День 64 (105). Среда. Вечер.
11 августа 2023 г. в 08:34
Вечером собираюсь на свидание. На свидание! За три с лишним часа, которые выкроила, улизнув с работы, успела все – и в салон заглянуть и в косметологический кабинет, и туфли купить новые. Аньки нет, где-то шляется с Борюсиком, так что, все приходится делать самой - и наряжаться и красоту наводить. Волосы после душа еще до конца не высохли, и я расхаживаю по пустой квартире в одном красном халате – из всех шкафов собираю с мира по нитке: где-то платье, где-то бижутерию, где-то белье. В спальне раскладываю на кровати весь праздничный гардероб – вешалки, вешалки, вешалки… Черное платье, красное, полосатое… Прикладываю к себе полосатое – в нем я уже ходила в ресторан с Калугиным. Смотрюсь в зеркале через открытую дверь в ванную, потом подхожу поближе. Нет, не нравится. Во-первых, он меня в нем уже видел, а во-вторых, хочется чего-нибудь необыкновенного, чтобы уж сразить наповал. Возвратившись в спальню, кидаю это платье поверх черного и красного. Уперев одну руку в бок, другой задумчиво тереблю подбородок - вот так всегда, тряпок полно, а одеть нечего... И вдруг вспоминаю - есть же еще шкаф в прихожей! Я туда повесила пару совершенно ненадеванных платьев - это когда Егоров выделил одежные на ресторан с Верховцевым, а потом премию по поводу возвращения Андрея. Мы с Анютой отоварились тогда на славу!
У меня даже глаза вспыхивают от предвкушения и я, пританцовывая, спешу туда. Извлекаю из недр шкафа белое платье и еще одно черное, но черное тут же вешаю обратно - хочу сиять, а не грустить. Прижав платье к себе, вприпрыжку скачу обратно в спальню – сегодня я не могу ходить спокойно, только скакать и танцевать! Подойдя к дверям ванной, прикладываю платье к себе и смотрюсь в большое зеркало. Ну что, вполне…
Повесив платье на дверцу шкафа, приступаю к следующему этапу – во-первых, нужно подобрать белье. И сегодня никаких колготок, только красивые чулки. А во-вторых, решить какой будет макияж.
***
К половине восьмого я уже практически готова. Последние штрихи - блеском по розовой помаде на губах, еще один взгляд в зеркало в ванной на четко прорисованные контуры бровей и я выпархиваю назад в спальню: бежевые туфли на тонком каблуке, впечатляющее белое платье с рукавами фонариками… Талию подчеркивает серебристый широкий пояс, а шею - бусы под крупный жемчуг. Очаровашка! Уперев руки в бедра, еще раз смотрюсь в зеркало, в полный рост. Поворачиваюсь то одним боком, то другим и остаюсь довольна - хороша! Ей-богу, хороша.
- Думаю, Мерлин Монро отдыхает!
Передразниваю ее:
- Ту-пупи-ду-пу-у-у…
И, пританцовывая, отправляюсь выбирать сумку – это оказывается тоже целая наука, а времени в обрез.
***
Вызванное такси привозит меня в ресторан с небольшим опозданием. Черт, Андрей наверняка уже весь истосковался за столиком в одиночестве и наверно ругает меня в хвост и в гриву. Но, надеюсь, увидев мои старания, простит. Вцепившись обеими руками в черную сумочку на тонком ремешке, прекрасно контрастирующую с платьем, захожу в зал. Тут же появляется метрдотель и приветствует меня:
- Добрый вечер.
- Добрый. У нас заказан столик.
- Фамилия.
Называю свою:
- Реброва.
Метрдотель раскрывает обложку папки и ведет пальцем по списку сверху вниз. А почему собственно Реброва? Андрей же заказывал. Заглядываю в книжку суровому работнику ножа и вилки и добавляю:
- Или Калугин.
Распорядитель тут же расцветает улыбкой, захлопывает свой талмуд и вытягивает руку в сторону полутемного зала:
- Вот здесь, у окна.
- Спасибо.
Интересно, Андрей уже здесь? Я торопливо иду вперед под цокот каблучков. Меня провожают к свободному столику с двумя диванчиками, заваленными подушками и я протискиваюсь за один из них, придерживая широкий подол платья. Метрдотель - официант в одном флаконе, предлагает:
- Аперитив?
Поднимаю на него с улыбкой глаза:
- А, давайте!
- Секунду.
