День за днем. Эпизод 3

Когда вхожу в зал заседаний, там уже весь бомонд, только Каролины не хватает - за столом, в председательском кресле расположился Лазарев, позади хозяйского трона пригрелся Зимовский, неподалеку пялится в потолок задумчивый Наумыч, а вдоль стены топчутся Галя с красной пластиковой корочкой у пуза, Валик и Эльвира. Ну что ж, значит, мы не опоздали - прижимая к себе папку двумя руками, прохожу в угол, а Андрей с Наташей, зашедшие следом за мной, пристраиваются рядом с двух сторон. Егоров, заложив руки за спину, начинает очередной променад вдоль стоящих рядком пустых кресел: - Ну что, марксисты - ленинисты... Все собрались? Можно начинать? Константин Петрович крутит головой по сторонам: - Вообще-то, я не вижу Каролину Викторовну. На мой взгляд, особой беды в этом нет, даже наоборот. Егоров сморщив лицо, тихо скрипит, поддерживая мои мысли: - Это не критично. - Как сказать! Когда мы решаем такие глобальные вопросы, присутствие владельца журнала я считаю необходимым. У меня ушки тут же на макушке: что за глобальные вопросы? Про назначение Калугина? Егоров продолжает мотаться вдоль кресел, бросая недовольные взгляды на Лазарева: - Константин Петрович! - Да? - Владелец журнала… Он прекрасно знает, во сколько начинается и заканчивается рабочий день. Но в данный момент ее интересует шопинг, а не глобальные проблемы. - Угу. Шеф потихоньку распаляется: - И потом. Печальный последний номер прекрасно показал несостоятельность этого владельца журнала. Дочурка, принимавшая активное участие в выпуске прошлого убогого «МЖ», вмешивается: – Пап, время идет, а работы выше крыши. Кивнув, Егоров прения прекращает: - Согласен… Я собрал вас для того, чтобы сообщить о новых некоторых кадровых назначениях. Дойдя до окна, он разворачивается лицом к сотрудникам: - Во-первых, я хочу сообщить, что изменяется руководство в отделе моды. Начальник опять начинает путь вдоль кресел, но, не дойдя до конца, останавливается и разворачивается: - С сегодняшнего дня в отделе моды будут два руководителя. Помимо Любимовой Галины Степановны, такими же полномочиями наделяется Егорова Наталья Борисовна. Вижу, как Наташа расплывается в счастливой улыбке, и бросаю сочувственный взгляд на Галю – вполне вероятно, что их подковерные столкновения с директорской дочуркой скоро всколыхнутся с новой силой. - Во-вторых, я хочу представить вам нового заместителя главного редактора. Егоров замирает и вытягивает руку в сторону Андрея: - Калугина Андрея Николаевича! Наумыч начинает движение по новому кругу, а народ с удовольствием наблюдает за страдальческой мимикой вытянувшейся физиономии Зимовского. Эльвира тут же подает голос: - Так…. А заместителя главного редактора у нас теперь тоже будет двое? - Заместитель главного редактора у нас будет один - Андрей Николаевич. Лазарев тяжело поднимается со своего места: - Значит так, я считаю, что подобные решения мы не можем принимать без участия наших инвесторов. Егоров отрицательно трясет головой, повышая голос: - Не думаю! Инвесторов, прежде всего, интересуют рейтинги журнала и продажи. А внутренние механизмы издательства их не касаются! Лазарев молчит, а Зимовский, притихший у окна, начинает подкашливать и проявлять активность: - Гхм…. Наумыч обращает и на него свой начальственный взор: - Да, Антон Владимирович, я слушаю вас. Мне тоже непонятно, кем же теперь будет у нас Антоша, так что весь обращаюсь во внимание – приподняв подбородок, вслушиваюсь, ловя каждое слово. Зимовский выползает из своего логова на свободное пространство и одергивает пиджак: - Борис Наумыч, а вы бы не могли теперь озвучить мой новый статус. Они в упор буравят друг друга глазами, и Антон