Песнь моих кошмаров

Вернувшись в свою комнату, я приступила к изготовлению яда. Для этого при помощи камня — у меня не было ничего более подходящего — измельчила листья Кровоцвета в тарелке. Полученную кашицу я собиралась смешать с вином, которое поднесу Аль-Кайраму сегодня вечером. Сама бутылка у меня тоже уже была, получилось украсть на кухне. Что-то эльфийское, очень старое и наверняка дорогое — Аль-Кайрам оценит. Разумеется, он сразу поймет, откуда я взяла эту бутылку, но, надеюсь, перспектива выпить вино в компании прекрасной дамы будет для него гораздо привлекательнее, чем желание поругаться из-за краденого Кое-как выковыряв пробку, я засунула внутрь яд и тщательно все перемешала. За всеми приготовлениями я не заметила, как наступил вечер. Решающее время подступало, и я начала чувствовать стремительно нарастающее волнение. Внутри что-то болезненно сжималось каждый раз, как я слышала какой-то шум во дворе. Я подбегала к окну, однако это оказывался не вернувшийся Аль-Кайрам. Сменной одежды у меня все еще не было, но я все же смогла помыться. Правда, воду для этого пришлось приносить самой... Лин и остальные служанки, когда я просила о помощи, делали вид, что очень заняты. Полагаю, погружение в теплую воду в конце долгого жаркого дня — одно из высочайших наслаждений. Задержав дыхание, я нырнула с головой — люблю так делать. Под водой оказываешься наедине с собой, и собственные мысли словно бы звучат громче. Я боялась. От исхода сегодняшнего вечера зависела вся моя будущая жизнь. Что я буду делать, если мне удастся сбежать? Пожалуй, первым делом надо будет найти деньги, чтобы я могла оплатить корабль до Фальтера для себя и брата. Оставаться в Кромленсе — гиблое дело. Если я пропаду сразу после смерти Аль-Кайрама, то всем будет очевидно, кто в ней виноват. Я плохо знала законы Кромленса, но сомневаюсь, что у меня получится выиграть подобное дело, если дойдет до местного суда. Интересно, здесь вообще есть суд? Или южане предпочитают решать все свои проблемы самостоятельно? Я вынырнула из воды и вдруг услышала во дворе ржание лошадей. Я быстро вскочила, осторожно переступила через бортик бадьи, стараясь не поскользнуться, и поспешила к окну. Выглянула наружу. Так и есть — приехал. Аль-Кайрам вышел из экипажа и устало потянулся. С непроницаемым выражением лица он слушал, как кто-то из слуг докладывал ему последние новости поместья. Приглядевшись, я узнала Нико. Меня окатило холодом: вдруг конюх решил выдать наш план? Но лицо Аль-Кайрама приняло слегка скучающее выражение, что я быстро успокоилась. Вряд ли он стал бы с такой спокойной миной слушать о готовящемся побеге своей наложницы. Я подумала, что серьезным он нравится мне намного больше, чем глумливо-довольным. Увлекшись разглядыванием того, как ветер развевает полы его длинной накидки из легкой летящей ткани, я совсем забыла о том, что стою перед окном обнаженная, пока потоки капель медленно стекают по коже. Вдруг Аль-Кайрам поднял взгляд и столкнулся с моим. В первое мгновение его глаза расширились от удивления, когда он заметил мой внешний вид, но в следующий миг мужчина уже взял себя в руки и насмешливо сощурился. Я отпрянула от окна как ошпаренная и обессиленно присела на пол. Это конец... Какой позор! Теперь он не просто знает, что я интересуюсь им, но еще и видел меня голой! Нет уж, теперь он точно обязан умереть! Взгляд Аль-Кайрама не выходил у меня из головы, пока я одевалась. Что за чушь, он не должен занимать мои мысли! Сегодня с ним будет покончено. Одевшись, я прихватила подготовленную бутылку с вином и кубок, также добытый на кухне. Быстрыми шагами пошла по коридору. Каждое мое движение гулко отдавалось от стен, а монетки на костюме неуклонно звенели. Если еще вчера мне