Часть 2. День 72 (120). Четверг.
6 сентября 2023 г. в 09:19
Утром собираюсь в редакцию, словно в последний бой. У меня есть вариант статьи, и я готова за него пободаться… Хотя, конечно, он и не формате Зимовского. Одеваюсь так, чтобы было удобно для драчки… Или для бегства, если до этого дойдет… Шутка. В общем, на мне брючный костюм, темно – сиреневая водолазка, скоромный макияж, а подвитые волосы заколоты сзади в хвост.
На удивление, но утро в редакции проходит тихо, мирно и неожиданно спокойно. Ближе к одиннадцати, когда надоедает сидеть, вылезаю из-за стола и начинаю прохаживаться вдоль окна, просматривая распечатки картинок и будущих текстовок. Неожиданно распахивается дверь и на пороге, уже привычно без стука, возникает Зимовский:
- А-а-а… Хм… А она, оказывается, у себя в кабинете торчит!
Странное начало. А где же еще мне быть? Привычно огрызаюсь:
- Действительно, кто бы мог подумать, да?
Бросив бумаги на стол, сажусь в кресло, пока этот упырь в него не плюхнулся.
- А ты разве не в курсе, что у нас в издательстве иногда бывают летучки?
У нас летучка? Недоуменно смотрю на него – Люся мне ничего не говорила. Быстро поднявшись со своего места, судорожно собираю назад в стопку только что просмотренные странички - как раз прихвачу с собой:
- Ну, вообще-то, меня никто не предупредил! Сейчас, иду.
- Не надо, не надо, сидите, сидите.
Непонимающе смотрю на Антона, дернув плечом – так будет летучка или нет?
- В смысле?
- Мы прекрасно и без тебя справились. Или ты что думала – что без тебя и чихнуть невозможно?
Вот, мелкий пакостник, ясно, что нарочно все подстроил. Молча, отворачиваюсь. Зимовский словно выплевывает:
- Статья готова?
- Готова.
Беру распечатку со стола и, встряхнув листками, протягиваю Антону. Хотя руки чешутся швырнуть в лицо. Он, также резко, выдергивает их у меня:
- Я бы, на твоем месте, не был бы так самоуверен.
Зимовский отступает к окну, бегло просматривая мое вечернее творчество, а потом демонстративно сминает его в комок. Ошарашено зависаю, не веря в происходящее – да как он смеет! Гаденыш кидает комок в урну, а потом подступает ко мне вплотную:
- Эти сопли, конечно, можно напечатать, но не в журнале «МЖ».
Вот, дятел! Теперь понятен его выпад про самоуверенность. С ненавистью исподлобья смотрю на него:
- Что ты сказал?
Антон кивает в сторону урны:
- Я говорю, не годится. Переписать!
Я целый вечер на эту статью угрохала! Я лучше знаю, годится она или нет!
- Что, значит, переписать?
- А то и значит, ручками.
- Слушай, Зимовский…
Сунув руки в карманы, он меня перебивает:
- Нет, это ты слушай! Я тебе еще раз напоминаю: политику партии здесь определяю я! Или ты завтра приносишь мне новую статью…
Сощурив глаз, поднимаю вызывающе нос:
- Или что?
Он глядит на меня, не мигая, словно удав:
- Или заявление об уходе!
***
Час размышлений в собственном кабинете и мучительных сомнений, как теперь поступать, ничего не дает. Ясно, что Егоров будет призывать терпеть и выкручиваться, Калугин – терпеть и успокоиться, а Сомова – молиться на Борюсика и искренне верить каждому его слову. Никакого желания переделывать статью у меня, конечно, нет, но есть стойкое желание подкараулить в темном месте нашего нового главного вредителя и чем-нибудь крепко стукнуть по дурной башке. Наконец, мотаться впустую надоедает, и я отправляюсь к Антону. Если не выяснять отношения, то хотя бы высказать все, что о нем думаю. Может быть, это заставит его поумерить пыл. И еще, все-таки, хочу попытаться понять, что же он хочет, в конце концов, и что меня ждет. Уже по заведенному новому порядку, без стука, и уперев глаза в пол, захожу в кабинет к Зимовскому, как раз заканчивающему телефонный разговор:
- Дауны! Зашились там, в типографии, как в катакомбах.