повышает голос: - Я теперь кто? Курьер или может быть безработный? Егоров делает удивленное лицо: - Нет, ну, почему безработный. Продолжая говорить, он разворачивается к Зимовскому спиной: - У нас в редакции работы полно! У нас работы, как у дурака махорки! Мы вам обязательно что-нибудь придумаем. Прикрыв глаза, он кивает с проникновенным видом и Антоша, злобно зыркнув глазами по публике, молча идет на выход, а за ним из кресла поднимается и Константин Петрович, подхватив портфель. Я конечно «за» двумя руками, эти два фрукта нам только гадят, и палки в колеса вставляют, но ведь очевидно, что контра теперь затаится, а потом даст ответ, ударит исподтишка. И наверно очень больно и подло. Зря Егоров улей разворошил. А тот, как ни в чем не бывало, оглядывает оставшихся: - Ну? Почему стоите? Антон Владимирович прав, так сказать, все на работу, все на глянцевые амбразуры. В чем прав Антон Владимирович для всех остается секретом, но никто не переспрашивает, и шеф, сгорбившись, идет к выходу. Потихоньку, тянутся следом остальные, а я замыкаю шествие. В коридоре нагоняю Калугина с Наташей. Они уже что-то обсуждают, остановившись посреди холла редакции и я, в обнимку с не понадобившейся папкой, подхожу к ним: - Ну, что, поздравляю обоих. Егорова - младшая, сложив руки на груди, отворачивается: - Спасибо. Андрей присоединяется: - Спасибо. Видимо я не вовремя и они замолкают, только Калугин невнятно мычит: - А... М-м-м... Проскользнув между ними, направляюсь прямиком к себе в кабинет. *** Через полчаса ко мне заглядывает Андрей. С чего-то надо начинать заместителю главного редактора, вот он и пытается нащупать это чего-то. Не к Зимовскому же ему идти. Я не возражаю и слушаю сумбурные варианты и воспоминания на тему кто, что когда-то сказал, но в номер не прошло и забылось. Не мешаю - может действительно что-то интересное вылезет. Но особо и не подбадриваю – мои мысли о другом… Неужели нам теперь, вот так вот, придется все время? Бок о бок? И как мне реагировать на эти его: «Можно я тебя поцелую?». Погруженный в эти мысли, последние пять минут стою, отвернувшись к окну, сложив руки за спиной, привалившись к кожаной спинке своего кресла. Сзади раздается очередной Андрюхин креатив: - Слушай, а еще мы обсуждали с Гошей тему страсти. Эти слова заставляют очнуться. Что-то я ничего такого, про страсть не помню. Ну, если не считать позапрошлой ночи. Удивленно оборачиваюсь: - Ты и Гоша обсуждали тему страсти? - Ну, я имею в виду, как тему для номера. - А-а-а. Все равно не помню. Выжидающе смотрю на него: - И что сказал Гоша? Калугин мотает головой: - Ничего не сказал, мы тогда просто не были к этому готовы. Не были готовы к страсти… Зато позавчера я была готова на многое. Может быть, на слишком многое… Такая эйфория была, так его подначивала, теперь даже самому страшно. И слава богу, что этого не произошло... Я была готова, а он нет. Не знаю почему... Вопрос, который возник еще тогда, выскакивает помимо воли: - А сейчас, что? - Ну, я не знаю сейчас что… Марго, я просто отследил все материалы! Ну согласись - это широкая тема, здесь есть где развернуться! Страсть…. Значит, теперь он готов развернуться… Зато теперь я не готова. Ни за что! Это был дурман, и он закончился!