Trophy Wife

Гермиона слабо вздохнула и приложила руку к груди. Внутри крутилось столько разных мыслей, столько реплик, которые она могла бы сказать, но губы словно приклеились друг к другу, не позволяя ей вымолвить ни единого слова. Дышать вдруг стало так сложно, словно её корсет был перетянут вдвое сильнее положенного. Она сделала шаг назад и уперлась спиной в стену. Женщина видела, как коридор заполнялся людьми, знакомыми и незнакомыми, но не могла четко уловить их лица и действия. Они что-то говорили друг другу, жестикулировали и быстро расходились в разные стороны. Кто-то бросился к телефону. Никто не обращал внимания на едва дышащую миссис Яксли, прислонившуюся к стене. Радио на кухне транслировало задорную песню, вокруг сновало все больше незнакомцев, которых она не могла бы вспомнить, даже если бы хорошо постаралась. Кажется, кто-то взбежал по лестнице. Хлопнула дверь, кто-то снова заговорил. Громогласный голос над головой ответил ему. Гермиона открыла рот, пытаясь что-то сказать, привлечь к себе внимание или хотя бы воскликнуть, но мозг словно блокировал её желания, оставив ей лишь возможность безмолвно стоять подле стены. Стукнула дверь гостиной. Она услышала похожий на щебетание голосок Пенелопы. Её руки коснулись рук Гермионы, попытались оторвать женщину от стены и привести в чувство. Гермиона помнила, что пыталась что-то ей сказать, но было отвратительно беспомощна. Кружево перчаток Вальбурги остро ощущалось на коже её рук; они обе пытались сдвинуть Гермиону с места. Женщины с силой потащили её на себя, шатенка сделала шаг вперед и рухнула на пол, упираясь ладонями в почищенный накануне ковер. И, кажется, пришла в себя. Она вскинула голову вверх, щуря глаза от яркого света над головой. Взволнованные лица Вальбурги и Пенелопы показались почти сразу, они засуетились, пытаясь помочь ей подняться. Их платья зашуршали вокруг. В остальном, казалось, ничего больше не изменилось, в доме по-прежнему царил хаос, где никому, кроме таких же женщин, не было дела до неё и её горя. Высокая мужская фигура поблизости повернула голову к ней, и она узнала в ней мистера Гонта, который, как оказалось, никуда не отходил и всё это время был молчаливым свидетелем всего, что с ней происходило. Она уставилась на его лицо, на его темные глаза, которые казались ей сейчас далеким тихим оазисом. Возможно, это длилось секунду, возможно, вечность, но он первым отвел взгляд и двинулся в её сторону. — Прошу прощения, миссис Блэк, — негромко произнес он, подхватив Гермиону сзади под руки и с силой поставив на ноги, — заберите её, пожалуйста. — Подождите… — обретя способность снова говорить, пролепетала Гермиона, пытаясь повернуться к нему и что-то спросить, но мужчина уже втолкнул её в гостиную, в руки Друэллы, поджидавшей на пороге. Пенелопа и Вальбурга вошли следом, Гонт сказал несколько слов последней и захлопнул дверь, повернув ключ в замке.

***

Слезы настигли Гермиону минутами позже, когда она уже сидела на диване, окруженная женщинами. Пенелопа присела рядом, сжимая её руку и безуспешно пытаясь влить в неё тройную дозу успокоительного. Вальбурга беспокойно ходила по комнате, Друэлла стояла подле столика, обхватив себя руками. В её синих глазах читалось глубокое сожаление. Они все знали, что значила смерть Корбана для Гермионы. Неизвестно, из-за чего сильнее она рыдала: от смерти супруга или от осознания того, что её ждет. И никто из присутствующих женщин не стал бы её осуждать, если бы причиной её горя было собственное благополучие. Друэлла вздохнула и обменялась тревожными взглядами с Пенелопой. Они понимали положение, в котором находились и, чего кривить душой, чувствовали облегчение по поводу того, что это не их супруг умер сегодняшним вечером. Участь Гермионы не сулила ей ничего хорошего. Вскоре после похорон она снова выйдет замуж за одного из членов группировки и переедет к нему в дом, вынужденная оставить этот. Обычно с этим долго не затягивали: после сорока положенных дней женщина повторно вступала в брак. Верхушка клана очень опасалась, что жены гангстеров, которым те, так или иначе, посвящали в нюансы своей работы, не удержат язык за зубами, если их выпустить из поля зрения после смерти мужа. И Гермиону эта участь не обойдет стороной. По большей части потому, что её супруг имел неограниченный доступ ко всей информации вкупе с трепетной любовью к своей жене, о чём всем было известно. Друэлла протянула руку и убрала прилипшие к лицу Гермионы пряди волос, нежным движением отделяя их друг от друга. — Дорогая… — со звенящей жалостью проговорила она, собирая темные брови домиком, — мне больно на тебя смотреть. Прими успокоительное, я прошу тебя. — Господи, Дру! — воскликнула Гермиона, отнимая ладони от мокрого лица и вглядываясь в обеспокоенное лицо Блэк, словно ждала, что та сообщит ей, что это сон. — Что мне делать? Друэлла ограничилась жалобным лицом, бросив беспомощный взгляд на подошедшую Вальбургу. Пенелопа гладила Гермиону по плечу и тоже смотрела на вторую Блэк. Они не знали, что ей ответить, и надеялись, что Вальбурга, как самая старшая из них, подберет нужные слова. — Послушай, милая, ты Яксли, — подала голос Вальбурга, сев по другую руку от Гермионы. Было слышно, как она изо всех сил пытается донести свою мысль и не навредить ей еще сильнее. — У тебя есть шансы войти в семью побогаче с учетом того, что ты была женой со-основателя клана. Мы сделаем всё, чтобы убедить их подобрать тебе хорошую партию. У Сигнуса и Ориона нет особого влияния на Тома, чего не скажешь о Малфое. Но все вместе они точно уговорят его позаботиться о тебе. Пенелопа будет просить мужа за тебя. Мы все будем. Леди Гонт, я уверена, тоже не оставит это без внимания. Пенелопа энергично закивала головой и сильнее сжала ладонь Гермионы. В ответ женщина лишь сильнее залилась слезами, прижимая ладони обратно к лицу. — Что мне делать... что мне делать? — бормотала она, пока Вальбурга со вздохом прижимала её голову к своей груди. — Как мне дальше жить без него? Прошу, скажите, что это неправда, я умоляю! На последних словах её голос сорвался на фальцет, сопровождаемый громкими рыданиями. Пенелопа наклонила голову и молча перебирала пальцами кончик скатерти на миниатюрном столике. Друэлла опустилась в одно из мягких кресел, не проронив больше ни слова. На лице Вальбурги застыло выражение скорби. Никто не знал, чем ей помочь.