этот звук казался красивым и приятным, то за день хождения в таком наряде у меня выработалась стойкая ненависть к этому звону. Как только выберусь отсюда, первым же делом попрошу Нико раздобыть мне новую одежду. Оказавшись перед спальней Аль-Кайрама, я замерла. Он уже был там: об этом свидетельствовала полоска света под дверью. Сделать последний шаг было неимоверно трудно: с момента, как я окажусь внутри, путь будет только один. Нужно во что бы то ни стало заставить Аль-Кайрама выпить хотя бы глоток вина. Вдруг мне показалось, что кто-то из слуг идет по лестнице, и потому я, не церемонясь, распахнула дверь и юркнула внутрь без стука. Задержала дыхание. Оказалось, что в комнате горит всего один подсвечник, он стоял на тумбе около кровати. Я огляделась, выискивая хозяина комнаты. — Неужели ты подумала над моими словами? — он не стал таиться и шагнул из полумрака ближе ко мне. Отблески огня плясали на его красивом мужественном лице, и оно показалось мне похожим на лик демона. Кажется, теперь я понимала, почему многие люди готовы продать им свои души... Аль-Кайрам был одет в простые льняные штаны и шелковый халат, небрежно завязанный поясом. Босыми ступнями он тихо ступал по мягкому ковру. Встряхнув головой, я отогнала наваждение и с вызовом посмотрела на него. — Я решила, что нам нужно начать все сначала. — я многозначительно подняла вверх руку с вином и кубком. — Интересно, — Аль-Кайрам ухмыльнулся, — и что же тебя на это вдохновило? Так некстати заболел живот. Должно быть, это от волнения. Боль стремительно нарастала волнами, но я постаралась не обращать на нее внимания. Пока это было терпимо. — Просто подумала о том, что мое положение не такое уж и плохое. — я медленно двинулась вглубь комнаты. — Правильные рассуждения. Он неспешно приблизился ко мне, словно огромный дикий кот, охотящийся на юркую лань. Стараясь не придавать значения его близости, я поставила кубок на стол, откупорила бутылку и начала наполнять его. Внезапно Аль-Кайрам положил свою ладонь поверх моей руки. В то же мгновение я почувствовала, как его ширкая грудь коснулась моей спины. — У тебя рука дрожит, — заметил он. Его дыхание опалило ухо, и сердце словно остановилось. От его касания внутри живота внезапно начал разгораться жар, и даже боль отошла на второй план. Да что со мной происходит, демон побери?! Это тот самый мужчина, который вчера, в этой же самой комнате, собирался меня изнасиловать! Почему мое тело так реагирует?! Мне хотелось вырваться из плена его чар, но это могло погубить весь план. Поэтому пришлось подыграть ему. — Я впервые в жизни разливаю вино, — призналась я, — обычно это делали слуги. — Вот как, — протянул Аль-Кайрам и мягко отобрал у меня бутылку. — И все же, как я вижу, ты знаешь толк в вине. — Леди многое обязаны знать. — Тогда почему ты так смущаешься? — свободной рукой он схватил меня за подбородок и чуть повернул к себе. — Неужели тебе не хочется узнать больше? Сомневаюсь, что тебя учили любви. Я замешкалась, потому что столь откровенные слова вновь выбили из колеи. Воспользовавшись моим замешательством, Аль-Кайрам провел большим пальцем по моим губам, и я чуть не задохнулась от того, насколько интимным оказалось это простое действие. Его лицо было совсем рядом, он явно собирался меня поцеловать, и в этот момент мое терпение и внешнее спокойствие дали трещину. Я запаниковала и поспешно подхватила наполовину наполненный кубок. Выставила его перед собой, словно щит, расплескав часть содержимого. — Попробуешь? — с надеждой предложила я. Будет достаточно одного глотка, и все мои мучения наконец закончатся. Аль-Кайрам насмешливо поглядел на кубок, и сказал: — Только после тебя, птичка. Внутри меня все рухнуло. Я ведь не приняла противоядие — просто