Светом влекомый в дебри зовущие

Белокурые двойняшки Зои и Зак стали настоящий достоянием Пуффендуя. Каждый третий в Большом зале спрашивал себя, что забыли эти ребята именно на этом факультете. Ответ был очень прост, не только Когтевран является колыбелью таланта, не только Гриффиндор лучится озорством и бесстрашием к новому и неизведанному, не только Слизерин желает проявить свои возможности. Уважая всех, ты в первую очередь уважаешь себя. Поэтому Гермиона отставив от себя на почтительное расстояние все чашки и кубки, спокойно принялась за яичницу с беконом. Ничего страшного, один раз можно обойтись и без напитков на завтрак. Двойняшки, по всей видимости, скупившие половину ассортимента магазина Уизли, снова третировали школу. Кусачие кружки покусали, по крайней мере, большую половину студентов. А что самое забавное, и профессоров. Гермионе удалось увидеть как особенно большая и увесистая голубая чашка с чаем куснула директора за самый кончик носа. Быстро переведя взгляд на Снейпа, Гермиона заметила, что тот еле сдерживает смех тоже смотря на директора. Такое событие показалось замечательным началом дня. Отголосок досады отпечатался на лице профессора защиты, и гриффиндорке подумалось, что тот был бы совсем не против, откуси чашка директору нос целиком. Потом Гермиона подумала, что тогда бы вездесущая чашка сотворила бы второго Волан-де-Морта, и от этой мысли девушка уже сама готова была расхохотаться. Двойняшки Зивдич в силу своего возраста и неопытности пока ещё не научились создавать уникальные чары или волшебные предметы, но Гермиона почему-то была уверена, что пуффендуйцы станут хорошей заменой близнецам Уизли. Яичница с беконом, пылая ароматом, призывала Гермиону не отвлекаться, поэтому девушка кидая насмешливые взгляды светло-карих глаз на насупившихся Рона и Невилла, чашки тоже успели куснуть их, принялась за завтрак, то и дело натыкаясь пальцами на фарфоровые осколки посуды, раскиданные по столу. Гарри переусердствовал, взорвав угрожающей ему кубок, перед самым своим лицом. В общем, день предвещал быть насыщенным. ... – Может стоит спеть песню? Неработающий туалет на шестом этаже, одно из многих забытых, потерянных помещений замка. Середина дня. Время уроков. Один безжалостно пропускает чары, вторая травологию. Одни глаза смотрят на широкую спину, облачëнную в слизеринскую мантию, вторые вниз, на посеревший и потëртый от времени кафель. – Я боюсь, песни здесь не помогут, – Драко обессиленно усмехнулся, продолжая стоять у нерабочей раковины, облокотившись на неё всем весом. – Я не знаю как ей помочь, – безапелляционно и ужасающие тускло. – А ты попробуй, – звучит над самым ухом. Белоснежная прядь чужих волос ложиться на его щëку. Непонятно на какой ответ даëт совет девушка, но разве это так важно? И он поëт неумело и тихо, вторя приятному перезвону лесных колокольчиков. Брат и сестра, так сказал бы любой незнакомец, увидев бы их вместе. Светлые волосы, не похожие на насыщенного цвета пшеницу или сладкий мëд. Что-то более терпкое. Может быть мел или слоновая кость. Немного острые, но прямые и ровные черты лица, будто их обоих рисовали с одного человека, но позднее разделили по принадлежности к разным полам. Серые глаза, лучащиеся эмоциями. Всегда разными, оттого и притягательными. Одни часто мечтательны и задумчивы, взгляд будто погружëн в себя с одной стороны, а с другой направлен во вне, в реальный мир. У второго же глаза почти всегда холодны, лëд держит их в тисках, но сам человек от этого не страдает. Он по своей натуре сдержан и спокоен, таким он может быть со всеми. Но не с ней. Колыбельная детства Луны отражается от стен, светлым туманом охватывает пространство, успокаивает. Пожалуй, они могут прогулять ещё одну пару, а потом и ещё одну. Они потратят столько времени, сколько посчитают нужным. ... Домовой эльф спешил. Он был уже пожилым, проведшим не одно десятилетие в Хогвартсе и повидавшим многое. Только ему одному доверена такая честь, только он может доставлять еду лично пленнице замка. Старый эльф лично знал её, когда ей только исполнилось одиннадцать. Гордой походкой она вошла в Большой зал для распределения по факультетам, чтобы потом, буквально через несколько дней забрести на кухню. Ещё будучи такой малышкой она уже спокойно могла властно командовать всеми домовиками, но делала это с большой неохотой, будто из под