… Страсть… Мои мысли окончательно улетают, заставляя уставиться в точку в пространстве. Вспомнив свои откровенные сны с участием Калугина, вздыхаю: - Мда…, уж шире не бывает. Потом разворачиваюсь в сторону Калугина. Надо остановиться и прекратить! Все эти бабские гормональные всплески надо оставить в прошлом. Есть более актуальные и жизненные вопросы! Например: - А как тебе тема - «обломы»? Отойдя от окна, проскальзываю мимо Андрея к полке с журналами. Он поднимает вопросительно бровь: - В смысле? Задумчиво привалившись спиной к чему-то деревянно-врезающемуся, поджимаю губы . Ну, в каком смысле? В прямом, конечно: - Вся человеческая жизнь состоит из обломов. Андрей кивает, но смотрит неуверенно: - Ну, ты имеешь в виду, разочарования? Исподлобья, тяжелым взглядом, разглядываю его: - Нет, разочарования это для женских журналов. А у мужиков сплошные обломы. Разве нет? Давай Калуга, без стеснения, обсуди еще разок вопрос страсти с Игорьком, а? Как оно получается-то? Одна медленно запрягала, а тебе невтерпеж – облом, побежал к другой – та, наоборот, с ходу в койку, ребенка и в ЗАГС - тоже ведь облом? Калугин на меня не смотрит, и мои аллегории старается не воспринимать: - Ну, я не знаю…. Пф-ф-ф…Слово какое-то грубоватое. Меня уже заносит: - Так и жизнь штука не мягкая. Оттолкнувшись спиной от полок, возвращаюсь к окну, останавливаясь позади кресла. Калугин что-то невнятно мычит, а я уже разворачиваюсь к нему с новой идеей. Обломы же они не с неба падают. Мы их сами порождаем: - А хочешь, сделаем тему «Выбор»? Он стоит совсем близко, нервно и напряженно, и смотрит в упор: - Это как это? - Ну-у-у…. Все мы по жизни делаем свой выбор. Причем хотим как лучше, но почему-то, чаще всего, получается, что этот самый выбор оказывается неправильным! Почему так происходит, а, Андрей? Мне хочется понять, что двигало им, когда он сходился с Егоровой, сходился, повторяя и повторяя при этом, о чувствах ко мне. Может, действительно, карьерный интерес? Или просто зудело так, что стало невмоготу? Но, Калугин лишь неопределенно трясет головой: - Я не знаю Марго.… Н-н-н… Наверно это человеческая природа, что ли…. Отличный ответ, во всем виновата природа, а он совсем не причем! Делаю шаг назад и, одобрительно протягивая в его сторону руку, резюмирую: - Вот и замечательно! Чувствуешь, здесь можно разойтись по полной?! Забираю сумку из кресла – пожалуй, на меня сегодня хватит, выдохся, пора сваливать. Я уже чувствую внутри себя клубок злости и раздражения. И если Андрей еще раз скажет про поцелуи, ей-богу, я его ударю. Даю напутствие, на прощание: - Ты там тезисно прикинь, что там может получиться. И я, кстати, тоже подумаю. Иду к двери, оставляя Калугина позади. Он растерянно бормочет: - Да… Хорошо… Ну, ты хотя бы позвони, мне. Оглядываюсь. Если что-то родится, так и быть сообщу: - Да! Или пульну по электронке. - Ну, да. - Угу. - Марго! Смотрю на него: - Что? Калугин мнется, опустив глаза в пол: - Я хотел тебе сказать, что… Он молчит, качая головой и пытаясь сформулировать свою мысль, потом, наконец, выдавливает ее из себя: - Ну, ведь иногда, человек …ф-ф-фу-у-ух… Его взгляд устремлен куда-то в стену: - Делает этот выбор под давлением некоторых обстоятельств. Тухлая мыслишка-то... Каких таких, обстоятельств? Зудит в одном месте? На ум приходит его постоянная беготня за Егоровой и какие-то темные терки с Наумычем. Других обстоятельств я не знаю. Силой в кровать никто не тянул, это точно. Слушаю Калугина с большим скепсисом в душе, а потом, наморщив лоб, пытаюсь изобразить веселую мину на лице: - Вот, молодец! Вот, видишь уже начал креативить. Кстати, хорошая мысль, запиши. Развернувшись к двери, снимаю куртку с вешалки, и выскальзываю из кабинета. Все, меня больше нет! Торопливо иду к лифту, на ходу просовывая руки в рукава – путь к машине, все-таки, далековат, а вечер обещает быть прохладным. Из кабины лифта выпархивает, сияя улыбкой, Каролина, так что наши пути, волей-неволей, пересекаются: - О Марго, привет! Она подхватывает меня под руку и разворачивает в обратную сторону. Меня ее появление не слишком радует, но приходится быть