Одетый в шкуру

      Радан держал между ладоней маленький камушек с острым краем. И до сих пор не мог принять тот факт, что возьмёт его с собой.       Возьмёт — да, но не полоснёт им.       Отговорить себя не получалось. Да и в самом же деле он только возьмёт камень. Не будет ничего…       Хотелось бы забыть слова Билуна. Но они с того разговора всегда звучали в голове. И особенно отчётливо в день, когда Радан пошёл к реке и расколол камень, а затем рассматривал осколки. Выбирал. И забрал маленький, но острый.       Выкинуть не смог.       По ночам уже было холодно, хоть первые заморозки ещё не пришли. Днём воздух теплее, но Радан кутался в плотный кафтан и никак не мог достаточно хорошо обмотать ноги, чтобы они не мёрзли в обутели. Кутался — и дрожал.       Мёрзло не то, что может согреть одежда.       Каждый день проверял, не нашёл ли кто камушек, воткнутый в расщелину бревна. Не находили. И сегодня, в день ритуала, Радан его достал. Крутил между пальцев, пытаясь найти изъян — например, что камень затупился — чтобы не брать его с собой. Но камень оставался таким же: тёмно-синий с одной гладкой стороной. За неровную удобно зацепиться кончиком пальца. Не соскользнёт.       Не большой ли он? Чуть шире одного пальца и два в длине. Может, всё же большой?       Огромный!       Радан осматривал камень, а когда показалось, что кто-то зашёл в дом, то он сжал ладонь, помня, что острый край не должен его ранить до ритуала. Прислушался.       Тихо. Никого. Он тут один. Никто не помешает.       Перед уходом из дома спрятал камень за ухом. А ухо прикрыл вьющимися волосами — наверное, они вились всю жизнь для этого дня. Вышло вполне надёжно.       Хотелось бы верить, что не найдут.       И себе хотелось бы верить, что не воспользуется.       После дневного дождя было зябко. Именно для такой погоды и делают рубашки-обереги: они покрывают тело медведя, перекинувшегося в человека, оберегают от хвори. Тела людские слабые: от порыва ветра могут зачахнуть.       Вокруг Пристанища уже собирались медведи, подходили домные. Огонь в жаровнях немного грел и освещал собравшихся и само ритуальное место. Земля в центре Пристанища была размочена прошедшим дождём.       Грязью покроется тот, кто хочет попрать ритуал — это словно предупреждение.       Радан мотнул головой. Он не единственный сегодня будет в ритуальном круге. Просто не повезло с погодой.       Разожжённые жаровни освещали Взоры Предков и лица товарищей. Все смотрели спокойно, словно это не второй ритуал перед зимой. Не последняя попытка.       Прищуренное око Великого медведя глядело на мир земной, вглядывалось в каждого. Слова Рагны были не выдумкой: многие медведи, запомнившиеся остальным, проходили ритуал именно на новую луну. А Радан думал, что их запомнили оттого, что они не желали вновь чувствовать себя никчёмными, не пройдя ритуал на полную луну.       С приходом ворожея смолкли разговоры, и Радан вместе с остальными неудачниками вышел на край Пристанища.       Медвежонок не шевелился, почти не дышал. Он не избавился от камня! Холодок прокатывался вдоль позвоночника. Под Взорами Предков хотелось раскаяться. На миг показалось, что камень Чаяны блеснул красным, и взбешённая медведица явится в этот мир, чтобы изничтожить Радана.       Но это был отсвет огня.       Да и вряд ли Великий медведь отпустил бы Чаяну, когда здесь есть ворожей. Да, не связанный с Луной, но всё же ворожей. И сейчас он придирчиво смотрит на каждого в ряду.       До Радана, наконец, дошло, почему ворожей тратит на осмотр время — он не даёт обмануть Великого медведя.       Но Радан собирается обмануть обоих. И Предков, вновь обративших внимание на медвежонка.       Или нет? Не ранит себя?       У него есть право использовать этот камушек, если ворожей ничего не увидит.       Да. Точно. Есть.       Седые волосы в бороде ворожея причудливо вплетались в чёрные, исчезали в них, но не пропадали, делая бороду тёмно-серой. Волосы на голове в целом казались светлее, седые волоски собирались в прядки, словно особенно отмечая, что этот медведь дожил до первых седин.       Радан помнил, что ворожей был воином, одним из тех, с кем мерился силой Даг. Но затем клану понадобился ворожей, и именно бравый воин имел достаточно храбрости, чтобы им стать, отказавшись от постоянных схваток. В Фархлости растёт новая, настоящая, ворожея — та, кто обладает особой связью с медведицей Луной (Луна также следит, чтобы в каждом клане всегда было по ворожею). Быть может, ворожей ещё повоюет, когда ворожея его сменит.       