Человек или Зверь: проверь

      Из квартиры выхожу последней, лифт ждать никто не стал, поэтому пришлось заставлять себя передвигать ногами. Неподъёмный груз новостей о проёбанном университете давит на голову и тело так сильно, что начинает щемить где-то в лопатках.       В свою квартиру пришлось заглянуть, чтобы сменить дурацкие тапки и накинуть тонкую куртку. Такое ощущение, что от нее все ещё пасёт гнилью и страхом. Маленькие комнатки показались совсем чужими, а раскинутые, так и невыученные конспекты совсем расстроили. Даже поддалась искушению пнуть рюкзак.       Почти вываливаюсь на улицу и тихо шаркаю к Юре, который хлопает по карманам широкими ладонями. Воздух утренний, чистый и по-настоящему апрельский. Тихо, даже звенящих браслетов Кати не слышно, будто она их специально придерживает, чтобы не мешать природе. На часах едва ли показалось четыре утра, а редкие птички уже запели. Всё вокруг было бы таким приятным, если бы меня не крыло из-за стремительно угасающей надежды о будущем.       Юра с ощутимым удовольствием глубоко затягивается найденной сигаретой, блаженно прикрывает глаза. Выглядит так естественно, что начинаю хотеть подойти и просто подышать дымом. Но вместо этого, всё так же стою на месте. Смотрю на него, на его странный, сотню раз штопаный плащ, на чуть мятую сигарету в длинных белых пальцах и не понимаю, сколько ему вообще лет.       К непониманию про возраст недоэкзорцистов добавляются еще и вопросы к самой себе. Почему меня вообще сейчас потянуло вместе с этой мутной компанией ехать к некому Славику? Как будто правда голову отшибли и я теперь совсем потеряла инстинкт самосохранения, или так пагубно всё-таки действует шок от произошедшего.       Можно было бы подумать, что беда в них, что это именно они на голову отъехавшие, а я адреналиновая наркоманка, следующая сейчас по пятам опасности. Но я видела своими глазами эту чертовщину, видела слетающий образ с Миши, видела даже неестественные амулеты.       Такого не бы-ва-ет. По крайней мере, меня коснуться не должно было.       Щелкаю теории в своей голове, как семечки, а шелуха только и делает, что загрязняет мысли и усложняет мыслительные процессы. В сотый раз возвращаюсь к началу вечера, перебираю все мелкие детали, думаю о коллективном сумасшествии и том, что всё-таки двинула кони, лёжа в той раскладушке. Думаю так много и усиленно, что в висках начинает болеть, морщусь. — Эй,- Катя касается моего локтя, от чего непроизвольно вздрагиваю,- У тебя голова сейчас взорвётся, судя по виду.       Возвращаюсь в реальность, как из глубокого сна, ловлю косые взгляды от Миши, который всё это время ковырял носком ботинка клочок едва зелёной травки, и от Юры, который успел дойти до фильтра и теперь тяжело расстаётся с окурком. Катя выглядит откровенно встревоженной. Её эмоции в целом легко читаемые, сразу понятно, что от нее ждать. Хотя возможно это и сыграет со мной злую шутку. — Странно, что ещё не взорвалась,- шепчу куда-то в ветер.       Юрец под первыми лучами солнца тянется, как дворовый кот, протяжно зевает и натягивает на руки кожаные перчатки без пальцев. Выглядит теперь как шпана, ей-Богу. — Слава, наверное, уже проснулся. Можем выдвигаться,- Юра бодро зашагал по двору, сворачивая, как я обычно называю эти места, в ебеня.       Ебенями их окрестили и местные жители района, потому что за нашим домом в пяти-семи метрах начинался неглубокий овраг, куда водителям не посчастливилось припарковаться, потому что крохотная площадка прямо у дома была вечно занята. Жить на окраине — соседствовать с лесом, каким-то цем.заводом и, как выяснилось, экзорцистами.       Их двушка выглядела немного печально, кое-где отсох клей и подвисают обои, черные выжженные пятна от свечей, скрипучий паркет и разваливающаяся мебель. Молчу про последствия набегов черных, волосатых и пачкающих. Невольно сравниваю со своей квартирой, такой же не радужной, потому что привыкла сравнивать вообще всё.       Спускаемся на полусогнутых вниз уже по примятым сухим веткам. Три автомобиля стоят хаотично, потому что владельцам было уже всё равно, где бросить машину — лишь бы добраться до дома. Матиз выглядел крошечным и глупым для таких шебутных товарищей, а вот ржавеющая девятка очень кстати вписывалась в гротеск их образов.       