Три раза, когда Стивен Байерли делал предложение, и один раз, когда он не успел.

Кабинет новоявленного мэра был расположен так высоко, что даже небо Нью-Йорка под ногами казалось чистым, бархатно-синим, не отравленным бесконечными рядами неоновых вывесок и фонарей автострад. Доктор Келвин с опаской взглянула сквозь прозрачную стену — там, под ногами, медленно проплывал летучий трамвай. — Не боитесь, что вам будут подглядывать в окна? — спросила она с сухой усмешкой у мужчины, подошедшему к ней со спины с бокалом бургундского. В антиультрафиолетовых оконных стеклах отразился его красивый профиль. — Они прозрачные только изнутри, — улыбнулся Байерли, — все те, кто пролетает мимо, видят лишь рекламные панели. Ну, или отражение города. Зависит от времени суток. — Умно, — согласилась Сьюзан, принимая бокал из услужливо протянутой ладони. Пальцы ее на мгновение задержались на запястье нового мэра. «Тёплые» — почему-то с удивлением подумала она. — И все-таки, вы ошарашили меня, доктор Келвин, — тихо сказал Байерли, — вы же вполне успешно доказали, что я не человек. За вами было последнее слово, вы могли выдать меня. Сьюзан повернула голову. Байерли стоял теперь в профиль к ней, и будто за последние сутки с ним ничего не происходило: ни судьбоносного митинга, на котором доктор Келвин вынесла свой вердикт касательно его персоны, ни выборов, ни праздничного банкета — лицо нового мэра Нью-Йорка было свежим, подтянутым и чертовски привлекательным, особенно, когда Байерли улыбался. — Да, Стивен, вы не человек, — задумчиво произнесла Сьюзан, все-таки отходя от окна (высота вызывала в ней тревогу), — но вы лучше любого человека. Так уж порешил ваш создатель. — Но мой создатель тоже человек, — хитро прищурился Байерли, — разве это не противоречит логическим законам? — Отнюдь. Дети всегда лучше своих родителей. Умнее, быстрее, чище. А Вы не просто ребёнок, — она почти с восторгом посмотрела Байерли в глаза, — вы произведение искусства. Стивен Байерли, казалось, смутился — по крайней мере, в его позитроний мозг явно поступила команда «покраснеть в области скул». — Я никогда не мог говорить ни с кем открыто, — признался Байерли, — только с «отцом», но это не диалог равных. При нем я всегда будто виноват в собственном существовании. С вами по-другому. Вы другая, Сьюзан. Я не встречал еще таких людей. Теперь пришла пора смущаться доктору Келвин. — Это вполне естественно, — она неловко перехватила бокал другой рукой, — я единственный в Штатах специалист по робопсихологии и позитронике, а вы вряд ли выезжали за рубеж с вашим… — Я не о том, — вдруг очень серьезно произнёс Байерли. Его тёплые, идеально пропорциональные руки стали нервно теребить запонку на манжете, — Сьюзан, вы единственная душа на этой земле, рядом с которой я могу быть собой. Я не могу упустить этого. — К чему вы клоните? — доктор Келвин изогнула бровь. Вместо ответа Байерли, небрежно отставив бокал на край стола, опустился на одно колено. Изогнутая бровь доктора Келвин нервно дёрнулась. — Выходите за меня замуж, Сьюзан, — серьезно сказал Байерли, — вы единственная, кому я мог бы сделать такое предложение. Сьюзан с несколько секунд смотрела, медленно моргая, на андроида перед собой на коленях, на шатающийся бокал, на темное небо, развернувшее свои объятия у них под ногами за тонким слоем стекла, и вдруг, сама не зная почему, рассмеялась. — Стивен, поднимайтесь, ради бога, не хватало еще, чтобы у вас что-то сломалось в суставном механизме, я же знаю, какое это слабое место у роботов, — она протянула руки и совсем не романтично дёрнула мэра наверх, так, чтобы снова упереться взглядом ему куда-то в нагрудный карман. Байерли выглядел ошарашено. — Я сделал что-то не так? — Всё так, — мягко улыбнулась Сьюзан, погладив Байерли по руке, — ваше предложение весьма логично, Стивен, но я его не приму. Во-первых, вы забыли, сколько мне лет… — Не забыл, — совершенно не растерявшись, ответил Байерли, — вам лишь тридцать девять. Даже нет сорока. — А во-вторых, — не обращала на него внимание Сьюзан, — вы лицо публичное. А я — совсем нет. — Вы мировая величина… — Да, из-под линзы в своей лаборатории, — грустно улыбнулась Сьюзан, — вам нужна женщина, которая сможет стать в будущем достойной первой леди. Да, да, я не сомневаюсь в вашей карьере, Стивен, я уверена, что ваше нечеловеческое нутро позволит вам управлять людьми филигранно. Так вот, вам нужна молодая, красивая женщина, которая будет сопровождать вас в любой точке мира. Да и потом, Стивен, имейте совесть! Мы знакомы с вами от силы месяц! Вы не знаете меня, а я — вас. К тому же, я участвовала в деле, развернутом против вас, а это уже, позвольте, тянет на служебный роман. А это — пошлость. Не сочтите меня неблагодарной, Стивен, я понимаю, чем вызвано ваше желание сделать мне предложение, но, кажется, оно исходит совсем не из объективных на то причин. — Какие же должны быть объективные причины? — удивился Байерли. — Вы должны видеть во мне что-то кроме логической выгоды, — совсем без обиды ответила Сьюзан, — проще говоря, вам бы следовало меня хоть немного любить, прежде чем делать такой серьёзный шаг. Впрочем, я не знаю, насколько андроиды вашей модели могут синтезировать чувства, ведь они противоречат трем законам… В любом случае, подумайте над моими словами, Стивен. Думаю, они звучат вполне логично. А сейчас мне пора. Уже половина второго ночи. Я, к сожалению, не вы, и вынуждена иногда спать. Сьюзан коротко улыбнулась и, сжав в примирительном жесте ладонь Байерли, быстрым шагом вышла из кабинета. Новый мэр говора Нью-Йорк остался стоять на так до конца и не разогнутых коленях, смотря, не отрываясь, в двери давно закравшегося лифта. В словах доктора Келвин, мировой величины в позитронике, как ему думалось, не было совершенно никакой логики. Как ей могло показаться, что ему нужна какая-то другая женщина, если совершенно очевидно, что под критерии идеала подходила только она? — По крайней мере, — произнёс он вслух, поднося к щеке ладонь, только что сжимаемую тонкими женскими пальчиками, — она не сказала «нет». Логичный позитроний мозг уже вовсю делал свои выводы.