Медвежонок сохранял самообладание по мере приближения ворожея. Камень за ухом, казалось, прожигает череп. В голове мысли «зря» разбивались об осознание, что менять что-то уже поздно. Да и камень… он…       Он успокаивает Радана. А ранить ли себя… Радан не знал.       Ворожей остановился напротив, внимательно смотря Радану в глаза. Карие глаза, в которых отражалось пламя, делая их одновременно тёмными и яркими. Нависшие веки придавали суровости взгляду ворожея, как и чуть напряжённые нижние. Он словно всё знал.       Но Радан поднял руки, как полагалось. Медленно покрутился на месте, как полагалось. Вернувшись в исходное положение, опустил руки. Всё как полагалось. Поднял взгляд на ворожея и наткнулся на внимательно смотрящие карие глаза. Спокойно моргнул и продолжил в них смотреть.       Хотелось сглотнуть. И если бы сейчас Радану пришлось говорить, то он бы пищал, словно опять мальчик. А ворожей всё смотрел и смотрел.       Может, камешек подвинулся за ухом и теперь торчит? Но как незаметно проверить? Почесать ухо? Нет, так точно сдвинет. Поправить волосы? Или так сделает хуже?       А карие глаза всё смотрят и смотрят.       Почему так долго?!       Может, причина в другом? Радан всё сделал? Вроде да. Поднял руки, сделал оборот, чтобы на его теле можно было увидеть всё. Если бы ворожея что-то заинтересовало, то он бы коснулся. Но не коснулся. Тогда почему смотрит?       Но Радан не отводил взгляд. Ему нечего скрывать. А камень… Просто камень, а не орудие нарушения ритуала.       Когда ворожей отвернулся, Радан на миг подумал, что сейчас его прикажут вывести из Пристанища и выбросят за частокол помирать. Жуткая, недостойная медведя смерть. Наверное, именно поэтому медведи, оказавшиеся без клана, становятся презренными чужаками в других. Только так они могут умереть достойно.       Но Радан ещё не медведь…       А ворожей уже встал напротив следующей глины.       Радан выдохнул сквозь сомкнутые зубы.       Когда ритуал начался, Радан думал, что нужно тихонько выкинуть камень за пределы Пристанища. Уже приметил пару направлений, в которые хватит сил докинуть.       А затем из ритуального круга вынесли первого.       Шкура соскользнула с тела. Её пришлось подбирать отдельно. И выносить. Сегодня с Пристанища, завтра за ворота.       Великий медведь не одел…       Радан был вторым.       И он больше не сомневался.       Поправляя шкуру, выхватил камушек пальцами. Какое-то слабое сомнение мелькнуло в мыслях, но оно было заглушено голосом ворожея. Радан обратился к Великому медведю, а сам думал, как лучше себя ранить. Он был уверен, что не перепутает слова: слишком много и долго их повторял.       Радан вновь поймал момент, когда сознание начало туманиться, а шкура так и болталась отдельно. У всех шкура уже начинала прирастать, а у него нет!       Нет.       Он не умрёт от старости как те, кого не одевают. Он не умрёт от болезни, как те, кто не медведи. Он умрёт в битве, встретив своего смертельного противника, как все медведи.       Радан сжал ладонь с камнем. Отметил, что ухватить камень двумя пальцами оказалось сложно. Наверное, из-за трав. Тогда нельзя медлить. Совсем нельзя.       Завёл руку между задней частью бедра и шкурой — смог завести! — и полоснул камнем. Сквозь дурман ощутил что-то вроде боли.       Теперь он станет медведем.       Пока мог, вдавил камень в размякшую землю.       Тело слабло, но Радан ощутил спиной ветер. И больше не словами вторил голосу ворожея. Веки закрыли глаза, и кожей он чувствовал пристальный взгляд. А когда Радан увидел на миг огромного белого медведя, он очнулся.       Перед ним всё так же были его ноги, руки были руками… Нет, изменились. У медведей в людском облике ногти похожи на уменьшенные когти. И такие теперь у Радана на руках. И на ногах.       Великий медведь его одел.       Радан завёл руку под ногу и попытался нащупать рану. Уже принесли следующего после ритуала, а Радан всё продолжал нащупывать. Может, не все чувства вернулись? Встал и извернулся так, что смог посмотреть на заднюю часть бедра.       Ни следа.       Великий медведь видел рану. Знает, что сделал Радан. И покарает за обман.       Теперь вместо радости и предвкушения новой жизни Радан чувствовал только тревогу. От каждого следующего мгновения новой жизни.       ***       Впервые уйдя из селения в боевой поход, первым, что приметил Радан были красные яблоки на деревьях и под ними. Изъеденные и исклёванные. Лежащие в стелящейся траве.       А после наступила пора исполнить свой долг как медведя Фархлости.       