Trophy Wife

Гермиона медленно спускалась вниз с холма, вновь раскрыв зонтик над головой. Она провела подле могилы около получаса, ни разу не позаботившись о том, чтобы раскрыть зонт. Дождь вскоре пошел снова, с неистовством хлестая её по лицу. Откровенно говоря, она почти не обратила на это никакого внимания, так как была слишком занята мыслями, которые ей еще предстояло обдумать. Женщина стояла с поднятой к небу головой, прикрыв глаза и позволяя каплям дождя смешиваться с её слезами, пока нарастающий холодный ветер трепал её пальто и пряди волос. Она чувствовала крохотную гордость за то, что решилась попросить их уйти. Их присутствие за спиной, пускай и без особого смысла, создавало иллюзию того, что ей есть на кого положиться. Словно в клане действительно был кто-то, кто мог бы встать сзади и подхватить, если вдруг она оступится. Помочь советом, подбодрить словом, подарить ей ту ласковую поддержку, в которой она нуждалась. Но всё это было лишь желанием, Меропа Гонт не была ей матерью, а джентельмены рядом с ней крепко держали руку на её горле, готовые лишить Гермиону жизни в любой момент. Их отсутствие всего лишь расставило всё на свои места. Она была совершенно одна. Грязь хлюпала под ногами. Дождь утих, оставляя после себя сырое послевкусие, однако, теплее не становилось. Пронизывающие порывы трепали её юбку и угрожали сломать зонт, поэтому, немного подумав, она снова сложила его и сунула под руку. Холод уже пробрался под её пальто и с назойливой изворотливостью следовал дальше, игнорируя слои одежды, в которые она была одета. Гермиона поспешила на стоянку, где её обещал дождаться мистер Морланд, однако, добравшись туда, она с удивлением обнаружила его отсутствие. Растеряно оглянувшись, она наткнулась глазами только на пару незнакомых машин, которые определенно ему не принадлежали. Сделав несколько шагов вперед, она поискала его поблизости, однако, и там было пусто. Выдохнув, Гермиона замерла, осматривая полупустую стоянку и приходя к разочаровывающему выводу, что в ближайшее время она может забыть о горячей ванне и теплой одежде. Но стоило ей поправить пальто и двинуться к выходу с целью преодолеть расстояние до дома пешком, послышался хлопок автомобильной дверцы, и кто-то произнес: — Миссис Яксли. Гермиона остановилась. Возле одной из машин стоял человек. Он был уже без шляпы, волосы на голове немного растрепались, но все равно были аккуратно уложены. Мужчина был все в том же черном пальто и темно-сером теплом костюме, с идеально завязанным галстуком. Мистер Гонт слегка наклонил голову, второй раз за день выразив ей почтение. Она ответила тем же. — Прошу прощения, если заставил волноваться, мадам, — распахнув пассажирскую дверь своего авто, он вытянул руку. — Я ждал вас и едва не упустил. Гермиона сжала рукоятку своего зонта, не сделав ни одного шага к нему. — Вы меня ждали? Зачем? Теперь была его очередь вскидывать брови. — Вы не получали моего письма? Кажется, оно должно было прийти вчера. — Боюсь, что нет, — ответила женщина, нахмурившись, — однако, я могла просто не обратить на него внимания. Видите ли, в моем доме накопилось много разной корреспонденции, пока меня не было. На секунду ей показалось, что на его лице отразилась тень сожаления. — Я хотел бы обсудить с вами некоторые вопросы. И один из них касается вашей…отлучки, — с секундной заминкой продолжил мужчина. — Я надеялся, что вам будет удобно поговорить сейчас? — Прямо здесь? — с подозрением переспросила Гермиона, взглянув на него, как на сумасшедшего. Отчего-то мистер Гонт развеселился. Он приподнял уголки губ и ответил ей. — Ни в коем случае. Я могу подвезти вас домой? К вашему дому, я имею ввиду. Чувствуя себя слегка смущенной его словами, она быстро кивнула и, обойдя машину, села на предложенное место, пристегнув ремень безопасности. Гонт захлопнул за ней дверь и занял соседнее сиденье. — Прошу прощения, я курил, пока ждал вас, — он пристегнул ремень и завел мотор. Она поспешила заверить, что всё в порядке, и практически не солгала, ведь запах его сигарет сейчас был последней вещью, которая могла бы её волновать. Прокрутив руль, Гонт выехал на главную дорогу, внимательно следя за другими автомобилями. Он не включал радио и сохранял тишину всё то время, пока вел машину, из-за чего Гермиона пришла к выводу, что ей все-таки придется пригласить его в дом. Неосознанно она метнулась мыслями к их последней поездке с Розье, которая тоже проходила в напряженной тишине. Однако, тогда это была тяжелая атмосфера, вызванная взаимной неприязнью, тогда как сейчас она просто вжималась в сиденье, ощущая некий дискомфорт от близкого соседства с Гонтом. Присутствие этого человека всегда ощутимо давило на неё, но она и не подозревала, что это чувство станет таким всепоглощающим, если они останутся наедине. Женщина скосила глаза на своего попутчика и отметила тень беспокойства на его лице, которое, казалось, не покидало его с тех самых пор, как она заговорила с ним. — Вы хотите поговорить сейчас? — нарушив молчание, спросила Гермиона. — Если вы пригласите меня в дом, я буду весьма признателен, — не глядя на неё, ответил он, — так я смогу не отвлекаться на дорогу. Гермиона кивнула и замолчала, тоже уставившись вперед. Ни он, ни она больше не нарушали тишины до самого дома, и женщина снова находилась в довольно смешанных чувствах. По прибытии он припарковался в нескольких метрах от