***
Почтальон и в этот раз не принес ей ничего, кроме тонкой газеты, которую все получали каждый день, и короткого уведомления от банка, что её заявление одобрено, и ей нужно подойти в отделение в рабочие часы. Пускай она и была рада последнему, надежда на ответ от Меропы Гонт постепенно угасала. Женщина вела затворнический образ жизни и с уходом её «эпохи» все реже и реже баловала мафиозные семьи своим присутствием, поэтому Гермиона успела предположить, что её письмо могло вообще не дойти до неё. Отношение леди Гонт к корреспонденции она не знала; та могла просто распорядиться выбрасывать все письма, которые к ней приходят, или оставляла их непрочитанными месяцами. На самом деле, Корбан уже умер, и то, как быстро правда всплывет наружу, было неважно, однако, Гермиона всё равно была расстроена. Чтобы не забивать себе голову лишними мыслями, она отправилась убираться в сад, куда её руки не доходили уже несколько недель. Женщина подмела листья, собрала разлетевшийся с дорожки гравий на место, полила и обработала землю вокруг цветов и даже слегка прополола газоны, чтобы сохранить их прежний идеальный вид. За работой она не заметила, как солнце поднялось на самую высокую точку небосвода и постепенно двинулось на убыль. Оставшись довольной результатами, Гермиона вернулась в дом для того, чтобы переодеться и сходить в банк, пока он еще был открыт. Она облачилась в теплый костюм черного цвета и такое же пальто, добавив к образу неизменные серьги-жемчужины, перчатки и шерстяной платок на голову. Проходя мимо гаража с их авто, она серьезно задумалась о том, чтобы его продать. Водить Гермиона не умела, а от лишних денег она бы не отказалась. Вместо этого она вытащила на свет велосипед и плавно покатила по ровной дорожке в центр города, где находился банк. По пути туда и обратно она почти окончательно приняла решение о продаже автомобиля. На счету Корбана Яксли находилось ровно сто пятнадцать долларов, ни центом больше, ни центом меньше. Она сгребла их в сумочку и двинулась назад, гадая, стоит ли ей заехать еще и на почту. Обычно письма на следующий день привозили приблизительно после обеда, поэтому у неё, возможно, был шанс. А деньги от продажи машины она планировала тайком положить на свой собственный счет в банке, создав тем самым небольшую финансовую подушку для своего нового брака. Разумеется, у Гонта не было проблем с деньгами, но она боялась, как бы её надежды на «развязанные руки» в браке с ним не сломались под тяжестью ограничений, которые он может на неё возложить. Гермиона была совсем незнакома с этим человеком, и поэтому имела множество опасений. Если бы Габриэль Розье не вел себя с ней тогда отвратительно грубо, скорее всего она бы предпочла его. Как минимум, она смогла бы заручиться поддержкой Друэллы и пользоваться её советами в отношениях с ним. Но Гонт же был темной лошадкой. Она завернула к велосипедной стоянке возле отделения почты, которое очень изменилось с тех самых пор, как она в последний раз тут была. Кроме дверей и оконных рам, которые покрасили совсем недавно, стены отделения тоже наконец получили долгожданный ремонт. Старую покраску сняли и нанесли на доски новый слой свежей голубой краски. Помимо этого вывеску над козырьком и почтовый ящик тоже отреставрировали. Ржавый фонарь заменили новым и наконец-то зажгли свет. Гермиона улыбнулась мысли о том, что Корбан был бы определенно счастлив, и вошла внутрь, отметив, что дверь перестала скрипеть. Внутри её встретили два знакомых стола (видимо, для внутренней отделки им не хватило средств или энтузиазма), за одним из которых сидел полицейский, а за другим — почтальон Джон Кэрли. Увидев её, они оба встали, выразив свое почтение, и, дождавшись кивка, сели назад. Помимо них внутри был еще один человек: высокий мужчина с серебряной бородой. Сложно было сразу сказать, сколько ему лет. Казалось, что ему давно перевалило за пятьдесят, однако, он двигался довольно резво, а его глаза были похожи на глаза более молодого человека. Когда он заговорил, его усы забавно дернулись. — Прекрасная погода, мэм! — бодро поприветствовал он её. — Чудесная, — слегка неловко ответила Гермиона, обезоруженная таким активным проявлением эмоций. Но, тем не менее, она улыбнулась. — Нет ли писем для меня, мистер Кэрли? Почтальон полез в большой ящик перед собой, который, видимо, только недавно пришел. Всё то время, как он искал, Гермиона страдала от пристального внимания незнакомца, чувствуя себя ужасно некомфортно. В конце концов, он отвернулся и завел разговор с полицейским. — Нет, миссис Яксли, к сожалению, ничего, — развел руками Джон, выглядя расстроенным, словно это ему не пришло письмо. Мужчина вскинул голову и снова пристально посмотрел на неё. — Ничего страшного, тогда я буду ждать. Спасибо. — Гермиона быстро попрощалась и бросилась к выходу, желая поскорее убраться из этого места. Почему-то этот посетитель вселял в неё страх. Пока дверь еще не закрылась, она услышала, как к нему обращался почтальон: — Вы решили, на какую газету хотите оформить отказ, мистер Брайан?***