Князь Бекет не сумел вынудить князя Милада принять бой на своих условиях. Поэтому сражений было три. В двух участвовали только медведи — воины князя не успевали. А после первых заморозков состоялась большая битва князя Бекета и князя Милада. Медведи Фархлости помогали первому — а наёмники второго в тот день встретили смертельных противников.       В боях Радан стремился быть впереди. Его хвалили за рвение, советовали и поучали. Радан понимал с лёту, чем раз даже заслужил похвалу своему мастерству. И он продолжал с бо́льшим усердием, всё так же рвался вперёд, всё так же встречал многих противников…       Так продолжалось, пока не прозвучал громкий звук рога князя Бекета, означающий победу. Радан видел облегчение на лицах воинов вокруг. Медведи тоже радовались. А он чувствовал только растерянность и вернувшуюся тревогу.       Он был одет благодаря обману. Пока его не настигла кара Великого медведя, можно умереть в бою. Как положено медведю — раз уж он вырвал эту долю. Но сегодня Радан остался жив. Поэтому не обрадовался ни победе, ни окончившейся битве.       Он не встретил смертельного противника до своей первой медвежий зимы.       — Радан. — Верея встала рядом, когда на закате они все наблюдали за горящими погребальными кострами. — Тебе следует быть осмотрительней в бою. — Медведица скрестила руки под грудью.       — Я знаю. — Радан взглядом зацепился за фигуры Дага и Бекета.       Разговаривают?       — Чужак Снор тоже знал. Что в итоге? Он зарвался, и люди его порубили. — Верея сплюнула в сторону. — Ты же был неподалёку. Видел. Хочешь на его место?       Радан не только видел, но мог помочь. Но не стал: чужак есть чужак, пусть его оберегают его Предки.       Верея сказала что-то ещё, а Радан продолжал смотреть на вождя и князя. Они же могут договариваться о грядущих сражениях? Может, в них Радан встретит своего противника?       — Рад…       — Князь не покончил со своим врагом? — перебил медведицу Радан.       Верея поджала губы и покачала головой, недовольная действиями своего медвежонка.       Хотя уже нет — не медвежонка.       — Будет ещё битва, — подтвердила Верея, а увидев в глазах Радана появившийся блеск, сразу его осадила: — Но тебя в ней не будет.       — Почему?! — слишком громко возмутился Радан, стоя перед погребальными кострами. На него взглянули все, даже говорившие князь и вождь.       — Потому что ты думаешь, что стал всесильным. — Верея говорила также тихо, но сейчас голос прозвучал настолько грозно, что подавил желание спорить с ней. — Это происходит с молодыми. Пройдёт. Но следующий раз ты покинешь селение после зимы, — закончила Верея уже мягче, но её тон всё также подавлял любое желание прекословить.       Радан зыркнул на Верею и отвернулся к огню.       Лучше бы он действительно ощущал себя всесильным, а не искал погибели. Не желал быть на месте тех, чьи тела сейчас сгорали. Потому что они больше не тревожатся, не боятся. А он продолжает ждать наказания.

***

      Возвращение к делам селения сразу после боевого похода воспринималось как наказание. Все здоровые остались там, а Радан сидел и плёл корзинки. И получалось это скверно — мысли мешали.       Хотелось не быть тут, а искать, искать, и ещё раз искать.       Противника. Только так избежит кары.       Никто из медведей не страшится смерти, ведь за ней их ждёт Великий край, где они смогут встретиться и сразиться с лучшими воинами прошлого. И однажды Великий медведь призовёт их в свою рать, которая будет биться за Мир.       Поэтому перед смертью трепещут лишь люди, которых ждёт холодный и тёмный край костлявой (так говорят ворожеи) Элу́рссы, где не ждёт их подготовка к битве, где не увидят они богиню, которой возносили молитвы.       Радан не хотел в Холодный край. Не только потому, что Элурсса — врагиня Луне и Великому медведю, но и потому, что этот исход недостойный. Но теперь, когда Радан предал Великого медведя, обманул его, медведь-бог может вовсе не призвать Радана в свой край.       Всё потеряло смысл. Он в ту ночь разрезал не кожу, а перерезал свою связь с родичами. И от подступающего понимания делалось горько.       Как же его покарают?       Радан потряс головой, отложив корзину на землю. Эта однообразная работа даёт слишком много времени на раздумья. А пока корзины нет в руках, все мысли об одном — нужно вернуться к обязанностям. Впрочем, Радан всё же размялся перед тем, как сесть на бревно и вернуться к латанию корзин.       