не помнила, какое растение для этого подходит! Стоит мне проглотить хотя бы немного, и меня будет ждать та же мучительная смерть в конвульсиях, которую я готовила для моего врага. План трещал по швам, но я не собиралась сдаваться. Только не сейчас, когда до свободы осталось так немного! — Конечно! — выдавила улыбку я. Поднесла кубок к губам, набрала немного вина и сделала вид, что глотаю. А затем поспешно прижалась к груди Аль-Кайрама, обвивая его шею руками. Его губы оказались горячими и податливыми, и я впилась в них поцелуем. Мужчина охотно отвечал на мои неумелые попытки, и в какой-то момент я перелила вино ему, стараясь не потерять ни капли. Завершив поцелуй, он удивленно воззрился на меня, улыбаясь: — А ты полна сюрпризов. Проглотил — поняла я и едва сдержала возглас облегчения. Ждать долго не пришлось. Аль-Кайрам повел головой, будто она закружилась. Затем с недоверием посмотрел на меня: — Неужели ты что-то туда... Его слова оборвал судорожный кашель. Он принялся хвататься за горло, но спазмы душили его, не позволяя вдохнуть. Упав на колени, Аль-Кайрам повернулся ко мне. Взгляд его глаз блуждал, волосы упали на лоб. Кудри слегка тряслись, когда тело охватывала очередная судорога. Первый человек, которого я убила. Умом я понимала, что мне нужно остаться до конца и посмотреть в глаза смерти, но зрелище обессиленного Аль-Кайрама почему-то повергло меня в панику. Я сделала первое, что пришло в голову — сбежала. Выскочила из спальни и захлопнула дверь. Надо было идти на конюшню, однако я медлила. Мой план сработал, и все же почему-то я совсем не чувствовала облегчения. Скорее наоборот — на душе стало тяжело. Я попыталась убедить себя в том, что не я совершила злодеяние первой, но не слишком преуспела в этом. Почему же сердце так бешено колотится? Сделав глубокий вдох, я попыталась взять себя в руки. Нико наверняка уже ждет меня... Мы договорились, что я отправлюсь к Аль-Кайраму и приведу наш план в исполнение сразу, как только он вернется в свои покои. Что ж, свою часть я с горем пополам выполнила, надеюсь, и Нико окажется не промах. Дальнейший путь для меня был как в тумане. Живот начал болеть сильнее, и я уже поняла, что дело не только в волнении. Я бы предположила, что я могла случайно проглотить несколько капель отравленного вина, если бы эти приступы не начались у меня до того, как я переступила порог спальни Аль-Кайрама. Скорее всего, проблема была в той самой каше, которую я ела утром... Подобное уже случалось, когда мы только приехали сюда, после чего отец и решил нанять нам личного повара. Видимо, у меня, как и у матери, какая-то непереносимость местных приправ. Волны боли захлестывали меня, хотелось просто лечь и свернуться калачиком... Но нельзя, только не сейчас! Вот выберемся из поместья, и тогда я смогу немного передохнуть... Должно быть, боги услышали меня, потому что мне повезло: по пути до боковой двери я не встретила ни одного слуги. В залах поместья еще было светло, но все слуги уже готовились ко сну, мне никто не встретился. Оказавшись на улице, я почувствовала себя слегка получше. Однако облегчение длилось недолго: пока я дошла до конюшни, меня начало подташнивать. Кроме того, я вспомнила, что совсем забыла о тайном знаке. После завершения первой части плана я должна была вернуться в свою комнату и посветить оттуда фонарем, чтобы Нико понял, что у меня все получилось. Но из-за бури эмоций и внезапного приступа боли в животе я совершенно об этом забыла. Возвращаться назад было уже поздно, да и чувствовала я себя слишком плохо для того, чтобы вновь преодолеть несколько лестниц. С трудом, пытаясь подавить тошноту силой воли и глубокими вдохами, я заглянула в конюшню. Может, он все же пришел? — Нико? — робко позвала