Подъезжая к дому, Гермиона с удивлением отметила припаркованную машину черного цвета, которая определенно была ей знакома. Это авто принадлежало Гонту и его семье. Интересно, что ему было здесь нужно? Как минимум, никаких писем или телефонных звонков, которые предупредили бы её о заблаговременном прибытии, она не получала. Женщина спешилась с велосипеда и, толкая его возле себя, вошла в калитку, закрыв её на замочек. Внутри сада слышался чей-то голос, поэтому она поспешила туда. Входную дверь Яксли закрыла перед тем, как уйти, поэтому незваный гость не смог бы попасть внутрь. Обойдя дом, она замерла с велосипедом в руках, потому что увидела там совсем не того, кого ожидала. Сидя на скамейке в окружении роз, Меропа Гонт смотрела на Чарли и смеялась, когда он переворачивался на спину, чтобы она погладила ему живот. Заметив Гермиону, она вскинула брови вверх и поднялась. — О, Гермиона, дорогая, ты уже вернулась, — облаченная в строгое черное платье с юбкой до пола и теплую шубку идентичного цвета, Меропа сделала пару шагов к ней, улыбнувшись. — Надеюсь, я не стеснила тебя своим внезапным приездом. Гермиона заметила, что Меропа — единственная из всех, кого она встречала непосредственно после дня на кладбище, до сих пор носила черное. Ярким пятном на её фигуре был лишь слегка уставший бутон белой розы, который она отправила ей письмом. Женщина очнулась и улыбнулась ей в ответ, прислонив велосипед к стене дома и подойдя к гостье. Чарли радостно залупил хвостом по земле, увидев хозяйку. — Нет, что вы, — леди Гонт взяла её ладони в свои и слегка сжала, — я просто не ожидала вас здесь увидеть. Давайте пройдем в дом? Я закрыла его, когда уезжала, если бы знала, то оставила бы дверь открытой. — Пустяки, — отмахнулась Меропа, следуя за ней по дорожке к дому. — Я недолго тут сижу. Если бы замерзла, то вернулась бы в машину. Когда они проходили мимо авто, она махнула водителю, и тот завел мотор, двигаясь от дома. — Я полагаю, вы получили моё письмо? — поинтересовалась Гермиона, открыв дверь ключом и пропуская её вперед. Следующим забежал Чарли. — Да, я получила его во вторник и думала, что же тебе ответить. Если честно, у меня в душе накопилось так много всего, что, боюсь, на бумаге я бы все это не уместила, — Меропа избавилась от пальто и заменила туфли на домашние тапочки, прежде чем пройти в гостиную. — Более того, не буду кривить душой, твое письмо меня очень растрогало. Я всегда хорошо относилась к тебе и Корбану, и его смерть меня сильно подкосила. Нам есть о чем поговорить, поэтому я приехала лично. Гермиона прошла вместе с ней в гостиную, оставив сумочку в прихожей, и предложила гостье чай, от которого Меропа не отказалась. Впрочем, сидеть в одиночестве в гостиной она тоже не захотела, поэтому составила девушке компанию на кухне. — Я надеюсь, что мои слова не сделали вам только хуже, — с чувством вины проговорила Гермиона. — Нет, что ты, — покачала головой леди Гонт, сев за стол. Гермиона тем временем стояла спиной к плите, поставив чайник нагреваться. — Едва ли что-то может ухудшить эту ситуацию. На лице Меропы пролегли крупные тени, демонстрируя, насколько, на самом деле, она была старше. Когда она улыбалась, то становилась в несколько раз моложе, демонстрируя светлую кожу и белые зубы. Но сейчас она как будто прибавила в возрасте. На некоторое время гостья замолчала, казалось, подбирая слова. Гермиона тоже не спешила говорить. — Всё произошло так стремительно, — наконец сказала она, устремив взгляд в окно. — Корбан был последним человеком, который связывал меня с моей молодостью. Разумеется, я знала, что мы не бессмертны и что рано или поздно наша молодость уйдет, как и наши жизни. Но я не осознавала, насколько это сложно. Насколько сложно быть самой последней. Мой муж, его друзья, Арчибальд, Тедди, Корбан. Приходилось смотреть за тем, как каждый из них уходил из жизни один за другим. Я полагала, что со временем у меня выработается иммунитет, что я привыкну, но в реальности смириться с этим невозможно. Теперь у меня остался только сын, и я надеюсь, что покину этот мир раньше, чем он. Гермиона молчала, не зная, что стоит ей сказать. Тишину прерывали негромкий звук кипятящейся воды и играющее радио. — Я ничего не могла с этим поделать. Власть, которой я обладаю, как женщина, пускай и мать нынешнего главы и жена прошлого, ничтожно мала в сравнении с той, которая есть у мужчин. Я мало на что влияю и даже не пытаюсь этого сделать. Но, пока