Молча, иду через всю комнату, к дальней стене, завешанной плакатами номеров «МЖ» и останавливаюсь там, разглядывая висящие постеры:
- Ты знаешь Антон, я тут шла мимо и подумала…
Он таращится ошалелым взглядом, явно не ожидая такой моей реакции, и я продолжаю:
- Что же я тебе хотела сказать и забыла?
Взяв себя в руки, Зимовский ухмыляется:
- Наверно, как ты меня любишь.
- О-о-о, это само собой... А! Вот что!
Поджав нижнюю губу и сделав брезгливую гримасу, складываю руки на груди. Мой взгляд устремлен ниже лица Зимовского, куда-то на уровень груди и я, как бы невзначай, отмечаю:
- Кстати, неплохой костюм, за сколько брал?
Антон, похоже, никак не может сообразить причин моего вторжения на его рабочее место, не понимает моих перескоков с темы на тему, ищет подвоха и потому с подозрением в голосе тянет:
- Мне его на день рождения подарили.
- Ясно.
Развернувшись к столу, провожу пальцем по лежащим на столе бумажкам, подцепив одну из них, поднимаю на уровень глаз и, демонстративно просмотрев, откладываю назад, грустно добавляя вслух:
- Я вчера, в кино, на убитом такой же видела.
Видимо мое появление, все-таки, хозяина кабинета нервирует - Антоша откладывает, со стуком, мобильник в сторону, тянет руку и зло вырывает из моих пальцев свои бумажки:
- Маргарита Александровна!
Смотрим, друг на друга в упор, и он раздраженно указывает в сторону двери:
- Вы знаете, что это такое?
Спокойно киваю:
- Это дверь.
- А вас научили в нее стучать?
Задумчиво кошу глаз в сторону монитора:
- Ну, во-первых…
На Антона не смотрю, продолжая нарочито разглядывать, что там у него в компьютере:
- У меня есть с кого брать пример.
Может быть, это самый действенный вариант общения с таким надутым индюком – как ты себя ведешь у меня, так и я буду себя вести у тебя, до мелочей. Взяв со стола рамку с выгравированной короной, с фотографией Зимовского, с издевательским придыханием восхищаюсь:
– Маленький принц!
Потом ставлю фотку обратно на стол:
- А, во-вторых…
Вздыхаю, сморщив нос:
- Стучать – не моя прерогатива.
По крайней мере, про плагиат обложки, инвесторам стало известно не от меня, точно.
К тому же, я это уже поняла - стучать Наумычу на Зимовского совершенно бесполезно, хотя намекнуть упырю на то, что и над Антошей есть начальники, все равно не лишне. Антон уже сидеть не может, нервничает, вскакивает и начинает расхаживать за моей спиной:
- То есть, ты приперлась сюда, чтобы поупражняться со мной в игре слов, да?
Он наваливается обеими руками на крышку стола и, подавшись вперед, раздраженно буравит меня глазами. Равнодушно качаю головой - вовсе нет… Просто хочу показать, что ты меня не сломаешь своим хамством, что могу ответить и ответ мой будет адекватным. Засунув руки в карманы брюк, удивленно пожимаю плечами:
- Да где уж нам… Ты же у нас в передергивании слов магистр.
На откровенную усмешку, жду ответного выпада, но Антон вдруг успокаивается и даже ухмыляется, словно квохчет:
- Хэ-хэ-хэ... Марго…
Он подходит ко мне вплотную, а потом садится на край стола:
- О-о-ой... Ты знаешь, ты мне сейчас напоминаешь рыбку из разбитой банки.
Не в бровь, а в глаз. Усмешка сползает с моего лица.
- Шлепаешь хвостом по паркету, а толку…
Поморщившись, он фыркает, качая головой, а потом тянется к моему пиджаку - подцепив двумя пальцами за полу, что-то там поправляет и одергивает:
- Эх, Маргарита Александровна, знаете…
Он почти вплотную приближает свое лицо к моему, и проникновенно сообщает то, о чем я и так догадывалась:
- Я буду вас прессовать до тех пор, пока вы сами отсюда не уволитесь.
Теперь мне действительно становится все понятно, горько и без последних иллюзий. И даже цель своего прихода мне самому теперь яснее - спровоцировать Антона на откровение. Что же цель достигнута, откровенней некуда. И как бы я не старалась выполнять работу и его «поручения» все равно буду крайней и виноватой. Прищурившись, интересуюсь:
- Да что вы говорите?