Ничего страшного, подожду. Разговор Калугина с Егоровой может и затянуться. Служащий уходит, и я перекладываю сумку на колени, чтобы достать телефон. Если Андрей будет задерживаться, звонок может раздаться в любую минуту. А может он уже и звонил, да я не услышала. Или SMS прислал. Отложив сумочку в сторону, открываю крышку телефона – увы, ничего. Положив ногу на ногу, сама начинаю нажимать кнопки, но в трубке только: «абонент недоступен». Может в пути? Официант приносит большой бокал с красной жидкостью и трубочкой, и я благодарно киваю:
- Спасибо.
Как раз, вовремя – буду снимать стресс. Не хочется думать, что что-то случилось - Андрей обещал, что истерики Егоровой его не остановят! Главное не психовать и не накручивать себя… Играет негромкая музыка, кто-то поет. Официант уходит, я откладываю телефон в сторону и оглядываюсь в направлении входа - вдруг, вот прямо сейчас, он на подходе? Кидаю взгляд на часы на руке – двадцать тридцать. Потом придвигаю к себе бокал и начинаю пробовать, что там за аперитив. И снова оглядываюсь на вход, помешивая жидкость – ну что ж, мой принц будет сам виноват, если я напьюсь. Придется ему меня тащить домой на руках или на коркушках.
***
Время идет, а Калугина все нет. Уже два коктейля выдула и успела в туалет сбегать. Крутить головой, поглядывая на вход, уже устала - теперь сижу в пол оборота, сдвинув колени вбок, в проход. Третий бокал с чуть тронутым содержимым отставляю в сторону. Что ж такое могло случиться? Внутри нарастает псих и нервная дрожь. Андрей передумал? Егорова убедила его не расставаться? Она подключила родителей, и они втроем его утюжат?
Официант, проходя мимо, подхватывает недопитый бокал и уносит. Мои руки безвольно лежат на столе, так и тянет снова взглянуть на циферблат… Хотя наверняка не прошло и трех минут с последнего раза. Не выдержав, приподнимаю руку, вроде как, поправляя часы, и кошусь осторожно на стрелки. Двадцать один тридцать! Из груди вырывается невольный вздох, и я нервно веду головой из стороны в сторону – мне душно и внутри тоскливо. Гоню прочь поганые мысли, но они, все настойчивее, стучаться в мой мозг:
- Капец. Ну, позвонить то хоть можно!
Просто сказать - извини, я опаздываю… Или я не приду, прости…Голос официанта отвлекает меня.
- Извините?
Сажусь прямо, убирая ноги от прохода, и смотрю непонимающе на служащего. Почему-то вся напряжена - обе руки, как плети, лежат на столе, чуть растопырив пальцы, а изнутри поднимается страх - вдруг... Вдруг он принес какое-то известие…, плохое известие… Нервно вздохнув, переспрашиваю:
- Что?
- Что-нибудь, еще?
Паника утихает и дыхание выравнивается:
- А-а-а…
Я уже полтора часа тут сижу. Может, хватит? Но уходить не решаюсь… Надо подождать еще немного! Зависнув на секунду, вычерчиваю пальцем фигуру бокала в воздухе:
- Вот это, что у нас сейчас было?
- Голубая лагуна.
Нет, эта лагуна плохо пошла. Я ее совсем чуть-чуть выпила. Замешкавшись, корректирую:
- А перед этим?
- Дайкири.
- Вот точно, давайте его повторим.
Официант уходит, и я снова сдвигаю сжатые коленки вбок, усаживаясь в пол оборота - так виднее вход в зал. В очередной раз нервно вздохнув хватаю мобильник со стола. На дисплее, увы, никаких новых сообщений – ни SMS, ни пропущенных звонков. Сигнал пять делений. Откладываю телефон обратно, уныло бормоча в пространство:
- Со связью все в порядке.
Чья-то рука ставит со стуком прямо передо мной бокал с красной жидкостью. Вздрогнув от неожиданности, поднимаю вверх глаза. Это всего лишь официант и я киваю:
- Спасибо.
Странно, что коктейль красный, я же дайкири просила. С безнадегой смотрю на бокал, а потом тянусь к нему губами. Резкий звук зуммера бьет по нервам. На дисплее номер Андрея, наконец-то! Тут же хватаю мобильник со стола:
- Ну, слава богу! Не прошло и двух суток!
Открыв крышку, прикладываю трубку к уху:
- Алло.
- А-а-а…. Марго, это я.
Интересно, первый вариант или второй? Скорее второй - опаздывать уже поздно. Стараюсь говорить весело:
- Да, я уж поняла, что не Уинстон Черчиль. Ты в пробке?
- Марго, слушай, здесь все гораздо хуже. Я не смогу сейчас прийти.
Та-а-ак… Кажется, меня развели как лохушку. Может он вообще не собирался приходить? Интересно, он не может сейчас или не может вообще? Вот и продинамили тебя Маргарита Александровна, первый так сказать опыт… Ай, да Калугин! Придаю голосу удивленные нотки:
- Ты шутишь?