я живу, я не позволю покинуть этот мир людям чистым и невинным, — она протянула к ней руку и Гермиона вложила свою ладонь к её. — Я увидела достаточно смертей, и не все из них были людьми добропорядочными, пускай и назывались моими друзьями. Но ты, ты — совершенно другой случай. Я бы не смогла просто закрыть на это глаза. Она замолчала, делая вдох. — Прости меня, моя дорогая. Если бы я не уехала тогда раньше, я бы не позволила этому случиться. Я бы не позволила этим гаденышам так легко повесить всё на тебя. Гермиона приподняла брови в жалобном тоне. — О нет, пожалуйста, не извиняйтесь за то, к чему вы не имеете никакого отношения, — поспешила заговорить Гермиона, но Меропа её перебила: — Нет-нет, дорогая, пока родители живы, они несут ответственность за поступки своих детей. Том поступил опрометчиво, позволил гневу затмить рассудок. И чуть было не совершил большой грех. Хвала Господу, я узнала об этом раньше, чем он бы вынес тебе смертный приговор. От этих слов по спине Гермионы пробежали мурашки. Она и ранее осознавала всю серьезность ситуации, но то, с какой легкостью его мать говорила об этом, свидетельствовало о том, что такие приговоры ему было выносить не впервой. Она поспешила накрыть ладонь Меропы своей. — Так или иначе, я хочу чтобы вы знали: я не виню вас в том, что произошло. Ваш сын нанес мне визит вскоре после того, как меня привезли назад, и у нас состоялся серьезный разговор. Он принес мне свои извинения и пообещал защиту, чему я склонна верить. Я не знаю, какой он человек, и я не знала близко покойного мистера Реддла, но вы порядочная женщина, а у таких матерей обычно порядочные дети. Что произошло, то произошло, и нам не стоит оборачиваться назад, — беспечно добавила она только для того, чтобы успокоить Меропу. Старшая женщина улыбнулась и сжала её ладонь чуть сильнее. Казалось, она ни на секунду не поверила в искренность её слов. — Пускай всё будет так, как ты говоришь, милая. Хоть что-то этот засранец сделал правильно, — добавила она позже, по-матерински нахмурившись и отпустив руку Гермионы, чтобы она могла свободно разлить чай. — Предложил тебе выйти за него. — Мне казалось, что вы приложили к этому руку, — тихо сказала Яксли перед тем, как поставить перед ней чашку. Она сомневалась, стоило ли об этом говорить. Меропа рассмеялась, демонстрируя свою улыбку и снова помолодев на несколько лет. Слышать её смех было намного приятнее, чем мрачные мысли о смерти, и Гермиона ощутила облегчение, когда они отошли от этой темы. — Нет, это было целиком и полностью его решение, — ответила леди Гонт, наблюдая за тем, как Гермиона садится напротив. — И я рада, что ты его приняла. Ни в коем случае не пойми меня неправильно, но ты всегда мне симпатизировала, и я рада, что вскоре ты станешь миссис Реддл. Гермиона кивнула, рассеянно посмотрев в кружку. Мысли Меропы неприятно её покоробили. Разумеется, она не имела ничего такого ввиду, но её слова звучали так, словно она была в какой-то степени даже рада, что всё случилось именно так. Подняв голову, она посмотрела на лицо женщины напротив, которая сохранила лишь вежливое подобие улыбки. Кожа её лица казалась желтоватой, под глазами залегли тени, а в глазах застыла тоска. Ей вдруг стало стыдно. Как женщина, которая недавно похоронила своего последнего друга, могла хоть чему-то радоваться? Меропа, в отличии от неё, знала его всю свою жизнь и испытывала сейчас намного больше боли, чем она. Как она могла о таком подумать? Скорее всего, леди Гонт сказала это просто для того, чтобы хоть как-то её подбодрить, прямо как она минутами ранее. Гермиона тряхнула головой и сжала чашку в руках, улыбнувшись. — Это решение далось мне трудно, но я приняла его самостоятельно и надеюсь, что оно принесет мне только счастье. Все мы знаем о порядках в клане и были к этому готовы. Не эмоционально, но, я имею ввиду, что это решение не было чем-то новым. Многие женщины через это прошли и многие еще через это пройдут, как бы грустно это не звучало. Мне еще повезло, — заверила Гермиона женщину. Как бы там ни было, и что бы она не ощущала, но Меропа, в первую очередь, мать Тома, и именно он её приоритет. Не стоит говорить ей о своих опасениях. — Да, ты права, — сделав глоток, леди Гонт кивнула головой. — Никто не смог уйти от этого правила. Ну, почти никто. — Вы имеете ввиду себя? — осторожно спросила Гермиона. — После смерти мужа вы так и не вышли замуж снова. — Да, и себя в том числе, — улыбнулась Меропа. — Сын бы не допустил повторного брака для меня в таком возрасте, но, знаешь, я и не против. Это правило существовало еще со времен синдиката, когда Том и Корбан вели дела в Британии, и когда они создали «Вальпургию», его не стали менять даже для меня. Хотя Корбан настаивал, — с задумчивой