ограды её дома и выбрался первым, чтобы помочь ей покинуть машину. На самом деле, она бы предпочла, чтобы он этого не делал. Яксли открыла калитку и первая двинулась по дорожке к дому, не потрудившись раскрыть зонт. Открыв дверь ключом, она замерла в проходе, пропуская гостя внутрь. Том коротко поблагодарил и вошел, снимая с себя пальто и вешая его на крючок. — Гостиная в эту сторону, сэр, — лаконично проговорила Гермиона после того, как сняла свое, благоразумно отказавшись от его помощи. — Я могу предложить вам чай или кофе? — В другой раз, — вежливо отказался он, чему Гермиона была несказанно рада. Том прошел внутрь и сел на кресло, с интересом осмотрев большую подушку. — Я не хотел бы вас смущать. — В таком случае мы можем начать разговор? — поинтересовалась она, сев напротив, через небольшой журнальный столик. — О чем вы хотите поговорить? Гонт сложил руки перед собой в замок и взглянул на неё, вмиг став серьезнее. — Я думаю, нам есть что обсудить. — Послушайте, — сердце Гермионы упало от понимания того, что он заявился, дабы лично устроить ей допрос с пристрастием. — Мы с вашими… коллегами вели довольно долгую и утомляющую беседу, где я честно ответила на все их вопросы. Если вы хотите услышать от меня что-то новое, я заверяю вас, ничего больше я не могу добавить к своей прошлой исповеди, и, даже если бы очень захотела вспомнить, я не могу… — Я хотел бы принести вам свои искренние извинения, — внезапно вставил он, перебив поток её красноречия. Гермиона запнулась и взглянула на него, не веря своим ушам. Мужчина продолжал смотреть на неё, сидя на своем месте, сложив руки в замок, и молчал, позволяя ей самостоятельно осознать происходящее. На его лице снова проступило непонятное выражение, которое было очень близко к сожалению. Раньше она сомневалась, но сейчас видела это яснее. Да, он действительно испытывал неудобство перед ней. — Извинения? Это значит, что… — она умолкла, не зная, как правильно выразить свои мысли. Но Том молчал, ожидая, пока она договорит, поэтому ей пришлось закончить предложение: — …с меня сняты обвинения? — Именно, — кивнул мужчина. Казалось, ему сложно развивать эту мысль. — Я, пускай и обладаю властью, но имею также и склонность к ошибкам, что свойственно особям человеческим. Среди людей нашего круга, на первый взгляд, справедливости нет, но я спешу заверить вас, что это не так. Мы не чтим законы, потому что имеем свои, и наказание за их нарушение гораздо серьезнее. Со своей стороны я старался всегда поступать по справедливости, выслушав каждую из сторон. Однако, смерть Корбана слишком сильно ударила по мне, — его взгляд заметно потемнел. Гермиона затаила дыхание и слушала. — Я был потерян. Я не понимал, почему мир так несправедлив, почему судьба забирает самых близких, самых надежных людей. Вам он был мужем, но мне он был вторым отцом. Временами ближе, чем мой родной, справедливее и добрее. Когда я услышал первое заключение доктора, то готов был умереть от того огромного чувства сожаления, которое испытал. Но когда Нотт изменил свое мнение, когда я узнал, что его отравили, я был чертовски зол. Через некоторое время мы точно вычислили, какой именно это был яд, и начали расследование. Мужчина отклонился на спинку кресла и приобрел весьма задумчивое выражение. — Я лично устроил каждому из них проверку с пристрастием. И ни один из них не показался мне достаточно подозрительным. Мы знакомы многие годы, и сомневаться в их преданности до этого не приходилось. Поэтому я позволил себе сместить центр поисков дальше. К тем, кто находился в соседней комнате, к тем, кто занимался рукоделием за чашкой чая, а особенно к той, кто подал чай с десертом. Мы убедились, что никто не сможет покинуть дом, и принялись искать. Поиск занял определенное время, но все-таки мы нашли сверток в одном из цветочных горшков в коридоре. Брови Гермионы поползли вверх. Она внезапно вспомнила помятый вид Габриэля Розье в ту ночь, когда он забрал её, и пыль на его ботинках. Видимо, допрос с пристрастием и правда не обошел стороной ни одного из присутствующих. Однако, что было после того, как консильери пришел в гостиную и до момента её заключения в «оазисе», она помнила очень смутно. — Наша теория получила очень веское подтверждение. Тогда это казалось очевидным, последним паззлом в недостающей картине. Эмоции взяли свое, и моя поспешность едва не погубила невинного человека. Неделя для вас выдалась ужасной, я прекрасно осознаю это. И вместе с полным осознанием своих поступков я надеюсь, что вы сможете когда-то простить меня за то, что я сделал, — добавил он в конце, поднимаясь на ноги и делая несколько шагов к окну. Голова Гермионы шла кругом от такого количества информации. Кроме того, настойчивое ощущение того, что чего-то не хватает, мучило её все сильнее. — Могу я спросить, что повлияло на ваше решение? — проигнорировав его слова о прощении, спросила Гермиона, смотря на то, как он зашторивает окна. — Есть две вещи, — вернувшись на свое место, он снова сел. — Моя мать, которая не позволила мне избавиться от вас в этот же день, и анонимный благодетель, также обеспокоенный вашим положением, — с этими словами, он потянулся рукой к внутреннему карману пиджака и извлек оттуда плоский лист бумаги, положив его на столик перед ней. Заинтригованная, Гермиона наклонилась и взяла его в руки, развернув. Там, крупными буквами, карандашом, было написано:

«In iudicando criminosa est celeritas»

Ей не нужно было спрашивать у него, что это значит. Снизу, другой рукой, был написан перевод. — В судебных делах поспешность преступна, — вслух прочла Гермиона, озадаченно переведя взгляд на Тома, который рассматривал картину на стене, подпирая пальцами подбородок. — Что это? Он отвлекся от своего занятия, вновь найдя глазами её лицо. — Это доставили утренней почтой ко мне домой несколько дней назад, — негромко ответил он. — И тогда я начал подозревать, что действительно поспешил с выводом. Гермиона покачала головой. — И так просто поверили в это? — усомнилась она. — Что, если бы это вообще не касалось этого дела? Том на секунду умолк, рассматривая её, а после продолжил: — Я абсолютно уверен, что это относилось именно к смерти Корбана, — твердо ответил он, заставив Гермиону неловко поежиться. — В последние дни в клане была всего одна забота, и это поиски убийцы. Не составило труда сопоставить два факта. Женщина медленно кивнула, обрабатывая информацию. — И у вас есть идеи, кто мог бы её написать? — осторожно спросила она, сомневаясь, что он ответит. — Прошу простить меня за большое количество вопросов, сэр. — Ваше любопытство вполне объяснимо, — он выглядел понимающим, — и я готов его удовлетворить, ответив на каждый из них. Но, боюсь, что нет. Одна записка даёт слишком мало представления о том, кто за этим стоит. — Совсем никаких? — Гермиона почувствовала разочарование. — Круг ваших подозреваемых не такой и большой. Том вежливо улыбнулся. — Вы правы. Но, как нам любезно напомнил некий аноним, в судебных делах поспешность преступна, поэтому я не собираюсь повторять своих ошибок и действовать сгоряча. Я проверю каждого из них по-своему и уверяю вас, найду виновного. Гермиона снова кивнула головой, чувствуя, что ей понадобится еще несколько часов, чтобы проанализировать всё сказанное Гонтом. — Как вы думаете, зачем они отправили эту записку? — помолчав некоторое время, она задала интересующий её вопрос. Он продолжал серьезно смотреть на неё. — Трудно сказать, — мужчина сложил руки в замок, — ваша смерть, откровенно говоря, решила бы все его проблемы. У меня есть несколько вариантов возможных причин, и каждый из них имеет место быть. Либо ему стало совестно, что жертвой обстоятельств стали вы, либо же на вашем месте должен был оказаться кто-то другой, и сейчас он активно будет пытаться вернуть себе контроль над ситуацией. Видите ли, я подозреваю, что убийца отлучился, чтобы избавиться от доказательств, пока все остальные отвлеклись на что-то в комнате. Меня там не было, но джентельмены утверждают, что в этот момент были активно заняты игрой в бильярд. Сами понимаете, расположение вашего бильярдного стола не располагает к обширному кругозору. Гермиона кивнула головой, вспоминая небольшую нишу, в которой они его поставили. — Место, в котором нашли яд, говорит в пользу этой теории, — добавил он. — Неужели никто вообще ничего не заметил? — женщина предприняла еще одну попытку. — Яд же как-то попал в пирог. Я не представляю, как можно было сделать это на глазах множества гостей. Он коротко покачал головой. — Вы знакомы с «Конго»? — Только на словах. Том перекинул ногу через колено и опустил руку на один из подлокотников. — Разумеется. Это очень хитрый, я бы даже сказал, коварный яд. Легкорастворимый порошок, который становится полностью бесцветным, когда соприкасается хотя бы с каплей влаги. Если добавить его на сухой корж, например, то яд будет хорошо видно, но вот если на нем есть глазурь, — краешек его губы недовольно дернулся, — это дело миллисекунд. Нужно было быть достаточно близко к куску его торта, чтобы это сделать, но и, откровенно говоря, дальше всё сложилось бы само собой. «Конго» не имеет ни вкуса, ни запаха, поэтому неудивительно, что Корбан ничего не заметил. У Гермионы сжалось сердце. Она медленно обдумывала всё, что он сказал, пытаясь визуализировать картинку перед собой. Но прежде чем она сформулировала бы еще один вопрос, гость снова заговорил: — Но я приехал не только для того, чтобы обсудить с вами это, — Том внезапно сменил тему и поднялся со своего места, заставляя её встрепенуться. — Я счел необходимым дать вам доступ к информации, потому что вы этого определенно заслуживаете. Однако, моя основная причина заключается в вопросе касательно вашего будущего. Я думаю, вы же знаете о том, что вдов участников клана ожидает повторный брак? Гермиона второй раз за их разговор почувствовала, как её сердце упало вниз. — Разумеется, — поспешно вставила она, — но, как я понимаю, сначала нужно подождать сорок дней от дня похорон? Ей было неприятно даже само упоминание о том, что она должна выйти замуж. Гермиона желала бы никогда не знать никаких деталей работы Корбана, если бы это означало, что её снова отдадут неизвестному мужчине, с которым она будет вынуждена жить до смерти. Либо его, либо своей. Она не думала, что ей снова так повезет, и новый претендент на место её супруга будет относиться к ней с любовью и уважением. — Верно, — подтвердил Том, выглядя абсолютно спокойно в отличии от Гермионы. — Но мы выбираем женщине пару почти сразу. — И мне вы тоже уже выбрали? — взглянув на него исподлобья, поинтересовалась она таким тоном, словно ожидала, что он позволит ей жить жизнью одиночки до конца дней своих. — Я бы не потревожил вас, если бы не выбрал, — так же спокойно ответил он. Гермиона сжала руки в кулаки. Она была благодарна подругам за то, что они сдержали обещание, но с другой стороны, все еще презирала сам факт повторного замужества. Гонт умолк, возможно ожидая от неё какой-то реакции, но быстро понял, что ничего говорить она не собирается. Гермиона замерла в ожидании того, что он скажет. — Это было довольно трудное решение, потому что я принимал его в сжатые сроки. Видите ли, до недавнего времени ни о каком браке и речи быть не могло по известным всем нам причинам. Но когда я попросил привезти вас обратно, этот вопрос снова стал актуальным. Правила есть правила, мадам, и я не могу их нарушать, — он развел руками и покачал головой, с каплей жалости взглянув на её угнетенное лицо. — Как я и сказал ранее, я ощущаю себя виноватым перед вами, и поэтому хотел выбрать для вас подходящий вариант. Однако, на пути этого встало несколько трудностей: как женщина сооснователя клана, вы должны оставаться среди элиты, но все, кто соответствуют этому уровню, так или иначе подозреваемые в убийстве. Среди них много женатых, но я не уверен, что возможный холостой претендент не приложил руки к смерти Яксли. Про вероятность брака с рядовым солдатом и речи быть не может, разумеется. Она кивнула. — Взвесив всё, я пришел к единственному логичному решению. Гермиона поджала губы, ожидая его слов, как своего приговора. Но она определенно не ожидала услышать того, что услышала. — Мой долг, как главы, это защищать всех, кто присутствует в семье. Своих людей, их жен и детей. И беря во внимание сложную ситуацию, в которой мы все находимся, единственный статус, в котором вы сможете пользоваться моим безоговорочным покровительством и защитой — статус моей супруги. Он остановился, заложив руки за спину и взглянув на неё сверху вниз. — Я предлагаю вам стать моей женой.