***

Большой свет в гостиной был потушен, оранжевые лучи неуверенно выглядывали из-за полу-прикрытой двери на кухню. Гермиона все-таки послушала Пенелопу, позволив ей влить в себя несколько глотков воды с успокоительными каплями, и сейчас полулежала на диване, положив голову на ноги подруги, а свои — опустив вниз. Изредка она отвечала на их стандартные вопросы о самочувствии, и гостиную снова поглощала тишина. Но в самом доме тише не стало. Хлопали двери, гремели ботинки по лестнице, слышались приглушенные разговоры и звон разбитого стекла. Несколько раз кто-то звонил по телефону. Друэлла подвинула кресло ближе к двери и пыталась разобрать что-то из редких диалогов, но чаще всего из-за двери слышалась только беспорядочная возня. — Они пытаются перевернуть дом вверх тормашками, — прошептала она, подойдя ближе к столу, на котором Вальбурга ранее поправляла сервиз. Делала она это так внимательно, словно это имело какую-то ценность. Женщина вернула все сладости на общую тарелку, сложила отдельно ложки, поставила блюдца друг на друга и закрыла сахарницу. Когда всё, до чего она могла дотянуться, было в приемлемом порядке, она принялась перебирать их рукоделие. Вальбурга не могла просто сидеть, ей кровно нужно было чем-то занять руки. Когда Друэлла подошла к ней, она убирала ножницы в футляр. Блэк подняла голову и ответила: — Глупости. Что они могут там искать? — Как ты думаешь, его могли, ну... — женщина нахмурилась и посмотрела на Гермиону, словно ожидая, чтобы та как-то вклинилась в разговор. Но, судя по её виду, это мало её волновало. Скорее всего ни она, ни Пенелопа, поглаживающая её волосы, вовсе не слышали их диалог. — Не думаю, — отозвалась Вальбурга, посмотрев на неё. — Это не наше дело. Просто подождем, когда они закончат, — отвернувшись, она вернулась к своему занятию. Шкатулку для шитья Гермиона оставила на кухне, поэтому Вальбурге пришлось идти туда, чтобы её взять. Стукнула рама, женщина открыла там окно и вернулась к ним, принеся с собой свежий ветер с улицы. Друэлла бесцеремонно стояла на одном колене, прислоняя ухо к замочной скважине и пытаясь разобрать что-то толковое. Но, судя по тому, как она хмурилась, ничего не было слышно. — Поднимись с колен, — негромко попросила Вальбурга. Друэлла махнула на неё рукой. Раздосадованная, Вальбурга прошла вглубь комнаты, поднимая оконную раму и в гостиной. Она бы обязательно прочитала ей урок о том, как стоит себя вести в высшем обществе, но понимала, что сейчас не самое лучшее время. Разочарование мелькнуло на лице Друэллы, когда она поднялась с колен и села на одно из кресел, принимаясь отряхивать платье. — Ничего не слышно. Гермиона шумно выдохнула, привлекая к себе всеобщее внимание. Пенелопа продолжала держать её за руку, мягко перебирая волосы. Шум за дверью постепенно сходил на нет, кажется, большинство людей уже покинули дом. Они слышали, как туда-сюда ездили автомобили. Десять минут назад хлопнула дверца последнего из них и стало совсем тихо. Гермиона молча наблюдала за тем, как покачиваются от ветра занавески. Иногда его порывы достигали её измученного лица, даруя секундное облегчение. Ей хотелось подняться и подойти к окну, чтобы полностью ощутить на себе это чувство, но она понимала, что едва ли сейчас сможет хотя бы принять вертикальное положение. Она закрыла опухшие глаза и пожелала, чтобы это все было не более, чем сном.