вежливой: - Добрый день. - А скажи, ты не знаешь, моя дочка здесь? Понятия не имею, с меня достаточно ее жениха. Но Каролина продолжает крутить головой, высматривая Наташу. Лишь пожимаю плечами: - Нет, я не знаю. - А, Андрюша? Андрюша? Я твоих прихлебателей вроде всех знаю – Антоша, Костя… - Какой Андрюша? - Как какой, Калугин естественно. Блин, он уже для нее Андрюша! Ну конечно, можно сказать сынок, родитель будущего внука. А он ее как зовет, интересно? Мама? Мамуля?.... Капец… И после этого «Можно я тебя поцелую?». Расстроено пожимаю плечами: - Калугин? Здесь. - Значит и она здесь! После помолвки они просто не расстаются. Такая милая пара, согласись. Она смотрит на меня, счастливо улыбаясь. Даже и не знаю, что ей сказать – милого ничего не нахожу, а расстаются они или не расстаются мне по хрену, лишь бы ко мне в кабинет вместе не таскались. Мне и по одиночке на них смотреть тошно, не то? что вместе. Глазея в пол, неуверенно хмыкаю: - Ну, да. Все такие счастливые, аж противно. И Каролина, и Наумыч, и Наташа… И даже Калугин не слишком печален. Одна я дура, не в своей тарелке. Хочется наговорить гадостей и испортить настроение. Сделав сладкое лицо, елейно раскланиваюсь: - Говорят, вы скоро бабушкой станете? Я вас поздравляю. Каролина с улыбкой морщится: - Спасибо, только честно говоря, я пока не могу привыкнуть к этому слову. - А что так? - Ну, посмотри на меня, ну какая я бабушка? Сдерживаться больше не получается и я ехидно хмыкаю: - Ну, есть другие варианты. - Какие? - Бабуся, бабуля. Оставив Каролину стоять с открытым ртом, разворачиваюсь, торопливо иду к лифту и заскочив в кабину, нажимаю кнопку вниз. *** Спустя сорок минут я уже на месте. Когда захожу в квартиру, свет внутри горит – значит, Анька уже дома. Положив сумку и куртку, которые держу в руке, на обувной ящик в углу, кидаю ключи на полку и, не переобуваясь, шлепаю на кухню... Там Сомова, нацепив на руки резиновые перчатки, злобно драит мочалкой холодильник и даже не поворачивается встретить. - Ань, привет. - Привет. - Чего делаешь? Она хмуро бурчит: - Обои клею. В смысле? - Чего? - Гош, ну ты чего, не видишь, чем я занимаюсь? Походу, у нее на душе не радужно. Что-то случилось. Сквозь окно пробивается закатное солнце, играя тенями на стенах, а у нас дома, походу, тучи... Интересно, мы ужинать сегодня будем? Присаживаюсь к столу: - А чего это ты вдруг? - Настроение у меня такое! Прям, не говорит, а рычит. - Чего, на работе проблемы? Сомова, сморщившись, наконец оглядывается: - Не спрашивай, а? Так тоже ведь нельзя. Неприятности лучше оставлять на работе, а не таскать их домой. А если притащила – поделись и успокойся! Вздернув недоуменно брови, тоже повышаю голос: - Да чего случилось-то? - Да ничего не случилось… Глобального - ничего. Вместо приготовлений к ужину на столе голубой таз и банка с чистящим средством. Тут же бокалы, пачка молока, банка сгущенки с банкой оливок, выставленные из холодильника. Бутылка вина с парой пустых тарелок. Навалено, наставлено в кучу, все подряд. Это она так снимает стресс? Анька цедит сквозь зубы: - Просто, с каждым днем, все хуже и хуже! Мне хочется, чтобы Анюта нормально села бы и поговорила со мной, поделилась бы, что там у нее случилось, погоревали бы вместе… Винишко бы выпили, пожрали… Общаться со спиной надоедает и я недовольно фыркаю: - Слушай, да отвали ты от холодильника, дался он тебе. Сомова шипит изнутри, из-за дверцы: - Слушай, ты не слышала, умный человек один сказал… Она, наконец, прикрывает дверцу и подходит к столу, за которым я сижу: - Хочешь навести порядок в своей жизни - начинай с собственной квартиры! Глупости, какие. Я уверенно киваю: - Явно баба какая-нибудь