За этим скучным занятием у Радана была компания. Они б поговорили, но вторым был омерзительный чужак. Такие как он хоть и медведи, но прав у них меньше, чем даже у домных. Их изгоняли из кланов, реже их весь клан погибал — и им нужно было куда-то деться: жить среди людей медведи не могут. А в новых кланах никогда не забывают, что чужие Предки шептали о чужаках Великому медведю.       Закончить как чужак не хочет никто, но всё же их не становится меньше. Три чужака, которые жили в Фархлости, пришли из перебитых кланов. И теперь они делят быт с кланом Дага, победы и трапезы, но никогда — ритуалы.       Гниль на душе захватывала всё больше. Может ли Радан, как раньше, вместе с кланом обращаться к Великому медведю? Обманщик. Чужаки более достойны, но не он.       Зачем он взял тот камень?       Верея сочла, что Радан возомнил себя всесильным, а он знал о своём слабом духе, испугавшимся узнать решение Великого медведя. Конечно, он был недостоин принять его силу. Теперь это ясно.       Радан отставил последнюю подлатанную корзину. Сейчас сложит их, отнесёт откуда брал и пойдёт сразу к сараю, где хранят древесину. Следующее дело там. Или…       Чужака не было, а вот его корзины стояли возле бревна. Одна валялась расплетённой. Радан огляделся в поисках чужака.       На возвышении слева того не было, на идущей вниз дороге справа тоже. Обернулся — тоже нет.       Вообще никого нет.       Радан с тревогой прислушался. Пусто и тихо.       И тут донёсся рёв с другой стороны селения. А следом ещё и ещё. Медведи.       Кто-то напал? И Радан этого не услышал?       Непростительно!       Радан бежал на звук, ожидая увидеть проломленный частокол, десяток врагов, запах которых не узнает.       Но увидел кое-что хуже. И узнал всех.       Четыре медведя окружили одного, который стоял на нескольких растерзанных людских телах. На шерсти лап зацепились розово-красные ошмётки. Медведь рычал, не подпускал к себе других. И не сводил взгляда красных глаз с врагов.       Он пах как Рун, молодой медведь из клана Фархлости.       Радан оббежал пару домов с подветренной стороны, перекинулся и напал на Руна с бока. Со спины не успел — Рун его заметил. Красноглазый медведь заревел, когда когти Радана прорвали его шкуру. Это был сильный удар, когти полностью окрасились кровью.       Рун махнул лапой и успел задеть Радана. Совершенно несильно. Остальные медведи воспользовались созданным моментом — атаковали. Но неуспешно. Один попал под лапы Руна. Тот прокусил шею, а затем взревел ещё яростней, вырывая кусок из тела. И пропуская ещё одну атаку Радана.       Но теперь у Радана не получилось отойти. Они сцепились. Рун махал лапами и напирал, рычал. По уязвимым местам не попадал — даже не целил. Радан же рассудка не потерял, выжидал и, как только представилась возможность, вцепился в живот.       Разорвал.       Обезумевший от боли Рун задел Радана. Случайно, должно быть, — но Радан упал на землю. Рун ревел, истекая кровью и цепляясь за свои кишки. В его движениях проявлялось человеческое.       Радан нашёл упор, хотел перекатиться. Почти начал движение. Но Рун нанёс ещё удар. На этот раз неслучайный. Сильный, точный.       Где он? Точно, селение.       Рун нависал — хочет навалиться. А Радан не придумал ничего лучше, чем перекинуться в человека и вкатиться в открытую дверь дома.       Успел. Рун становится всё медленней.       Вкатился и ахнул. Потому что последние два удара Руна пришлись на левое плечо, от боли даже в глазах на миг померкло. Тело не для боя.       Рун ревел, но уже тише.       Усилием воли Радан постарался не думать о плече.       Загнал же он себя! Как выбраться? Дверной проём закрывает Рун. Окошко? Да, человеком пролезет. И повезёт, если Рун не перехватит прям там.       Пока Радан думал, выигранного им времени хватило, чтобы к полю боя прибыли с охоты другие медведи. Добить уже раненного им не составило труда. Тот сопротивлялся слабо.       Рун умер возле того же дверного проёма. Его мёртвый кроваво-красный глаз смотрел на Радана, держащегося за плечо. А Радан смотрел в этот глаз.       Он всё понял. Рун был тем, кого слышал Билун. Рун тоже обманул Великого медведя. И обезумел.       Радан до крови прикусил губу, чтобы не завыть от безысходности. Вот так выглядит кара Великого медведя! Вот что с ним будет!       Снаружи засуетились. Убирали тела, их части. Рун всё также лежал на входе, но уже в облике человека — ворожей вернул. Глаза налиты кровью, а лицо и тело покрыты вздувшимися венами.       Радан поднялся. Надо прекратить смотреть на Руна. И нужно, чтобы помогли с плечом.       Но шаги к телу Руна делал с опаской. Перешагивал с ещё большей. Словно перешагнёт и сам окончательно потеряет рассудок.