***

Спустя час за ними так никто и не пришел. На улице полноправно хозяйничала ночь, в комнате стало совсем холодно. Не рискуя зажигать высокий свет в гостиной, женщины все так же обходились мягким свечением кухонной лампы, которую Гермиона обычно включала по вечерам. Гостьи расселись полукругом возле хозяйки дома, непривычно тихие. Они обсудили всё, что смогли услышать, но так и не пришли к единому выводу, что именно происходило за закрытой дверью. Обсуждать смерть Корбана казалось им неуместным, игнорировать произошедшее и перебрасываться типичными вежливыми фразами на скучные темы — тем более. Поэтому они тихо передвигались по комнате и изредка комментировали то, что увидели в окне, в остальном же оставаясь безмолвными, за что Гермиона была им очень благодарна. Свет во всем доме был потушен. Казалось, он был совсем пуст, не считая гостиной. Изредка покой был нарушен шуршанием платья Друэллы, которая выглядывала из окна, или Пенелопой, единственным занятием которой на протяжении получаса, было завязывание бахромы на больших подушках в небольшие пучки. На кончиках некоторых были нанизаны небольшие бусины, которые то и дело ударялись друг о друга. Периодически за окном скулил и громко лаял Чарли. Гермиона закрыла глаза и сжала ладонями лоб. — У тебя нет запасного ключа? — поинтересовалась Пенелопа, сильнее кутаясь в теплый шерстяной плед. Гермиона ответила не сразу, вообще не имея желания ворочать языком. Она хотела уснуть и на утро узнать, что это всё просто ночной кошмар. — Зачем мне два ключа от гостиной? — нехотя отозвалась она, раздраженная таким глупым вопросом. — Я понятия не имею, зачем достали этот. Малфой больше не доставала её, поэтому она могла занять себя мыслями о том, откуда там действительно взялся ключ. Она не припоминала, чтобы доставала его, но Корбан мог бы сделать это и без неё. Впрочем, сейчас это было не особо важно. Ключ мешал им покинуть комнату, и она уже всерьез подумала о том, чтобы попробовать выбраться через окно. Словно подтверждая её мысли об окнах, Друэлла, всё еще стоящая там, подала голос: — Их там человек десять, не меньше, — поджав губы, сделала заключение Блэк, выпутавшись из шторы, в которой провела последние десять минут. — Вокруг дома. Но машин не вижу. — Мало места для машин под домом, — заметила Вальбурга, постукивая пальцами по корешку книги, которую нашла на подоконнике. Кажется, это было что-то про выращивание роз. Скучное чтиво. — Это привлекло бы внимание соседей. Неудивительно, что их отогнали. Гермиона отдаленно кивнула. Их соседи, пускай и были людьми порядочными, но невероятно любопытными. Например, миссис Моника Браун с мужем и их двумя сыновьями. Моника иногда останавливалась болтать с ней на почте, в магазине или на рынке, а так же часто окликала её во время работы в саду. Её палисадник располагался очень близко к кухонному окну в доме Яксли, чем женщины часто пользовались, чтобы переброситься словом-другим. Её любимой подругой была мадам Тинли, с которой они устраивали чаепития чуть ли не каждый день, на которых с удовольствием проходились по всем соседям несколько раз ко дню. Гермиона, пускай и делала вид, что не особо любит посплетничать, в глубине души отдавала этому занятию гораздо больше времени и энтузиазма. Но, однако, она должна была следить за своим языком гораздо сильнее, чем миссис Браун и миссис Тинли, так как сфера деятельности её мужа выходила далеко за рамки закона. Но они, конечно, даже не подозревали их семью в подобном: Корбан имел официальную должность на государственной службе в качестве секретаря и получал свою заслуженную небольшую зарплату. От мыслей о Монике Браун её отвлек звук поворачивающегося в двери ключа. Женщины одновременно вскинули головы вверх, Пенелопа опустила на пол ноги, которые успела подтянуть к себе, чтобы согреться. Гермиона тоже вскоре обратила свое внимание на вход, но на несколько секунд позже, чем остальные. Из-за непомерной дозы успокоительного, которое влили в неё подруги, она плохо соображала и могла думать только о чем-то одном. Дверь отворилась, пропуская в комнату Габриэля Розье. Вид его был далеко не такой презентабельный, каким он был вечером прошлого дня, и он не сменил одежду. Мужчина сделал пару шагов вперед и мрачно заговорил. — Леди, машины готовы отвезти вас по домам. Мы приносим извинения, что были вынуждены задержать вас так долго. Прошу, — он сделал шаг от двери и вытянул правую руку. Переглянувшись, женщины поднялись со своих мест, поправляя платья и бросая взгляды на Гермиону, которая осталась сидеть на своем месте. Очевидно, они были счастливы наконец покинуть гостиную и отдохнуть, хоть старались этого не показывать. Они двинулись к выходу, огибая высокую фигуру Розье. Поравнявшись с братом, Друэлла задала ему вопрос: — А Гермиона? — О миссис Яксли мы позаботимся. Ступай к мужу и детям, — коротко бросил Габриэль, сверкнув глазами на младшую сестру. Она поджала губы, но ничего не сказала, молча покинув комнату. Мягко стукнула дверь за их спинами, послышались шаги в коридоре. Шорох в коридоре оповестил их о том, что женщины покинули дом. Из окон гостиной можно было видеть, как Чарли подбежал к ним, беспокойно снуя вокруг их фигур и рассеянно виляя хвостом. Он жаждал увидеть кого-то из хозяев, но неизменно разочаровывался. Хлопнули дверцы машины, загудели моторы, и автомобили неторопливо покатили по дороге от ворот. Дом снова окутала тишина, прерываемая лишь собачьим воем. — Миссис