- Угу. Ты меня еще умолять будешь, чтобы я тебе заявление подписал.
Надо же, сколько ненависти и злобы в человеке. И главное, за что? Вздыхаю, отводя глаза в сторону:
- Ох, Антон Владимирович.
Потом снова гляжу ему в лицо:
- За что же вы меня так не любите-то, а?
Он со смаком словно выплевывает, отделяя слово от слова:
- Я просто ненавижу… Запах дохлой рыбы!
Зимовский переходит в наступление, будто оправдывая себя и свои поступки:
- От журнала, который мы придумали с Гошей, практически ничего не осталось. Вы его перемолотили под себя! Вы мужиков задвинули на сорок девятое место! Но теперь все. Все! Лафа закончилась.
Логики в подлых поступках, так же как и связи с моим «прессованием» в этих Антошкиных словах никакой. Цель оправдывает средства, что ли? А ведь недавно называл «МЖ» гламурной туалетной бумагой…. Так что фуфло это все, фуфло… И никаких святых целей, кроме как все подмять под себя, у Зимовского с Лазаревым нет. Хрен с ней с «дохлой рыбой», но зачем же журналу-то вредить?
Поведя головой из стороны в сторону, иду в обход стоящего Зимовского и его кресла. Все же пытаюсь найти контраргументы - не хочу, чтобы последнее слово оставалось за злобной гнидой, причем словом, похоронным для меня и всего, что я делала:
- То есть ты хочешь сказать, что Гоша обрадуется, когда узнает, как ты поступил с его сестрой, да?
Уже с другого бока гляжу на Антошу исподлобья, ожидая честной реакции, но Зимовский лишь усмехается:
- Я думаю, Гоша обрадуется, когда узнает, что я спас журнал.
Тут уж я откровенно смеюсь – уж не мне ли знать обрадуется Игорь, когда вернется или закатает тебя в трехлитровую банку. Антон отворачивается:
- Более того, по его отношению к вашему полу…
Он оглядывает меня с ног до головы:
- …У нас с ним полная солидарность!
- Серьезно?
- Поверь мне.
- А ты не думаешь, что Гоша мог измениться за это время?
Зимовский ухмыляется:
- Нет, ну почему же…
Выпятив губы вперед, он на секунду задумывается:
- Нет ну, конечно же мог! Он мог покрасить волосы, сменить имидж там, потерять руку… Тьфу, тьфу, тьфу…
Он плюет через левое плечо и стучит по столу, а потом добавляет, бросив презрительный взгляд в мою сторону:
- Но по отношению к бабам?
И мотает убежденно головой:
- Не-е-ет!
Вот таракан! Мелкая мерзость. Еще и Гошу притянул в свое оправдание. Антон радостно заканчивает свои разглагольствования, усаживаясь за свой стол:
- Скорей китайцы выиграют чемпионат мира по хоккею.
Если вспомнить обильные победы сборной СССР в прошлые годы и натужные сейчас, вперемешку с поражениями, то я бы не говорил с такой категоричностью. Прохожу позади Зимовского, направляясь к выходу и ворчливо комментируя последнее замечание:
- Да уж, не за горами!
Не глядя в мою сторону, Зимовский вдруг принимает деловой вид:
- Ладно, я предлагаю прекратить прения.
Его тон говорит о новой проблеме, и я торможу.
- Есть еще один вопрос, по которому я должен ввести тебя в курс дела.
Демонстративно не смотрю на него:
- Боюсь даже предположить.
- Значит так, завтра у нас пятница? Да, пятница!
И что у нас в пятницу? Присаживаюсь в стоящее у стола кресло, нога на ногу, положив локоть на край.
- И завтра всей редакцией мы выезжаем за город на семинар.
Удивленно гляжу на креативщика, Это что еще за дела? Мне никто ничего такого не говорил, ни Наумыч, ни Люся:
- Какой еще семинар?
Недовольно отворачиваюсь, роняя в пространство:
- Вообще-то, я рассчитывала в выходные отдохнуть.
Зимовский, изображая занятое начальство, углубляется в изучение своих тухлых бумажек и бурчит:
- Ну, вот там и отдохнешь. Там прекрасный гостиничный комплекс, бассейн, лес кругом, свежий воздух - дыши, не хочу.