- Марго, я серьезно, возникли кое-какие проблемы.
Господи, опять у него проблемы. То надо срочно Наташу выкупать в ванне, то накормить ее фирменным рисом. Что, на этот раз? Нервно поглаживая пальцами основание бокала, пытаюсь ехидничать:
- Дай, попробую, угадать… Егорова расцарапала тебе лицо?
- Слушай, Марго, мне не до шуток.
Действительно, голос у него напряжен, и его тревога передается мне. Пытаюсь проглотить обиду и быть серьезной:
- Да что случилось то?
- Я тебя прошу, давай не по телефону. Я завтра тебе все объясню, хорошо?
Почему завтра? Что происходит? И вдруг до меня доходит, почему он не придет и почему только завтра… Сердце ухает вниз, вызывая приступ дурноты... Значит, сегодня ночью он останется у нее. Поставив локоть на стол, еще хватает сил держать телефон у уха. Другая рука елозит по столу, ища себе занятие, а потом тянется к лицу, теребить волосы и убирать их за ухо. Наконец, замерзшие губы произносят:
- Так что… Все-таки…, Вы летите?
Обречено жду «Да!», но Андрей повышает голос:
- Марго, завтра, все завтра! Хорошо?
Ни да, ни нет, как всегда. Я же до утра сдохну, вся изведусь. Мне нужен хотя бы намек! Положив ногу на ногу, сижу, вцепившись до боли пальцами в диванчик под собой. Если бы что-то случилось с Алисой, Андрей бы сказал. Значит, Егорова что-то учудила:
- Хорошо, хорошо... Ты только одно скажи, ты поговорил с Наташей?
Через паузу в трубке раздается:
- Почти.
Капец. Да что ж, такое-то! Как можно поговорить «почти»?
- Андрей, что значит, «почти»?
- Слушай, Марго, ты пойми, я не могу сейчас разговаривать. Тут такая ситуация!
Псих бьется из меня наружу, но я сдерживаюсь как могу. Похоже, из Калугина сейчас все равно ничего не вытянуть. Придется решать проблемы по мере узнавания. И еще, очевидно, что он не приедет в ресторан:
- Ладно, Андрюш, не рвись.
- Что?
- Не рвись, говорю, я тебя услышала… ОК, завтра поговорим. С тобой, точно, все в порядке?
- Точно! Извини, я больше не могу разговаривать.
- Ладно, все, завтра увидимся. Все, пока!
В трубке звучат короткие гудки, и я захлопываю крышку телефона. Ничего не понятно. И рассказывать, что происходит, он мне не хочет! То ли разрулить пытается, какую-то проблему, то ли подготовиться к завтрашним объяснениям со мной. Одно очевидно – какой бы нарядной я не была, здесь мне делать нечего. Останавливаю идущего мимо сотрудника:
- Официант, я хотела бы рассчитаться.
Тот стоит, чуть наклонившись вперед, и чего-то ждет. Мог бы и счет принести. Под его оком лезу в лежащую рядом сумку в поисках кошелька. Расстроенная и растерянная, поднимаю глаза на официанта и, тряхнув гривою, виновато хихикаю:
- Интересно, я деньги взяла? Хе-хе...
Когда платила за такси, даже не посмотрела, сколько осталось. Было бы круто в довершение вечера оказаться где-нибудь в милиции, в обезьяннике.
***
Спустя полчаса такси привозит меня домой. Настроение паршивое – на хрена спрашивается я все это напялила, дура стоеросовая… Платье, чулки, бусы…, голову мыла, причесывалась... Все бабу из себя корчу. А эта стерва хвостом вильнула и все - Калугина, как языком слизнуло. Уже на этаже, когда подхожу к квартире, дверь вдруг распахивается, чуть не ударяя меня, и на пороге возникает Егоров в своем пенсионерском плаще. Капец, домой нормально не попадешь - и тут пришибут. Они с Анькой хором голосят:
- Ой, извини.
- Осторожно!
Останавливаюсь в дверях. Мне сейчас только гостей не хватает… Могу ведь и обматерить под горячую руку. Наумыч как-то по-особенному смотрит на меня:
- Привет, Марго.
Бурчу под нос:
- Давно не виделись.
Стою, жду, когда мне дадут пройти, а Егоров оглядывается на Сомову:
- Ну, я пойду, а?
Анюта машет рукой:
- Да, конечно.
Наумыч продолжает таращиться, а потом не может удержаться от комплимента:
- Марго, а какая ты сегодня красивая.
Вздохнув, протискиваюсь между парочкой, таща зажатую в руке сумку с курткой:
- Красивая как корова сивая.