Яксли, — голос консильери прорезал её тяжелые мысли. Она забыла, что он всё еще тут. — Вы поедете со мной. В комнате по-прежнему царил полумрак, а влага в глазах мешала разглядеть его лицо, поэтому женщина опустила голову и коснулась кончиков глаз своим платком, восстанавливая зрение. Теперь она могла взглянуть на него более трезво. Вид у мужчины был довольно уставший и, как ей показалось, даже слегка отчаянный. Аккуратно зализанные накануне волосы растрепались, выглаженный серый костюм в клеточку местами помялся, очки пропали с его переносицы и покоились в нагрудном кармане. Опустив взгляд, она заметила большое количество пыли на его ботинках, но подумать о её происхождении времени не выдалось: ладонь появилась перед её лицом. — Миссис Яксли, — с нажимом повторил мужчина, протягивая ей руку еще ближе. — У нас нет времени. — Мы поедем к Корбану? — прочистив горло, уточнила Гермиона. Мужчина просто кивнул. — Он правда… с ним… он точно был уже мертв? — невнятно проговорила она, не имея возможности собрать мысли в целое предложение. — Боюсь, что это так, мэм, — помолчав, ответил он. — К моему великому сожалению. До последнего она хранила в сердце надежду, что им удалось спасти её мужа. Но чуда не произошло. На самом деле, она поняла это сразу же, как он вошел в гостиную. — Но почему? — подбоченившись, уточнила Гермиона. Габриэль поджал губы, нахмурился и, казалось, задумался над тем, что она спросила. В конце концов, он расслабил черты лица и негромко произнес: — Пока я не могу сказать точно, медики работают над выяснением причин, но, уверяю вас, мы приложим все усилия, чтобы выяснить правду. — с этими словами он снова протянул к ней ладонь, облаченную в кожаную перчатку. — Время, мэм. Нужно ваше присутствие. Женщина медленно кивнула и вложила ладонь в его руку, которую мужчина быстро сжал и неторопливо дернул её наверх, резко поставив в вертикальное положение. Голова тут же закружилась, картинка перед глазами замелькала мутными пятнами. Организм не был готов к столь резкой смене положений и на фоне пережитой накануне истерики совсем ослаб. Гермиона охнула и приложила ладонь ко лбу, прикрыв глаза. Габриэль, однако, проигнорировал её состояние, перехватив за руку чуть выше локтя и протащив за собой по всей гостиной к коридору. Видимо, они и правда куда-то очень спешили, раз даже такой обходительный джентльмен, как Габриэль Розье, обходился с ней довольно грубо. В другой раз она бы непременно возмутилась, но сегодня Яксли не хотела создавать еще больше хлопот, поэтому молча последовала за ним, едва перебирая ногами за его быстрой поступью и моля богов, чтобы её неловкая походка не слишком его раздражала. В остальном доме царила кромешная мгла, дорогу освещал лишь слабый свет из кухни за их спинами, который с каждым шагом становился всё меньше и бледнее. Но даже так было очевидно, что за пределами гостиной царил настоящий хаос. Двери были беспардонно распахнуты, на лестнице лежали какие-то вещи, миниатюрная тумба, которую она поставила в коридоре на время прихода гостей, была открыта, ящики и их содержимое вывалено на пол, ковровая дорожка сбилась складками в некоторых местах, демонстрируя пол из темного дерева. Ступая следом за Розье, который, казалось, ускорился еще сильнее, стоило им покинуть гостиную, она почувствовала, как под каблуками её туфель что-то хрустит. Бросив взгляд под ноги, она успела уловить неяркие проблески фарфора, который, очевидно, никто не удосужился убрать. Имея подозрение на то, что они разбили дорогую китайскую вазу, она поплелась дальше. Занятая мыслями о вазе, она случайно наступила на что-то, пока они пробирались вперед. Послышался хруст дерева, Гермиона вцепилась в руку мужчины, пытаясь удержать равновесие. Габриэль стальной хваткой удержал её плечо и поставил на ноги, подходя ко входной двери. Свет из кухни к этому времени почти полностью исчез, освещая лишь слабые силуэты домашней мебели. У Гермионы наконец перестала кружиться голова, и она смогла освободиться от хватки Розье, самостоятельно надевая на голову какую-то шляпу и пальто. Габриэль нажал на ручку и распахнул дверь, впуская в дом осенний холод. Пронизывающий ветер тут же врезался ей в лицо. Она поспешила закутаться в пальто еще сильнее, пока мужчина рядом вел её под руку к автомобилю возле дома. Она не могла понять, было ли это то авто, на котором он приехал, или нет, вокруг было слишком темно. Мягко шуршал гравий под её ногами, вдали слышались крики диких птиц и собачий лай. Неожиданно, ей в руку уткнулось что-то влажное, Гермиона вздрогнула и опустила ладонь на холодную морду Чарли, чей тихий скулёж разрывал ей сердце. Но, кажется, он был рад видеть хозяйку. — Чарли, — прошептала она, поглаживая его по большим мягким ушам. — Мэм, — с нажимом произнес Габриэль, открыв перед ней дверь. Гермиона отвлеклась и села на заднее сиденье, надеясь, что хоть немного успокоила своего старого пса. Мужчина не заставил себя долго ждать: бегом обошел машину и занял водительское место. Взревел мотор, зажглись фары, осветив небольшое пространство перед домом, и они двинулись в путь. Гермиона не задавала ему никаких вопросов, ей и так было очевидно, куда они едут. Её ждет долгий день в больнице, бумаги, организация похорон, а после всего этого — хмурое безнадежное будущее, которое встречало супруг каждого убитого гангстера. Она прислонилась головой к окну и почти молила небо о том, чтобы их машина по дороге врезалась в другую.