сказала, да? Сомова не отвечает, сыпет чистящее средство в таз и потом перемешивает в жидкости вытянутым пальцем в перчатке. Неужели ей такая трудотерапия помогает отвлечься? Новая мысль приходит в голову, и я зависаю, зацепившись за эту мысль: - Слушай, странное дело, а? У тебя все хорошо и у меня более-менее. У тебя какая-нибудь фигня и у меня полна телега. Резкий запах от разбодяжки в тазу, заставляет сморщиться и замахать руками, разгоняя вонь. Анька, решив отвлечься от своих проблем, интересуется: - А у тебя-то что? - А у меня Борюсик твой цирковые номера откалывает! При слове «Борюсик» Сомова перестает бултыхаться в тазу, и, выставив ухо вперед, превращается в статую внимания: - В смысле? Хоть и сказал про цирк, но не до смеха. Чуть склонив голову набок, раздраженно разъясняю ситуацию: - Назначил моим заместителем Калугина! Прикинь, веселуха? Анька недоверчиво тянет: - Да ладно. - Ладно, да нескладно. Теперь жди какой-нибудь подлянки от Зимовского. Посидев несколько секунд, уставившись горестно в пол, снова смотрю на Сомову. Трудотерапия говоришь? - Чего стоишь, рот открыла? Давай перчатки, тоже потру. Анюта действительно кидается стаскивать свои, но я ее останавливаю: - Да подожди, ты. Сначала переоденусь. *** Через пятнадцать минут, я уже на табуретке рядом с Сомовой - в джинсах, красной футболке и в желтых резиновых перчатках, выданных подругой. Сосредоточенно вытираю полотенцем вымытые бокалы и вместе с Анютой пережевываю жвачку о новом назначении Калугина. Сама я себе уже мозги сломала про это, теперь приходиться выслушивать и Анькины доводы, не беситься и успокоиться: - И что тебе не нравится? Все лучше, чем с Зимовским собачиться и ждать каждый день всяких пакостей. А то, что опыта нет, так опыт дело наживное. - Ань, ну ты не понимаешь. Если я раньше могла с ним пересекаться, могла не пересекаться, то теперь мы будем контактировать каждый день! - Да что с того-то! Удивленно смотрю на нее: - Ничего с того! Ты думаешь, мне легко постоянно ловить на себе его взгляд, его мимику, интонации. Да еще выслушивать предложения целоваться, пока невеста не видит. Словно ничего и не произошло… - Еще и эта… - Кто? - Егорова, кто, кто. Сомова поднимает глаза к потолку и молчит. Потом достает из таза очередную рюмку и тоже начинает вытирать ее салфеткой. Если уж говорить про младшую Егорову, то у меня на это имя уже рефлекс - сразу поднимается изнутри вал эмоций и возмущения: - Тоже мне мамаша. Ходит, аж лоснится. - Марго, я, конечно, все понимаю, но она добилась своего. Я аж взвиваюсь. Да не любит ее Андрей! - Вот чего она добилась? Сомова, сморщившись, отгораживается от меня красными резиновыми изделиями: - Ой, Марго…Эта тема… Давай, не будем! Согласен, не будем. Потому что я еще утром решил – хватит бабских переживаний и соплей, все, пора возвращать Гошу из небытия. Это все было затмение, дурь, а теперь я очнулся, прозрел! Цепляюсь к Анькиным словам: - Во-первых, я не Марго. Сомова стонет, закатывая глаза к потолку: - Начало-о-ось. Да, разве я не прав? Набрасываюсь на подругу: - Что, началось? Что, началось, Аня? Тычу желтым пальцем в ее сторону: - Между прочим, если мы говорим о том, что кто-то чего-то добился, так это Карина! Сомова молчит и не смотрит в мою сторону. Все равно настаиваю на своем: - Эта тварь пообещала, что я буду страдать, вот я и страдаю! Посмотри, во что я превратился? В какую-то влюбленную дуру, в ряженого трансвестита, в..., в… Даже не знаю в кого! Совсем обабился! Как последний гей, к мужику в постель залезть собрался! Еще сны эти дурацкие…. Аня поворачивается в мою сторону, укоризненно смотрит и качает головой. Упрямо заканчиваю: - Это фильм ужасов можно