улыбкой вставила она, — он всегда заботился обо мне, как о младшей сестре. Порой даже сильнее, чем Том. Но я посчитала несправедливым, что только я получу такую роскошь, когда мои подруги будут связаны бременем повторного брака. Поэтому я отклонила это предложение ради них. Либо мы все лишаемся такой обязанности, либо никто. Гермиона удивленно подняла брови. — Это было очень волевое решение с вашей стороны, — заметила она. — А что еще я бы могла для них сделать? — покачала головой Меропа. — У нас были только мы сами, никто не мог бы помочь мне больше, чем такие же супруги мафиозной элиты. Не каждый из них был также добр к своим женам, как к тебе Корбан. Некоторые были безразличны, злы, даже жестоки. Жестоки до такой степени, что не позволяли даже лекарям клана навещать своих жен после того, как избивали их. Они контролировали что пьет, ест, куда ходит и кому пишет письма их супруга, запрещали поддерживать связь с кем-то, кроме себя, отбирали детей или же закрывали их в дальней комнате на недели. Гермиона слушала то, что говорит старшая женщина с выражением ужаса на лице. Слова о том, что кого-то запирали в особняке особенно сильно сказалось на ней. Аппетит резко пропал. — Они делали это в наказание? — осторожно спросила она. — Нет, дорогая, они делали это только потому, что могли. Им не нужна была веская причина. И такие женщины могли надеяться только друг на друга. Мы заводили отдельный телефон, пытались найти надежную девочку из прислуги, которая могла бы служить только нам, собирались дважды в неделю, чтобы контролировать состояние друг друга. И даже разработали свой собственный шифр, чтобы контролирующие мужья не смогли ничего узнать. Гермиона широко открыла глаза. Чем больше Меропа открывала ей подробности своей жизни, чем сильнее вгоняла её в состояние ужаса. Она не слышала, чтобы такое происходило с кем-то из её подруг, но, если отец её будущего мужа был таким, значит ли, что сын может скопировать его поведение? — Но не все были такими, к счастью, — поспешно добавила Меропа, словно услышала её мысли. — Том никогда не поднимал на меня руку, и я ощущала себя более чем комфортно в своем браке, — Гермиона незаметно выдохнула. — Но, боюсь, я была для него исключением. Это был довольно сухой и жесткий человек с очень узким кругом, которому он позволял увидеть свою другую сторону. Я рассказывала ему о том, что происходит за закрытыми дверьми в других семьях, просила сделать что-то, но… — она вздохнула, — ему не было до этого абсолютно никакого дела. Моя бедная Ада, моя драгоценная подруга… Яксли нахмурила лоб. Она, кажется, ни разу не слышала ни о ком по имени Ада. Но, если посмотреть с другой стороны, у леди Гонт не было ни одной подруги её возраста. Неужели они все тоже уже умерли? — Ада, мадам? — уточила Гермиона. — Да, Ада Гринграсс, мы дружили с детства. Одна из моих самых близких приятельниц. Гринграссы всегда были частью клана, поэтому её выдали замуж за одного из верных псов Синдиката. Джим был очень жестоким человеком, — она замолчала и слабо вздохнула. — Постоянно поднимал руку. Я не помню ни одной встречи, на которой бы не видела синяков на её теле. Как мы только не пытались ей помочь, бедняжке. Я просила Тома как-то повлиять на него, но тогда он не был главой и ничего не смог бы сделать, даже если бы захотел. Однажды она не пришла к нам на чай, и в следующий раз я увидела её только в гробу. Меропа невидящим взором уставилась на поверхность стола, казалось, полностью поглощенная своими мыслями. Гермиона молчала, не зная, что ей сказать. Разговор ушел от темы смерти Корбана, но легче не стал. — Джим продолжил жить, и, кажется, жив даже сейчас. Мы не продолжили общение по некоторым причинам и вскоре уехали из Британии, поэтому я точно не знаю, что с ним сейчас. Но когда моя дорогая Кэролайн была еще жива, то она писала, что он вскоре снова женился. Мерзавец. Как много таких как он, как много на свете таких Джимов. И каждый из них норовит обидеть свою женщину. Я не считаю таких личностей за мужчин, да что там, я даже за людей их не считаю, — горько добавила она. — Разве совсем ничего нельзя было сделать? — в отчаянии прошептала Гермиона, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Её родители никак на это не могли повлиять? — Ох, дитя, разве родителям есть дело до своих дочерей, как только они выходят замуж? — усмехнулась Меропа, смерив её снисходительным взглядом. — Они теперь собственность их мужей, а, значит, только этим мужчинам решать, что с ними делать. — Вы не могли помочь ей сбежать? — предприняла еще одну попытку Гермиона. Леди Гонт замолчала, обхватив руками чашку. На некоторое время на кухне снова стало почти тихо. — Сесилия была сестрой Ады, младшей на несколько лет. Её муж относился к ней