Черт, как все неожиданно. Пытаюсь усмехнуться:
- А если я эти дни планировала провести по-другому?
На самом деле планов никаких, но это ж дело принципа. Антон поджимает губы, потом будто выплевывает:
- Пиши заявление и можешь планировать хоть в будни!
Приходится поджать хвост. Тяжело вздохнув, деланно улыбаюсь:
- Ладно.
Одним толчком поднявшись из кресла, делаю хорошую мину при плохой игре:
- Семинар, так семинар… В принципе ты прав - тебе же надо как-то повышать квалификацию.
Сунув руки в карманы и оставив последнее слово за собой, не торопясь двигаюсь к выходу.
Когда дверь за мной закрывается, набираю в легкие побольше воздуха и тяжело вздыхаю – последнее то последнее, но поход к главному редактору, увы, положительных результатов не принес и даже наоборот. По дороге к себе сворачиваю к Люсе, пытаюсь понять, откуда прилетело с семинаром и действительно ли объявлен общий сбор. А то с нашим креативщиком станется – припрусь завтра с вещами на работу, а тут передача «Розыгрыш».
Людмила успокаивает - была бумага, был и звонок Наумычу, и даже сотрудники в своем большинстве уже предупреждены. Семинар называется: «Основы групповой психологии и коллективное творчество».
***
До вечера меня не трогают, и ровно в шесть часов я срываюсь домой. Настроение унылое - хотелось отоспаться в выходные, может быть никуда не вылезать из дома, а тут на тебе, семинар какой-то. Раньше бы я отмахнулся бы и никуда не поехал, отмазался бы у Наумыча, а теперь и не рыпнешься – огребешь плевков и угроз в свой адрес. Когда захожу в квартиру, с гостиной слышится громкий голос Егорова:
- Служи… Нет, служи!
С Фионой играет…. Усмехаюсь – или с Сомовой? Когда захлопываю дверь, Наумыч это слышит и вопит со своего места:
- О-о-о, Марго пришла, привет… Привет, Марго-о-о!
А потом радостно торопится ко мне в прихожую, встречать. Увы, настроение у меня совершенно не в тему его бурному веселью, так что ограничиваюсь коротким:
- Салют.
Держась рукой за полку, переобуваюсь, меняя садистские шпильки на удобные тапочки.
Егоров забирает у меня из рук сумку с курткой и, подцепив за локоть, настойчиво увлекает за собой в гостиную. Покорно следую заданному курсу, лишь мельком бросив взгляд в сторону Аньки, стоящей за кухонной стойкой и молча наблюдающей за действиями своего бойфренда.
- Ну, давай, рассказывай!
Не понимаю, чего ему надо:
- Что рассказывать?
- Как дела?
Пожимаю плечами – чего придуривается, сам все знает. По крайней мере, полдня был на работе, шушукался о чем-то с дочуркой. Да и по телефону мы с ним разговаривали, как раз о Зимовском и его происках. По новому кругу заводить старую песню бесполезно, и я отмахиваюсь:
- Да, все отлично.
- У нас всегда все отлично, ты вот конкретно мне рассказывай.
Он садится на диван, откладывая мою сумку с курткой в сторону. Театр какой-то. Наверно, перед Анькой. Ну, ладно, сажусь сбоку на диванный модуль, сцепив руки перед собой. С кухни к нам спешит Сомова:
- Эй, стоп - машина, никаких новостей!
Можно подумать она не в курсе, что он был в редакции. У меня вся эта ситуация вызывает маяту - то упираю руки в колени, собираясь встать, то со вздохом опять их складываю на коленях. Наумыч укоризненно смотрит на подругу:
- Аня!
- Ну, что, Аня, Аня! Ты лежал, отдыхал, очищал свои файлы. Не надо! Я вот тебе сейчас чай с ромашкой сделаю. Не надо свою голову возвращать в работу!
Она требовательно наклоняется в сторону Егорова:
- Я прошу тебя.
Все ясно. Весь этот спектакль исключительно для Сомовой. Наумыч кокетничает:
- Я так не могу, я все же директор.
Анька закатывает глаза к потолку:
- Ну и что, что ты директор?
