Ромком длиною в жизнь

– Ну что, невеста, готова? – заглянула в номер Оксана, пока визажист заканчивала с последними штрихами макияжа на моем лице. – А когда-то можно быть готовой к этому? – с волнением в голосе переспросила я. Она улыбнулась: – Знаешь, Уля, лично мне кажется, что ты всегда готова ко всему! Так что ноги в руки и вперед! А то твой папа скоро совсем рассыпется, его там Позова морально подготавливает к тому, что нужно еще до алтаря тебя довести. – А мама как? – Держится молодцом! Это у вас по женской линии? – Так точно, – отсмеялась я в ответ. Волосы уложены, лицо в порядке, платье, вроде, сносное. Стряхнув невидимую пылинку и в последний раз оглядев себя в зеркало, я посмотрела на время в телефоне, где на заставке до сих пор стояла фотография нас с Антоном еще с того концерта Касты четыре года назад, а затем повернулась к Сурковой: – Ну, получается, Идка последняя будет. Оксана согнулась в беззвучном смехе, придерживая меня за плечо: – Только не напоминай ей об этом! Мне кажется, она своего и так сегодня затерроризирует, допытывая намеками о том, что пора бы уже делать предложение. – О-о-о, это она может! – Ты такая красивая, Уль. Беру свои слова назад, что платье слишком простое – ты и правда выглядишь как принцесса. Конечно, на поиски нужного образа ушло семь месяцев! Приходилось бегать после предзащиты диплома в салоны, вынося мозги нашей бедной организаторше, которая, наверное, и сама уже была не рада, что подписалась на это. А потом возвращаться домой к Антону, вываливая на него все эмоции по поводу неудачных примерок. – Ну что ты переживаешь, – устало отвечал он, читая сценарий какого-то нового телевизионного шоу, которое прислал ему его продюссер, – Ты у меня и так самая нежная, самая изящная, самая роскошная и без всех этих лишних кусков одежды, ну идем ко мне. А дальше мы начинали целоваться и все неприятные эмоции, накопленные за день, как-то быстро оставались позади. Предложение Антон сделал в нашу годовщину под предлогом "давай сходим куда-нибудь вечером, передохнем, а то только март начался, а эти гонки дипломные уже заманали". После того, как столики в известном нам французском ресторане были заняты только родными и близкими, стало понятно, чему был посвящен этот отдых. Ссориться мы тоже со временем перестали – мы выработали свои лайфхаки: когда начинаем повышать голос друг на друга, представляем, что мы герои пьесы и постепенно уводим драматический накал в утрирование. Если это не помогает – добавляем к репликам "мой хороший" или "моя хорошая" в конце, чтобы снизить градус напряжения. Постепенно, необходимость в этом отпала – со временем мы научились спокойно разъяснять друг-другу, что нас не устраивает и как мы будем с этим работать. Оксана вела меня вниз, попутно проверяя коридоры на наличие знакомых и прессы, чтобы никто не увидел такую красоту раньше времени и естественно восторженно ахнул, когда я появлюсь в зале (это все с ее слов). Недавно Антон стал довольно известным ведущим, и внимания к нам было чуть больше, чем обычно. Она оставила меня за шторами, где стояли Катя с папой, и с улыбкой прошептала: – Ну, в следующий раз увидимся уже у алтаря. Когда Катюха и Окси ретировались, я покрутилась перед папой, который, казалось, сейчас разорвет мой букет невесты от волнения на маленькие кусочки. – Ты... Мы с мамой... – он так и не довершил свою мысль, медленно выдыхая, чтобы скрыть от меня свои эмоции. Отвернулся и потер нос большим и указательным пальцами, собираясь с духом. Самая умилительная картина за всю жизнь. – Папулик, ну ты чего, – прильнула к нему я, на каблуках значительно обгонявшая его в росте. – Ничего я, все в порядке! – напыщенно строго откашлялся он и хлюпнул носом. – Сейчас будем начинать! – незаметно появилась рядом мама, заговорщически шепнув над нами, – Ульяныш, какая ты прекрасная! Ну графиня! – Спасибочки, – кокетливо поиграла я плечами, – скажи, сейчас мейк лучше получился, чем на репетиции? – Слушай, вообще другое дело! О-о-о, папа у нас совсем поплыл, – обратила она внимание на отца. – Еще одно слово, дамы, и я применю меры, – предупредил он нас. Мы с матерью переглянулись, улыбаясь друг-другу. Что за меры он там собирался предпринимать каждый раз – мы, наверное, так никогда и не узнаем. Но на всякий случай, мы всегда перестаем к нему приставать, когда от него, сурового или эмоционального, как сейчас, звучит эта фраза. – Мне кажется, Антошка тоже сдастся, – прошептала мне маман на ухо, – он там вообще места себе не находит. Я усмехнулась. Давай, Антошка, держись. Тебе еще кольцо мне на безымянный надевать и целовать при всех. Если своими слезами крокодильими мейк мне испортишь – тебе не жить. Мама ушла. Папа, вроде бы, подуспокоился. Когда заиграла музыка, стало понятно – пора. Мы вышли в большой зал и медленно направились к алтарю. По правую руку от меня шел папа, но, казалось, что и по левую я ощущала невесомое присутствие кого-то рядом, кто с гордо поднятой головой и такими же голубыми глазами, как у меня, вышагивал вместе с нами. Когда мы все ближе и ближе подходили к Антону, я все больше и больше замечала, как на его лице пляшут самые разные эмоции – от восхищения, нежности до невозможности поверить в происходящее. Как и предполагалось, в уголках его глаз скапливались слезы, которые он тут же старался незаметно смахнуть, качая головой и скрывая за улыбкой свою сентиментальную реакцию. Конечно, я тоже немного переживала, не каждый день выходишь замуж. К сожалению. Но постепенно волнение выбилось абсолютным счастьем, которое пристыдило все остальные чувства и сказало им "Ну-ка цыц! Сегодня – мой день!". Да и какое может быть волнение, если спустя четыре года он – также рядом. Макар басит романтическим тостом на нашей свадьбе. Журавль поддерживает его, разбавляя чувственность юмором. Катя со своим мужем тепло танцует медленный танец. Оксана с Идой, оставив своих суженных, втихую распивают бутылку шампанского, украденную со стола. Родительский круг разговаривает между собой, хохотом взрываясь на какую-то шутку Павла Алексеевича. А мы наблюдаем за ними, счастливо понимая, что даже в самые темные времена ослепнем от яркого света фонариков вокруг.