***

В пути она задремала. Легкое постукивание по стеклу вынудило её проснуться и постепенно открыть глаза. Высокая фигура её ночного попутчика заслоняла лучи раннего солнца, стремившихся попасть в салон автомобиля. Гермиона выровнялась, разминая затекшую шею. Голова неприятно пульсировала после сна, ладони и ноги замерзли. Видимо, они простояли так довольно долго. Убедившись, что она отодвинулась от двери, на которой возлежала, Габриэль щелкнул ручкой и открыл дверь машины, впуская свежий воздух гулять по душному салону. — Я дал вам немного поспать, миссис, — учтиво произнес Розье, подав ей руку и помогая выбраться из авто, — но больше я не могу задерживаться. Меня ждут. Гермиона выбралась наружу на негнущихся ногах, плотнее запахивая пальто, которое при свете дня оказалось ей великовато. Но ни сегодня, ни тем более вчера это не имело никакого значения. Пока мужчина закрывал за ней дверь авто, она позволила себе оглядеться и откровенно удивилась тому, что увидела. Вокруг был абсолютно безжизненный пейзаж, во все стороны от них тянулись бесконечные поля, которые лишь иногда прерывались невысокими деревьями и дикими кустарниками. Женщина недоуменно развернулась, упираясь глазами в невысокое двухэтажное здание, покосившееся от времени или человеческой небрежности. К нему вела диковатого вида дорожка из широких плоских камней, которая терялась в идентичных неухоженных растениях, часть которых намертво вплелась в старую изгородь белого цвета. — Мистер Розье… — неуверенно начала Гермиона, видя, как мужчина двинулся по направлению к дому, с силой освобождая калитку от особо буйных стеблей. — Что мы здесь делаем? — Пройдите скорее, миссис Яксли, — ответил он, — нам некогда. Скорее же, скорее, — он поманил её ладонью, видя, как женщина всё еще сомневается. Его недовольный тон и впрямь заставил её сдвинуться с места, хоть она и имела большие сомнения касательно того, что он говорил. Корбан всегда отзывался о Габриэле Розье очень хорошо и говорил, что она может верить ему, что бы не случилось. Более того, это был брат Друэллы, и Гермиона знала его как хорошего человека, не смотря на то, чем он занимался. Он не стал бы причинять ей вред. У него даже не было для этого никаких весомых причин, поэтому она послушалась и двинулась вперед, подгоняемая мужчиной сзади, не желая создавать ему неудобства своей глупостью. Может, Корбан внутри? — Но, право слово, я не понимаю, что мы здесь делаем, — протянула Гермиона, стоило им войти внутрь дома. Мужчина зашел следом, закрыв за собой старую скрипучую дверь. Её приходилось слегка приподнимать, чтобы она полностью вошла в проём. Обстановка внутри была откровенно пугающей. Дом, представляющий собой заброшенное место, внутри тоже не блистал комфортом или уютом. Их встретила большая, но унылая комната, грязная внутри. Одинаковые доски из светлого дерева со странными красными рисунками были единственным декором для покосившихся от времени стен. Пол и потолок был сделан из более крепкой темной древесины. Возле забитых досками окон стоял большой стол и два стула. Кроме них Гермиона увидела большую железную вешалку и печь, благодаря которой в доме поддерживали тепло. Для женщины было странно видеть возле неё внушительную охапку хвороста и обвязок дров, словно здесь действительно собирался кто-то жить. Она обернулась на своего спутника и уставилась в его хмурое лицо. В глубине души Гермиона уже была не до конца уверена в добрых намерениях Габриэля. — Где Корбан? Я думала, мы едем к нему. Зачем я здесь? — взволнованно спросила она. В ответ Габриэль лишь покачал головой и сделал шаг к ней. — Вы, миссис Яксли, думали, что можете обмануть клан? — негромко начал он, сложив руки за спиной. Выражение лица не выражало ничего, однако его глаза выдавали ту гамму чувств, которую он сейчас переживал. Гермиона нахмурилась. — Корбан Яксли не просто умер, он был отравлен. Признаюсь честно, до конца я не хотел верить в это, наивно полагая, что всё это и правда воля случая. Сломанное окно в комнате, крепкий табак, тяжелая для его желудка пища, в которой вы его все время ограничивали. Всё вместе это и правда может составлять угрозу для человека его возраста. Просто так получилось, не так ли? Полиция бы загоняла вас вопросами, но после медицинского заключения вкупе с положительными оценками от соседей вам бы, в конце концов, поверили. Говоря это, он хмуро смотрел ей прямо в глаза, словно человек, смертельно разочарованный её действиями. До Гермионы не сразу дошел смысл его слов. — К чему вы клоните, мистер Розье? — недоуменно переспросила женщина, удивившись, каким глухим был её голос. — К моей причастности? К его смерти? — Я не клоню, — твердо ответил он, в его голосе послышались ожесточенные нотки. — Это чёткое заявление. Вы отравили Корбана Яксли. Лицо мужчины, за ночь ставшее еще более уставшим, выражало сейчас абсолютное отвращение, словно ему была противна сама мысль о том, чтобы поговорить с ней еще хоть чуть-чуть. Кажется, даже выдержка идеального