Humanity

      Расстроится ли она, если он придет навестить её? Или будет счастлива? Он не знал. Она сбивала его с толку. Любой здравомыслящий человек поступил бы так, как поступила Лоба, бросила бы его и приготовила оружие, чтобы расправиться с ним, если бы он приблизился на расстояние в полтора метра.       Но она починила его, пришла к нему, чтобы дать совет, который, возможно, только что спас его душу. Почему? Может быть, она знала, что это будет означать его смерть, это было единственное объяснение.       Что ж, в любом случае, он должен поблагодарить её. Возможно, он был многим ей обязан. А может быть, он просто хотел снова увидеть её.       Десантный корабль давно улетел, а его обитатели разбежались. Если бы он был настоящим другом, у него, возможно, был бы способ связаться с ней. Но, конечно, в нём не было ничего подобающего. У него даже телефона не было.       Что у него действительно было, так это неплохая способность находить людей. Что-то, оставшееся от его работы наёмным убийцей. К той информации, которая была недоступна в его голове, он мог получить доступ другими способами, через базы данных или допросы. В данном случае потребовалось лишь немного расспросить местных жителей, и все они были вполне счастливы предоставить ему информацию на её счёт. Эта часть всегда была легкой — учитывая его внешность и репутацию.       Когда он узнал, куда он направился, его охватил ужас. Медик проводила своё время в местной педиатрической клинике, помогая раздавать вакцины или что-то в этом роде. Чёрт, он не мог находиться рядом с детьми. Вероятно, ему следует подождать, пока она не уйдет домой на весь день, подождать снаружи и подловить её, когда она будет уходить, или следовать за ней одному, пока она не вернется домой. Но, вероятно, это было ещё хуже?       «По крайней мере, сделай себя менее страшным», — подумал он. Держа это в уме, он принялся искать что-нибудь простое, что можно было бы накинуть на его скелетообразное тело. Ему удалось выудить чёрную простыню из задней части склада и соорудить что-то вроде плаща. Да, вот и всё, чтобы выглядеть менее устрашающе. Он был похож на чёртова мрачного жнеца.       Он уже давно никого не убивал. Он чувствовал, что это всего лишь вопрос времени, когда кому-то не повезет настолько, чтобы выполнить эту квоту. Но сейчас он по-настоящему не злился. На этот раз он почувствовал надежду. Размышления о реальной возможности вечной смерти сделали это за него, сделали его спокойным, полностью находящимся в настоящем времени. Может быть, всё будет хорошо…       Рабочий день подходил к концу, когда он добрался туда, но там всё ещё было несколько посетителей. Он занял место в зале ожидания, как обычный человек. Там тоже не было пусто, там была пара родителей со своими детьми, которые тоже ждали. Его импровизированная маскировка привлекла несколько пристальных взглядов, но это было лучше, чем ничего. Он совершил ошибку, подняв глаза и встретившись взглядом с маленьким мальчиком, который тут же заплакал. Отлично.       Он поймал себя на том, что снова смотрит в пол. Но его нелюдимости, очевидно, было недостаточно, чтобы не привлечь внимания одного наивного маленького мешка с костями, который отошёл от своей матери, когда та отвечала на телефонный звонок. Девочка неторопливо подошла прямо к роботу и склонила голову набок, пытаясь разглядеть лицо, которое он так отчаянно пытался спрятать. Может быть, если бы она увидела его, она бы ушла.       Он поднял глаза и уставился на неё с застывшим выражением, похожим на маску. Любой здравомыслящий человек узнал бы его и справедливо убежал, и даже если бы его не узнали, как минимум испугались. Всё в нём было создано для того, чтобы внушать ужас. Но, очевидно, дети были чертовски глупы.       