***

Он дал ей два дня на размышления, прежде чем покинуть дом на Палмери-стрит. В виде компенсации за тот ущерб, что был ей нанесен, он предоставил ей возможность самостоятельно решить, за кого ей выйти замуж, добавив к перечню претендентов собственную кандидатуру. Но, откровенно говоря, она бы предпочла, чтобы он просто поставил её перед фактом, как это случалось обычно. Позже, вечером этого дня, Гермиона сидела за письменным столом в кабинете своего мужа и делала короткие заметки ручкой. Систематизировать информацию на бумаге было куда легче, чем держать её в голове. И с какой бы стороны она не рассмотрела все варианты, она все больше и больше склонялась к предложению мистера Гонта. Некоторые из мужчин были уже женаты, а те, кому только предстояло обзавестись супругой, абсолютно ей не импонировали. Альберт Эйвери, Габриэль Розье, Бруно Лестрейндж и Антонин Долохов. По известным причинам, выбирать Эйвери она бы не стала. Он, пожалуй, занимал первое место в её списке самых отвратительных людей на планете. Гермиона сжала ручку и злобно зачеркнула его имя на бумаге, гадая, зачем вообще его туда написала. С Долоховым они мало общались лично, однако, его дурной нрав и вспыльчивый характер слыл по всему клану. Корбан иногда коротко упоминал, что это приносит им множество проблем, и вскоре Долохова отстранили от важных, требующих дипломатии дел, поручив управлять другими вещами. Она не вдавалась в тонкости его работы, но Корбан говорил, что на его отвественности лежит большая группа элитных бойцов, которая занимается самой грязной работой в клане. Долохов не брезговал большим количеством алкоголя, пускай напрямую это делать запрещалось, и особенной нравственностью не отличался. Выбрать его в качестве своего мужа означало добровольно положить голову в пасть крокодилу. Бруно Лестрейндж смахивал на приятного человека, но его возраст был не очень далек от возраста Корбана, как в целом и его характер, поэтому мучить себя их схожестью она не хотела. Розье скорее всего стал бы её выбором, если бы недели заключения в оазисе не существовало. Он был братом Друэллы, с которой она была бы более чем счастлива стать одной семьей, и в целом производил хорошее впечатление. Но это было раньше. В сравнении с Эйвери он относился к ней гораздо лучше, однако, она все равно не могла избавиться от неприятного чувства в груди, которое появлялось всякий раз, как она о нем думала. Его образ галантного джентельмена, который он сохранял годами, навсегда рассыпался в её глазах. И, более того, она была уверена, что неприязнь взаимна, поэтому не собиралась провести остаток жизни в доме с мужчиной, которому она неприятна. Поморщившись, она отклонилась на спинку стула настолько, насколько это было возможно, и устало зажмурилась. Про Гонта она знала не больше, чем про Долохова. Корбан всегда отзывался о нем очень тепло и, как она знала, считал его своим сыном. Это чувство было взаимно. Его мать тоже нравилась Гермионе и производила впечатление хорошего человека. Порой они обсуждали главу в кругу женщин, однако, никто не знал никаких подробностей его жизни или какой он на самом деле человек. Вскользь Вальбурга упоминала, что он очень умен, но больше ничего Гермиона не могла вспомнить, как бы не пыталась. И на этом её скудные сведения заканчивались. Сам Том всегда обращался к ней холодно, но вежливо, и так как с её стороны отношение было идентичным, это её не смущало. В целом та информация, которой она располагала, создавала видимость неплохой картинки, чтобы она могла начать думать о нем положительно. Однако, она не могла избавиться от толики подозрения, которая появлялась всякий раз, когда она не знала человека достаточно. Но, пожалуй, то, что он лично принес ей свои извинения и предоставил выбор касательно её будущего, говорило в его пользу. Хотя Гермиона бы и предпочла, чтобы он этого не делал. Уже к концу дня она поняла, что выбирать было откровенно не из кого и что она, так или иначе, будет вынуждена принять его предложение. Но сам процесс этого понимания не казался ей приятным. Гермиона вновь открыла глаза и тяжело вздохнула. Возможно, Гонт и думал, что своим великодушием облегчит её боль, но выбирать себе нового мужа, сидя в кабинете покойного, когда еще сегодня днем она стояла на его могиле и рыдала, было отвратительно. Женщина отбросила ручку на стол и подтянула ноги наверх, укладывая горячий лоб на колени. У неё есть два дня на то, чтобы дать ему ответ, но дело было, пожалуй, не в количестве часов, которые она провела бы за раздумьями, а в желании оттянуть момент неизбежности. Принять решение с точки зрения логики было довольно легко. Но эмоциональная составляющая тянула её на дно. В голове Гермионы снова пробежала мысль, что если бы её просто поставили перед фактом, ей было бы легче. Она бы досиживала несколько недель здесь, складывая руки на груди, словно мученица, прежде чем переехать в новый дом, чтобы стать там хозяйкой. Она бы ничего не решала и могла бы позволить себе вариться в котле из самобичевания и жалости всё свободное время. Однако, Гонт вручил ей мнимое перо власти, которым она самостоятельно могла написать следующую страницу своей жизни, принять собственное решение. Это ощущалось так, словно Гермиона собственноручно предавала Корбана. Она обнаружила, что слабо посмеивается, оттягивая пряди своих волос, и внезапно ощутила сильную злость. Эмоции, хранившиеся в ней с самого утра, наконец-то вырвались наружу. Она яростно вскинула голову и с силой пнула стол ногой. Вскочила со своего места и ухватившись за листок бумаги, разорвала его на мелкие кусочки, издав обессиленный стон. Стол криво упирался в стену, стул упал навзничь. Миниатюрная лампа освещала клочки бумаги, которыми был устелен пол и краешек стола. Тяжело дыша, она уставилась на беспорядок, который устроила, и уловила взглядом клочок бумаги с именем Гонта, который, по стечению обстоятельств, остался целым, единственным, лежавшим на столе. «Какая уже, к черту, разница, за кого выйти? Пускай будет, что будет», — она устало выдохнула и слабо рассмеялась, запрокинув голову к потолку.

