой, которая тоже здесь, у зеркала - уже смыла макияж и теперь пялится на себя, что-то разглядывая. Самое время девчонкам поделиться сплетнями. Придвинув табуретку, раскладываю на ней свое хозяйство, а сама усаживаюсь на край ванны: - Представляешь, мало мне Зимовского с его наездами, приходит Андрей и предлагает пойти в «Дедлайн» выпить. С какой козы, совершенно непонятно! Анька, продолжая расправлять кудри и приглаживать брови, тему поддерживает: - Ну, и что дальше? Скрестив босые ноги в Гошиных тапках, еложу попой по холодном краю, устраиваясь поудобней: - Ну и ничего! Он предложил мне выпить, а я предложила ему поужинать. Или пообедать? Времени до конца рабочего дня было еще много. Вопрос философский и я углубляюсь в изучение своих ногтей. Анька подходит поближе, любопытствуя: - И что? - И ничего. Есть ему, видишь ли, долго. Намочив ватный диск в жидкости, провожу им по ногтю… Как там Сомова учила? От основы к кончику? Эмоции заставляют прервать процесс и бросить многозначительный взгляд на Аньку - с этой Егоровой все так прозрачно: - Как будто я не вижу эту картину – прибегает зареванная Наталья, держится за живот, а мне хоть под стол провались. Сомова молчит, сложив руки на груди, никак не комментирует. Потом, хмыкнув, отступает назад, но тут начинает зудеть оставленный в спальне мобильник. Все время она его везде разбрасывает! Встрепенувшись, она торопится убежать: - Подожди, звонок. До меня скоро доносятся охи и ахи: - Алло! Да, Руслик… Да, могу говорить… Да ты что?… Cупер! Посматриваю в проем открытой двери – где-то там радостная Сомова, даже завидно. Прилетает новая порция восторгов: - Правда? Ха… Слушай, какой ты молодец, что позвонил… Спасибо тебе большое… Да, все. Я тебя целую. Давай, пока, ага! С телефоном в руке и счастливой гримасой на физиономии Анюта снова возникает в моей близости и я, продолжая ковыряться с ногтями, не оставляю ее довольного вида без комментариев: - Cегодня Борюсика целуем, завтра Руслика? Класс! Но Сомову не собьешь – полыхая энергией от возбуждения, она подступает ко мне совсем близко и чуть ли не кричит: - Представляешь?! Встряхнув волосами, поворачиваюсь к Анюте - не представляю, но сейчас узнаю. - У моей сегодняшней программы просто рейтинг зашкалило, представляешь?! Ну вот, а сколько было переживаний, Наумыча чуть в землю не закопала за его креатив со звонками. Улыбаясь, делаю благостное лицо: - Я тебя поздравляю. Сомова продолжает вопить: - Ну, вообще, это же бомба! Я волновалась как школьница. Думала что облажаюсь, а тут такое… Она буквально захлебывается в своем повизгивании. Такой счастливой я Анюту, действительно, давно не видела. Интересно, что это за передача у нее сегодня такая. Пожимаю плечами: - Ну, ты так и радуешься как школьница. Эмоции ее переполняют: - Да я этого Марата… Нос то утерла, а? Глаза горят, аж подпрыгивает от счастья. Мне это странно и я продолжаю подтрунивать, сведя вместе брови и нахмурив горестно лоб: - А он сейчас, наверно, сидит дома, плачет. Даже губу оттопыриваю. Сомова мечется по ванной, недовольно упрекая меня за здоровый скептицизм: - Ну, чего ты ерничаешь, Игорь?! Обижать подругу мне вовсе не хочется, и я развожу руками: - Я ерничаю, когда у меня хорошее настроение, а хорошее настроение у меня, когда у тебя праздник. И снова погружаюсь в маникюрный процесс. Сомова продолжает бродить рядом, задрав голову к потолку: - Слушай, ну вообще… Я наверно сегодня даже не усну вообще! Усмехнувшись, киваю: - Ничего! Бутылка виски под язык и спишь как убитая! - Слушай, это отличная идея! Ну, ты со мной выпьешь? Она толкает меня в плечо и я быстро меняю шутливый тон на серьезный: - Не, не, не… Мне работать еще. Завтра этот козел опять притащится и будет долдонить, что я не выполняю задания и меня нужно уволить. Сомова расстроено тянет: - Игорь! Только пожимаю плечами: - Ну, Сомова, я тоже хочу, чтобы у меня завтра был праздник. Поэтому мне надо поработать. А чего ты - иди Боре своему позвони! Стоишь тут, маешься… Тот как раз где-то бродит, домой не спешит. Анюта обрадовано подскакивает: - Ой, это идея! Вяло отшучиваюсь: - Ну, пять евро. - Что пять евро? - За идею. Смотрим, друг на друга, и до Сомовой, наконец, доходит: - Игорь, ты, как всегда, отлично пошутил. И бежит прочь, к себе в комнату, звонить Борюсику. Наверно, в ресторан завалят. Улыбаясь, киваю, провожая взглядом. Моей влюбленной парочке, холодный душ явно пошел на пользу - они оба стали более вменяемы, и даже вспоминают, чья эта квартира. Правда Егоров, нежась в Анютиных заботах, съезжать, кажется, совершенно не планирует… Ну а для меня, похоже, сегодняшний вечер действительно пройдет в одиночестве в обнимку с ноутбуком, бутылкой пива и куском пиццы. Конец 1-ой части.