Хотя, конечно, сивыми бывают кобылы, а не коровы. Ну, а я наверно все вместе – мутант, сивая корова. Молча, иду к кухне, но на углу останавливаюсь, привалившись к стенке и сложив руки на груди. До меня доносится невнятный шепот:
- Чего это с ней?
– Да я не знаю, давай до завтра.
Оглядываюсь, в ожидании, когда Ромео свалит. Егоров тянет губы, пытается чмокнуть Сомову в губы. Закатив глаза к потолку, отворачиваюсь от такого зрелища и слышу за спиной:
- Пока!
- Пока
Наконец, слышится стук двери и щелканье замка. Продолжаю молча бурлить внутри - мне нужно выплеснуться, выговориться, а говорить то не о чем. Никакой информации. Анюта подойдя сзади вздыхает, и начинает нести какую-то муть:
- Представляешь, эти уроды так составили контракт, что вообще не подкопаться.
Господи, причем тут твой гребаный контракт?! Беззвучно шевелю губами, ругаясь: "вот, дура", а Сомова повторяет:
- Вообще, не подкопаться!
Очень хочется заорать, выматериться, но сдерживаюсь. Сжав зубы, бросаю в пространство:
- Ань, дай мне стереть эту боевую раскраску.
Анюта пытается заглянуть мне в лицо:
- Эй… С тобой что-то случилось, что ли?
А то не видно! Шушукалась же об этом со своим Ромео. Продолжаю цедить по слову:
- Нет, со мной ничего не случилось.
- Ну, ты встречалась с Андреем?
Раздражение, наконец, прорывается - не выдержав, повернув к ней голову, рявкаю:
- Нет, не встречалась!
Сомова ошалело на меня смотрит, и я отрываюсь от стены, собираясь уйти к себе:
- Есть еще вопросы?
Нет? И прекрасно! Стуча каблуками, шлепаю в спальню, а затем в ванную. Все смыть! Все снять! Хватит! Наигралась! Мэрилин Монро недоделанная.
***
После душа всю эту кучу бабского барахла с платьем, чулками, бусами и бельем засовываю поглубже в шкаф…. Потом, на досуге, выкину. Сомова уже сгорает от любопытства и, перегородив вход в ванную, наблюдает за моими метаниями по спальне:
- Так почему вы не встретились-то?
- Потому, что… Он не может, у него ситуация... Объяснит все завтра!
Переспит в очередной раз и объяснит. Бэ-э-э… Ме-е-е… Натянув синие футбольные труселя и такую же майку, засунув ноги в шлепки, мимо Аньки протискиваюсь внутрь ванной комнаты. Прямо к зеркалу. Злость и разочарование переполняют меня. Кому я поверила?
- На хрена я вообще напялил на себя все это гейское шмотье!
Сомова удрученно хмыкает:
- Ну а что, он ничего не объяснил?
Я же уже сказала… Сказал. Выкрикиваю для непонятливых:
- Нет, ничего!
- Что, вообще?
Я ужу не могу и ору:
- Вообще!
Беру с полочки и тут же швыряю назад со стуком щетку для волос, разворачиваясь к Анюте:
- Позвонил и сказал, что не может разговаривать!
Помотавшись от душевой кабины до унитаза и обратно, возвращаюсь к Аньке. Та усмехается, качая головой:
- Угу… Ты знаешь, ты наверно была права!
Права? Когда? Замираю перед ней:
- В чем?
Сомова вскидывает руки вверх:
- В том, что все мужики эгоистичные козлы.
Во мне тут же возникает желание говорить наперекор. Это мой Андрей и только я могу его ругать! И вообще… На Ромео своего посмотри. Да Калугин в тысячу раз лучше любого в нашей редакции! И я Сомову обрываю:
- Андрей не такой!
Иду обратно к зеркалу. Эта пиявка что-то наверняка подстроила, какую-то пакость. Вот и вся причина. Сомова ржет мне в спину:
- Ну вот, ха-ха!
- Что, вот?
- Типичные слова влюбленной бабы.
Вижу в зеркало, как Анька, выпятив губу, корчит рожу. Вздохнув, опускаю голову вниз. Типичные, не типичные… Причем тут влюбленная баба? Просто эту семейку на кривой кобыле не объедешь. Младшенькая так зубами вцепилась, что с первого раза не отдерешь. Опустив голову, шумно вбираю воздух в легкие. Говорю в зеркало:
- Слушай, Сомова, это ты Борюсику своему про козлов расскажешь, ладно?
Анька недовольно елозит на месте и перестает усмехаться:
- Ой, а Наумыч то здесь причем?
А он у нас что, не мужик? Обернувшись, почти выкрикиваю:
- А Калугин здесь причем?