палки. Позже, когда прекрасная госпожа подросла, Порри - так звали домовика, приносил еду и всячески помогал в любую свободную минуту по первой просьбе шустрой девчонке. За это, а вернее сказать, за доброту и искренность домовика, юная госпожа приносила ему разноцветные дорогие ткани для нарядов. Ещё тогда слизеринка говорила, что миру не хватает очень много светлых качеств, и было удивительным то, что в таком маленьком существе как Порри эти качества были. Когда юная Блэк заканчивала последний курс, Порри просил, нет даже умолял забрать его с собой, говорил, о том, что девушка и так приносила ему ткани для одежды, и ей точно не составит труда дать ему что-нибудь именно из своей одежды. Тогда он станет свободным и сможет выбрать свой путь, присоединившись к ней. Порри видел как госпожа, он считал её таковой на полном основанием, плакала в последний день учëбы, тогда когда все остальные были взволнованы и взбудоражены новыми потрясающими перспективами в жизни. За её спиной тенью стоял Рабастан, учащейся с ней на одном курсе. В тот день Беллатрикс отказала Порри, сказав, что там, где будет она, находится домашним эльфам крайне опасно. И в знак благодарности за всё, что сделал для неё домовик, подарила тëмно-синюю плотную бархатную накидку, уже подшитую под размеры домовика. И попросила присмотреть за мальчишкой Принцем. Беллатрикс Блэк любила всех, кроме людей. Потому что ещё с детства она знала, что люди - самое большое зло. И больше всего на свете она боялась стать таким злом, но поскольку она сама была всего лишь человеком, шансов избежать этого у неё не было. Порри мысленно сжался, распрямляя руками потëртый и старый от времени синий бархат, взял поднос с едой, и с громким треском трансгрессировал. ... Гермиона наблюдала над парящей, казалось, над самым небом птицей. Широкие чëрные крылья филина смело встречали порывы вечернего ветра. Почему-то гриффиндорке захотелось оказаться рядом с птицей. Казалось, что филину всё ни по чëм, он ловко выполнял куражи и пикетировал с бешенной скоростью от одного облака к другому. Филин был свободным. Такое сильное чувство врезалось под рëбра гриффиндорке, и ей казалось, что будь она птицей, все проблемы бы враз исчезли. Она могла бы со счастливым рвением рассекать морозное пространство, не боясь кубарем упасть на землю, расправлять могучие крылья и парить. Парить надо всем, отбросив всё лишнее, надуманное, несущественное. Тогда будешь только ты и небо. И свобода. Гермионе отчего-то захотелось научиться летать на метле. Хотя бы таким образом ощутить себя в воздухе. Может тогда она почувствует себя свободной от проблем, обязанностей, тревог? Да, следует обязательно взять пару уроков у Гарри, друг будет в шоке, памятуя об ужасной боязни мëтел Гермионой, но отказать точно не сможет. Ниша окна была слишком тесной и наблюдать за вальяжными манëврами вороного филина становилось всё труднее. С каждым разом тот расширял пространство для своих движений, и вскоре Гермиона поняла, что почти не видит его. Смотреть пару секунд на то, что хочется видеть беспрерывно было невыносимо. Поэтому тяжело вздохнув, гриффиндорка оторвалась от запотевшего окна и задумчиво побрела в сторону гостиной факультета. Дежурство - обязательная процедура для старосты школы, поэтому закинув в гостиную вещи, Гермиона вернулась на этажи. С грустью девушка вспомнила о частых и совершенно внезапных встречах с профессором в коридорах в сентябре и октябре. Сейчас же мужчина постоянно был занят, и подозрение клевало Гермиону каждый раз, когда она начинала задумываться над причиной. Сейчас он точно не варит зелья для Больничного крыла, эта миссия перешла к Слизнорту, когда тот занял пост профессора зельеварения. Может нагрузка с проверкой домашних заданий? Гермиона точно бы смогла помочь с проверкой домашних заданий хотя бы первых курсов, тем самым снижая загруженность волшебника. Но предложить такой вариант было страшно, ещё слишком рано, может быть стоит подождать ещё чуть-чуть. Завернув в тупиковый коридор, Гермиона стала свидетельницей странной сцены. Филч, держа в руках миссис Норрис на манер своей спутницы, медленно кружился по коридору, напевая какую-то маггловскую песню. Сама кошка, блаженно мурлыча, прижималась ближе к хозяину, сверкая своими неестественно яркими жëлтыми глазами. Вытаращив глаза на странную картину, гриффиндорка быстро