***

Гермиона планировала позвонить ему следующим утром и положительно ответить на озвученное ранее предложение. Но на следующее утро женщина не позвонила. Не позвонила в обед, и вечером телефон тоже остался нетронутым. Она не изменила своего решения, принятого вчера вечером, однако, желания озвучивать его пока не было. У неё в запасе были еще целые сутки, и целые сутки она могла никому не принадлежать. Ни Корбану, ни Гонту. Она все еще была Гермионой Яксли и вскоре сменит фамилию снова, но именно эти сутки она могла быть Гермионой Дагворт-Грейнджер. Девушкой, которая мечтала получить образование, выйти замуж за любимого человека и создать свою семью. Она хотела бы, чтобы профессия её мужа была связана с далекими странами. Владения Короны распространялись далеко за пределы Европы, и она мечтала увидеть тропические страны, Южную Африку, Египет, Большой Барьерный риф в Австралии и далекий теплый океан. Он мог бы работать археологом, а она медсестрой или учительницей. Через несколько лет, когда они оба насытились бы юностью сполна, она с удовольствием родила бы ему несколько детей, в идеале, конечно, два мальчика и девочку. Когда дети бы немного подросли, они бы продолжили свое путешествие, а ближе к старости вернулись бы в родную Англию, чтобы мирно доживать свой век. Но её помолвка была оглашена раньше, чем она ожидала, с мужчиной, которого впервые увидела на смотринах. Вдвое старше неё, он выглядел как тот самый человек, которым она бы хотела быть. Который сполна насытился юностью, нашел свое место в мире и был готов к браку. Он имел у себя за плечами большой опыт, образование, работал в фирме и, наверное, имел много разных историй о своей жизни. Тогда, сидя рядом с родителями напротив семьи Яксли, она не ощущала к своему будущему мужу ничего, кроме зависти. Ведь она, у которой все было только впереди, сейчас должна была забыть обо всем, о чем мечтала, и подарить себя супругу, чистую и непорочную, без идей, планов, без жизни. И она отдала, потому что ничего не могла с этим поделать. Она взяла свою идеальную картинку будущего и вложила в рецепт семейной жизни. Всё, на что была теперь годна. К счастью, ей повезло. Корбан был хорошим человеком, и она даже смогла по-своему полюбить его спустя несколько лет. Однако, это все равно было совсем не то, о чем она мечтала. И каждый раз, когда слышала о желании сына Моники стать моряком, испытывала от этого необъяснимое раздражение, словно маленький ребенок уже имел в жизни больше прав, чем она. Гермиона не знала, что ждет её в супружестве с Гонтом, но сегодня она могла не думать об этом. Могла и не думала.