- Ну, пускай хотя бы общие новости расскажет.
Дурдом «Ромашка» отдыхает с их любовными играми. Может действительно уехать на выходные? Анюта милостиво соглашается:
- Ну, общие, пускай.
И уходит снова на кухню.
Егоров поворачивается ко мне, а я тянусь к стоящей рядом Фионе, чтобы потрепать за голову – вот кто действительно никогда не строит из себя неизвестно кого и чего. Шеф повторяет:
- Ну, чего там?
Ладно, может вот этого Наумыч еще не знает:
- Да, там нечего рассказывать. Зимовский проявил инициативу, так что мы завтра вечером, после работы, все дружно едем за город на семинар.
Сомова уже возвращается с кухни и слышит мои слова:
- На какой еще семинар?
Да по хрену мне какой. Безвольно уронив руки на колени, поднимаю глаза к потолку:
- Я не помню. Там какая-то чушь, про коллективное творчество.
Егоров вдруг оживает, что-то вспоминая, и взмахивает рукой:
- А-а--а… Господи, ну точно, мне ж звонили, а я все перевел, все это, на главного. Извини Марго, я забыл, что ты уже это…
Он виновато отводит глаза. "Уже это"! Конечно, забыл, не сомневаюсь. И про свои обещания все исправить, тоже забыл. Отворачиваюсь, опустив голову, а когда Сомова садится рядышком, продолжаю докладываться:
- Зимовский говорит, что все это будет происходить в каком-то гостиничном комплексе, с бассейном, в лесу. В общем, типа, совместим приятное с полезным.
Шеф с заговорщицким видом вдруг начинает суетиться:
- Так, стоп, а я в чем поеду? У меня все вещи дома.
Сомова тут же вскакивает:
- А ты никуда не поедешь!
Интересно почему? На работу ходить можно, а на природу нельзя? Решила воспользоваться моментом и провести с Борюсиком выходные наедине, без меня? Мы с Наумычем смотрим на нее, и влюбленный начальник деланно возмущается:
- Как это не поеду?
- Так не поедешь! Ты же только что из больницы.
- Ну и что, что из больницы. Это же семинар.
А сам светится, подмигивает мне – сразу видно идея остаться наедине с Аней в мое отсутствие ему самому по нраву. Сомова опять садится рядом и спектакль продолжается:
- Слушай, знаю я эти ваши семинары. Два часа поработаете, а потом всю ночь напролет бухаете! С разборками.
В чем-то Анька может и права. Хотя, конечно, могла бы сама присоединиться и проследить за своим ненаглядным. И мне спокойней было бы. Безучастно сижу и жду окончательного решения, хотя итог понятен заранее.
- Ну, я не бухать там буду, я работать.
Егоров толкает меня в плечо, и я удивленно смотрю на него. По тому, как он весело таращится, очевидно, что это все провокация для ненаглядной Анечки – посмотреть, как она будет кудахтать вокруг него, заботиться и запрещать. И она, конечно, так и делает:
- Тем более, врачи тебе сказали отдыхать! Отдыхать, понимаешь?
Наумыч игриво косится в мою сторону, играет бровями, подмигивает, кивает головой на Аньку - видимо просит подыграть. Капец, с меня в квартире и двух клоунов хватает, зачем им третий? Тарапунька и Штепсель. Со вздохом начинаю:
– Борис Наумыч, действительно, ну? Аня права, зачем вам это. Там все равно начнутся какие-то выяснения отношений, разборки, оно вам надо? Отлежитесь лучше дома.
Егоров сразу же соглашается:
- Ладно, подчиняюсь насилию.
И снова игриво двигает бровями. Артист больших и малых театров. Сомова высовывается из-за меня:
- Не насилию, а здравому смыслу!
Наклоняюсь к ней и с серьезной физиономией сетую:
- А как бы ему хотелось насилия…
Егоров тоже вздыхает:
- О-о-ох!
Сомова укоризненно обрывает меня:
– Марго!
Кряхтя, поднимаюсь:
- Ухожу, ухожу…
Мне еще переодеться надо, умыться, сумку собрать. Да и пожрать не помешает… Сомова вскакивает и обиженно ноет:
- Ну, чего ты постоянно…
Да, ладно школьницу из себя строить. А то я не вижу, как дуэтом поете.
- Ухожу, ухожу…