Однако Юра ловко огибает девятку и снова шерудит по карманам в поисках ключа, стоя рядом с довольно большой черной машиной. Юрец, Катька и Миша — гордые обладатели блестящего катафалка. Золотая надпись «Ритуальные услуги» и такие же вычурные золотистые вензеля завершают картину.       В последний путь. Хочется завыть.       В вип-кортеж залезаем так же безмолвно, тишина делается гнетущей. Мне не везёт и я присаживаюсь на обитую кожей скамейку в задней части машины. Вместо гроба — длинный ящик, пытаюсь не терзаться вопросом, что внутри. И упаси Господь, чтобы меня не исправили на «кто». То ли они ждут, когда я что-нибудь спрошу, потому что выгляжу так, будто меня сейчас совсем расхерачит и я сойду с ума. То ли принято у них так — гробовая тишина. — Когда Юра за рулём, лучше пристегнуться,- весело сообщает Катя, на что водитель показательно фыркает, а Миша, сидящий справа от меня, торопливо следует указаниям, явно зная, что это чистейшая правда. Наспех накидываю ремень безопасности и вцепляюсь в обивку. Мы еще не тронулись, а запугать уже успели.       Закон для Юры, судя по всему, не писан. Он охотно проезжает на красный, пугает ещё не проснувшихся пешеходов и пока не пропустил ни одной ямы. Взлетаем, как птицы, внутренности сжимаются. Его манёвры отчаянно ебанутые, поэтому Юрина гробовозка символично вписывается в атмосферу, подогреваемую страхом сдохнуть по пути к главному экзорцисту. Воплощение абсурда.       С каждой секундой каждое семечко вопроса разрастается до небывалых размеров дерева, они уродливые и ветками норовят сломать кости изнутри.       Когда встреваем в пробку у поворота на выезд из города, слышится шелест со стороны водительского сидения — экзорцист усиленно трёт лицо руками. — Ты в порядке?- ведьма поглядывает то на него, то на нас, на несчастных пассажиров в потёмках. — Тошнит уже,- он открывает окно и жадно вдыхает, будто в салоне действительно везём разлагающийся труп.       Шепчет что-то еще, но мне не слышно, что внезапно раздражает и распаляет. И так непонятно с кем еду — мне даже не назвали конкретное место — так еще и утаивают что-то. Юрец по внезапному наитию оборачивается, раздраженно пыхтит и дергает носом. В голову лезут дурные мыслишки паникёра-бесоёба. Если Катька-ведьма может кулоны заговаривать и пускать пыль в глаза, то вдруг этот фокусник мысли читает?       Перепробовала всё: звала его по имени, оскорбляла, вспоминала какую-то мерзость, от которой саму замутило, даже ролик с танцующим шреком припомнила, и просто мысленно вопила. Прекращаю сверлить затылок парня только после возгласа Кати. — Не воняй, Лисовец!       Так и не прикуренная сигарета замерла в зубах, из-за чего экзорцист жалобно посмотрел на злую сожительницу и заложил палочку за ухо. Тяжело сказать, кем они друг другу приходятся. Совсем не похожи на брата и сестру внешне: у Юры глаза светлые, серые, как в чёрно-белом фильме, с извечным прищуром, белая-белая кожа и светло-русые волосы; а у Кати глазища большие, тёмно-синие и круглые, как у котёнка, у нее золотистые локоны и далеко не такая бледная кожа. На пару влюблённых тоже слабо смахивают, они не милуются и не пытаются быть ближе. Хотя и об этом судить трудно, потому что они могут быть вместе уже несколько лет, и к тому же они втроём в двушке живут. Мишка выглядит совсем инородным: тощий, рыжий и кудрявый, веснушки рассыпаны, наверное, даже по плечам. — Ада!- Катя звенит, даже Миша вздрогнул,- Время задавать вопросы, потому что там будут спрашивать только тебя.       