***

Утром следующего дня она вышла на улицу, сильнее кутаясь в шерстяной платок и пальто. Небо было сизым, тягучим, и пахло приближающейся грозой. Облака сильнее сгущались, вплотную прилегая друг к другу. Гермиона втянула носом воздух и посмотрела вверх на синее небо, на котором кто-то словно случайно разлил банку серой краски. Ей нужно было успеть зайти в несколько лавок и магазинов, чтобы пополнить запас продовольствия. Она с сомнением посмотрела на гараж, где стояла машина Корбана, и потянула велосипед к выходу. «Какой толк от машины, если ты не умеешь её водить», — хмуро подумала она, с силой крутя педали по улице. Вокруг снова сновали соседи, спешили на работу клерки и секретарши. Бродячие собаки сбивались в кучи, провожая взглядом каждый проезжающий мимо велосипед в надежде, что это щедрый почтальон. Но, неизменно разочаровываясь, продолжали ждать. Покупки не заняли у неё много времени, поэтому уже через час с лишним она ехала в обратную сторону, двигаясь по направлению к дому. Первый выход в люди выдался легче, чем она ожидала. За неделю, проведенную в полной изоляции, могло показаться, что она растеряла базовые навыки общения, но это утро опровергло данную мысль. Гермиона без устали болтала с продавцами и знакомыми женщинами, впервые за это долгое время ощущая себя по-настоящему живой. По дороге назад она нагнала старенький велосипед Джона Кэрли, который как всегда был окружен стаей собак. Почтальон поздоровался с ней и, не сбавляя скорости, поинтересовался, может ли отдать ей утрешнюю газету прямо так, чтобы не останавливаться возле её дома. Гермиона согласилась и спустя пару минут уже держала в руке тонкую бумагу свежей прессы. Остановившись возле дома, она взяла велосипед за руль и осторожно завела во двор, прислонив к старой липе. Женщина планировала попробовать заняться сегодня уборкой и приготовить что-то на ужин, лишь бы отвлечь себя от тяжелых мыслей. — Гермиона! Это была Моника Браун. Гермиона выпрямилась, обернулась и улыбнулась соседке, которая только вышла из дома и подошла к низкому забору, который отделял их дома друг от друга. — А я надеялась, что смогу застать тебя по дороге в магазин, — разочарованно заметила Моника, осматривая её сумку, — но сегодняшние сборы прошли хуже, чем обычно. — Дети всегда неохотнее просыпаются, когда на улице темно и холодно, — с улыбкой ответила Гермиона. — Фрэнсис немного заболел, но мы все-таки решили отправить его сегодня в школу, пускай я до сих пор сомневаюсь, — протянула соседка. — Может, следовало оставить его дома? — спросила Гермиона, чем только сильнее вызвала обеспокоенность в груди Моники. — Джеймс сказал, что всё не так плохо, и я не стала спорить. — А я решила приготовить сегодня что-то новое, знаешь… немного отвлечься, — сменив тему, Гермиона указала на сумки. — Отличная идея, дорогая, — Моника закивала головой, — может, мне составить тебе компанию? Гермиона замялась. Она откровенно не была готова принимать гостей так рано, еще и в том же самом доме. Миссис Браун, казалось, поняла её замешательство. — А нет, погоди, я же обещала Селине и Консуэло чай сегодня вечером. Мы будем рады видеть и тебя. А, кажется, я тебе это уже говорила. Ну, в любом случае, приходи, хорошо? Я буду ждать. Гермиона кивнула головой, соглашаясь. — Звучит неплохо. Надеюсь, ты не будешь против, если я приготовлю что-то на десерт? Обычно, Моника ставила всё на стол самостоятельно и не особо любила, когда её гостьи «были вынуждены гнуть спину дома, чтобы принести что-то с собой». Но на этот раз она лишь улыбнулась и ответила: — Если это тебе принесет удовольствие, моя дорогая. Я думаю, к шести часам — это отличное время. Попрощавшись с соседкой, Гермиона вставила ключ в замок и вошла в дом, закрыв дверь с другой стороны.

***

Уборка никогда не была её любимым занятием, но Корбан был откровенно против посторонних людей в доме, даже если бы они приходили дважды в неделю. Она понимала его опасения и не возражала, хотя не отказалась бы от помощи по дому, учитывая то, что они вполне могли бы себе это позволить. Дом был относительно небольшим, но даже так на полноценную неторопливую уборку уходило около пяти часов. К счастью, они жили не в квартирных домах, поэтому Гермиона могла позволить себе начать с самого раннего утра и заниматься ею вплоть до обеда. Она не могла найти объяснения такому энтузиазму, но сегодня она принялась за уборку с невиданным ранее желанием. Занятая работой, она могла думать только о количестве пыли на полках или наличии домашних пауков в углу, а не про надобность совершить важный звонок около пяти или о том, что на самом деле случилось тринадцатого октября. И чувствовала себя сейчас практически хорошо. Вытащив чистое белье из стиральной машинки, она загрузила его в большой таз и потащила на улицу, пока там было еще относительно тепло. Ближе к вечеру она намеревалась забрать его обратно в дом. Покончив с этим, она осмотрелась в саду, подметив, что розы были в относительном порядке. Гермиона мало смыслила в садоводстве, но базовые этапы ухода могла обеспечить. В воде они явно не нуждались, так как вчера прошел сильный дождь, но обработать землю вокруг кустов специальными граблями было необходимо, на что она и потратила последующие двадцать минут. Закончив, она вошла в сарай, чтобы положить инструменты на место, когда наткнулась на деревянную будку, принадлежавшую их собаке. Она уже спрашивала у Моники, не видела ли она пса, на что соседка только развела руками. Спросить об этом у Гонта у неё не выдалось удобной минуты, но она глубоко сомневалась, что он вообще знал, кто такой Чарли. Миссис Браун сделала резонный вывод о том, что собака, по-видимому, сошла с дому на время её отсутствия, и, кажется, успокаивала её тем, что она все равно была довольно старой. Но легче Гермионе от этого не становилось. Закончив с уборкой, которая в этот раз закончилась довольно быстро, потому что, к её удивлению, в доме было не так грязно, она вымыла руки и принялась за выпекание булочек для последующего чаепития. Всё то время, пока она подметала и мыла пол, чистила ковер и поливала цветы, её не оставляло чувство, словно за ней кто-то наблюдает. Раньше она не замечала за собой таких сильных разгулов воображения, но, возможно, заключение в доме смертников не прошло для неё так легко. В конце концов, ей пришлось выглянуть в окно, пройтись по всем комнатам и заглянуть под кровать, чтобы убедиться, что там никого нет. Так и не придумав ничего лучше, чем просто убедить себя, что ей кажется, Гермиона принялась месить тесто, включив радио погромче.