подобным образом, но разве что бил не так часто. Какое облегчение для неё было узнать, что он был схвачен полицией и брошен в тюрьму до конца своих дней. Но, как только прозвучал приговор для него, был оглашен приговор и для неё. Моя девочка Сисси бы не выдержала второго брака, поэтому мы согласились помочь ей бежать. Собрали денег, сделали ей новые документы, нашли дом и машину, всё, чтобы она могла чувствовать себя в безопасности первое время, — она поджала губы, допивая чай. — Её тело вернули спустя десять дней и похоронили рядом с телом ее сестры. Меропа Гонт отставила чашку на блюдце и подняла тяжелый взгляд на Гермиону. — Я до сих пор не знаю, кто и как нашел её, но я больше ни в коем случае никогда не подумаю о том, чтобы помочь кому-то бежать. Они посчитают её предательницей. А для предателей клана только один выход — смерть.***
Леди Гонт оставила ей свой номер телефона в записной книжке и пообещала снова позвонить на днях. Ей было слегка скучно проводить время в своем коттедже, и она надеялась, что компания Гермионы слегка разбавит серость её дней. Сама же Гермиона точно не могла решить, что чувствует после сумбурного разговора с Меропой. Она была польщена тем, что женщина приехала лично, просто чтобы побеседовать с ней. Это было намного больше чем то, на что она рассчитывала. Изначально, когда Гермиона его писала, то ожидала расположить к себе женщину и завязать переписку. Возможно, чуть позже она бы пригласила её на чашку чая домой или в кафе. Меропа вела довольно уединенный образ жизни, однако, она знала, что леди Гонт была осведомлена о том, что произошло в начале октября и даже приложила руку к её освобождению. Это означало, что она, вероятно, могла знать что-то больше, чем сама Гермиона либо же её подруги. И она рассчитывала узнать это «что-то больше». Как ни крути, но она хотела воспользоваться расположением к своему покойному супругу и себе, чтобы раздобыть информацию. Возможно, это и было не очень красиво и не совсем честно, но всё это Гермиона делала из благородных побуждений и ничего плохого Меропе не желала и делать не планировала. Однако, разговор ушел в немного иное русло, и Яксли не захотела менять направление беседы, опасаясь, что её намерения о получении какой-то информации будут раскрыты. Если посмотреть на это под иным углом, то в желании распутать убийство Корбана не было ничего плохого, но что-то подсказывало Гермионе не спешить с этим.***
Спустя несколько дней она сидела в приемной офиса Питера Эванса и сжимала в руках белый конверт. Перед ней на столе стояла чашка горячего чая, а сам владелец кабинета уселся напротив, с долей жалости наблюдая за ней. Денежная выплата, которую он обещал ей на прошлой неделе, находилась в её конверте и составляла ровно пятьдесят долларов: довольно внушительная сумма. — Я не смог выбить из руководства больше, мадам, но я надеюсь, что это немного облегчит вашу рутинную жизнь. В конце концов, женщинам туго приходится в одиночку, — посетовал мистер Эванс, среднего роста мужчина, выглядя слегка виноватым. Гермиона спрятала конверт в сумочку и замахала на него рукой. — Что вы, сэр, этого более, чем достаточно, даже больше, чем я ожидала. Спасибо большое. Он, казалось, слегка воодушевился. — Я, по правде говоря, не думал, что вы настолько молоды, миссис Яксли. Старина Корбан уже обзавелся сединой на голове, и я грешным делом изначально принял вас за кого-то другого. — Всё в порядке, — улыбнулась Гермиона. — Вы не единственный так думали. Сейчас большая разница в браке теряет свою популярность, но всё еще остается актуальной. Питер кивнул и сложил руки перед собой в замок. — В любом случае, миссис Яксли, был рад вам служить. Если что-то понадобится, не стесняйтесь, говорите, звоните, я на работе с понедельника по пятницу, — добавил он с простодушной улыбкой. — Правда? — уточнила Гермиона. — На самом деле, я бы хотела воспользоваться вашим предложением прямо сейчас, если можно. Мужчина удивленно вскинул густые брови вверх и с интересом посмотрел на неё.***
К концу недели довольный покупатель выехал из её двора на машине Корбана, а она получила на руки пять сотен долларов наличными. Братья Эванс согласились поспособствовать в её небольшой просьбе и взяли на себя хлопоты про продаже автомобиля, так как Гермиона в этом смыслила ровно ничего. Они заверили её, что эта сумма — наибольшее, что можно было выторговать за машину этой марки, которая уже была в использовании, и ей не оставалось ничего более, чем просто поверить им. В конце концов, они выглядели, как порядочные люди. Питер отказался брать проценты за сделку и даже вручил ей свой домашний адрес и номер телефона, приглашая как-то разделить чашку чая с ним и его супругой Хелен. Яксли пообещала как-нибудь обязательно