снимать! - Да-а-а-а, подстричься тебе не мешало бы. И снова начинает вытирать рюмки. Поворот в разговоре сбивает с толку. Она что, меня не слушает совсем? Издевается? Возмущенно всплескиваю руками: - Слушай Сомова, что ты за человек? Я тебе про паровоз, а ты мне про спички. Анька вдруг переходит на крик: - Гоша, я не понимаю, чего ты завелся то? Я завелся? Мои брови грозно поднимаются. Да ничего я не завелся, просто хватит из меня бабу делать! Тоже повышаю голос: - А чего завелся? Я тебе объясню, чего я завелся. Если у такой тупой твари, как Карина хватило мозгов со мной такое сотворить, то у такого неглупого мужика, как я, тоже хватит мозгов что-нибудь сделать! Только мне больно видеть, как Андрей отдаляется от меня. Буквально за один день между нами выросла стена! Руки, только взлетевшие вверх на волне эмоций, бессильно падают на колени, и я отворачиваюсь. Мне очень хочется верит в свои возможности , я все для этого сделаю, только… Сомова язвит: - Да? Только ты сейчас больше похож на истеричную женщину! Отставив чистый бокал в сторону, бросаю на него сверху полотенце. Вот именно! И не только сейчас. И больше я ей быть не желаю! Цежу сквозь зубы: - Слушай, Сомова. Ты меня сегодня только раздражаешь! Пытаюсь стащить с рук моечный антураж – хватит заниматься бабской ерундой, мне это не поможет: - Эти еще долбанные перчатки… Черт, зачем я их вообще напялил! Сорвав и бросив их на стол, слезаю с табуретки. Сомова тут же напрягшись, кричит вслед: - Ты куда? Тороплюсь в спальню взять куртку от спортивного костюма. Сразу возвращаюсь назад, направляясь в прихожую переобуваться: - Пойду! Надо что-то делать! - Что делать, Игорь? Натянув на плечи куртку, останавливаюсь у кухонной стойки. Что делать, что делать… Думать, в первую очередь. О том, как докатился до жизни такой, и как все вернуть обратно: - Не знаю что… Что-нибудь! Сомова вдруг начинает суетиться и тоже стаскивать свои рукавицы: - Подожди, я с тобой! На фига ей со мной? Я не уверен, что смогу что-то реальное придумать, но, по крайней мере, погуляю в одиночестве и попытаюсь разобраться в себе: - Не надо со мной. - Почему? Потому что на мозги будешь капать Марго-Гоша, Гоша – Марго, а у меня и без этого они уже текут. Недовольно взвиваюсь: - Потому что мужик так сказал! Застегнув молнию куртки до шеи, встряхиваю головой, отбрасываю волосы за спину: - Сиди и занимайся своими делами, женщина. Выходя из квартиры, слышу сзади глухой смешок и не оборачиваясь захлопываю дверь. *** Надо с чего-то начинать и я, взяв такси, отправляюсь по знакомому адресу на Садово-Кудринской. Тому самому, где последний раз был с Анькой три с половиной месяца назад. Дом, в котором жила Карина. Когда захожу в подъезд, консьержка, заполняющая какой-то талмуд своим чистописанием при свете настольной лампы, даже не поднимает голову. Привалившись плечом к дверной коробке, засунув руки в карманы, пытаюсь навести с ней мосты: - А..., э-э-э…, добрый вечер. Женщина поднимает глаза: - Добрый. - А... Я прошу прощения. Вы же здесь работаете, да? Она глядит на меня настоящим цербером: - Ну, допустим. И что? Облизываю вдруг пересохшие губы: - Дело в том, что я ищу девушку по имени Карина. Может быть, вы ее помните? - Почему не помню. Здесь и сейчас две Карины живут. Я волнуюсь, и рука сама тянется прибрать упавшую на лицо прядь волос за ухо, а потом опять ныряет в карман джинсов: - Нет... Понимаете, та, которую я ищу, отсюда переехала не так давно. Бабка задумывается и кивает: - Ну, почему и эту помню. - А она не оставила свой новый адрес? - Извините, нам жильцы новых адресов не оставляют. Она снова утыкается в свои бумажки. Черт и здесь я в пролете… Капцы бьют по всем