Меня и так всю колотит от всяких догадок, а тут еще она. Иду решительно из ванной назад в спальню, но возле Сомовой сдерживать эмоции не получается и я почти в истерике чуть не плачу:
- Может у него что-то случилось?!
Внутренний колотун теперь несет меня в гостиную – подальше, прочь, не хочу ничего слышать! Сзади раздается шарканье тапок Анюты:
- Марго, ты прости меня, я не хотела тебя обидеть.
***
Пока я хандрю, сидя на диване, Анюта колдует и шуршит на кухне. Хотя я, наверно, голодней ее, но мне сейчас кусок в горло точно не полезет, и я даже не пытаюсь узнать - собирается Сомова меня кормить или нет. Уже минут через десять она приносит поднос с сушами, роллами и прочими вкусностями и ставит его на стол. Мои размышления результата не дают - таинственность Калугина заставляет предположить самые невероятные причины странного поведения – от ужасно страшных, до абсолютно глупых. Со вздохом озвучиваю последнюю кучерявую мысль:
- Хотя, ты знаешь, Ань…. В чем-то ты была, наверно, права.
- В чем?
Что все мужики козлы. И Калугин тоже! Хотя я внешне и успокоилась - расслабленно сижу, опустив безвольно руки между раздвинутыми коленями, но внутри, все равно муторная нервность и раздрай:
- Ну, мог бы, хотя бы, объяснить... Ну, хотя бы, намекнуть.
От возмущения взмахиваю руками, а потом они опять уныло падают вниз без сил:
- А то все завтра, да завтра...
Анюта, обойдя вокруг стола, усаживается в кресло рядом и вздыхает, пытаясь меня подбодрить:
- Ну, правда, ну… Мало ли… Может действительно что-то случилось? Чего ты накручиваешь себя на ровном месте?
Сцепив пальцы в замок и вперив взгляд в пустоту, пожимаю плечами - сама понимаю, что Егорова что-то учудила, только что? Пригрозила? Избила? Изнасиловала? Самое мучительное, это неизвестность:
- Да случилось, однозначно случилось.
Анюта ставит поднос себе на колени и крутит в руках длинную вилку с двумя зубцами. Ну, пусть похряпает, я как-нибудь потом... В который раз пытаюсь найти логику в мужских словах:
- Если говорит про завтра, то, скорее всего, они никуда не летят? Или летят?
Анюта пожимает плечами:
- Послушай, если Калугин тебе обещал объясниться, то он обязательно объяснится.
Да это и ежу понятно. Но чего мне ждать то? Они остаются или уезжают? Сходятся или разбегаются? Подруга сочувственно добавляет:
- Тем более, до завтра осталось всего ничего - только закрыть глаза и открыть.
Капец! С недоуменным скепсисом смотрю на нее:
- Это тебе закрыть глаза и открыть, а мне лежи и мучайся!
Анька укоризненно обрывает мое нытье:
- Марго!
А потом начинает уминать свои роллы. Пожалуй, своим психозом, я не только себя изведу, но и ее:
- Так, ладно! Все, заморозили тему…
Помолчав, интересуюсь:
- Что, у тебя?
Эта тема Анюте более приятна и она, оживившись, махает вилкой:
- А у меня все весело!
По виду не скажешь.
- В смысле?
Сомова утыкается в тарелку:
- Ну, в общем, я решила абстрагироваться.
Любопытством приподнимаю бровь - такое замечательное слово мне сегодня нужно как никогда:
- То, есть?
- Ну, если не можешь изменить ситуацию, надо изменить свое отношение к ней.
Угу. Понятно. Только непонятно, что мне менять, если Калугин молчит как партизан. Продолжаю пристально следить за Сомовой:
- То есть, типа ты решила забить?
- Ну, типа того.
Анька вдруг морщится:
- В общем, я решила аннулировать отношения с Маратом. Пусть тянет свое радио из болота сам. Надоело!
Надо же, я думала она их и так давным-давно аннулировала. Ну, как только стала встречаться с Наумычем… А вот, поди ж ты, оказывается еще и с Маратом успевает мутить. Чужая душа потемки. Мои мысли снова перескакивают на Андрея:
- Да уж. Вот надо было мне Калугу с самого начала аннулировать!
Сомова хмыкает, косится на меня и недовольно повышает голос:
- Это называется заморозили тему, да?
Но меня уже несет, заталкиваемые внутрь сомнения прорываются и я, отмахнувшись от Анькиного скепсиса, взрываюсь новым негодованием:
- Блин, я знаю, я уверена, что Егорова там устроила ему истерику, она это умеет!… Упала на пол, вырвала себе пару волос!
- Ну так, тем более, проблема яйца выеденного не стоит. Не будет же она неделями кататься по полу и рвать на себе волосы.
