Вырванные листы Апокрифа

      Всё вокруг мертво и неподвижно, - для глаза, не привычного видеть сквозь, не умеющего находить скрытое.       Это место – воплощение главной идеи его создателей, оно само – будто выпадение из времени. Разрыв в его ткани. Шрам, стянутый неподатливой металлической ниткой.       И всё же зубы Дракона, сомкнувшиеся на золотистых рёбрах уснувших строений, медленно сгрызали их – до полного бездействия, до окончательного ухода из Тамриэля; поскольку создания древних мастеров отрицали существо Тамриэля. Поскольку они более не принадлежали ему.       Это место пропитано магией, - неправильной, неизученной, двемерской; Нелот примечает особо выделяющиеся аномалии, но не пытается как-либо воздействовать на них. Когда Советник опускается на колени, чтобы рассмотреть заинтересовавший его механизм, истёртый солстхеймским песком и временем тёмно-багряный плащ касается двемерита и оставляет на пыльном металле хвостатый росчерк.       Нелот тихо фыркает и едва не чихает сразу же от мелкого песка и пыли: тишина затерянного города подземных эльфов отзывается мелкой вибрацией и глухим предупреждающим рокотом. Чуждая, опасная стихия, так невыразимо далёкая от бесконечной жизни, текущей в сосудах корней грибовидных башен; от пропитанного небесно-земной магией воздуха внутри их. Тельванни умеет обращаться в камень, смерть и слух; и сейчас он готов стать ими всеми одновременно.       Едва слышный лязг касается чутких данмерских ушей, и отвлечённый от своего занятия Нелот раздражённо вскидывает рубиновые глаза в поисках помехи. Босмер не смотрит на него, ловкие пальцы лесного эльфа соскальзывают со сломанной шестерни, брошенной на каменной скамье.       - Я видел множество странных мест, но двемерские руины странны особенно, - говорит охотник, разглядывая выцветшие до неузнаваемости гобелены на стенах. – Когда заходишь в древние гробницы, чувствуешь себя чужаком – вором, потревожившим сокровищницу мертвецов. Когда спускаешься в старинные нордские залы, кажется, будто молишься чужим богам – как гость, пришедший на пир после сражения. Но когда я иду по двемерским руинам, мне кажется, будто я проваливаюсь в нечто настолько чуждое, что даже дэйдрические домены уступают этому. Ты застал двемеров, мастер Нелот?       - Да, - через несколько долгих секунд с оттенком снисхождения отвечает Нелот, и непонятно, правда ли это. – Жизнь эльфов значительно дольше человеческой, ты уже мог бы и узнать это.       - Тогда твоя жизнь длится больше двадцати семи столетий, - говорит Довакин, - ты живёшь две с половиной тысячи лет и проводишь это время в пыли книг и исследований?       - Если тебе больше по душе носиться по всей провинции с посредственно зачарованной деревяшкой, несомненно, я не смогу доказать тебе важность магических экспериментов.       Довакин тихо хмыкает.       - Кажется, эти года не пошли на пользу твоему дружелюбию.       - Дружелюбие? А... разве я нарушил какое-то правило дружелюбия? – удивляется Нелот, но тут же машет рукой: - Вполне вероятно, они поменялись за две тысячи лет. Я никогда не уделял этому много внимания.       Двемерские инструменты не отринули магию, однако подчинили её логике металла: слышно, как поёт этериум, проникая сиянием в глубину мысли. В шорохе пара исчезают пласты эпох с первой эры по четвёртую. Если остановиться, можно узнать, как ощущается бесконечное падение в бездну, где время не существует.       Золотоокий Дракон Времени истекает светом, как ядом; свет отражается в гранях металла и растворяет его в себе.       Нелот думает: может, поэтому его башня стоит рядом с затонувшими руинами Нчардака.       Может, поэтому к нему пришёл валенвудский лучник с драконьими душами в костяной клетке рёбер.       Древнее тянется к древнему; переживший свою эпоху будет вечно видеть её в предутренних снах.       