консильери, которым он был, его подвела. В синих глазах плескалась ярость, совмещенная с долей обиды. Гермиона тем временем теряла хрупкие крохи самообладания. — Что за вздор! — воскликнула она, схватившись холодными пальцами за края пальто. — Да я бы… я бы никогда… о чем вы вообще говорите? Вы осознаете, кому вы это говорите? Я даже думать бы о таком не смела, даже в шутку, даже… я не делала этого, поверьте, он моя единственная опора в этом мире, я бы не могла… — Закройте свой рот, — поджав губы, он сделал яростный взмах рукой, заставляя её прекратить поток бессвязной речи. — Я обещал вам правду, вы услышали правду. Но это явно не то, на что вы рассчитывали. Розье тяжело дышал, возвращая себе самообладание. Женщина отшатнулась, словно опасалась, что он может убить её прямо сейчас. — Мистер Розье, вы говорите абсолютный бред, — слабо проговорила Гермиона, то сжимая то разжимая пальцы. Она едва ли могла заставить себя не закричать в голос. — Зачем мне это делать? — Ответ на этот вопрос я и сам бы очень хотел услышать, — горько ответил Габриэль, сжав руку в кулак. — Зачем вы это сделали? Он же доверял вам, как никто другой! — С чего вы взяли, что это я?! — в сердцах воскликнула Гермиона, ощущая, как тяжело ей становится дышать. — Вчера мы провели достаточно времени над изучением ситуации. Первоначальная мысль о смерти в результате стечения обстоятельств была закрыта после глубокого осмотра, проведенного доктором Ноттом. Он отбросил эту мысль после того, как обнаружил признаки отравления. Мы нашли яд в десерте. Определить состав было непросто, но Орион Блэк смог сделать это. Неплохой выбор, сказал бы я вам, не будь мы сейчас в той ситуации, в которой мы есть, — продолжил он, буравя её взглядом, — Дон поддал каждого из нас тщательному допросу, но, в конце концов, мы все решили, что искать нужно за пределами круга подозреваемых. И пришли к вам, единственному человеку, который пользовался безоговорочным доверием покойного. Никто не мог бы исхитриться и добавить яд в десерт на глазах восьми человек в комнате, значит он попал туда задолго до того, как появился в комнате. И единственный человек, который к нему прикасался — вы. Он на секунду замолк, восстанавливая дыхание. — Будь моя воля, я бы пристрелил вас на месте, — более спокойно продолжил он, словно не говорил сейчас об потенциальном убийстве. — Ваше счастье, что дон хочет потратить еще некоторое время на несколько дополнительных допросов, прежде чем вынести приговор. Хотя, как по мне, всё очевидно. Бьюсь об заклад, здесь не обошлось без руки леди Гонт, который вы, очевидно, симпатизируете. Вы пробудете в этом доме то количество времени, которое будет нужно нам. Он полез рукой в карман и бросил ей сложенный в несколько раз лист бумаги, который она неловко попыталась поймать на лету. — Можете ознакомиться, это медицинское заключение. Заняться здесь особо нечем, поэтому можете попробовать выдумать себе какое-то оправдание к тому времени, как я вернусь в следующий раз. И даже не думайте о побеге: для вас всё закончится прежде, чем начнется. Окна заколочены и закрыты, если вы попытаетесь выбить стекло и бежать, люди возле дома будут стрелять на поражение. Поверьте, они будут только рады избавиться от вас. Одно небольшое окошко открыто в комнате сверху, но вы не пролезете туда, даже не старайтесь. Но если и случится чудо, и вы сможете это сделать, то придется прыгать вниз, и вы разобьетесь о камни внизу или будете пристрелены кем-то из охраны. Если вы останетесь живы и сможете пройти несколько миль отсюда, наши собаки вас догонят и разорвут на мелкие кусочки. Любая попытка к бегству будет приравниваться к принятию вами своей вины незамедлительно. — Прошу вас… я этого не делала… — прошептала Гермиона, в ужасе качая головой. Но Розье остался глух к её мольбе. — На кухне есть ящик с продуктами и бочка с питьевой водой, это всё, что будет доступно для вас в этом доме. Постарайтесь не использовать запасы в первый же день, потому что никто не будет делать для вас исключение и пополнять их. Я прибуду, когда будет нужно, для того, чтобы принести вам конец, достойный предательницы. Никто еще не выходил из этого дома живым, и вы не будете исключением. И для меня будет великой честью видеть ваше бездыханное тело. Всего хорошего. С этими словами он надел на голову шляпу, повернулся и вышел из дома, оставив Гермиону отрицательно мотать головой в совершенно потерянных чувствах. Она слышала, как скрипнула дверь, повернулся замок, и его каблуки застучали по дорожке от дома. И в тот же момент на неё свалилось полное понимание того, в каком она положении. Гермиона бросилась к двери, ударившись о неё своим телом. — Нет, нет, подождите, прошу вас, я невиновна! Мистер Розье! Я прошу вас! Я невиновна! — она с силой затарабанила руками по двери, отчаянно дергая за ручку. — Прошу… Но послышался гул мотора, привычно хлопнула дверь его машины, и мужчина покинул двор. Гермиона сползла вниз по двери и прижала ладонь ко рту, пытаясь подавить всхлип ужаса.