повернула обратно. Лучше не заходить в тупиковые коридоры, сделала вывод девушка. Ну хоть кого-то кружат в танце, подумалось ей. Пусть это даже и кошка. О, Мерлин. Невольно пришли ассоциации с профессором МакГонагалл, и Гермиона поморщилась, отгоняя странные мысли. Вернëмся к профессору защиты. Гермионе никак не удавалось отдать тому мазь для заживления раны на спине. Девушка уже успела смириться с тем, что сама она пока больше не сможет прикоснуться к коже мужчины, но это же не значило, что ему теперь самому не придëтся втирать её себе для заживления. За завтраком после того, как причастность двойняшек Зивдич к кусачим чашкам была обнаружена, и все снова занялись делом, Снейп сцепился Дамблдором за столом, профессор МакГонагалл, сидящая между ними поджимала губы на каждую реплику профессора защиты в сторону директора. Гермиона бы отдала очень многое за возможность услышать разговор, как впрочем Гарри и Драко, неотрывно следящие за перепалкой. Снейп был очень зол, это понял бы даже неопытный первокурсник. Крылья его носа раздувались, чëрные глаза волокли в бездну, кулаки на руках сжались в попытке предотвратить то, что разум твердил сделать отчëтливо громко. Внезапно Снейп перевëл взгляд на гриффиндорский стол, нарочито медленно прошëлся по лицу Поттера, и остановился на лице Гермионы. На секунду его маска дрогнула, и девушке показалось, что та пошла трещинами. Мужчина что-то рявкнул на очередную реплику Дамблдора, всё ещё продолжая смотреть на гриффиндорку. Что-то еле уловимое появилось в его взгляде, Гермионе показалось, что ей удалось как-то успокоить его. Всё продолжалось какие-то считанные секунды, но девушка явственно чувствовала, что повела себя правильно. Снейп потëр лоб, снова что-то буркнул директору, встал и широким шагом вышел из зала через специальную дверь для преподавателей. Если бы Гермиона посмотрела с какими лицами смотрели на мужчину её друзья, да и в целом, ребята в зале, девушка бы не задавала очевидных вопросов. Презрение, раздражение, отголоски ненависти мелькали то тут, то там, и были совершенно привычны волшебнику. Но сейчас сдерживать себя было особенно трудно. Один единственный взгляд светлых глаз с тëмными крапинками смотрел иначе. И это был не тот пустоголовый, всеобъемлющий взгляд влюбившейся девицы, который часто демонстрировали девушки другим профессорам мужчинам. Это был фундаментальный, ставящий на ноги и уверенный взгляд. Уверенность, вот что сейчас было так нужно. Мисс Грейнджер того не ведая, опять ему помогла. На уроке защиты от тëмных искусств, Снейп как и обещал её не спрашивал. Он вообще никого не спрашивал. В привычной манере скрестив руки на груди, презрительно-насмешливым взглядом обводя аудиторию, волшебник приказал разбиться на пары и тренировать, написанное мелкими острыми буквами, заклинание на доске. Сам же расположившись у окна, изредка поглядывал на студентов, абсолютно точно пребывая в своих мыслях. Сумасшедшие снежинки ударялись в окна. Снаружи началась метель. Холод внутри и снаружи начинал душить. Открытый шкаф с кубками Когтеврана грохнулся на пол, вываливая всё своё содержимое на облицованные камни пола. Переключившись в реальный мир, с таким трудом вытесняя из сознания колкий холодный взгляд, которым профессор защиты обводил студентов на уроке, будто хотел доказать всем и каждому, что он самое большое зло в школе, Гермиона застыла перед приведением с тошнотворно-глупой улыбочкой на лице. Староста Слизерина, поднявшийся на шум из подземелий, как бы правильно выразиться, ещё очень долго поносил мерзавца Пивза, на пару с гриффиндоркой восстанавливая порядок в холле. Гостиная факультета была пуста, и Гермиона, наконец, после долгого блуждания по замку привалилась к самому ближнему креслу от входа, оседая и устало закрывая глаза. Гермиона, удобно устроилась в плетëнном кресле. Солнце припекало, и девушка то и дело жмурилась, бросая быстрые взгляды на яркий диск. Опушка у Древа Леса была всё такой же, яркая сочная трава доставала почти до колена, а между тонкими травинками прятались разнообразных форм и размеров бутоны цветов. Из некоторых несколько раз в минуту вылетали маленькие искорки, другие самоцветами переливались в лучах солнца, третьи издавали звуки похожие на копошение зверьков при малейшем дуновении ветерка. Плетëнное кресло стояло недалеко от входа почти под самым полукруглым