Еще как может. Самоуговоры меня не успокаивают:
- Блин, ну это же можно было объяснить по телефону, ну?! Он что, думает я не пойму?
Сомова вдруг громко заявляет:
- Ха! Дорогая моя, мне кажется, ты уже забыла, когда была Гошей. Да?
Кровь бросается мне в лицо. Это она про что? Дескать, подзабыла, что ты на самом деле мужик? Да, я забыла! Специально. Любить Андрея может только женщина! У меня даже челюсть падает вниз от такого наезда, а глаза лезут на лоб:
- А… Причем здесь это-то?
- А, притом! Вспомни, сколько ты баб продинамил, а? Ты даже не звонил им вообще ни одной!
Я все никак не пойму чего она от меня хочет. Вспомнить, что я Гоша и не страдать от бабской любви? Или сидеть и перебирать, вместе с ней, сколько баб у меня побывало в постели? Ну, спасибо, дорогая! Низкий тебе поклон. Сжав зубы, отворачиваюсь. Сомова продолжает буянить:
- Сидели там неделями, плакали в кулачок, слезки собирали…
Анька начинает демонстрировать, как девицы собирали щепотками свои слезы, но то, что она наезжает не только на меня, но и на Андрея, заставляет неодобрительно покачать головой:
- Сравнила ты...
- Что, сравнила я?
Во-первых, никто никаких слезок не собирал. Все с самого начала по чесноку. Мы и потом, не с одной пересекались и оставляли друг о друге самое прекрасное впечатление. Это только Карина оказалась злобной дурой – навыдумывала себе, черт чего, теперь не расхлебаешь. Во-вторых, Калугин на Реброва похож так же, как монах на плейбоя. А в-третьих, Марго никогда никаких баб не динамила. Ну, может только один разок, да и тот не считается. Они ее, вообще, интересуют только с эстетической точки зрения. Все инсинуации, пожалуйста, не в мой адрес!
Так что, на Анютин вопрос, закатываю глаза к потолку:
- Гошу с Калугой?!
- Хо-хо...
Неожиданно наш спор прерывает звонок во входную дверь. Мы замираем и смотрим друг на друга. Из ступора меня выводит ехидный голос Сомовой:
- Интересно, кто бы это мог быть?
Скривив губы в улыбку, отвечаю ей той же монетой:
- Наверно, Наумыч опять что-то забыл.
- Угу.
Надеюсь это Андрей. Упираюсь руками в диван, собираясь встать, но Сомова наклоняется в мою сторону с таинственным видом:
- А может это маньяк с топором? Подожди не открывай сразу, посмотри в глазок.
Уж чья бы корова мычала. Романы с маньяками это по твоей части. Я, все-таки, поднимаюсь и не торопясь направляюсь в прихожую, бросив на ходу:
- Смешно.
Но когда вижу на экране домофона Калугина, меня словно волной окатывает – вся встрепенувшись и сжав кулаки, взволнованно смотрю на Аньку сквозь полки:
- Это, Андрей!
Сомова с крокодильей улыбкой ехидничает:
- Калугин?
- Да!!!
Хватит трепаться! Яростно машу ей обеими руками:
- Давай, давай… Собирай свою жрачку и вали быстрей. Быстрей!
Понятливая Анюта встает с кресла и, подхватив поднос, тащится к себе в комнату. Еще и бурчит:
- Мать честная, какая честь - сам Андрей Калугин пожаловал к нам в гости!
Я, еще раз всплеснув руками, тороплю ее:
- Давай, вали!
Входной звонок продолжает наяривать, и я иду к двери. Повернув защелку, толкаю створку наружу, распахивая ее. Хочется сразу наброситься на Калугина с вопросами, но стараюсь держать марку - он еще прощения не попросил за все мои переживания! Так что, разворачиваюсь к нему спиной и иду к кухне, на ходу декламируя:
- Боже мой!
Сцепив пальцы у живота, оглядываюсь:
- Какого красивого дяденьку к нам занесло.
В час то ночи! Сзади слышится неуверенный Андрюхин голос:
- Я-я…, могу войти?
Сердито хлопнув кулаком по ладони, заворачиваю в сторону гостиной:
- Конечно, можешь!
Снова слышу неуверенное:
- Спасибо.
Сзади приближаются шаги, и я, остановившись, приваливаюсь спиной к торцевой стенке стойки с полками, отгораживающей коридор – жду, когда подойдет Андрей. Он встает передо мной, лицом к лицу, с напряженным видом и только вздыхает и пыхтит:
- А..., ф-ф-ф... Марго.
Молча, жду продолжения, Калугин вдруг начинает крутить головой по сторонам:
- Ты одна?
Его странное поведение меня начинает нервировать. Он поговорил с Наташей или нет? Или просто передумал?