***

Дом был последним пристанищем смертников. Вдали от города, без единого намека на цивилизацию, старый, грязный и заброшенный, он не привлек бы ничье внимание, даже если кому-то и не посчастливилось бы сюда заглянуть. Мафия свозила сюда всех неугодных, с которыми по тем или иным причинам не могла разобраться на месте. Корбан мало говорил об этом, но, кажется, такие места назывались «оазисом». Здесь маялись люди, ожидавшие своего часа, и постепенно сходили с ума от той неизвестности, в которую их поместили. Не было никаких сроков удержания их в подобных тюрьмах, но все, так или иначе, заканчивали здесь свою жизнь. Неважно, в тот же день или через месяц. После их убивали одним из возможных способов и хоронили на отдаленных кладбищах. Она обошла, лучше сказать, оббежала, весь дом еще в первый час, гонимая желанием сделать хоть что-то, словно магический предмет в одной из комнат мог убедить Розье в её невиновности. Гермиона металась по дому, переполненная чувствами, с которыми не могла совладать. Обида, гнев и растерянность сдавливали её грудь стальными тисками, не позволяя ни одной слезинке скатиться по щекам. Женщина бросалась из комнаты в комнату, колотила дверь ногами до тех пор, пока каблук на одной из туфель не отпал, и громко кричала, умоляя выпустить её. Она всё еще не могла примириться с тем, что услышала с утра. Как они могли подозревать её, обвинять её в чем-то настолько грязном? В настолько низком и отвратительно греховном? Это было немыслимо. Гермиона не могла успокоится даже на минуту, чтобы позволить своим мозгам здраво оценить ситуацию и прикинуть возможные сценарии, по которым они могли бы прийти к такому результату. Она была просто морально растоптана. Из-за двери послышался выстрел и грубый голос, в нецензурной манере желая ей заткнуться раньше, чем её пристрелят, и она, в ужасе прижимая ладонь ко рту, отползла от двери, изо всех сил сжимая руки на губах, чтобы не пропустить ни одного неконтролируемого взвизга. Ткань платья собрала всю грязь с пола, пока она неловко двигалась к центру комнаты, к печи. Колготки на коленях порвались, и ветхая поверхность пола неслабо прошлась по оголенной коже. Она вскрикнула еще раз, схватившись руками за свое колено и со слезами на глазах осматривая две занозы, которые вошли глубоко в кожу. Всхлипнув, она издала еще один вскрик, корча лицо в предыстеричных судорогах, и все-таки позволила себе громко разрыдаться, сидя на полу лачуги.