заглянуть в гости, понимая, что, скорее всего, она никогда этого не сделает. Вернувшись в дом, Гермиона закрыла дверь на ключ и прошла на второй этаж, в кабинет. В одном из ящиков она хранила все свои сбережения. Она села за стол, разложила перед собой все купюры, снова все пересчитала и глубоко задумалась. Ей удалось собрать 675$ наличными: деньги, которые банк позволил ей забрать со счетов ее мужа, денежная компенсация, которую она получила благодаря Эвансам, и деньги, которые выручила от продажи автомобиля. Сумма была довольно неплохой и могла бы служить ей финансовой подушкой. Она отклонилась на стуле назад и прикусила ноготь на большом пальце правой руки. Женщина кинула взгляд на календарь на столе и нахмурилась. Сорок дней со дня смерти Корбана практически прошли, у неё в запасе оставалось около недели. Ноябрь уже вступил в силу, и, пускай Гонт не связывался с ней с конца октября, скоро он это сделает. Ей нужно было поспешить. Гермиона планировала открыть свой собственный счёт и положить туда деньги, но как это сделать, чтобы люди клана этого не заметили? Она бросила подозрительный взгляд на окно. Может ей просто оставить их в наличных? Она перевела взгляд на неровные купюры перед собой и еще сильнее нахмурилась. Разговор с Меропой Гонт днями назад еще сильнее её встревожил. Пускай она и утверждала, что с годами ситуация изменилась, и глава клана теперь уделяет большое внимание тому, что происходит в семьях его подчиненных, но разве она не собиралась выйти замуж за самого главу? Кто, в случае чего, побеспокоится о ней? От кого ждать помощи? Едва ли её подруги или мать Тома действительно смогут ей помочь. Ей, как ни крути, пришлось бы полагаться только на себя саму. Она вздохнула и наклонилась вперед, запуская пальцы в волосы и слабо оттягивая их вниз. Она чувствовала себя слабой и ужасно глупой. Она не продвинулась ни на шаг в своем расследовании, не могла придумать ничего, что помогло бы ей, и находилась в отвратительном состоянии беспомощности. В купе к остальному страдала постоянной паранойей, которую только поощряло присутствие незнакомцев под её окнами. А может там вообще никого не было, и она просто сходит с ума? Ей пришлось взвалить на себя сразу столько всего, и ей казалось, что она банально не справляется. Жизнь сделала резкий кувырок вперед и выбросила её с корабля в бушующий океан, позволив самой разбираться со всем, в чем она была даже не замешана. Это было отвратительно. Ей так хотелось закрыть глаза и просто очнуться от этого кошмара в своей кровати, в своем доме, который ей нужно будет вскоре покинуть, и никуда не идти, ничего не решать. Чтобы Корбан был здесь, живой, здоровый, занимался в своем саду. Она так страстно желала попасть домой, находясь у себя дома.***
Дом Ровены и Сэма Рэнди находился на улице через квартал. Вечером в воскресенье Гермиона взяла с собой корзинку с яблочным пирогом и двинулась на чаепитие, которое должно было начаться в пять вечера. Они всегда собирались в пять. Сегодня дамы решили посостязаться в выпечке за рецепт популярного шоколадного печенья, который принадлежал Ровене. Гермиона была не особо в этом заинтересована, поэтому приготовила легкий рецепт и, облачившись в свой траурный костюм, двинулась по дороге к дому приятельницы. Скорее всего, это был последний день, который она могла бы провести в их компании, поэтому решила прийти, несмотря ни на что. Постучав в дверь, она замерла на пороге, поправляя теплое пальто и ожидая, когда ей откроют. Дом Рэнди светился огнями из каждого окна, а изнутри слышались задорные голоса и смех. Ей всегда была неловко появляться в компании подруг в черной одежде так, словно она портила им всю атмосферу своим горем. Но, прежде чем она полностью погрязла в мрачным мыслях, ей открыла дверь юная девочка, в которой она узнала дочь семейства — Элизабет. — Здравствуйте, миссис Яксли, — улыбнувшись, она посторонилась, предложив гостье войти. — Привет, Лиззи, какое чудесное у тебя платье, — вернув ей улыбку, ответила Гермиона, делая шаг вперед и вручая ей корзинку. — Спасибо, миссис, — девочка просияла и, указав ей на тапочки, закрыла дверь. — Мама вас ждала. — Благодарю, милая, — Гермиона избавилась от своего пальто и сменила ботинки на мягкие домашние тапочки. — Я тоже с нетерпением ждала этого дня. Ты присоединишься к нам на чай? — Полагаю, что да, — кивнула Лиз, отдав ей корзину назад. — Не могу пропустить такое количество сладостей. Они вошли в гостиную, где уже собрались почти все приглашенные гостьи, включая саму Ровену и её мужа. Хозяева поставили два стола рядом, накрыв их большой белой скатертью. Посредине стоял большой чайник и нетронутый пока сервиз, а вокруг них гостьи расставляли свои кулинарные шедевры. Тут были и пышные булочки