- А кого тебе еще надо?
Оторвавшись от полок, прекращаю глупую игру в театр и иду к дивану. Калугин плетется вслед, сопит и молчит. Присев, с немым вопросом смотрю на него снизу вверх. Конечно, Станиславский призывал держать паузу, как можно дольше, но мы же не на сцене! Услышу я, наконец, что-то внятное? Калугин выдавливает из себя:
- Я… Я хотел бы перед тобой извиниться.
Ну, наконец-то! Обхватив себя руками, пожимаю с усмешкой плечами:
- Да, не за что... Что ты… Прогулялась перед сном, подумаешь. Угостила себя коктейлем.
Калугин, прикрыв глаза, чуть качает головой:
- Нет, ты не поняла, я...
Ну, так объясни! Поджав губы, молча жду конкретики. Но ее нет:
- Фу-у-у… Можно я присяду?
Его нервозность все больше передается и мне, но я стараюсь не подавать вида:
- Конечно, присядь.
- Спасибо!
Калугин стаскивает с себя пиджак и, с тяжелым вздохом, усаживается на боковой модуль дивана. Он продолжает молчать, потом, свернув пиджак, кладет его на колени, опять сопит и вздыхает, глядя перед собой. Ощущение облегчения, что Андрей все-таки пришел и наверно все разрулил, все быстрее куда-то уползает, уходит вместе с улыбкой на моем лице. Я тоже вся напряжена – уперев руки в диван, сижу, выпрямившись как струна, положив нога на ногу и жду приговора… Похоже, они помирились и заботливый Калугин пришел повиниться, чтобы долго не мучилась. Наконец, он всплескивает руками, а потом, сцепив пальцы в замок, кладет себе на колени. Новый взмах руками и новый вздох…
- Нам… Нам нужно серьезно поговорить.
Еще держусь. Опять поговорить. По новому кругу. Я думала, мы уже наговорились и перешли к действиям. Нервно усмехаюсь:
- Я слушаю, слушаю.
Хотя мне совершенно расхотелось что-то услышать. Я уже догадываюсь, что он хочет мне сообщить - вероятно, за сегодняшний вечер, проведенный в объятиях Егоровой, он прозрел и понял свою ошибку. И теперь они с Наташей улетают. Калугин отводит глаза в сторону и опускает голову:
- Черт!
Он вдруг трясет головой:
- Я даже не знаю, как начать…
Его мучения заставляют меня наклониться сильней вперед и попытаться поймать его взгляд:
- Андрюш, да что, случилось-то?
Чего наводить тень на плетень? Да-да, нет - нет. Я пойму. Он смотрит на меня больными глазами и молчит. Сейчас, самое важное – летят они или остаются, все остальное разгребем. Вместе! Ну, что там может быть? Истерика? Угроза увольнения? Трогаю Андрея за руку и пытаюсь придать голосу спокойствие:
- Вы остаетесь?
Он смотрит на меня непонимающим взглядом, потом мотает головой:
- Мы остаемся.
Ну, вот и славно. Все остальное образуется. Андрей набирает воздух в легкие и, не глядя на меня, выдыхает:
- Наташа беременна и... У нас будет ребенок.
Словно уши закладывает ватой. Хочется глотать и глотать, как в самолете, чтобы отложило... И внутри все сжимается, словно в тисках. Я молчу, словно придавленная, а глыба все наваливается и наваливается на меня. Ощущение катастрофы и полной безнадежности... Я вскакиваю с дивана, потом снова сажусь, забираюсь с ногами, разворачиваюсь, перетаскивая их на стол и обхватывая колени руками.... Хочется свернуться в клубок, забиться в темный угол, спрятаться под одеяло с головой и завыть…, заголосить, по-бабьи…, разреветься до соплей... Вдруг поникшая, не могу сдвинуться с места… Калугин, развернувшись, остается сидеть ко мне спиной. Наконец, выдавливаю из себя, дернув плечом:
- Ну..., что тут сказать.
И замолкаю. Калугин вздыхает. С отчаянием спрашиваю:
- Но это точно уже, да?
Он даже не оборачивается, чтобы посмотреть мне в глаза:
- Да, она была у врача, я видел заключение.
Оба вздыхаем и я безнадежно тяну:
– Нда.
Мои мысли скачут, а потухшие глаза растерянно мечутся из угла в угол. Я пытаюсь найти хоть какую-то зацепку и не могу найти:
- Нда.
Сколько раз я тешила и уговаривала себя, повторяя про себя его слова «у нас с ней ничего нет», «с ней просто комфортно», «не кручу никаких романов». Срываюсь:
- Ну, как вообще такое могло произойти-то!