окном, ставни которого были распахнуты настежь, а лëгкие светлые занавески несильно трепыхались. Гермиона явственно ощущала, что находится во сне, но совершенно точно понимала, что точно находится на далëкой поляне, внутри Леса, в самом его сердце, за четвёртой границей у подножия Древа, чья ветвистая крона создавала тень, тут и там ложась на траву и цветы. На островках тени, спасаясь от жары и полуденного зноя, жужжали насекомые-переростки. Полосатые и крайне дружелюбные, у них попросту отсутствовало жало. Как тебе? Как я могу быть одновременно и в Хогвартсе, и здесь? Ты как всегда задаёшь очень правильные вопросы, моя дорогая. Голубоглазые орланы за всю жизнь высиживают только одно яйцо. И к чему это? Я помню историю Элпидайоса, благодаря или из-за него, я сейчас здесь. Гермиона хмыкнула, в полной мере не уверенная, радоваться или расстраиваться было предпочтительнее. Как целебны могут быть слëзы. Ммм, я здесь из-за какой-то слезы, упавшей на меня, когда я была ещё совсем ребëнком. Чистая случайность. Случайности не случайны, ты знала? Ах, ну, конечно. Всё изначально было задумано именно так. На Гермиону враз напало скверное настроение. Ситуация сюр, на самом деле, без обид. Голубоглазые орланы летят передать послание следующему хранителю Леса, между прочим, они не уверены жив ли он вообще. Разумеется, а как же иначе, им на пути встречаются враги. Орланы благородно погибают, последняя живая частичка, хранившая в себе душу леса падает именно на меня. То есть, не в паре метров от меня на голый асфальт или, например, в километре, сразу в море, а именно мне на руку. Гермиону наконец-то прорвало. Как же долго она перерабатывала крупицу за крупицей событий того вечера во Франции, вспоминая. Картинки прошлого были размыты, единственное, что помнила гриффиндорка, это перепуганные глаза матери и тëплое одеяло, которое накинул на её плечи отец. Магия притянулась к магии. Случайность. Закономерность, дорогая. Гермиона закатила глаза, тем не менее, портить такой приятный вечер спорами не хотелось. Ладно, доказывать что-то бесполезно, ведь так? Гермиона улыбнулась уголками губ, полный грудью вдыхая запах леса. Свежий, слегка сладковатый, пахнущий чем-то отдалëнно напоминающим попкорн, из-за яркого жëлто-оранжевого цветка цветущего поблизости от её плетëнного кресла. Голубоглазые орланы - редчайший вид, нам посчастливилось, наконец, дождаться вылупления на свет нового дитя. Правда? И когда же это произошло? Это только произойдёт. Древо является домом для сотен разных видов птиц, чьи домики расположены в кроне. Он ждëт тебя на северо-восточной стороне, там где встают рассветы и ложаться закаты. А солнце и луна часто встречают друг друга. Меня ждëт что? Яйцо? Именно. Яйцо, наделëнное сознанием и уже умеющее ждать. Потрясающе. Лес засмеялся. Листья взмыли в воздух шурша и переговариваясь, трава зашелестела под ногами. Твой образ мышления крайне любопытен. Девушка вздохнула, мягко улыбаясь, расслабляя плечи и поудобнее устраиваясь на светлой древесине. Лес смеялся так притягательно, что не ответить ему взаимностью, было просто невозможно. Тень легла на выступ травы перед креслом, и Гермиона поняла, что находится на поляне не одна, за её спиной, фактически между ней и домом, кто-то стоит. Вернее, она точно знала, кем был этот кто-то. Она чувствовала его, ощущала его смятение и внезапную озадаченность, ворох вопросов и крайний шок из-за резкой смены обстановки. Тьма сменилась, пробивающимися сквозь крону солнечными лучами. Мрачный сон прервался. Почему Этелинг здесь? Если всё сейчас реально, и я действительно, благодаря сну, перенеслась к Древу, почему же он тогда тут, вместе со мной? А ты хочешь, чтобы он был здесь? Лукавить было бессмысленно. Видеть вокруг себя такую красоту и не иметь возможности поделиться, было ужасно. Почему же она решила показать всё именно профессору защиты, Гермиона не могла себе сказать наверняка, но проворных мыслей, строящих цепочку за цепочкой, было превеликое множество. В жизнях других был хоть какой-то свет, наполненность смыслом, огонëк, когда как в жизни Снейпа вот уже какое десятилетие стояла промозглая бездонная зима. И холодный ноябрь за окном реальной жизни всё только усугублял. Он приравнивал ощущение внутри себя с восприятием того, что происходит снаружи. Разница, тонкая граница стиралась, и вот уже у Снейпа не оставалось