я, заходя внутрь. После ночной прохлады в конюшне мне показалось жарко и душно, но я все же сделала несколько шагов вперед. Огляделась, выискивая друга. Вокруг в денниках пофыркивали лошади. Время от времени раздавалось громкое чавканье, когда кто-то из них начинал жевать сено из своих кормушек. Никто из них не был оседлан, как мы с Нико договорились. Неужели он забыл? Или все дело в том, что я забыла подать условный знак? — Нико! — уже громче позвала я, но никто не откликнулся. Вздохнув, я устало прислонилась к стене. Очень странно. Нико не показался мне необязательным человеком... Может, его что-то задержало? Или же во всем виновата я... В голове промелькнула предательская мысль о том, что он мог и не собираться помогать мне, но поверить в предательство единственного друга, которого я нашла в этом доме, было невыносимо. Мне все равно было некуда идти, так что я решила остаться здесь. Я прикрыла глаза, полностью отдавшись волнам боли. Иногда она отпускала, и во мне загоралась надежда, что боль идет на спад, но в следующие секунды она возвращалась с новой силой, и я морщилась от очередного спазма. Тяжелое дыхание вырывалось из моего полуоткрытого рта. Вдруг дверь в конюшню скрипнула. Я с надеждой подняла взгляд... и едва не застонала, увидев знакомый силуэт. Аль-Кайрам, целый и невредимый, насмешливо смотрел на меня. Я не была уверена, реальность это, или же у меня начался бред, вызванный болью. — Нико... — тихо проговорила я, но мужчина меня все равно услышал. — Нико? — удивленно переспросил он. — Значит, вот как Николас представился тебе... Не переживай, с ним все в порядке. Он не придет. От этих слов внутри меня что-то оборвалось, но я попыталась взять себя в руки, несмотря на боль — теперь к физической добавилась еще и моральная. Аль-Кайрам зашел внутрь конюшни и оставил дверь слегка приоткрытой. Лунный свет проник вместе с ним. — Тебе не пришло в голову, что доверять первому попавшемуся человеку — глупо? — голос Аль-Кайрама, казалось, пробивал мое сердце насквозь. С каждым словом мне становилось все больнее. — Мне интересно, в каком мире ты жила, если не знаешь такую простую истину. Мужчина приближался, и от него исходила явственная угроза. Я судорожно огляделась, выискивая хоть что-то, чем могла бы защититься. На глаза попался только крючок для чистки лошадиных копыт. — В таком, где осиротевших девушек не продают в рабство, — с трудом ответила я, пытаясь отвлечь его внимание, пока я пыталась поднять крючок. — Рабы и наложницы — пережиток прошлого, во всей цивилизованной части нашей страны такого уже давно нет! — Забавно, что об этом говоришь именно ты, наследница аристократического рода. Но разве девушки из богатых семей не являются своего рода рабами? Вы вынуждены делать все, что вам прикажут родители. Выходите замуж за того, кого они выберут, чтобы укрепить собственное влияние или финансовое положение. Разве я не прав? Он хитро сощурился, и как же мне была неприятна эта ухмылка! Особенно потому, что его слова были правдой. — Что ты сделал с Нико? — попыталась перевести тему я. — Ничего. Он сам мне все рассказал. Вообще даже странно, что ты не поняла, кто он. Ведь Николас — управляющий этого поместья и мой верный друг. — Что-то я ни разу не видела, чтобы управляющие чистили конюшни, — язвительно отозвалась я, поднимаясь на ноги. Крючок наконец-то был у меня в руках. — Я уже говорил тебе: завтра приедет очень важный для меня человек. У нее есть любимая лошадь, и только Николасу я доверяю настолько, чтобы позволить ему подготовить стойло для этого коня. Опять эта загадочная девушка! Кто же она такая... Но спросить я не успела, потому что Аль-Кайрам на что-то отвлекся и отвернулся на мгновение, и я бросилась вперед, метя крючком ему в