***

      В крытой пристройке к дому ворожея Радан привалился к стене, стараясь не двигать плечом и не показывать боли другим медведям. У них тоже были раны, полученные в битве с Руном.       Все сидели недвижимо. Раньше Радан думал, что дело в выдержке, поэтому раненные медведи остаются спокойными. А теперь понял — они не двигаются, потому что больно.       Дружа́на, медведица с толстой блестящей косой, нарушила молчание.       — Быстрей бы вождь вернулся. Нужно что-нибудь сделать с этим. — Она сложила руки в замок и начала поочерёдно распрямлять пальцы то на одной руке, то на другой.       — А вдруг это заразно? Может не поспеть. — Другая медведица покачала головой. — Помнишь, как всё быстро происходило?       — Да, — согласилась Дружана и вдруг посмотрела на Радана. — Ты далеко пойдёшь, раз справился с Руном.       Радан не хотел отвечать, но и пожать плечами не мог.       — В битве против людей было сложнее, — ответил Радан вполне серьёзно.       А Рун был предсказуем. И медленный из-за кары Великого медведя.       — Не прибедняйся. Ты достоин похвалы за этот бой. — Дружана говорила тоже серьёзно и даже посмотрела на него как на взрослого медведя.       Обычный бой. Если, конечно, не обращать внимания на обстоятельства. Может, Дружана хвалит его с другой целью?       Но почему тогда все теперь смотрят с уважением? И даже вышедший от ворожея медведь слегка склонил голову, посмотрев на Радана.       Уважение? Благодарность?       Но всё потому, что они ничего не знают.              В доме ворожея пахло сушёными травами и было тепло. Если долго в таком жить, то можно обмякнуть — так что неудивительно, что ворожей всё реже участвует в сражениях.       А ещё здесь очень много света, поэтому ворожей осматривает плечо Радана (как и раны других медведей) именно тут. А маленькая ворожея с интересом заглядывает через плечо мужчины то с одной стороны, то с другой — и никак не найдёт лучший обзор.       — Не суетись, — сделал замечание ворожей. — Принеси воды.       Девчонка состроила недовольную рожицу, показала язык спине ворожея, но послушно пошла к пустым вёдрам у двери в пристройку.       Радан старался не издавать ни звука, потому что хотелось сознаться. Сказать, что нарушил ритуал. Обманул. Но пусть его добьют сейчас, чем он заберёт с собой тех, кто не должен был так погибать.       Смертельные противники не должны быть среди товарищей.       — Без заговорённых трав заживало бы долго, — начал ворожей. — С ними будет быстрее, но будь осторожен. Не двигай рукой, не двигай деревяшку, которую я примотаю. А если сдвинешь, то сразу ко мне, — строго наказал ворожей. — Если что-то срастётся не так, в лучшем случае, будет болеть постоянно. В остальных… — Ворожей махнул рукой и не стал объяснять.       Радан кивнул. Он не доживёт. Вряд ли Великий медведь отложит кару.       — Ты нормально себя чувствуешь? — Ворожей смотрел прямо в глаза, заставив Радана вздрогнуть. И скрыть это не получилось.       — Я же ранен. — Радан слегка склонил голову к левому плечу, хотя сейчас боль уже более чётко определялась в районе ключицы.       Ворожей прищурился.       — Я просто… не понимаю, почему это произошло, — пролепетал Радан, переведя взгляд на пол. — И вдруг повторится?..       — Великий медведь дарует свою силу лишь тем, кто достоин её и способен выдержать, — сказал ворожей. — Рун обманул его.       — И Великий медведь его покарал? — уточнил Радан.       — За стремление обладать силой? — Ворожей покачал головой. — Нет. Но Рун взял то, что ему не полагалось, и не выдержал, как предрекалось. Именно поэтому сила даруется лишь достойным её.       Может, ещё не поздно стать достаточно сильным? Достойным? Но стоило двинуть плечом, как Радан зашипел.       — Тише. Сейчас Бат вернётся, и я подлатаю тебя. И отдыхай. Чуть почувствуешь себя хуже, сразу ко мне, — наказал ворожей.       — Я же могу хоть чем-то пом…       — Нет, — покачал головой ворожей.       В это время вернулась девчонка. Она поставила ведро перед Раданом, слева от ворожея выходит.       — Там этого злого принесли. У порога положили. — Бат вновь встала за ворожеем.       — Всё ещё злого? — уточнил ворожей серьёзным тоном.       — Угу, — глухо ответила Бат, а потом с интересом посмотрела на Радана, который поднял голову, чтобы следить за действиями ворожея. — А ты его сразил?       — Нет. — Он избегал взглядов ворожея и маленькой ворожеи.       — А я вижу, что только тебя не сковал страх. — Девочка сказала так серьёзно, что Радан всё же взглянул на неё.       Своими серо-зелёными глазами Бат как будто видела больше. Радан спешно отвёл взгляд. Девочка же настоящая ворожея, она действительно видит больше.       — Со мной были и другие.       Ох, как Радан хотел отличаться от остальных! Быть лучше. Проявлять себя — ведь только так его имя могло оказаться на камне, через который смотрят Предки. Но сейчас он не хотел выделяться. Не хотел внимания. Так о нём могут всё понять.       — Но не боялся только ты, — продолжала настаивать Бат.       Радан нахмурился, переглянулся с ворожеем. Тот вздохнул, продолжая сминать травы в ступе.       — Нам всем даётся одинаковая сила. Но мы все разные, поэтому и дарованную силу используем по-разному, — принялся объяснять ворожей, начав закладывать рану Радана травами. — Те, кто получает силу, но не способен её выдержать, как Рун, ломаются и половину деления свечи перед смертью неистовствуют. — Ворожей глянул куда-то в сторону, убрав руки от раны Радана. — Такое их состояние воздействует на других медведей, и они начинают хуже управляться со своей силой. Становятся медленней, нерешительней или могут даже убежать. — Ворожей покачал головой.       Радан молчал: вспомнил бой, вспомнил слова Дружаны. Выходит, они все в том бою были хуже обычных себя, поэтому не могли совладать с Руном?       — Я такого не почувствовал. — Радан сжал зубы, едва договорив фразу: ворожей начал приматывать деревяшку, расположив её от плеча до середины груди.       — Ты недавно прошёл ритуал. Думаю, это отсрочило воздействие от силы Руна. Но оно тебя не минует, поэтому побереги себя.       Бат хмыкнула.       — Минует, — как вердикт произнесла девочка и развернулась.       Она устроилась на лавке у стены напротив. И Радану казалось, что Бат не сводила с него глаз, пока ворожей занимался раной.       Она точно всё поняла. Иначе не может быть.

***

      Ворожей посчитал, что Радана лишило сна то воздействие Руна. Но дело было в другом: на месте ритуала нашли два острых камня. После случившегося с Руном Пристанище перекопали — невзирая на промёрзшую землю. Его каждую весну перекапывают после таяния снега, чтобы затем привести землю в надлежащий вид, но сейчас это сделали до снегов. Так осколки и нашли. Поэтому на всех молодых медведей смотрели с подозрением: кто-то из них также опасен как Рун.       С тех пор Радан почти не спал. Потому что во сне непременно оказывался на месте Руна. Рвал товарищей и вынуждал самого Дага сражаться. И, конечно, проигрывал. Кто он такой, чтобы победить Дага Стремительного?       Ещё эта Бат. Стала часто попадаться на глаза, куда бы ни пошёл Радан. Это отбивало желание хоть куда-то выходить из длинного дома — так что наказы ворожея выполнять получалось.       Но в безделии не бездельничали мысли. Поэтому, когда Радан не выдерживал их, он всё же выходил из дома и начинал ходить вокруг него. Когда ноги тяжелели, мысли отступали.       Так и сегодня он вышел на прогулку. Выпадающий снег уже не таял весь, и земля вокруг постепенно белела. На втором круге к нему присоединились Рагна и Билун.       И в походе пробыли дольше. И не могут тренироваться. И не оказались из тех медведей, которые в спячку впадают. Это раздражало.       —… с трудом двигался. Так сказал. — Рагна говорила о другом своём друге, который был в селении в момент бешенства Руна. — А у тебя, Радан, так же было? — поинтересовалась медведица, а Радану почему-то стало тошно.       Ворожей всё говорил про непонятное «ослабление», описывал его, читая записи других ворожеев. Другие участники сражения против Руна, то и дело припоминали, как через силу они двигались и как отточенные телесные реакции замедлились.       А Радану казалось, что этому бою придают слишком много внимания. Это злило.       — А ты как думаешь? — огрызнулся Радан, показав здоровой рукой на плечо другой.       — Ну, ты просто не описываешь…       — Мой вид описывает! — воскликнул Радан.       Говорил он одно, но на деле — Радан до этого додумался утром — он мог не ослабнуть, потому что сам близок к бешенству. Это даже объясняет, почему удары были столь сильны.       — Успокойся, — твёрдо произнесла Рагна и, развернувшись, зашагала к тренировочной площадке.       — Я б на тебя посмотрел! — крикнул Радан вслед.       Билун молчал. Когда Рагна была достаточно далеко, медведь шумно выдохнул. Ему хотелось кое-что сказать Радану. То, что беспокоило. И то, чем не поделишься ни с кем.       — До сих пор не могу принять случившиеся с Руном, — покачал головой Билун. Он даже остановился и полминуты смотрел в сторону Пристанища Луны — от длинного дома были видны верхушки некоторых Взоров. — Я же о нём рассказывал. Помнишь, когда про рану на ритуале подслушал?       — Помню, — глухо ответил Радан.       Слишком хорошо помнил.       — Жаль не видел я, с кем Рун говорил! Тогда бы уже нашли второго. — Билун посмотрел в пасмурное небо. Шумно вздохнул и произнёс: — Радан, спасибо.       Радан нахмурился, пытаясь понять, о чём друг. Это же и спросил.       — Я же действительно думал поступить как Рун. — Билун посмотрел в глаза. — Но ты меня отвадил. И я благодарен.       — Тогда я рад, — смог сказать Радан, ощущая, как гадкое чувство разрастается внутри.       А себя не отвадил.