Спасибо, что просто спрашивать, а не пытать и приносить в жертву. Мысли формируются в кашу, которая активно-навязчивым потоком добирается до моих попутчиков прежде, чем смогу остановить его. — Почему ведьмы и экзорцисты дружат? Разве по... ээ... легендам вы не должны враждовать? Что это был за демон? Откуда он взялся? Что с ним стало? Я не сдохну через три дня из-за того, что он прошёл сквозь меня? Что значит фраза Юры, что на меня вся хрень и сбегалась? Был ещё кто-то? — Дьявол меня дери,- присвистывает Лисовец, нервно дыша в окно. Может он социофоб какой, что так реагирует на новых людей в окружении? Ведьма добродушно посмеивается. — Что для вас легенды — то для нас слухи,- поучительно начала она,- Экзорцисты действительно не очень жалуют ведьм, но мой род это немного особенный случай. Как бы правильно выразиться, моё наследство — быть частью штаба. С недавних пор некоторые ведьмы стали помощницами в ловле тех, кого быть здесь не должно. Я за борьбу со злом, а не за братство с экзорцистами. — Если сейчас выдвинешь ей урок истории о многолетних угнетениях, я выйду из машины на ходу,- кряхтит Юра ака современный угнетатель. — Ты только послушай,- она все ещё обращается ко мне,- Как с такими противными дружбу водить? — Друзьями мы не будем никогда, но семья из нас хорошая,- отзывается экзорцист с полуулыбкой, у Миши загораются глаза от того, как много эти слова для него значат. Стало интересно, как он, такой молодой, вообще попал в двушку экзорцистов.       Минутку выжидаю, но никто из них дальше отвечать на вопросы не хочет. Видимо, ведьма выцепила то, что шибко по мозгам не ударит или остальное раскрывать не хочет. Вот и сиди думай — еду с экзорцистами-альтруистами или с маньяками какими. А с собой нет даже никаких средств самообороны, кроме острых локтей, да коленок в синяках. Телефон уже разряжается стремительно, от чего паника накатывает такая, как будто боевой товарищ умирает на глазах. — А демон? — Да какой уж там демон!- всплескивает руками Катя, она всё-таки голос этой дрим-тим,— Верлиок наплодил хероту волосатую и кое-кто прорывается периодически.       Сказала, как отрезала, конечно. Причем с таким уверенным видом разговаривающей с понимающим человеком, что хочется тушеваться от своей необразованности. И что это за дисциплина такая? Демонология на четвертом курсе университета проходиться, что ли. Подожди, Катюха, всё впереди, я пока не догнала. — Верлиок,- тупо повторяю. А что ещё делать? — Верлиок — бес разрушения,- вклинивается Юра, продолжая дышать в окно и редко поглядывать на дорогу.       Ветер теперь треплет волосы и мне, потому что катафалк снова поехал со скоростью света и грацией гробовозки. Ебаный ты Спиди Гонзалес, Юра. — Верлиок сам по себе стрёмный и крупный,- Катя быстро сориентировалась,- А отпрыски вот такие мелкие, они не могут рушить города, но хрупкую человеческую душу могут потерзать. Ты под руку попалась, так бы он просто носился по квартире. — И ничего с тобой не будет, слабость и усталость — единственные побочки,- добавляет Миша, цепко держась одной рукой за ремень безопасности, второй - за потолок, а ногами упираясь в ящик с неизвестными содержимым. Взлетаем на кочке, тихо матерюсь.       Интересно, если б мне не прилетело по голове, я бы раньше очнулась и успела на пересдачу или сотряс не шибко влиял на ситуацию. Хочется задать и этот вопрос вслух, но вот эти «если бы, да кабы» уже не помогут, потому что время назад не отмотать и не попросить Мишу не трогать статуэтку. — А почему я виновата в том, что клочок шерсти бегал по квартире именно у вас?       Катя набрала воздуха побольше, чтобы начать с энтузиазмом, присущим рассказам про бесов-демонов-ведьм и, конечно, экзорцистов. Но её бессовестно прервали, даже не словами, а резким нажатием педали тормоза. Мы с Мишей, как две кегли, снесённые пинсеттером, заваливаемся в бок. Ремни безопасности настолько слабые и бесполезные здесь, что наши бедные туши оказываются чуть ли не на коленях впередисидящих. — Приехали,- хмуро заявляет Спиди и, выходя, громко хлопает дверью, от чего птицы с ближайшего дерева суетно вздымаются к небу.       Небольшая поляна с хилым домишкой в отдалении окружена суровым лесом. Он настолько плотный, что если в него зайти на несколько метров, можно утонуть во мраке и сразу потеряться. Воздух немного влажный и по-прежнему прохладный, значит где-то рядом бежит река или разлеглось озеро. Лес кажется живым, кривые ветки двигаются из-за ветра, древние стволы поскрипывают, пугающе кричащие птицы продолжают наблюдать сквозь листву. Молочный туман опустился на землю, сквозь него совсем не видно корневищ и опавших иголок, только кривые мшистые стволы сосен и лиственных деревьев.       