возможности выйти на залитую солнцем поляну близлежащей к замку опушки, посмотреть на зелёную траву, разрастающуюся прямо у ворот Хогвартса, сбежать от холодной картинки внутри себя в пахнущей жизнью мир. А Гермиона хотела помочь, любым способом, так как могла. Да. За спиной снова зашуршали, трава с характерным звуком приминалась под ногами. Ты только что сама ответила на все свои вопросы. Такое же как и у неё плетëнное кресло материализовалось по левую руку от девушки. Обернувшись, Гермиона пригласительным жестом позвала мужчину присесть рядом. Снейп выглядел презабавно-озадаченно, всё ещё не понимая, где находится. Его маска отсутствовала, во сне никто не будет думать о контроле над собой. Волшебник медленно опустился в кресло, не отрывая от гриффиндорке задумчивого взгляда. Вероятно, он думал, что пребывает в обычном сне, там где все остальные лишь плод твоего воображения, там где никто не сможет запретить ему смотреть, даже он сам. Гермиона тоже не отводила взгляд. Ей впервые показалось, что глаза профессора сменили густую вязкую черноту на нечто более светлое. И действительно, в редких лучах, пробивающихся из под кроны, его радужка казалась насыщенного коричневого цвета. Гермиона улыбнулась не в силах сдержаться, она точно заметила в глубине глаз более тëмные вкрапления. Такая, казалось бы, обычная особенность очень сильно её удивила. Узнавать в человеке что-то новое, всегда было особенно приятно. Морщины суровости и усталости обычно лежащие на лице, отсутствовали. Волосы обрамляли красивое лицо, Гермиона действительно считала его красивым, и ничто не могло её в этом переубедить. Привычной чёрной одежды не было, не было даже и белой рубашки, тоже, как правило, спрятанной под извечным сюртуком. Малахитовая рубашка до локтя и льняные бежевые брюки создавали уютный домашний образ. Гермиона легко могла представить их, сидящих также у своего собственного дома. Хотя, дом стоящий за их спинами разве уже был не их? Зачем разговаривать, если можно смотреть? Раньше Гермионе казалось, что при общении, особенно при общении с парнями, надо постоянно забивать фон. Говорить о всякой ерунде, чтобы тебе также рассказывали какую-нибудь неинтересную глупость в ответ. И так за лëгким непосредственным общением протекали её будни сначала с Виктором, потом с Роном. Но наслаждения такие встречи не приносили, после них разговаривать вообще не хотелось, а усталость и понимание о том, что потраченное время не вернуть, лишь возрастали. Сейчас же просто смотреть на уставшее, но точно красивое лицо было верхом радости. Выводить взглядом по рубашке переплетëнной золотыми нитями витиеватый узор, чертить дорожки выпирающих на предплечьях вен. Любоваться сильными руками и рассматривать тонкие изящные пальцы. А этот взгляд. В нём плещется загадка, в нём скрыт самый большой секрет человечества. Там бездонные глубины, одна глубже другой всасывают тебя в удивительно прекрасный мир. Там мириады звëзд зажигаются и гаснут, а Луна никогда сходит с небосвода. Всепонимающий, глубокий, притягательный. Необходимый, целебный, свой. – Это ведь сон? – спрашивает, наконец, мужчина, после бесконечной тихой тишины, пытливая догадка врезается в сознание. Не может быть девушка, сидящая перед ним лишь простым сном. Она слишком заманчивая, внимательная, интригующая. Простая проекция мозга не смогла бы смотреть на него так. Непередаваемо. – А сам ты как хочешь? – почему-то обращаться на "вы", показалось глупым. При таком уровне ментальной связи возвращаться в привычный уклад жизни не хотелось. – Реальность, – прозвучало твëрдо, но Гермиона всё равно почувствовала отголосок неуверенности. Он боялся, всё ещё боялся. Но шëл на контакт. Гермиона не стала отвечать, просто поднявшись на ноги. Кресло приятно скрипнуло за спиной, а ветерок задорно потрепал каштановые волосы. Мужчина напротив тоже поднялся, правильно истолковав намерение девушки. Обняться показалось сейчас такой простой вещью, такой обыденной и такой желанной. Наконец их первое взаимное объятие. Нежные касания, осторожные линии, каждый боится разрушить момент, но в глубине души знает, что сделать это невозможно. Губы находят каштановую макушку, и Гермиона тихо вздыхает, тыкаясь носом в грудь мужчины. Тепло. Солнце встаëт в зените, и крона больше не спасает. Свет ласково озаряет их фигуры. И им хорошо. Хорошо рядом друг с другом.