Селины, и пончики от Моники, два пирога с разными начинками от Консуэло, и даже знаменитое печенье Ровены. Осмотрев гостиную, она не заметила разве что Элизы Дож. — Миссис Яксли пришла, — уведомив гостей о новоприбывшей, Лиззи аккуратно взяла её корзинку, чтобы поставить яблочный пирог на стол. — Гермиона! — воскликнула Ровена, вмиг оказавшись возле неё и сжав её холодную руку в своей. — Я так рада видеть тебя и твой яблочный пирог! Женщина не удержалась от смеха, который подхватили и остальные присутствующие. — Я и мой яблочный пирог тоже очень рады вас видеть, — ответила Гермиона, искренне улыбнувшись такому проявлению энтузиазма. — Он не может дождаться, пока вы его съедите. — Так чего же мы ждём? — задорно поинтересовался Сэм Рэнди, положив руку за плечо своей дочери, которая как раз закончила с пирогом Гермионы. — Давайте скорее есть. Дамы снова рассмеялись. Гермиона улыбнулась. — Элизы не будет? — поинтересовалась она, когда вдоволь со всеми перездоровалась и села на свободное место. — Обязательно будет, — ответила хозяйка дома, суетясь с чашками. — Она немного опоздает. Гермиона с сомнением посмотрела на часы. Элиза опаздывала уже на полчаса, а ей очень нужно было с ней поговорить. — Какое красивое платье у Лиззи, — восхитилась миссис Сэтлфил, разглядывая аккуратное нежно-розовое платье младшей Рэнди с белыми вставками и милым пояском такого же цвета. — Спасибо, мадам, — просияла девочка, наклонив к ней голову в аккуратной прическе в знак почтения, — я сама придумала дизайн. — И сшила сама? — удивилась Консуэло. — Почти, — слегка смущенно ответила Лиз, — мама мне много помогала. Ровена выглядела очень довольной. Было видно, как она гордится своей дочерью. Селина Сэтлфил с легкой тоской в глазах проводила взглядом Лиззи, которая отправилась помочь отцу со столовыми приборами: некоторых не хватило. Она и раньше упоминала, что ей нравится дочь Рэнди, и Гермиона могла предположить, что она часто ставила её в пример своей собственной. Сегодня она облачилась в костюм темно-зеленого цвета, который тоже ей неимоверно шел. Моника наклонилась ближе: — Как у тебя с Меган, дорогая? Женщины склонили головы, заинтригованные возможностью услышать что-то новенькое. Селина помрачнела. — Я сделала всё так, как вы и советовали. Сказала мужу, что застукала её с парнем. Он был страшно недоволен, закрыл её в комнате и повесил на окно решетку. Теперь она под домашним арестом. Так же сам позвонил родителям подруг и ограничил их общение. Кажется, они тоже не знали, как проводят досуг их дочери. Теперь не только Меган на домашнем аресте. Дамы удовлетворенно закивали головами. — Ты всё правильно сделала, — сказала Моника, выглядя довольной собой. — Небось, все прошло не так спокойно, как ты описываешь? Селина снова вздохнула, тем самым подтвердив её слова. — Она кричала, рыдала, разгромила половину своей комнаты, сказала, что ненавидит меня и больше не считает своей матерью, — миссис Сэтлфил выглядела до такой степени несчастной, что муж и дочь Ровены, которые только что вернулись в гостиную, неловко замерли на пороге. — Ничего, — деловито заявила Моника, — это пройдет. Помяни мои слова, в будущем она еще скажет тебя спасибо. Напряженную атмосферу развеял приход Элизы Дож, которая принесла с собой горячую выпечку с маком. Гости наконец смогли приступить к чаю, и беседа неторопливо потекла по всевозможным темам, которые могли бы интересовать присутствующих. Гермиона брала гораздо более активное участие в разговорах, чем на прошлой неделе, чем всех неосознанно порадовала. Они лакомились выпечкой, пили чай и просто проводили время в удовольствие, делясь разными новостями, сплетнями и советами. Под конец вечера хозяева принесли карандаши и кусочки бумаги, на которых им предстояло написать имя той женщины, чей десерт понравился им больше всего. — Моё имя писать нельзя, — напомнила всем Ровена. В итоге черничный пирог Консуэло Тинли принес ей победу вкупе с копией рецепта от хозяйки и горой поздравлений от остальных гостей. Они встали, чтобы поаплодировать ей, пока Лиззи уносила остатки сладостей на кухню, чтобы разделить их поровну между дамами. Некоторые сладости, как пирог Консуэло и пончики Моники, уже закончились, но некоторые кусочки еще можно было поделить. Гермиона тем временем дернула Элизу за руку и отвела в коридор, плотно закрыв дверь. В руках она сжимала сумочку. — Элиза, у меня к тебе необычная просьба, — тихо заговорила она, оглянувшись по сторонам, проверяя, чтобы нигде не было окон. Блондинка удивленно посмотрела на её встревоженное лицо. — Что-то случилось? Ты выглядишь… не так, как обычно, — протянула она. — Да, — Гермиона постаралась вернуть своему лицу более-менее спокойное выражение, — мне нужно открыть свой счёт в банке, но