Он чуть поворачивает голову в мою сторону и виновато тянет:
- Марго, ну-у-у...
Глупый вопрос, раз вместе спали… Проверяли совместимость перед свадьбой. Чувствую, как дрожит мой голос, блестят мокрые глаза:
- Ну да, извини… Извини…
Вчера, вот… Он даже не попытался с любимой женщиной… А с нелюбимой, пожалуйста, раз-два и ребенок… Уставившись взглядом в одну точку, вздыхаю, выдавая ненужные общие сентенции:
- Ну что, жизнь штука такая, всякое бывает.
Калугин разворачивается, усаживаясь лицом ко мне, и берет за руку:
- Я не знаю, что еще говорить.
Поздно разговаривать! От его прикосновений мне еще больней, и я, сморщившись от подступивших слез, высвобождаю руку. Андрей оправдывается:
- Чувствую себя полным идиотом, ну…
Наверно в этом и состоит различие между мужчинами и женщинами - он чувствует себя идиотом, а я ощущаю себя разбитой и растоптанной… Стиснув руки у груди, где болит сердце, стараюсь унять внутреннюю дрожь… Он как та пчелка, которая нагрузившись нектаром по придорожным пыльным кустам, сожалеет, пролетая мимо цветочного сада за забором - нет сил перелететь. И невдомек пчелке, что это ее собственный выбор. И завтра она опять будет шарить по пыльным кустам, набивая грязным нектаром пузо – они же ближе, и напрягаться не надо, преодолевая высокий забор:
- Андрей не надо ничего говорить! Все и так понятно.
Нахмурив брови, пытаюсь скрыть обиду и раздражение:
- Иди, тебе, наверное, пора.
Он внимательно смотрит на меня. Голос его спокоен:
- Делать мне, что?
Твой ребенок, тебе и решать. Я не могу и не имею права давать никаких советов. Но я бы... Я бы не стал жить с нелюбимой женщиной. Никогда! Помогать, воспитывать – да, обязательно, но изображать любящих родителей и тихо друг друга ненавидеть? Сейчас двадцать первый век, а Егорова не заводская работница, ей твои алименты на хрен не сдались. Захочет рожать - родит, не захочет – и без тебя обойдется...
Но Игорь, не Андрей. Как поступит Калугин - я не знаю. Я не уверена, что он действительно не испытывает к Наташе никаких чувств как сам уверяет - он давно мог от нее уйти, еще после изгнания Верховцева, да и после телепередачи с моим признанием на всю страну, но предпочел остаться. Я не уверена, что у него нет обязательств перед Наумычем и каких-то совместных дел - слишком много нестыковок и непонятностей в их личных взаимоотношениях. Я не уверена, что Андрей так уж сильно меня любит, что готов пожертвовать спокойствием и карьерой. Надо быть реалисткой - если бы он сходил с ума по мне, давно бы бросил свою пиявку. Я даже не уверена, что весть о беременности невесты стала для него громом с ясного неба, и он ни о чем не догадывался раньше - может, поэтому и не уходил от нее и осторожничал со мной вчера.
Так что, я не знаю, что у него пересилит - Калугин должен выбрать сам и только сам. Я приму любое его решение… С мокрыми глазами и распухшими губами, могу лишь пожать плечами:
- Я не знаю. Если это правда, то все уже сделано.
Не могу смотреть на него. Помолчав, он выносит приговор:
- Ну… Прости меня.
Простить? Выбор уже сделан? Черная, как ночь за окном, безнадега опускается на меня:
- Не надо извиняться, всякое бывает.
- Неправильно это все.
Зачем же ты делал неправильно? Значит, считал правильным, а все остальное неважным и второстепенным… Мне невыносимо от пустых слов и никому не нужных оправданий. Я знаю одно - Калугин сделал выбор, и меня уже нет в его будущем. Раздражение начинает подниматься изнутри тягучей волной, и я перебиваю его:
- Андрей, иди домой! Тебя Алиса ждет!
Наконец, сдержав свой психоз, повторяю уже спокойней:
- Иди домой, уже поздно.
Поздно во всех смыслах. Я так и не смотрю на него, боясь разрыдаться. Калугин встает и переминается возле меня:
- Тогда, до завтра.
Отвернувшись и уставившись в пространство, обреченно выдыхаю:
- До завтра.
Когда хлопает входная дверь, закрываю лицо обеими руками - нет сил, даже плакать. Полное безразличие и безнадежность. Самокопание и самобичевание. И некому даже пожаловаться, ревя навзрыд в жилетку – у Сомовой в щели под дверью темнота, значит давно спит. Прихватив с кухни початую бутылку виски, стакан и горсть каких-то конфет на закуску, ухожу в спальню – мне нужен наркоз, анестезия, без них я сегодня подохну.