Ромком длиною в жизнь

– Матвиенко, Добрачева! – летела к нам высоченная Екатерина Владимировна в безумно красивом красном платье, – понимаю, что вы пришли наслаждаться вечером, но у нас номер отвалился, вокалистка заболела. У вас же есть готовая "Ты не верь слезам", сможете исполнить? Катя удивленно хлопала длинными ресницами, а я расплылась в улыбке. Это было бы очень символичное завершение года! – Конечно смогут, Екатерина Владимировна! – решила за нас воодушевленная Ида, хлопнув по спине. – Как круто! – добавила Оксана, шурша своими рукавами волшебной феи. – Да, сможем! – согласилась я, – какими по счету выступаем? Завуч в своей экспрессивной манере обрисовала нам, когда мы должны выйти на сцену. – Шастун, Макаров! Принесите синтезатор за сцену, Азамат Тахирович объяснит вам, где его взять. Только пиджаки снимите, а то и так первый раз за одиннадцать лет в нормальной одежде появились, не хватало еще засраться! Дима громко захохотал, а Оксана удивленно посмотрела на математичку, не ожидая услышать настолько выразительную речь из уст грозной Варнавы. – Чего гогочим? Иди-ка ты тоже, Журавлев, с ними за компанию, там еще стойку нужно будет собрать. Быстрее! Парни под звонкий смех послушно сбежали к Азамату Тахировичу. Мы с девчонками остались вчетвером. Выглядели мы как цветное сумасшествие – одна Ида выбрала сдержанное черное платье в пол. Катя была в зеленом брючном костюме, я – в каком-то голубом океане, облипающем каждую косточку тела и струящимся по ногам, Оксана – в пышном розовом великолепии, доходящем до середины бедра. – Как я восторгалась, когда вы играли ее на Новый год! – продолжала Фролова, – Девчонки, я так рада, что вы снова споете эту песню! – Кстати, насчет спеть, – смущенно улыбнулась Катя, – давай разделим на два голоса, как в ресторане? – А давай! Даже если накосячу, не страшно, я все равно никого из них больше в жизни не увижу. Ну кроме вас, конечно, вы уже от меня никуда не денетесь, рыси вы мои! Но вы же не осудите? – Смотря как исполнишь, – поиграла бровями Ида, важно вскинув голову, – Так что ты уж постарайся, Матвиенко, не испортить нам атмосферу выпускного! Оксана засмеялась, по-доброму толкая подругу в бок. – Пойду Диму предупрежу, – тихо добавила Добрачева. Подружка приехала на выпускной на машине Дмитрия Темуровича вместе с Мариной Федоровной. Ее мама спокойно приняла эти отношения. Кажется, трагическая молодость на двоих с моей, действительно научила наших родительниц быть самыми понимающими и стараться не высказываться против нашего счастья, позволяя любить того, кого хочется. До начала выпускного за кулисами мы несколько раз повторили уже наизусть заученную мелодию. Стартовали мы с Катюхой почти первым номером, важные десятиклассники-ведущие предупредили, когда именно нужно выходить. Неожиданно, перед самым выступлением меня начало мандражить. – Ладно, Ульяныш, let it be, ты че, – успокоила я сама себя и села за инструмент. Искрящаяся от счастья подружка поправила микрофон и обернулась на меня, кивнув, что можно начинать. Я вступила, глазами отыскивая взгляд Антона в зале. Он смотрел на меня с восхищением и, кажется, губами сказал "я тебя люблю". Когда мы закончили, наша бурная компания из пятерых оставшихся за пределами сцены, поднялась со своих мест, чтобы от всей души оторать восторженное "У-у-у!" и выхлопать все аплодисменты, на которые только была способна. Остаток школьного концерта мы так и провели всемером, стараясь не слишком громко мешать происходящему на сцене. Папа сидел прямо за Антоном, и они то и дело перешептывались, накидывая друг-другу какие-то шутки по поводу выступлений младших. Вот же подружки! И когда только успели спеться? Выпускной продолжался в ресторане на берегу озера. Щеки уже болели от смеха – огромное количество всевозможных активностей зарядило нас на все лето вперед, а вкусная еда насытила не хуже эмоций от последнего вечера в такой компании. Неужели я и правда никогда больше не встречусь с большей частью этих людей? В одном я была уверена точно – в моей жизни все еще будет раздаваться громкий бас Макара, манерная речь Журавля, изящная мелодичность Кати, еще малознакомый, но уже такой родной голос Оксаны, загадочный тембр Иды и совсем свое звучание Антона. С ним в обнимку мы так и просидели весь вечер, сияя не только из-за моего хайлайтера, который остался и на его щеках, но и от любви. Когда Павел Алексеевич говорил тост вместе с классными руководителями всей параллели, отдельная его фраза запала в душу сильнее всего: – И главное, помните, что тьма вокруг всегда будет сгущаться. Но важно, чтобы рядом были люди, которые будут светить вам в ней фонариком. Кажется, я своих нашла. Когда за окнами стемнело, а в водной глади серебряной дорожкой отражалась луна, Антон шепнул мне на ухо: – А ты очень сильно хочешь встретить рассвет со всеми? Я улыбнулась и отрицательно покачала головой. Пока взоры всех присутствующих были обращены на какое-то странное, но веселое зрелище в центре зала, мы бесшумно сбежали, оставляя школу далеко позади. Уйти по-английски, разделив эту ночь только друг с другом, было лучшим решением. Его мамы не было дома – накануне вечером, перед ее отъездом, мы в компании моих родителей отпраздновали свой семейный мини-выпускной на пятерых. Его