глаз. Это было глупо, однако боль довела меня до отчаяния и почти лишила возможности здраво рассуждать. Разумеется, он легко поймал меня. Выбив крючок из моей руки одним точным движением, Аль-Кайрам одной рукой сжал мои запястья, а другой схватил меня за талию, прижимая к себе. — Ты очень развлекаешь меня, птичка. Но порой оказываешься слишком уж непокорной... Неужели обязательно было травить меня? Если бы Николас не сказал, что именно ты откопала в своем секретном садике, для меня все могло бы закончиться плачевно. Ты готова взять на себя такой грех? Убить человека, который не сделал тебе ничего плохого? — Ничего плохого? — я едва не задохнулась от его наглости. — Ты убил моих родителей! Завладел моим домой, а потом собирался лишить меня невинности! На лице Аль-Кайрама отразилось недоумение. — Убил твоих родителей? Прости, но ты меня явно с кем-то путаешь, потому что до такого я никогда не опускался. Я почти не слышала его слов. Живот болел нестерпимо, слезы застилали глаза, а я как никогда ощущала собственное бессилие. В конюшне было невообразимо душно и я поняла, что мое сознание медленно уплывает, а в ушах нарастает неразборчивый гул. Ноги больше не держали, и я обмякла в руках Аль-Кайрама. — Эй! — он меня встряхнул, и это отозвалось такой болью по всему телу, что я всхлипнула. В глазах заплясали мурашки, и спустя пару мгновений я рухнула в объятия тьмы. Страшно не было: я была рада и надеялась, что все мои мучения в этом несправедливом мире наконец закончились. Я вернулась в тот вечер, что был в моей жизни одновременно самым счастливым и самым ужасным. Последний вечер, когда семья была жива, а я оставалась юной девушкой, беззаботно веселящейся на празднике. Мой таинственный проводник носил маску, закрывающую верхнюю половину его лица, но меня это не заботило. Скорее наоборот — привлекала эта загадочность и таинственность, окружавшая его образ. — Устала? — спросил он, когда мы отошли немного поодаль от ярмарки. Я показала головой: сейчас адреналин бурлил во мне, несмотря на поздний вечер. — Отлично! — незнакомец улыбнулся. — Пойдем, я хочу тебе кое-что показать. Не знаю, почему в тот момент я согласилась. Этот человек мог оказаться убийцей, работорговцем или еще кем похуже, но тогда я всецело ему доверяла. Глупо? Возможно. Однако в тот момент моя жизнь была слишком безоблачной, чтобы подозревать всякого, кто относился ко мне по-доброму. Мужчина привел меня к лестнице, находившейся на задворках одного из домов. Мы поднялись по ней вместе, и у меня мелькнула мысль — легкое подозрение — что я пошла зря. Вдруг он счел меня девушкой легкого поведения и сейчас ведет к себе домой? Я уже начала осторожно выискивать пути отхода, как только мы оказались на последнем этаже. — Поднимемся здесь. — мужчина указал на груду каких-то ящиков. Он взобрался первым и помог мне. Ощущать его сильную хватку на своем запястье было приятно. Почему-то я чувствовала себя в безопасности, находясь рядом с ним. Отряхнув платье и мысленно посетовав, что я порвала его в нескольких местах, я подняла взор и обомлела. Мы находились на крыше, а город под нашими ногами был охвачен огнями. Это были огни в окнах домов, магические фонари на улицах и освещение на ярмарке. От такой красоты в глазах слегка зарябило, и я почувствовала легкое головокружение от того, насколько большим показался мир в этот момент. Поэтому повернулась к незнакомцу. Короткие черные волосы моего спутника колыхались на ветру, и он задумчиво глядел на город. — Как красиво! — первая нарушила тишину я. — Да, я часто прихожу на это место. Лишь здесь можно почувствовать себя свободным — вдали от мирских забот. Он взъерошил челку. — Но зачем это? Разве ты не свободен там, в городе? — Никто из нас не свободен, — мягко