С трудом отвожу взгляд от таинственного, туман уже почти достиг ног, почему-то появилось иррациональное желание отодвинуться от этой дымки, как от огня. Катя кажется настоящим мифическим персонажем, шагающей по поляне в своём длинном готическом платье с широкими рукавами и с золотистыми кудрями. Её не трудно представить собирающей травы и с легкой улыбкой и нежностью плетущей куклу-вуду на неугодного. Что-то рассказывает Мишке, треплет рыжие волосы, они утóпали уже на пятнадцать метров вперед, а мои ноги срослись со скользкой травой рядом с катафалком, который выглядит как потусторонняя ебака среди чистой природы. На железную ебаку облокотилась другая ебака — Юра — смиренно ждёт и наблюдает за сменой реакций.       Щурюсь, пытаюсь всмотреться в некрепкую постройку. Деревянный домик выглядит крайне заброшенным лет уже как тридцать, не меньше. Доски посерели от времени и в некоторых местах по периметру крыльца надломились, ступени истлели, а черепицы на крыше осталось совсем мало, та изломалась и искрошилась погодой.       Сомневаюсь, что за жилищем мертвого отшельника я увижу усадьбу с белыми колоннами и фонтаном с писающим ангелом, однако внутреннее чутье подсказывает, что всё не так просто. Сдвинуться с места не получается, чувствуется надвигающаяся угроза, как-то неожиданно на лбу появилась испарина, несмотря на завывающий ветер. Смахиваю её вместе с тревогой. — Воняешь слабостью,- колко бросает Юра, отталкиваясь от машины, и медленно идёт мимо — к дому.       Его шаги не слышны совсем. Ступает легко, точно кот на прогулке за добычей. Бледная кожа в окружающей серости кажется совсем белёсой, и если бы не едва заметный румянец, который подтверждает факт его работающего сердца, я бы уверовала и в существование вампиров. Хотя чем дальше от города, тем Лисовец из вальяжного дворового кота больше превращается в дикого лиса. Ведет носом по ветру, щурит глаза и замирает на полпути к своей семье. То ли ждёт, пока я доползу до него на ватных ногах, то ли наслаждается отсутствием пустой городской возни.       Расправиться с несколькими метрами до экзорциста сродни поработать несколько дней, не прерываясь на сон. Вот насколько это место давящее и выпивающее силы. Или это Юра такой энергетический насос, сложно разобраться в таком долбанутом беспорядке событий.       Снова чувствую себя нецелованной лягухой под скальпелем юного ученого-экзорциста, по-другому и не назвать этот очередной сложный лисий взгляд. Тягаться и что-то спрашивать выше сил моих, человеческих, хотя в обычный день я бы ёбнула такого загадочного, куда достану, и унеслась бы как можно дальше. А сейчас, поразительно для себя, опускаю подбородок и рассматриваю ботинки, на которые уже успела налипнуть трава и еще какая-то грязь.       Рядом с мысом ботинка замечаю линию чуть примятой травы, с трудом верчу головой, чтобы проследить, где она заканчивается. А глаз на это не хватает, потому что нить тянется по кругу всей поляны и, видимо, замыкается здесь же. В глазах совсем мутно становится, руки подрагивают, а ноги подкашиваются. Накатывает дикая слабость, от чего спина покрывается холодным липким потом, теряюсь в пространстве.       Пытаюсь найти в плывущей картине Юру, который теперь хмурится и тянет руки ко мне. Да что за неделя ебаной падающей в обмороки барышни девятнадцатого века. Отмахиваюсь от него, лишь бы никто не трогал. Кожа по ощущениям точно лопнет, если кто-то коснётся, настолько всё чувствительное и болезненное.       Поскальзываюсь на влажной траве в попытке отдалиться, каким-то чудом удерживаю равновесие, но торможу теперь подальше от Юрца, тот совсем в ахуе, как будто лягушка вырвала скальпель и теперь на него наставила.       Отпустило резко, как ледяной водой плеснули. Чугунок с головы убрали, и дышать легче стало, и с ног испарились кандалы. Даже удивленно потоптала, чтобы убедиться, что не показалось и что я не умерла. Наваждение прошло, даже побочек не осталось, только Лисовец и его мрачное, раздосадованное выражение лица доказывает, что что-то всё-таки произошло.