мамы не было дома... Он закрыл дверь на ключ, оставив нас один на один с ночью, и от этого его прикосновения ощущались ярче, чем обычно. Бретелька моего платья опустилась вниз, пока он проводил рукой по оголенному плечу. Поцеловал в шею, когда я откинула голову. Я зарылась руками в его волосы, а он покрывал мои ключицы горячими влажными поцелуями. Антон поднял меня на руки и пронес через квартиру до кровати. Мягко опустил на нее и хрипло спросил, нависнув надо мной: – Ты... готова? – Да, – прошептала я. – Больше не стесняешься? – улыбнулся он. – Откуда такая тяга к разговорам? – И правда. Он распустил мою прическу, рассыпая волосы по подушке и расстегнул платье, приспуская его на уровень талии. – Пиздец, ты не представляешь, какая ты красивая. Я смущенно улыбнулась, отмалчиваясь в ответ. Язвить абсолютно не хотелось. Хотелось его. Я приподнялась, расстегивая его рубашку. Вскоре она полетела вниз вместе с моим платьем. Он тяжело дышал, глядя мне в глаза, провел большим пальцем по моим губам и поцеловал – горячо, но осторожно, словно боясь, что я исчезну от его напора. Господи, как же он пахнет... Я забралась к нему на колени, углубляя поцелуй, и откинула вниз, руками блуждая по его телу. Облизнула губы и опустилась вслед за ним, оставляя мокрые дорожки на теле. Укусила за сосок, отчего он вздрогнул и рвано выдохнул, и снова поднялась. Кажется, его уверенность передалась и мне. С ремнем пришлось повозиться – закатив глаза и выдав смущенное "блять" с усмешкой, мне все-таки удалось снять с него брюки, правда, не без его помощи. Антон ловко перевернул меня, снова взгромоздившись над моим телом, и расстегнул мой лиф. Тот отлетел куда-то на пол, в нашу общую кучу одежды. Он мягко сжимал мою грудь, и с каждым разом эти новые ощущения лишали меня возможности нормально перегонять воздух в легких. Лежать перед ним обнаженной – было чем-то новым. Голова сказала: "Подруга, давай дальше как-нибудь сама, на этом мои полномочия – все", отключая и от гравитации. Когда он зацепил полоски моего белья, опуская его по бедрам вниз я, кажется, вообще потеряла связь с реальностью. Он смочил пальцы и прошептал: – Скажи, если будет больно. Мягко и неглубоко вошел, круговыми движениями массируя внутри. Из меня выбился тихий стон, на который он тут же отреагировал, став увереннее и продвинувшись дальше. Все тело пульсировало, требуя большего, а боль ощущалась как приятная и ноющая тяга, которую, казалось, нужно скорее выбивать, чтобы окончательно не сойти с ума от его движений. Я закусила запястье, заметив, что стала значительно громче, но он быстро откинул мою руку: – Хочу тебя слышать. Его голос разливался возбуждением по каждой клеточке тела, и он только сильнее добивал меня, покусывая соски. Он отстранился, опускаясь к прикроватному ящику и достал маленький пакетик, умело открывая его зубами. Что ж, похоже кто-то усиленно тренировался перед нашим первым разом. Когда с презервативом было покончено, он громко выдохнул мне в губы, целуя и снова проверяя мою готовность пальцами. – Войди в меня, – хрипло попросила я, сама от себя не ожидая таких серьезных заявлений. – Уль, если ты будешь что-то говорить таким голосом, я точно потеряю сознание, – отчаянно прошептал он. Но послушался. Вошел, придерживая за бедра. Я вскрикнула от боли, но та очень быстро сменилась на желание, с каждым толчком все больше соединяя нас в одно целое. Захотелось резче и глубже, и я стала сильнее насаживаться на его член. Он крепче прижимал меня к себе, увеличивая темп и сминая мою спину. Я кричала уже не стесняясь, царапая его в ответ. Казалось, что в конце от меня ничего не осталось – я рассыпалась на маленькие кусочки, которые сменили головокружительное напряжение. Тело все еще ныло от каких-то смешанных чувств, но в том, что удовольствие победило, сомнений не было. Антон тяжело дышал, лежа рядом. Несколько минут мы молчали, пока он не выплеснул восхищенное: – Бля-я-я, какая же ты сумасшедшая. Я усмехнулась, низко бросив в ответ: – Кто же знал, что лишаться девственности с тобой так приятно. Он обнял меня, липкую и горячую, поцеловав в висок. – Я вся потная, – проныла я куда-то ему в грудь. – Смирись, теперь мы часто будем обниматься вот так, – усмехнулся он мне в волосы. Приняв душ и поменяв простыни, мы улеглись обратно. За окном постепенно светало – наверное, одноклассники как раз вышли на набережную в ожидании последнего совместного рассвета. В том, что я променяла это на первый совместный рассвет с Антоном, не было никакого сожаления. – Наш первый раз случился в выпускную ночь... Мы точно в фильме, – прошептала я уже засыпающему Антону. Он посмеялся: – Тогда это самый лучший фильм из тех, что я смотрел. Хотя бы потому, что он только-только начинается. Я улыбнулась, сильнее прильнув к нему. Было жарко от тепла его тела рядом, но, по-моему, я уже больше ничего не могла стесняться при нем – сегодня мы перешагнули все необходимые ступени до полного доверия. И даже если бы весь мир кричал мне, что впереди – еще тысяча ссор, тысяча кризисов и неизвестность, которая может разбить нас, отбросив друг от друга на разные берега, я бы все равно обнимала его вот так каждую ночь, потому что он стоил всех этих эмоций. Потому что эти эмоции и заставляют меня чувствовать себя живой.