Малышка посмотрела на него затуманенными глазами, сунув палец в рот. Другой рукой она начала совать плюшевую игрушку ему в лицо и на колени. Это была ищейка с большими блестящими желтыми глазами, такими же пустыми и остекленевшими, как у него.       — Это Грейси, — пискнул голосок.       — Круто.       Она начала заставлять игрушку прыгать по его ногам, совершенно не обращая внимания на то, к чему прикасалась. И она продолжала говорить.       — Как тебя зовут?       Обычно он был бы раздражен, скорее даже, взбешен всем этим взаимодействием. Сегодня ему просто было все равно.       — Ревенант.       — Ты выглядишь мёртвым, но твои глаза сияют.       Она начала хихикать, вцепившись в свою игрушку. Дети действительно были невероятно, поразительно глупы.       К счастью, её мама наконец обратила на это внимание и подбежала, схватив её за запястье.       — Извините, простите, мне очень жаль, — тараторила она, бледнея от его взгляда на ней. — Мы вас больше не побеспокоим, хорошо?       Она осторожно попятилась назад. Он чувствовал исходящий от неё запах страха, но не от её ребенка. Должно быть, приятно быть такой юной и неосведомленной в такого рода вещах.       Он ожидал, что мать уйдет, поняв, что он ещё здесь, но вместо этого она просто откинулась на спинку стула в противоположном конце комнаты и настороженно смотрела, продолжая ждать. Чёрт, лучше бы этот прием у врача был направлен на спасение жизни её ребенка или что-то в этом роде. Малышка всё ещё смотрела в его сторону, издавая рычащие звуки и размахивая своей плюшевой игрушкой.       В конце концов настала их очередь, затем следующая, пока не остался никто, кроме него. Поэтому он прошел мимо секретарши, которая не посмела его остановить, и начал обходить комнаты в задней части здания, пока не нашел одну со знакомым веснушчатым лицом, которая приводила себя в порядок после долгого рабочего дня.       — Хей, есть минутка?       Он застал её врасплох, но, похоже, это её не испугало. Она не слышала никаких криков со стороны входа, так что предположила, что всё в порядке.       — Ага, просто позволь мне собраться. Опять чё-то сломал?       — Неужели мне всегда нужно что-то, когда я прихожу поговорить?       — Тебе всегда чё-то нужно.       — К слову, я должен сказать 'спасибо'.       — 'Спасибо'? Чтож, это что-то новенькое. За что?       — За совет.       — Вижу разговор с Лобой прошёл хорошо.       — Настолько хорошо, насколько возможно. Она действительно казалась восприимчивой к тому, что я смог предложить. Возможно, это блеф, но кто знает? Это звучит более многообещающим, чем то, что у меня осталось.       — Хмм. Значит, она всё-таки поможет тебе умереть. Отлично.       Сказала она, бросая несколько перчаток в мусорное ведро. Её тон совершенно сбил его с толку.       — Я думал, ты будешь счастлива. Тебе больше не придется беспокоиться о том, что я причиню вред твоим друзьям. И тебе больше не придется тратить своё время на то, чтобы снова чинить меня.       — Я никогда не говорил, что мое время было потрачено впустую.       Он не знал, почему ожидал от нее чего-то другого. Она всегда будет такой… такой вызывающий рвоту позитивной. Он вытащил из-под плаща помятый музыкальный плеер и протянул ей.       — Вот. Забери, я, в любом случае, сломал его.       — Выглядит так, будто ты его уронил. Всё не так уж и плохо и ты можешь починить его. Тебе не обязательно его возвращать.       — Он не понадобиться мне там, куда я отправлюсь.       Сказал он, кладя его на край тумбочки и собираясь уходить. Она схватила его за руку и остановила.       — Что с твоими пальцами?       — Они тоже сломались.       — Можеш перестать ломать вещи, хотя бы один день? Это даже не на играх случилось.       — Ага, я такой пагубный и разрушительный. Где, черт возьми, ты была?       — Я всё надеялась, что ты успокоишься и будеш вести себя как нормальный человек.       — Неважно. Сейчас я здесь, и я сделал то, зачем пришел.       Он попытался убрать свою руку, но она была чертовски упряма.       — Дай я их починю.       — Нет.       — Они могут понадобиться тебе для того, что будет дальше. Ты не знаешь, что впереди Возможно, это дополнительный шаг, о котором ты не знаешь.       Это звучало как чушь собачья, но она обычно думала о том, чего не думал он, так что, возможно, было разумнее уступить.       -…ладно.       — У меня здесь нет подходящих деталей, но я все еще могу заклеить кончики и устранить дёрганность. Ты здорово их повредил.       На этот раз она не спросила, как именно это произошло, поскольку уже знала. Он не стал утруждать себя сидением, предпочитая стоять, пока она доставала из шкафа самодельные инструменты для ремонта. Ему стало интересно, обслуживали ли в клинике когда-нибудь механических существ, или она использовала что-то вроде набора уборщика.       Ревенант не понимал её потребности чинить его, хотя он не просил. Ремонт чего-либо всегда был тем, что он делал только для того, чтобы избежать неудобств, связанных со смертью, или, в случае с прошлым разом, чтобы ускорить её. Каждое тело, в которое его бросали, было для него бесполезным и тюрьмой, из которой он не мог сбежать, даже умерев. Они были созданы для того, чтобы быть одноразовыми, готовыми развалиться, как только он закончит с ними и заменит на новые. Иметь кого-то, кто бы заботился о состоянии его тела, было для него чуждой концепцией.       И всё же, может быть, он смог бы потакать ей и немного позаботиться об этом, хотя бы ради какой-нибудь глупой формальной цели. Если Лоба сдержит своё обещание, оно будет последним.       — Этот плащ скрывает что-то ещё, что сломано?       Он зарычал, снимая его, хотя бы для того, чтобы заставить её перестать придираться. На этот раз он больше ничего не повредил.       Это для детей, чтобы им не приходилось смотреть на меня.       — Ха, как заботливо. Хотя ты не такой уж уродливый.       Рассмеялась она. Ему хотелось, чтобы она замолчала. Может быть, он мог бы, по крайней мере, сменить тему.       — Как он… знаешь, э-э…       — Кто?       Плавательные очки.       Она подняла брови, удивленная вопросом.       — У него все хорошо.       — Хорошо.       — Удивительно, что те не всё равно.       — Вообще-то да, но ты знаешь почему я спросил.       — В этом нет никакого смысла.       — Заткнись.       Он инстинктивно вздрогнул, осознав, что сказал что-то грубое, заслуживающее возмездия. К счастью, на этот раз у неё не было гаечного ключа с собой. Вместо этого она просто покачала головой, смазывая эпоксидной смолой его сломанные кончики пальцев.       — Ремонт будет не из приятных, но, по крайней мере, в те не будет дыр. Я смогу выполнить работу лучше, как только мы вернемся на корабль.       — Не волнуйся.       Она закатила глаза. Он отдернул руку, когда она подрезала последний незакрепленный провод.       — Кстати, я закончила, — она протянула ему упаковку, полный разноцветных наклеек, которые она взяла со стола, многие из них были с рисунками персонажей, предметов и животных.       — Я не грёбаный ребенок.       — Тогда прекрати себя так вести!       Она выбрала один для него и шлепнула им по тыльной стороне его ладони, прямо поверх логотипа Хаммондов. Он инстинктивно замахнулся на нее, но промахнулся, и когда его рука взлетела вверх, он потянулся, чтобы снять дурацкую наклейку, которую она на него надела.       Но когда он поскрёб его своими только что заклеенными пальцами, изо всех сил пытаясь как следует ухватиться, он остановился, чтобы рассмотреть его. Это был скрипичный ключ, окруженный кучей разноцветных музыкальных нот без какого-либо определенного рисунка. Как глупо, это была случайная мешанина символов, которые абсолютно ничего не значили.       