ответил он. — Ты, я... Все мы находимся в плену собственных забот, долга и семьи. — Неправда, я же не рабыня. — Необязательно принадлежать кому-то, чтобы лишиться свободы. Вот смотри: у тебя есть семья. Отец, мать... Ты не можешь пойти наперекор их решению. — Нет уж, — покачала головой я, — сегодня же я здесь. — Ты выбралась сюда украдкой, впрочем, как и я. Этот вечер — лишь мгновение свободы, когда мы пытаемся прикоснуться к ней, вкусить хотя бы кусочек этого чувства легкости и вседозволенности. Потом мы вернемся домой, и все будет как обычно: потянется бесконечная череда одинаковых дней, когда каждый из нас должен выполнять свои обязанности и заботиться о своей семье. — Но в этом нет ничего плохого! —- горячо возразила я. — Это близкие люди, которые всегда поддержат и помогут. На которых можно положиться в трудное время! — Я не спорю. Но по-настоящему свободны лишь те, у кого ничего нет. Вот взять тебя... Допустим, завтра тебя решат выдать замуж. И ты не сможешь этому воспротивиться, потому что это будет решение твоих родителей. Я насупилась. Конечно, я могла броситься и рьяно отрицать, заявляя, что мои родители никогда такого не сделают, потому что любят меня... но я знала, что по сути дела он прав. Выбор моего будущего супруга мне сделать не доведется. В конце концов его изберут родители: это будет кандидат, который позволит и укрепить наше влияние и повысить доходы отца. — Откуда ты столько про меня знаешь? — недовольно сощурилась я. — Руки без мозолей, необычная для Кромленса внешность и твои манеры: ты явно не девица легкого поведения. — пожал плечами мужчина. — Надо лишь уметь это замечать. Он и сам явно относился к высшему сословию: об этом говорила и его грамотная речь, и философские мысли, о которых он рассуждал — и явно не впервые. Я задумалась: интересно, я видела его раньше? Время от времени в Кромленсе все-таки происходили светские мероприятия, и я знала нескольких высокопоставленных лиц города. Может, человек передо мной — кто-то из них? Как жаль, что из-за глупых традиций его лицо скрыто маской... — Как только у тебя появится муж, ты будешь обязана слушать его, — продолжал незнакомец. — Эта участь ждет всех женщин. — Вот именно. Так что не тебе об этом судить, — обиженно произнесла я. — Раз уж тебе повезло родиться мужчиной. — Не все так просто, - он беззлобно рассмеялся, — я тоже должен нести обязанности перед своей будущей женой. Защищать ее, заботиться о ней и наших детях. Какая уж тут свобода? Это плен, сладкие оковы, к которым мы все стремимся. Если повезет — полюбишь своего партнера, но ситуация станет еще тяжелее. Я покачала головой: мне было трудно согласиться с его мнением. О любви я знала мало — никогда никто из мужчин мне не нравился настолько, чтобы я могла использовать это слово, — но много читала о ней в женских романах. Сама я никогда не думала столкнуться с этим чувством. Оно губительно и не имеет смысла, особенно когда супруга за тебя выбирают родители. Пока я размышляла, над городом раздались раскаты фейерверков. Сотни всполохов зажглись, озаряя крыши Кромленса. Яркие огни обращались огненными цветами, драконами и причудливыми птицами. Как завороженная я следила за этими преображениями, пока мой взгляд вдруг не упал на профиль моего спутника, который тоже любовался зрелищем. А я ведь так и не спросила, как его зовут... Сейчас все это казалось неважным. Слова нам были не нужны — мы чувствовали родство наших душ. Помню, что в тот момент я еще подумала о том, как же жаль, что мы больше никогда не встретимся... А сейчас, пересматривая этот сон вновь, я вдруг начала видеть знакомые черты в мужчине перед собой. Мужественный профиль, нос с небольшой горбинкой, черные кудри... и пронзительные зеленые глаза.