фронтам. Даже не знаю, что еще спросить и делаю еще одну попытку: - Ну, я подумала, мало ли, вдруг поделилась, как-нибудь. - Да нет, вдруг не поделилась… А вы собственно? Ежусь, словно под оптическим прицелом: - А я... Меня зовут Маргарита. Я ее давняя подруга. Виновато развожу руками: - Она же переехала, и не оставила ни адреса, ничего. Консьержка снимает очки, но подозрений с меня не снимает: - Такая, значит, подруга, что и адреса своего не оставила. Прямо чекистка на посту. Невольно усмехнувшись, пытаюсь успокоить: - Да нет, я просто была в командировке… Без роуминга…. А когда вернулась, она уже переехала, я ей звоню на телефон, она недоступна. Ну, вот я и подумала, может, вы сможете, чем-нибудь помочь. - Чем? Пожав плечами, вздыхаю: - Ну, не знаю. Но хоть что-то же должно быть? - А скажите… А на ее адрес не приходили какие-нибудь квитанции? Консьержка отрицательно трясет головой, а потом опять утыкается в свои бумаги: - Газеты приходили. Ну, это мне не поможет. - А письма? - Нет. Только одни газеты. Бабка снова надевает очки на нос, давая понять, что разговор окончен. Но я цепляюсь из последних сил. - А может, заходил, кто-нибудь, из знакомых, родственники. Карина же про жениха своего бывшего рассказывала, про Диму. Может, есть его адрес? Но, похоже, я консьержке уже надоел и она, судя по тону, начинает раздражаться: - Никто. Вы первая про нее спрашиваете. Разочарованно поджимаю губы - вот и поговорили. Консьержка добавляет: - Она вообще редко к себе гостей звала. - Жалко. Ну ладно, в любом случае спасибо вам большое. - Да не за что «спасибо». Кладу ей на стол тысячную: - За информацию. - Так я же ничего не сказала. - Ну, если появится, вы же скажете? Прикладываю к деньгам карточку: - Вот моя визиточка, если что. Бабка смотрит на вензель "Маргарита Реброва" и то, что написано над ним, ей видимо нравится – не пройдоха какая-нибудь, главный редактор журнала. При должности и деньгах: - Хм, это вариант. Ну, хоть какой-то процесс. Чем больше забросить крючков в реку, тем быстрее что-нибудь поймается. Так что вполне искренне улыбаюсь: - Да… А я забегу, на днях. Ну, спасибо. Отступаю к двери и открыв ее, выхожу на улицу. Вслед слышится уже более благожелательное: - Всего доброго. *** Уже почти два часа брожу по вечерним улицам, по темнеющим скверам… В башке тоже ночь и депрессия. Прошло всего три с половиной месяца с той злосчастной ночи, и я пытаюсь понять, почему так резко все в моей жизни изменилось, и я так легко поддался этому изменению? Почему я так обабился и почти забыл себя? Совершенно другой образ жизни, совершенно другая вселенная… C парикмахерскими, маникюрами, шмоточными бутиками…, с иными, чем прежде, недугами, снами и ощущениями…, с иными приоритетами и интересами…, с высокими каблуками, колготками и прокладками… По-другому стоять, сидеть, сведя вместе коленки, ходить… Даже бегаю теперь по другому, по бабски, как ни стараюсь… И еще угораздило влюбиться в мужика! Ну, ведь ни одного плюса, сплошные минусы! Любовь? Да, это необыкновенное чувство и мне казалось, что ради него я готов на многое закрыть глаза, готов даже поверить, что я не мужчина… Господи, я реально решил, что я женщина! Но ведь по большому счету вся эта сладкая муть оказалось фикцией! Если честно, по-мужски, взглянуть правде в глаза - сколько было метаний и красивых калугинских слов «иду туда только ради тебя», «кажется, я тебя люблю», «пока не встретил тебя», «скажи, этот мужчина я?»