И всё же… ему вроде как нравилось, что оно покрывала тыльную сторону его ладони. Он так долго смотрел на символ своих мучителей, что просто смирился с тем, что он всегда будет там. Чтобы напомнить ему, кто владел им, использовал его, кто лишил его человечности.       Но теперь там была эта чертова наклейка. Он перестал пытаться снять её.       Лайфлайн заметила перемену в его настроении и ухмыльнулась, в очередной раз оказавшись права. Она протянула ему набор на случай, если он захочет еще. Неохотно он выбрал ещё одну и прилепил её на тыльную сторону другой руки. Это был маленький мультяшный кот, идеально круглый, с маленькими шишечками вместо лапок.       — Любишь кошек? Теперь, когда я думаю об этом, ты похож на кошатника.       — У меня был один, когда я был жив, какое-то время, — сказал он. — Он был чертовски старым.       — Оу, он… ушёл?       — На сегодняшний день, точно. Но я умер раньше него.       — Ты умер? Как человек?       Ревенант понял, что он так и не объяснил ей этого до конца.       — Это неважно.       — Конечно это важно. Я думала, что большинство симов засовывают в новые тела до того, как они умрут.       — Не меня. И меня даже не спросили.       — Это… полный отстой.       Это вызвало у него смех.       — Да ну, ты так думаешь?       — Я могу спросить, как это случилось?       — Полагаю, подобное ты не спрашиваешь у каждого встречного, поэтому я скажу, что это крайне грубый вопрос.       — Прости, прости. Хотя я слышал, что ты сказал Патфайндеру. Он особенный, а я нет?       — О да, — сим начал дико хихикать. — Он ни хрена не понял. Я издевался над ним, и это сработало. Я здооорово пощекотал ему нервишки.       Она нахмурилась.       — Эт должно было меня впечатлить? Хочеш, чтобы я посмеялась вместе с тобой над тем, как ты издеваешься и причиняешь кому-то боль?       Это вернуло его с небес на землю, и он перестал смеяться. Он почти забыл, с кем разговаривает. В идеальном мире она могла бы получать удовольствие, находя его садистскую наклонность забавной. Но если бы у неё была такая сторона, она бы никогда не обратила на него внимания. Он вздохнул. Симу не очень нравилось, как она заставляла его чувствовать себя виноватым в самых глупых вещах.       — Это была случайность, — признался он, как будто был у неё в долгу. — Представь себя, величайший наёмным убийцей во всех Внешних Землях, и ты умираешь в ходе несчастного случая.       — В ходе какого случая?       — В другой раз.       Сказал он, накидывая плащ и собираясь уходить. Последовало молчание, и он заметил, что она смотрит в пол.       — А будет ли следующий раз? Ты планируешь покончить с собой.       — Я могу только мечтать. Что заставляет тебя думать, что гарпия собирается сдержать своё обещание?       — Я не знаю, согласится ли она, но если да? Ты действительно собираешься это сделать?       — Конечно, я собираюсь это сделать. Я хотел сделать это в течение трехсот лет. Я занимаюсь этим уже триста лет. Умирал снова, и снова, и снова… Я должен был быть мёртв прямо сейчас. Я должен был быть мёртв тысячу раз. Почему бымне этого не сделать?       Она пожала плечами.       — Не знаю, может, я подумала, что ты мог найти что-то, ради чего стоит жить.       — И что это за душещипательное дерьмо ты несёшь? Потому что ты пригласила меня потанцевать? Заставила меня сыграть на скрипке? Заставила меня бл-       Она на мгновение оживилась, глядя на него, когда он насильно оборвал себя на полуслове.       — Заставила что?       — Это странно. Это неправильно. Ты знаешь это. Во всяком случае, это просто болезненное напоминание о том, насколько сильно я не должен был здесь находиться. Я не могу… ничего сделать. У меня не может быть друзей. Я не могу вести себя как человек, когда я им не являюсь.       — Но ты являешься.       — Больше нет.       Прошипел он. Он закончил говорить и повернулся, чтобы уйти. Она схватила его за руку и остановила. Ее пальцы пробежались по этой чертовой дурацкой наклейке, когда она притянула его руку к своей груди, почти собственнически.       Его ладонь лежала на маленькой впадинке под её ключицей. Он не был уверен, какова была цель этого жеста. Какая-то печальная попытка посадить семя сомнения в нём? Чтобы показать, что её тупая задница доверяет ему? Он чувствовал, как бьется её сердце. Это напомнило ему, как сильно он хотел её, как… мучительно, бесконечно завидовал тому, что у неё было, что у всех людей было, а у него нет. Он хотел этого для себя, он хотел, чтобы это прекратилось, поскольку он не мог этого получить.       Но стук её сердца… он находил успокаивающим. Он хотел слушать этот звук вечно, даже спустя долгое время после того, как его не станет. Он понял, что чувствует это не только из-за простой потребности удержать её рядом из-за её полезности для него, как бы он ни пытался это отрицать.       — Аджей., — Он говорил с мягкостью, к которой не привык. Но он тоже не привык чувствовать себя плохо. Он не знал, как объясниться с человеком, тем более с такой, как она, которая поставила целью своей жизни помогать людям. Уродливая правда заключалась не в том, что у него не было ничего, ради чего стоило бы жить, а в том, что того, что у него было, просто было недостаточно, чтобы он захотел мириться. — Я не знаю, зачем ты это делаешь. Я не заслуживаю. Ни капельки.       — Я знаю, именно так все самоубийцы думают о себе. Ты не особенный, и ты не первый. Даже не первый, с кем я говорю об этом.       — Хотя, вероятно, первый, у кого есть счётчик убийств.       — Мои родители — военные преступники, и я бы всё равно попыталась отговорить их от этого, если бы мы были в хороших отношениях, — сказала она.       — Почему? Звучит так, будто ты их ненавидишь.       — Но это не значит, что я хочу, чтобы они покончили с собой.       — Хм, полагаю, я многого не знаю.       — Ты бы мог многое узнать, если бы остался.       — Я прошу тебя по-хорошему, и ты знаешь, что я делаю это не часто. Пожалуйста, не делай этого.       — Извини, но я бы чувствовала себя плохим человеком, если бы этого не сделала! Хочешь чтобы я сказала: О да, пожалуйста, покончи с собой! Я буду невероятно счастлива, если ты это сделаешь.       — Я живу уже почти четыре сотни лет. Я не какой-то суицидальный подросток, который едва начал жить и хочет уйти. Я просто старый-престарый человек, который умирал сотни раз и унёс с собой множество людей. Я просто хочу, чтобы мне наконец позволили отдохнуть. Ты хочешь отнять это у меня? У всех?       — Я все равно буду скучать по тебе, и, я думаю, ты всё ещё можешь сделать много хорошего в этом мире. Ты ищешь легкий выход, вместо того чтобы оставаться и пытаться всё исправить. Вся эта мощь и что ты с ней сделал? Ничего хорошего. Думаю, это делает меня плохим человеком, ха.       Она действительно не понимает. Почему он ожидал этого от неё? Ни один человек не смог бы этого понять. Что хорошего он мог бы сделать?       — Это определенно делает тебя кем-то особенным.       — Сумасшедшей, наверное.       — Хех, определенно.       Они действительно прошли полный круг. Наступила минута молчания, когда ни один из них не был уверен, что сказать. Наконец он убрал руку, глядя на импровизацию, которую она попыталась сотворить с его руками. Вероятно, они были не слишком хороши для убийства, но, по крайней мере, больше не причиняли боли.       — Спасибо, что починила мои руки.       — Я увижу тебя снова?       — Я не знаю.