так, чтобы об этом никто не знал, понимаешь? Мне нужно положить туда деньги. Ты можешь сделать это за меня? — Ты имеешь ввиду, пойти в банк, выдать меня за тебя и положить на твой счёт твои деньги? — в тон ей проговорила Элиза, щуря глаза и смотря на неё. — Так? — Да-да, — Гермиона закивала головой и вытащила из своей сумочки конверт. — Здесь около семи сотен долларов. Глаза Элизы округлились. — Ты, черт возьми… что ты сделала? — она перешла на яростный шепот, и автоматически взяла конверт из её рук, сунув себе в карман. — Что происходит? — Это всё родственники моего мужа, — бегло заговорила Гермиона, надеясь, что если она будет говорить быстро, то её оправдание будет звучать правдоподобнее. — Они имеют кое-какие мнения на счет наследства, а я не хочу делиться. Мне сейчас и так несладко, понимаешь? Я продала машину, чтобы они её не забрали, и хочу переложить деньги на новый счёт. Но в банке работает наша общая знакомая, она знает меня в лицо, и я не хочу, чтобы она случайно меня увидела. Поэтому я прошу об этом тебя. Миссис Дож нахмурилась и тоже обернулась по сторонам. — А почему ты сейчас прячешься? Общая знакомая сидит не только в банке, но и в кустах возле дома Рэнди? — с сомнением протянула она, но выглядела уже более спокойно. Она понятия не имела, насколько была права. — Нет, просто сегодня был удобный случай, чтобы поговорить с тобой, но я бы не хотела, чтобы об этом знали другие дамы. Я ничего не имею против, но, знаешь, лучше, чтобы об этом знали только мы с тобой. Элиза покивала головой. В конце концов, Гермиона тоже была единственной, кто знал о её интрижке на стороне. — Хорошо, я думаю, что смогу сделать это во вторник, — наконец-то ответила Элиза, похлопав по своему пиджаку. — Николас будет на работе, а я как раз собиралась за покупками. Да, во вторник. — Отлично, — просияла Гермиона и снова полезла в сумочку, на этот раз за документами. — Вот, возьми это, оформи счёт за имя Гермионы Дагворт-Грейнджер.***
Мысль о том, чтобы привлечь к этому кого-то еще, появилась в её голову почти сразу же, но она сомневалась стоит ли это делать. И даже если да, то кого именно? Элиза была лучшим вариантом, как не крути: она умела хранить секреты и была одинакового возраста с Гермионой, что облегчало ей работу. Поэтому она остановила свой выбор на ней и решила во что бы то ни стало уговорить подругу ей помочь. Хотя она и не сомневалась, что та согласится, ей нужно было придумать логическое объяснение тому, зачем всё это. Как бы она не выглядела и не вела себя, Элиза Дож была умной женщиной. Она решила свернуть всё на несуществующих родственников Корбана, которые решили положить глаз на то немногое, чем он обладал. Она уже рассказывала им о них, когда пыталась найти достойное оправдание после своего исчезновения, поэтому Элиза не стала бы задавать много вопросов. В любом случае, она пообещала встретиться с ней во вторник, забрать паспорт и документы из банка и объяснить всё более детально, но, в целом, задуманное прошло довольно мягко. Она отдала ей паспорт, которым пользовалась немногие месяцы до замужества. После смены фамилии она сказала Корбану, что оставила его в Британии, однако, тайком взяла с собой в Америку. Гермиона улыбнулась этой параллели. Перед каждым своим браком она готовила пути отступления на всякий случай. Запасной паспорт не понадобился ей в прошлый раз, и ей оставалось только надеяться, что лишний счёт в банке ей тоже не понадобиться. Они с Элизой вернулись в зал и провели еще некоторое время, прощаясь и собираясь по домам. Блондинка вместе с её деньгами и документами села в авто и отправилась домой, а Гермиона с корзинкой наперевес пошла назад пешком, молясь, чтобы всё получилось.***
Во вторник днём она уже счастливо крутила педали своего велосипеда назад, возвращаясь со встречи с Элизой. Приятельница сделала всё так, как она и просила, и вернула ей паспорт вместе с выпиской из банка. Гермиона поведала ей несколько выдуманных деталей, которые она желала узнать, выпила чашку чая в кафе и поспешила обратно домой, всё снова тщательно обдумать и спрятать документы. Теперь, когда у неё были деньги, о которых не знал никто кроме неё и миссис Дож, никто из клана, она могла чувствовать себя более уверено, чем раньше. Даже если брак с Томом Гонтом будет не таким гладким, как она надеялась, то у неё хотя бы будет, на что рассчитывать. Но она продолжала надеяться, что они никогда ей не понадобятся. Заворачивая за угол дома на свою улицу, она резко затормозила и привалилась к стене соседнего дома. Чертыхнувшись про себя, Гермиона слезла с велосипеда и присела возле белого заборчика, напряженно наблюдая за своим собственным домом в нескольких метрах отсюда. Там, выжидающе постукивая по двери, стояло двое полицейских.