***

Спустя несколько часов от её первого эмоционального всплеска, за которым последовал глубокий обморок, она снова стояла на ногах, слегка скосившись на бок из-за отсутствия каблука на одной из туфель. Она избегала думать о Корбане как о покойнике, старательно увиливая от этой темы в своей голове, однако, сменить тему на что-то более позитивное в реалиях места, в котором она находилась, было попросту невозможно. Поэтому она, так или иначе, возвращалась к ней время от времени в перерывах между истерическими всхлипами и стонами. Ей просто нужно было обойти дом еще раз, более спокойно, хотя бы для того, чтобы убедиться, что все здесь реально. Внутри он оказался просторнее, чем снаружи, но, возможно, причиной тому была скудная обстановка комнат. То, что она изначально приняла за красные узоры на стенах, на самом деле оказалось кровавыми разводами, украшающими крайний левый угол гостиной, в котором стояла железная вешалка. Приглядевшись к ней, она заметила остатки крови и на её ручках, с ужасом понимая, что здесь проводились пытки. Тошнота подкатила к её горлу, и ей пришлось с силой развернуться и вдохнуть носом душный воздух, чтобы избавиться от этого опасного чувства. Осматривая всё во второй раз, она понятия не имела, каким образом с такой легкостью пересекала комнаты впервые. Вокруг было грязно, пыльно и, вероятно, местами даже небезопасно. Она покосилась на гнилую доску в полу и предусмотрительно обошла её, приблизившись к покосившейся от времени стене. Удивительно, что дом не развалился от той силы, которую она вложила в попытки выбить дверь. От устрашающего угла в «гостиной» она сбежала в соседнюю комнату, которая оказалась кухней. Там стоял видавший жизнь крепкий стол, поверхность которого раскололась и покрылась грязью и плесенью, старая плита, не в лучшем состоянии, высокий пыльный буфет и бочка с питьевой водой, единственная чистая вещь на кухне. Преодолев отвращение и еще один приступ тошноты, она принялась шарить по всем ящикам, вытаскивая на стол всё, что могла найти. На полках буфета Гермиона обнаружила тот самый запас еды, про который говорил Розье. Яблоки, две буханки хлеба, джем, кусочек сливочного масла, несколько сосисок и совсем немного картофеля. Внутри стола она нашла ложку с остатками старой еды на ней и одну зубочистку, которая уже немного срослась с самим ящиком. На стене напротив висела полностью дырявая кастрюля и старое полотенце, от которого неприятно пахло. Всё это было не более, чем насмешкой. От приличного набора еды до абсолютного отсутствия чего либо, с помощью чего эту еду можно было приготовить. Гермиона сжала зубы. На верхний этаж вела скрипучая лестница, ступить на которую было для неё тем еще испытанием. Там было всего два помещения: спальня с большой кроватью и наглухо забитыми окнами и ванная комната. В ванной комнате кроме самой ванны, которая была забросана мусором и коробками, был еще покосившийся туалет, на удивление рабочий, грязное зеркало и старый шкафчик над умывальником, который выглядел старше её самой. Гермиона на некоторое время задержалась возле зеркала, рассматривая свое лицо. Возле глаз образовались коричневые мешки, визуально делая её глаза немного уже. Глаза, которые еще пару дней назад светились от радости, сейчас напоминали зрачки живого трупа. Разве она похожа на человека, безжалостно убившего своего мужа? Неужели Розье слеп? Постельное белье и большая перьевая подушка в спальне пропахли грязью, были очень старыми и облезлыми, поэтому она даже не рискнула трогать их, замерев на пороге. Спальня была самой меблированной комнатой в доме, потому что кроме кровати здесь стоял большой письменный стол, комод и большой шкаф из черного дерева. В шкафу ничего интересного не оказалось, кроме одних сломанных плечиков, которые одиноко лежали в самом низу. На их кончике засохло что-то, подозрительно напоминающее кровь. Касаться еще одного предполагаемого орудия пыток она не хотела, поэтому поспешно закрыла дверцу. В комоде ничего не было, зато в одном из ящиков письменного стола оказалась пишущая синяя ручка. Ею были сделаны множество относительно свежих записей прямо на столе, на которые она изначально не обратила внимания. На самом деле, они присутствовали почти на всех поверхностях в доме, нацарапанные и написанные самыми невероятными способами. Молитвы, имена возлюбленных женщин, собственные имена, даты, клятвы верности клану и чьи-то самые сокровенные, самые страшные тайны, которые узники оставляли здесь, как одну из мирских забот. Было около двадцати имен «Мария», вычерченные на стене возле входа в крохотную кухню. Стоило ей зацепиться глазами за первую запись, она уже не могла остановиться, пока не перечитала их все. В глубине души она надеялась, что сможет найти какую-то пошаговую инструкцию, как ей выбраться из дома или как вести дебаты с Габриэлем Розье, когда он в следующий раз приедет сюда, но, к сожалению, он был прав: отсюда никто и никогда не выбирался живым.

***

Стемнело. Когда в доме было больше нечего смотреть, она вернулась в темную гостиную и с опаской села на один из стульев. Здесь не было света, не было даже свечей, поэтому она быстро пришла к выводу, что ей придется томиться в кромешной мгле. Поджав ноги к себе, она обхватила стул обеими руками, словно пыталась найти в нем защиту, и напряженно принялась всматриваться в темные силуэты в комнате. За окном буянил ветер, забираясь сквозь многочисленные дыры и пробирая её до костей. Она слышала, как покачивались деревья вдали и как что-то поцарапало окно дома. Коротко взвизгнув, она набросила пальто на голову и снова всхлипнула. Она не знала, что ей делать. Этот вопрос крутился в её голове с того самого момента, как проклятый Розье объявил о смерти её мужа в коридоре. Но сейчас она была занята еще и мыслями о собственном выживании. Когда консильери вез её сюда, в её голове промелькнула мысль об автомобильной аварии, которая казалась тогда более чем привлекательной. Смерть бы избавила Гермиону от бесконечных испытаний, которые ей нужно было выдержать, но столкнувшись с ней практически лицом к лицу, она осознала, насколько её мысли были глупыми. Она хотела жить. Но сейчас такая перспектива не казалась ей реальной. Мафия уверена в том, что именно она убила Корбана, и она ничего не могла с этим сделать. Скорее всего её убьют, разрубят на части и позволят диким псам сожрать её останки. Гермиона поморщилась. Как минимум у неё не было никого, кто мог бы быть обеспокоен её отсутствием или смертью. Её родители разбились в автокатастрофе вскоре после её свадьбы, бабушка доживала свой век в психиатрической лечебнице, а подругам они могли бы скормить эту же байку. Возможно, они бы не сразу в это поверили, но в итоге смирились бы с этой мыслью. В конце концов, что могли сделать три женщины, обладающие в клане силой голоса муравья? Соседи судачили бы о её исчезновении, но забыли бы еще быстрее, чем Пенелопа и Друэлла. Корбан был мертв. Она действительно не могла рассчитывать ни на чью помощь. Вскоре царапающий звук перестал пугать её, под тканью пальто стало душно и Гермиона выскользнула наружу, кутаясь в него и занимая удобное место сидя. Ей смертельно хотелось спать, она устала. Иногда у неё получалось уснуть, но после она все равно просыпалась от того, что становилось холодно.