***

Дом Моники Браун встретил её задорным детским смехом Фрэнсиса, которому миссис Селина Сэтлфил принесла миниатюрный кораблик из дерева. Карла дома не было, он с отцом отправился покататься по городу, не желая надоедать матери и её гостям. Фрэнсиса оставили дома из-за легкого насморка и наотрез отказались обращать внимание на его капризы. Они, однако, длились недолго, ровно до того момента, как перед ним опустился небольшой подарок. — Что нужно сказать, дорогой? — ласково обратилась к сыну Моника. — Спасибо, мадам! — воскликнул Фрэнсис и, ловко вывернувшись из объятий матери, проскакал на второй этаж в детскую, чтобы вдоволь поиграть. Селина улыбнулась и села на свое место. В этот момент в комнату наконец вошла Гермиона, держа перед собой коробку свежих булочек. — Ах, Гермиона, вот ты где! — Моника приветливо улыбнулась и поспешила к гостье, приняв из рук коробку, чтобы та могла расположиться с удобством. — Ты что, без пальто? Женщина покачала головой, приветливо улыбаясь остальным гостьям, которые разглядывали её с нескрываемым беспокойством. Кроме Селины Сэтлфил и Консуэло Тинли, она заметила еще Ровену Рэнди, супругу Сэма Рэнди, достопочтенного стоматолога, и Элизу Дож, чей муж держал юридическую фирму в городе. Они улыбнулись Гермионе в ответ, и она была благодарна за отсутствие каких-либо комментариев. Моника ворчала, что она непременно заболеет, и заставила её сесть на стул поближе к плите, еще горячей после ужина. За круглым столом на кухне Браунов красовались чашки, заварник и разнообразие сладостей, куда отлично вписались булочки с апельсиновой начинкой. — Я полагаю, ты воспользовалась моим рецептом? — мягко коснувшись её руки, спросила Селина. — Да, но я не уверена, что сделала всё так же бесподобно, как ты, — в тон ей ответила Гермиона, чувствуя себя, однако, не очень комфортно. То ли сказывалось её недельное отсутствие, которое успело обрасти не одной сплетней, то ли скромное черное платье слишком выбивалось из общей картины пестрых тканей, то ли еще что-то. Откровенно говоря, она сильно сомневалась, стоило ли ей вообще идти сегодня на чаепитие, но в конце концов собрала себя в кучу, понимая, что не хочет подливать масла в огонь соседских сплетен еще сильнее. Кроме того, от её последнего разговора с Моникой Браун осталось много вопросов, ответы на которые она и рассчитывала сегодня получить. Селина, высокая красивая женщина с элегантными чертами лица, приятно улыбнулась. — Брось, дорогая, мне всегда нравилась твоя выпечка. Особенно вафли. Слово за словом, и тяжелая атмосфера за столом рассеялась, уступая место привычной болтовне и сплетням. Гермиона охотно принимала участие в разговоре и улыбалась даже сильнее, чем ей хотелось, чтобы черное пятно её платья было единственным напоминанием о недавней трагедии. Женщины это понимали и не спешили заводить разговор о прошедшем, из-за чего Яксли поняла, что Моника уже успела рассказать всё, о чем они говорили тем вечером. И хоть она глубоко уважала их за решение не вспоминать об этом, и сама бы это поддержала, но её основной причиной прийти сюда была нехватка информации, а значит, придется завести об этом диалог самостоятельно. Она подняла голову, прислушиваясь к разговору, который вели за столом. Беседа плавно перетекла в обсуждение ткани. — Поллет Годдар носила такое в «Полиции нравов», — говорила Ровена, описывая, очевидно, какой-то наряд. — Он вышел два года назад, ну вспомни. Такой зеленый костюм, юбка карандаш и пиджак. Консуэло качала головой. Она никогда не отличалась хорошей памятью. — Мона Росс в её исполнении была просто очаровательна, она должна была получить за эту роль Оскар, — заметила Элиза Дож, держа в руках красивую чашку из любимого сервиза Моники. — Если бы не её огромное количество браков, она могла бы затмить саму Мэрилин Монро. — Брось, никто и никогда не будет лучше, чем Мэрилин, — возразила Селина, открыто симпатизирующая кинодиве. — Она абсолютный фаворит. — Точно! — воскликнула Ровена, прерывая возможную перепалку. — У Гермионы был похожий черный костюм. Ну вспомни, Консуэло! Гермиона, слышавшая суть разговора кивнула, подтверждая слова миссис Тинли. — Он у меня до сих пор есть, — сказала она, поставив чашку назад на блюдце. — Я была в нем на похоронах. В комнате повисло неловкое молчание, прерываемое звуками льющейся воды. Это Моника любезно доливала чай Селине. Приняв чашку, темноволосая красавица с неизменной вежливой улыбкой обратилась к Гермионе. — Похороны уже состоялись? Прошу прощения, мы об этом ничего не знали, иначе выразили бы свое почтение. Могло показаться, что Селина укоряла её за то, что она им ничего не сказала, но эта женщина, казалось, была вообще неспособна к порицанию. Ко всему она относилась на редкость понимающе и лояльно, и Гермиона не исключала, что это влияние её семьи, где все так или иначе были связаны с врачеванием и психологией. Тем не менее, Гермиона постаралась выглядеть как можно более вежливо и несчастно одновременно: — Я надеюсь, вы не в обиде за то, что я оставила факт похорон в тайне. Таковым было последнее желание Корбана: запомниться всем живым и в добром здравии. Церемония прошла довольно скромно, лишь я, его дальние родственники и священник. — Это у них ты гостила всю неделю? — с любопытством поинтересовалась Консуэло. Эта фраза лишь подтвердила подозрение женщины о том, что все уже давно всё знают. — Да, его двоюродная сестра на редкость милая женщина. Её дети уже выросли, поэтому моя компания пришлась ей как раз кстати. Сначала я не хотела ехать, но племянники настояли, чтобы я это сделала. И, в конце концов, я не пожалела. Если бы я осталась в этом доме совсем одна, боюсь, я бы сошла с ума. Женщины сочувственно закивали, а Моника добавила, невольно приковывая к себе всеобщее внимание: — Я бы не назвала эти частые визиты местных шерифов таким уж одиночеством, — соседка намазала кусок свежего хлеба джемом и откусила кусочек. — Частые? — уточнила Ровена. — Мне казалось, они приходили всего один раз. К нам, как минимум. Их что-то беспокоило, Гермиона? — Откуда ей знать? — недовольным тоном перебила её Браун. — Её же здесь не было. — Действительно, тогда зачем они приходили? И пять пар глаз с интересом уставились на неё. Титанических усилий Гермионе стоило не подавиться куском булки, пока она старалась побыстрее всё прожевать. — Понятия не имею, — как можно беспечнее ответила она. — Во время моего отсутствия всем управляли Гарри и Рональд, племянники моего мужа. Я в это время была у их матери. Когда я вернулась, они вскользь упоминали о разбирательствах касательно причины смерти, но ничего конкретного. Я думаю, это стандартная процедура, разве нет? Как часто они приходили? — невинно поинтересовалась она у Моники. На самом деле у Корбана не было никакой сестры, даже двоюродной, поэтому, конечно, не было и племянников, но это не помешало ей выдумать их, взяв два первых имени, которые пришли в голову. — Если мне не изменяет память, то едва ли не каждый день у двери рыскал кто-то в форме, — поджав губы, ответила она. — Но им никто не открывал, поэтому они уходили. Без понятия, чего они хотели. — Надеюсь, они не причиняли вам никаких неудобств? — продолжала гнуть свое Гермиона, изо всех сил стараясь не выдать своей обеспокоенности. — Нет, что ты, — поспешила заверить её Элиза, домой к которой, как ей известно, полицейские даже не приходили. — Всё в порядке, — добавила миссис Сэтлфил, которая до этого хранила царственное молчание. — Думаю, у них была еще парочка вопросов к тебе, как к супруге. Отдохнуть от всего было хорошей идеей, но уезжать так рано все-таки не стоило. Это могло навлечь их на ненужные мысли. Но, как я понимаю, сейчас вопрос решен? — Полагаю, что да, — ответила Гермиона после секундного раздумья, — меня больше не беспокоили. — В таком случае мы можем лишь помянуть душу Раба Божьего Корбана и пожелать, чтобы на Небесах ему было не хуже, чем на Земле, — провозгласила Селена. — Аминь, — хором ответили сидящие в кругу женщины.