Нелот избегает длительных бесед, напоминавших ему о дискуссиях Советников; когда запах трамового чая сплетается с магической энергией растущей башни, когда перо вычерчивает на пергаменте витиеватую старую речь Тельванни, когда по одной только воле эльфийского мага обледеневший Солстхейм обращается в цветущую Садрит Мору, - время замирает и обрушивается в Этериус бессильными глыбами расколотой бесконечности. Золотой Дракон отводит всевидящий взгляд, исключая Тель Митрин из не-материи Нирна.       Глаза, однажды ослеплённые падающими звёздами наивысшего откровения, всегда будут видеть слабое искажение обескураживающего вопроса, как только Истинное Исследование формирует грани мысли. Остальное — вульгарная фикция, попытки навязать порядок в согласованности сокрытия равнодушного бога.       «Сны наяву о беззвёздном небе».       Это написано на первой странице Чёрной Книги; Нелот переводит название на переплёте – Пробуждающие Сны.       Книга источает чёрную болотистую жижу, пока Тельванни в задумчивости смотрит на первую страницу, весь стол и пол оказываются залиты сущностью Обливиона. Из неё вырастают гибкие чёрные щупальца темноты: они касаются мантии, обвиваются вокруг запястий – вначале пугливо и осторожно, но затем всё смелее.       Нелот смотрит на первую страницу Книги, и ему кажется, что лорд Мора смеётся над ним руническими изгибами чернил, или плачет отчаянной агонией несбывшегося, или предлагает ему заглянуть дальше.       Забвение смыкается вокруг, на мгновение вечности Нелоту кажется, что из Тель Митрина, из Книги, из него самого прорастает Апокриф, маня свободными знаниями – никакой платы за вход.       - Апокриф и его сила перетекают в тех, кто читает написанное на его страницах, - от чужого голоса, пронизанного неслышимой силой, частицы Хермеуса отстраняются от Нелота. – Ты близко подходишь к грани, Советник. Я переступил через неё и уже не смогу вернуться.       - Ты заключил сделку с Хермеусом? – переспрашивает Нелот, проверяя воздвигнутые стены ментальной защиты. Книга уже не может завладеть его разумом во время чтения – но чтобы принять в себя знания дэйдрического лорда, мысли должны течь открытой рекой, не бьющейся о плотину волшебной защиты. Соблазн велик, но Нелот слишком стар, чтобы поддаваться ему.       - Нет... ещё нет, - мотает головой босмер. – Но я уже только орудие его планов, как Мирак, и он уничтожит меня так же, как его.       Сила Мирака стягивает воедино Камни и волю смертных – как и прежде; Нелот проницательно смотрит в глаза лесного эльфа, пытаясь найти в них отголоски безумия. Вполне вероятно, что Хермеус Мора в очередной раз разделит добычу с Шеогоратом.       Довакин говорит о будущем – так же, как о прошлом.       - Дэйдра... каждый из лордов дэйдра может предложить то, после чего смертный сам будет умолять его о сделке, - задумчиво говорит Довакин. – Исполнитель Желаний наиболее честен.       - Я не имел дел с Подлецом. Он предлагает лишь окольные пути, - морщится данмер, стряхивая с пальцев небрежным щелчком сияющий пульсар.       - Ему не было до меня дела, и лишь поэтому я остался только временным его орудием. Как и прочие дэйдра, он просто развлекался, отдаляя вечную скуку; но Всезнающий видит свою цель – и я нужен ему, как был нужен Мирак.       Нелот пожимает плечами. Его мало интересуют Драконорожденные.       - Самое страшное в Апокрифе, - неожиданно говорит Довакин, - то, что за его знания не назначена плата. Любой попавший во владения Хермеуса свободен взять их себе. Но однажды приняв их как дар, ты сам отдашь всё в ответ.       - Зачем? – Тельванни никогда не понимал причину ответных даров.       - Потому что это ничтожно мало и ненужно по сравнению с полученным, - тихо отвечает лучник, сразивший Алдуина. – Я хочу забыть то, что узнал, но ищу только больше. Я хочу сжечь Чёрные Книги, но я приношу их тебе. Я хочу, чтобы лорд Мора нашёл другого игрока, но соглашаюсь играть по его правилам. Это путь сделок с дэйдра.       - Это путь жаждущих, - не соглашается Нелот. Последний драконоубийца смотрит на него сквозь призму веков, выискивая бреши и прорехи.       - Жаждущих чего?       