… И все это время, Наташа уже была беременной! Три месяца из трех с половиной?! Когда мы гуляли в парке и тянулись друг к другу губами, она уже была беременной?! Или может чуть позже…, когда пили махито и он рассказывал мне про Кубу. Эти мысли мучают меня… Где ложь, где правда?. Пытаюсь уговорить себя: но ведь потом он ее разлюбил, разве нет? Нам же было так здорово вместе! Его глаза, его поцелуи, его прикосновения… Я помню и чувствую их до сих пор. Замедляю шаг… А вдруг и это тоже неправда? А вдруг на самом деле, он знал о ее беременности? И тогда, ночью под дождем тоже? Или догадывался… Он же никогда ничего не говорит прямо, все с вывертами и недомолвками…. Может, знал, поразмышлял день и выбрал Наташу, брак с ней, карьеру… «Я рассматриваю Андрея в качестве зятя». А я, дура, развесила уши…. И еще один вопрос тревожит меня... Хотя и старательно гоню его прочь. Что было бы, если бы Андрей тогда захотел... Если бы у нас той ночью что-то произошло? Ему сложнее стало бы делать выбор или нет? Я же не хуже его мочалки! Понятно, я бы не позволила, но решать должна была я! Останавливаюсь. Черт, о чем я вообще думаю! Прекрати! Эту бабу, внутри себя, травить - не вытравить. Иду по Арбату, мимо дома Дружбы народов в горящих фонариках, мимо скверов и киосков с газетами. Взгляд скользит по последнему номеру «Мужского журнала» в витрине. А потом натыкается на другую обложку - «Женские страсти» с двумя блондинками в темных очках, скалящими зубы. Обычный набор: все женщины в душе кошки, вернуть любимого, советы профессионального колдуна-шамана… Стоп машина! Склонившись к стеклу, вчитываюсь еще раз, потом задумчиво выпрямляюсь, кусая и облизывая губы Профессиональный колдун-шаман? Поджимаю губы - это то, что мне нужно! Сую деньги в окошко, получая заветный номер и, заодно, авторучку на сдачу – она мне сейчас пригодится. Разворачиваюсь в обратный путь – уже темнеет и пора возвращаться домой. На ходу просматриваю, листаю и даже мельком читаю выборочные страницы. Любопытно… Закрыв журнал, усаживаюсь на ближайшую лавочку в сквере и набираю номер, пропечатанный на последней странице. Ну, с богом! Поведя головой из стороны в сторону, отбрасываю назад волосы и прикладываю трубку к уху. Соединение происходит сразу: - Алло, здравствуйте! Меня зовут Маргарита Реброва, я главный редактор журнала «МЖ». Женский голос приветлив: - Здравствуйте, очень приятно. Меня зовут Алла. Чем могу помочь? Хмыкаю про себя - это наверно секретарша, такая как наша Люся. - Спасибо. И мне тоже очень приятно. Скажите, а я могу поговорить с вашим главным? - Думаю, да. Одну минутку, я уточню. - Отлично, конечно подожду. Жду, прикусив в нетерпении губу. Уже через несколько секунд на том конце раздается мужской голос. - Алло? - Здравствуйте, меня зовут Маргарита. Договорить не успеваю: - А меня Виктор и, признаюсь, я давний поклонник ваших статей. Даже специально иногда покупаю ваш журнал. Очень, очень рад познакомиться и поговорить, так сказать, в реале. Усмехаюсь. Не очень верю комплиментам, но приятно. - Да, спасибо. Взаимно. А скажите, я вот, сейчас как раз, держу в руках ваш последний выпуск и меня заинтересовал материал о колдуне – шамане. - А, да… Это в последнем номере. Алтайский шаман. - Да-да, он самый! От напряженного усердия даже высовываю кончик языка и облизываю губы. Сейчас главный вопрос: - Скажите, а вы не выручите с контактом? - Хотите написать? В принципе мы можем выслать всю информацию официально. - Нет, нет, это абсолютно в частном порядке! - А что вас интересует? - Ну, телефон, мыло, все что есть. - Сейчас посмотрю в записной книжке… Вот, диктую. - Да, записываю. Я торопливо пишу улицу, дом, номер офиса…, рисую цифры мобильника. Потом сразу перезваниваю по указанному номеру – железо надо ковать, не отходя от кассы. Мужской голос от встречи не отказывается и предлагает прийти до двадцати ноль-ноль. Естественно соглашаюсь.