***

Чаепитие растянулось на полтора часа, и если бы не возвращение Джеймса со старшим сыном, они могли бы сидеть и дольше. Гермиона тепло попрощалась с каждой из женщин и подтвердила свое приглашение в дом миссис Сэтлфил на следующих выходных. Покинув теплую кухню Браунов, она свернула по дорожке к себе домой, где приветливо горели огни на первом этаже. Гермиона побеспокоилась о том, чтобы по возвращении идти не в полной темноте, за что сейчас была себе благодарна. На первый взгляд встреча не принесла никаких плодов, однако, это только на первый взгляд. Полиция была здесь больше, чем дважды, и хоть она никак не могла бы узнать, кем была та женщина, которая выдавала себя за неё, Гермиона поняла, что ей скорее всего не удалось убедить полицейских. Ей не терпелось дойти домой, все обдумать и записать. Однако, перед этим нужно было еще кое-что уладить. Зайдя домой, Гермиона сразу же подошла к телефону и набрала номер, написанный на кусочке пергамента. На другой стороне послышался голос телефонистки, прежде чем снова пошли долгие гудки, извещая, что на этот раз она должна услышать нужный голос. Так и произошло. Спустя минуту ожидания трубку подняли, и он поздоровался. — Надеюсь, вы в добром здравии, мистер Гонт, — начала она, ответив приветствием на приветствие. — Благодарю, мадам, — послышалось на другом конце провода, — я полагаю, вы приняли решение? — Именно. Надеюсь, вы простите мне несколько часов задержки. — Несомненно, надеюсь, вы приятно провели вечер, — незамедлительно ответил он. Гермиона помолчала немного, гадая, знает ли он о том, где она была, или сказал это не думая. — Так оно и было, — решив не заострять на этом внимания, продолжила Гермиона. — Проведя долгое время в раздумьях, я всё взвесила и пришла к единому выводу о том, что ваше предложение для меня наиболее подходящее. Я согласна стать вашей супругой.