***

      Травма заживала хорошо в отличие от духа. Произошедшее с Руном пробудило во многих воспоминания о похожих случаях в прошлом. Оказывается, это происходило не так уж редко, просто чаще всего такой обманщик раскрывал свою натуру на поле боя. И умирал, потому что слабели далеко не все. Многие, но не все. И уж тем более не смертельные противники, выбранные самим Великим медведем.       Радан волей-неволей примерял каждую ситуацию на себя. Было бы лучше умереть в битве, там все готовы сражаться. Но, увы, сейчас зима, время, когда некоторые медведи впадали в спячку, как дикари, а все остальные становились вялыми. Поэтому разговоров и было много — зимой тренироваться всё одно, что время переводить.       В тот день ворожей попросил зайти к нему — пора освобождать руку. Он и так долго ждал, сетуя на то, что зимой раны заживают плохо, и травы медленней отдают силы.       Заходил в дом ворожея Радан без трепета, это стало привычно. Разве что порадовался теплу, потому что к тому времени зима уже набирала силу. Ворожей усадил на лавку у печки, зажёг лучину и закрепил на стене. Бат всё также суетилась у стены, поглядывая на Радана.       Она точно знает, как именно Радан стал медведем. Но почему-то Бат никому об этом не рассказала.       Радан не безнадёжен?       — Я мазь пойду возьму. Согрелась уже. Ты пока сними всё с руки.       Ворожей обошёл печь и явно занялся чем-то ещё, потому что времени снять повязки с руки оказалось достаточно.       Почти все травы, которые ворожей закладывал в прошлый раз, потемнели, некоторые почернели. Надо полагать, отдали силу. Радан провёл одной из снятых повязок по плечу, чтобы убрать прилипшие травы (ворожею меньше дел — быстрее уйдёт из-под взора Бат).       Пара чёрных стеблей не хотела отлипать. Радан решил их подцепить пальцами. Получалось цепляться за них, но не снимать. Радан побледнел, когда понял, что пытается оторвать не стебель, а шрам.       Чёрный шрам.       — Га́рди, — подала голос Бат.       Она позвала ворожея.       Вот и всё. Радан попался.       Ворожей вышел из-за печи, а Бат молча указала ему на Радана. Ворожей нахмурился. Сел напротив. И хмурился ещё сильнее, снимая оставшиеся повязки.       Всё плечо в шрамах из-за Руна. И все они чёрные.       Радан бы изображал невиновного, поспрашивал что это, но не смог. Он знал — это Великий медведь указал на него.       Ворожей молчал. Хмурился, осматривая плечо. Похоже, он сам надеялся, что ему кажется. Потом посмотрел на Бат. Та пожала плечами. Они ещё поговорили без слов, а затем маленькая ворожея произнесла:       — Я приведу Дага.       Ворожей молчал и избегал смотреть в глаза Радану, Радан же смотрел на балки, поддерживающие крышу. Как мастерски они скреплены! А это что? Травы? Как интересно ворожей их хранит.       Радан хотел понять, как ворожей достаёт те пучки из длинных стеблей, но бросил это дело, когда взгляд начал опускаться по стене.       Если не думать, что это происходит с ним, то вполне спокойно сидится у печки.       Только вот сердце быстро стучит. А когда стал слышен голос вождя, стук почти оглушил. Радан закрыл глаза и попытался хоть немного взять себя в руки.       Ещё ничего не случилось. Ничего. Вдруг шрамы не беда?       Сердце поуспокоилось, и Радан был готов открыть глаза.       Даг стоял напротив, скрестив руки на груди. Смотрел на шрамы.       — Что всё это значит? — спросил он ни у кого конкретно.       Радану не хватало сил посмотреть вождю в глаза. Бат сидела у стены и не двигалась. Ворожей стоял рядом с Дагом.       Все трое молчали.       — Радан, это ты принёс на ритуал второй камень?       Радан не ответил, лишь сильнее потупил взгляд. А затем и вовсе отвернулся.       — Даг, это ещё ничего не значит, — протараторил ворожей, но не молвил больше ни слова после тихого рыка вождя.       — А что это значит, Гарди? Бат? —Вождю ничего не ответили. — Бат, приведи двух медведей, которых первыми встретишь. Его нужно запереть подальше.       Вождю не перечили.       Пока Бат искала медведей, ворожей и вождь молчали. Радан смотрел на свои ноги и думал, что всё происходит как до́лжно. Великий медведь подал знак своим воинам. Указал на обманщика.       Всё, как Радан и ожидал.       