Нелот никогда не жаловался на отсутствие собеседников, но сейчас их больше, чем когда-либо было нужно.       - Ваш чай, мастер Нелот, - Варона с поклоном ставит на стол чашку и, распрямившись, превращается в Дроваса.       - Я закончила подготовку к ритуалу, мастер, - на изящной ладони Илдари сверкает сердечный камень, после чего верная ученица обращается в прах.       - Если сейчас я сплю – может ли новый сон оказаться пробуждением? – спрашивает Довакин, натягивая новую тетиву на древко лука.       - Только если ты поймёшь это и сам захочешь проснуться, - отвечает Нелот, поскольку знает о технике Сновидцев, и обнаруживает себя стоящим над Чёрной Книгой.       Как и следовало ожидать, вокруг никого нет.       3 Середины Года, 4Э 201.       Исследования Чёрной Книги без ментальной защиты вызывают галлюцинации. Мора отвечает посланиями на страницах, они изменчивы и с трудом поддаются пониманию. Записанное на первой странице Пробуждающих Снов повторялось четыре раза. Насмешка? Бессмысленная случайность? Диалог?       7 Середины Года, 4Э 201.       Вероятно, галлюцинации являются последствиями наложения времени на самое себя. Прошлое и будущее как спицы Колеса, разделяющие наравне с эйдра. Мертвецы оживают и ходят по Тель Митрину. Варона спорит с теперешним управителем о ценах на еду, Илдари всё ещё обижена, что я взял другого ученика.       10 Середины Года, 4Э 201.       Не уверен в дате. Спросил Фатриона. Илдари упорно настаивает, что сейчас 181 год. Эксперимент пора завершать. Мора слишком близко к моему разуму.       - Во славу Заркса, Бессмертного бога Предков и Тайных Знаний, обманутого глупца, - говорит Нелот, поднимая стакан с флином и выливая половину на шипящие страницы Книги, которая более не может проникнуть в его мысли, сливая прошлое и будущее, случившееся и несбывшееся в единый водоворот рун.       Он знает, что Довакин сойдётся в поединке с Мираком, и Хермеус поглотит первого Драконорожденного.       Он знает, что Довакин станет новым вассалом лорда Моры.       Он знает, что в этот раз герой обернётся чудовищем, и, возможно, даже Алдуин воскреснет из огня Акатоша, чтобы остановить разогнавшееся Колесо.       Он заглянул слишком далеко в Апокриф, чтобы понять, что не шагнёт туда; но Хермеус Мора терпелив. Книги ждали его более двух с половиной тысячелетий, и вот он смотрит на их извивающиеся строки.       Для Всезнающего нет времени.       Для Советника...       Пробуждающие Сны, - написано на переплёте Чёрной Книги, и Довакин вопросительно смотрит на Нелота – спокойный, собранный, как стрела, замершая на тетиве.       - Я могу её открыть или это опасно?       Тельванни запоздало понимает, что вместе с открывшимся замком двемеров пала и их магическая защита, но это уже не имеет никакого значения.       - Ты же пришёл сюда не для того, чтобы глазеть на неё, - фыркает Нелот. Чёрная Книга шелестит страницами, и Драконорожденный застывает, околдованный танцем рун.       Нелот умеет обращаться в камень, смерть и слух, и в бездне безвременья Нчардака он объединяет все эти состояния.       Чёрная Книга подмигивает ему чернильными пляшущими запятыми, и Советник думает, что, возможно, намного полезнее и безопаснее для Тамриэля было бы сжечь её или оставить запертой здесь, в городе Сотни Башен.       Но эта мысль настолько абсурдна, бессмысленна и кощунственна по отношению к исследованиям, что Нелот только терпеливо усаживается на каменную скамью. Он видел, что случится, теперь осталось только ждать.       Тихий шелест-смех Хермеуса тает в далёком гуле механизмов.       3 Середины Года, 4Э 201.       Чёрные Книги практически не поддаются изучению – причина, почему двемеры оставили её в тайнике Нчардака.       Я заглянул внутрь Апокрифа и вместе с этим шагнул с обода Колеса между Его спиц. Возвращение мучительно. Я хочу вновь оказаться там, но тогда Мора подчинит мою волю. Так расплатился Заркс.       Самое главное правило – не снимать ментальную защиту.       Оно же – единственное условие, при котором изучение невозможно.