И теперь в глазах каждого в селении было отвращение. Его Радан принимал. Только Билун смотрел виновато.              У Фархлости есть два места, где держат тех, с кем нельзя разобраться сразу: подвал для тех, кто не перекинется в медведя, и узкая шахта для тех, кто может. Радану связали руки и затем опустили именно туда.       Так узко, что даже не сесть. Левая рука заныла, напомнив, почему вообще всё началось. Радан опустил связанные руки на уровень груди, это было возможно сделать.       Впрочем, физическая боль чувствовалась отдалённо. Он умирал, пусть и не телом.       Обман вскрылся, оставив такую явную метку на теле. Наверное, её Бат и высматривала своими серо-зелёными глазами.       Что теперь будет?       Все поняли, что он тот второй, обманом заставивший себя одеть. Даже чужаки смотрели с отвращением.       Что же с ним сделают? Как накажут? Лишат жизни. Точно лишат. И точно не в бою.       И накажут медведи. А он, дурак, ждал, что покарает сам Великий медведь. А может, явится кто-то из Предков, разъярённый обманом и недостойным поведением. Но он не стоил их внимания.       Радан пытался угадать свою участь и с каждой новой идеей понимал, что не хочет умирать. Несмотря на то что это честно. Новая идея — и желание убежать распаляется. Как же это сделать?       Радан осмотрелся, хотя больше не смотрел глазами, а потрогал всё руками, которые извернул в узле для этого. Каменно-глиняные стены шахты вряд ли могут помочь. А если? Радан нащупал ногой каменный выступ. Поставил на него ногу и принялся искать второй. Нашёл. Перенёс вес. Камень тут же обвалился.       И теперь лежит на дне острым краем вверх.       Радан в ужасе закричал, ясно вспомнив, где в прошлый раз он чувствовал острый камень.       Попытался отпихнуть ногой, но камень не двигался. Теперь стопу удобно не поставить.       Гадкие камни! Радан зло стукнул руками по стенке и попал по кромке камня. Поначалу подумал, что порезался, но нет. Вроде нет.       Но все камни теперь враз сделались острыми. Каждый напоминал о лжи.       Спустя время Радан попытался выбраться ещё раз, но то камни в стене оказывались ненадёжными, то не получалось зацепиться. Зато получалось сдирать кожу и ранить себя.       Царапины холодило — тогда и понял, что тут холодно. Понял — и почувствовал холод. Пытаясь согреться, опять пытался выбраться из шахты. Когда ногу свело судорогой, а плечо разболелось так, словно никогда не заживало, Радан закричал.       Вновь попытался выбраться. Кричал. Звал. Умолял.       — Вытащите... — хрипел Радан, но такой голос точно лишён возможности быть услышанным.       Но нужно просить. Это единственный способ отсюда выбраться. Поэтому он продолжал. Медведи не умоляют — но какой из него медведь?       Звук изо рта походил на скулёж. Шавок у людей.       Сколько Радан вообще здесь?       Хочется спать. Но он вроде уже спал?..       Радан устроил голову между камней и прикрыл глаза, напоследок ещё раз прохрипев призыв на помощь.       Уснул? А может, нет. Но сознание прояснилось, когда его потянуло за руки наверх. Плечо разболелось, но из замёрзшего горла вырвался только болезненный стон. Камни царапали тело, втыкались в него. Стукнулся плечом, и звук из горла был звонче.       Вверху шахты свет — кто-то зашёл в пристройку. Радан втянул воздух, чтобы их почуять.       Бат и ворожей. Они его убьют? Можно их умолять?       — Твою жизнь заберёт та, кто здесь не живёт, Радан, — сказала Бат, пока ворожей тянул верёвку.       Маленькая ворожея куталась в кафтан с лисьим мехом на вороте. Две медные косы лежали на скрещённых руках, а серо-зелёные глаза смотрели со злобой.       Когда Радана выволокли на землю, а он лежал, Бат встала рядом с его головой.       — Ворота открыты. Убирайся отсюда. Горе ты принесёшь позже.       Радан пытался осознать, что происходит. Прикрыл глаза, вдохнул.       Рядом с ухом топнула ногой Бат.       — Убирайся из Фархлости. — В этот миг девчушка была грознее вождя Дага Стремительного.       И Радан побежал. Нашёл в себе силы. Перекинулся за дверью и пронёсся от пристройки до открытых ворот. Чуял, как много медведей следят за этим бегством. Пересёк — перелетел — границу селения, от которого стал быстрее удаляться.       И всё же звук закрывшихся ворот заставил вздрогнуть даже в зверином теле. И эхо его отдавалось в пустоте духа.