Тиканье памяти рушит тишину рассвета

Мунбин читал до мозолей на роговицах. Читал перед сном и сразу после, в оглушающаю грозу и палящее солнце, за завтраком и при прогулке у берега моря. Ему нравилось впитывать мысли предыдущих гостей острова, смотреть на ситуацию их глазами и находить новую информацию. Он делал заметки в своем пахучем блокноте: выписывал особо интересные факты, переносил из головы распустившиеся вопросы и фиксировал личные гипотезы, которые почти сразу вычёркивал, потому что книга опровергала их. Иногда компанию в чтении составлял Джонхен. Они уходили в то самое тихое место, защищенное колючками и корявыми деревьями, где пришлось установить второй мозолистый гамак. Шли домой только тогда, когда холодок ощутимо покусывал ступни, а солнце жадничало и не давало достаточно лучей, чтобы строки слов было хорошо видно.  Хара и Джинри писали собственный роман. Читать работы предков было уже не так интересно, поэтому они отыскали потрёпанный, но красивый блокнот, где по очереди выводили кусочки своей души. Порой спорили по поводу сюжета, и это всегда было смешно для наблюдавших за ними друзьями. Джонхену и Мунбину хотелось скорее полностью прочитать работу подруг, а сами девушки цвели от желания оставить здесь что-то после себя. Один раз на остров пришёл новый человек. Солли заметила его первая, потому что вышла нарвать цветов, но вместо поля оказалась на пляже. Они с Харой не стали будить незнакомого мужчину, похожего на бездомного, потому что тот выглядел очень измученно и явно нуждался в крепом, зыбучем сне. Вместо этого они побежали искать двух книжных друзей, а когда вернулись, то никакого гостя уже и не было. Мунбин оказался поглощён своими мыслями. Неужели смерть этого мужчины вызвала скорбь в чей-то душе лишь совсем немного? Его действительно так быстро отпустили? Завидовать этому или сострадать? Ответ прост: слушать пение Солли. Её голос был действительно прекрасен. А когда подключалась Хара — уже никакие книги не были интересны. Хрустящие половицы замолкали, море переставало шуметь и ветер не гонял золотую пыль в стороны. Весь мир останавливался и крошился на мелкие песчинки, оседая в легких. — О чем опять задумался? Хара села на стул, нагретый румяным солнцем, и помешала ягоды в горячем чае. Языки пара ветвились в воздухе, на секунду застревали меж лучей и растворялись в деревянных стенах. За её ухом краснел цветок, отбрасывая тень на розовые щёки, а в волосах таились крупицы заварки, которую девушка просыпала минутами ранее. — Прочитал, что здесь у нас не бьётся сердце. Почему я раньше этого не замечал? Мунбин в бесконечный раз приложил ладонь к груди, но не ощутил ударов под ней. Только шелест любимой рубашки и щекотку от застрявших песчинок. Это было так странно, пусть и в какой-то степени логично —  они же умерли. Им больше не нужно сердце. — Я тоже не обращала на это внимание. Здесь много других более интересных вещей, поэтому я не хочу зацикливаться на подобном слишком долго. Гу Хара была права. Мунбин ещё не обошёл остров, не прочитал все книги из тайной библиотеки и не понял, как продукты питания самостоятельно появляются здесь. Из записей предыдущих людей он узнал, что еда никогда не возникнет на твоих глазах — только если ты покинул помещение хотя бы на секунду. Так, один особо любопытный мужчина остался в комнате с продуктами на несколько дней, но ничего не произошло.  К этому месту было слишком много вопросов, потому что сам остров — сплошная тайна, которую никто и никогда не разгадает полностью. — Ку-ку! Солли высунула голову из дверного проёма, но не прошла в хижину полностью. Явно что-то прятала за бамбуковой стеной, но не собиралась делиться этим. Любопытство щекотало ступни Мунбина и уши Хары, поэтому они оба вмиг забыли о небьющемся сердце и попытались научиться смотреть сквозь предметы. — Почему застряла? Иди дальше. Джонхён протолкнул Джинри в хижину и встал рядом. Раздался хруст половиц, звук рвущихся нитей из пыли и солнечных лучей, а также задорный лай собаки, который увеличил громкость тишины в пару раз. В пару десятков раз. Мунбин сидел неподвижно, но Хара, казалось, была ещё более шокирована, чем он. Животное, точно поцелованное солнцем, виляло хвостом во все сторон и путало волнистые волосы Солли. Ему определённо нравилось находиться в теплых объятиях хрупких рук, цветочных лепестков и чайного аромата. Кусочек счастья. — Мы нашли его прямо у входа. Он пытался отгрызть край дорожки. Джинри весело хихикнула, отдавая собаку Джонхену. Она прошла в кухонную часть, нарочно собирая самые хрустящие половицы, и достала две миски: одну для воды, другую для еды. Едва ли животное услышало шелест прохладной жидкости, как сразу начало вырываться и молебно скулить. — Он выглядит очень грязным и потрёпанным, — Хара погладила малыша, жадно пьющего воду, — что же с тобой случилось? На ничейного не похож. — Посмотри на ошейник, точно хозяин есть. Скорее выглядит так, будто он заблудился. Джонхён вернулся со второй миской, наполненной едой для худого, но очень лохматого щенка. Каждой мурашкой тела чувствовалось, что остров ожил. И пение Солли эхом плавало в голове, и шум бездонного моря щекотал улитки в ушах, и весёлый лай собаки застревал в щелях стен. Поев, животное не могло перестать бегать из угла в угол. Он каждый раз чуть вздрагивал, когда половицы шумели под лапами, а потом наступал на них ещё сильнее. Интересно, у щенка тоже не хватало какой-то эмоции? День был окрашен новыми красками. Сероватые тучи начали играть в прятки с солнцем, поэтому Джинри пошла в поле, чтобы без страха расплавиться от жары поиграть с новым другом. Хара со всей вовлечённостью обустраивала собаке место для сна, а Джонхён и Мунбин любыми способами пытались отмыть ошейник и весящий на нем кулон с какой-то надписью. Было бы очень кстати узнать имя щенка — здесь ему понадобится только оно. — Ты ещё не снял повязку? Джонхен замер с намыленной щёткой в руках, фокусируя взгляд на шёлковой ткани, покрывающей запястье Мунбина. Тот тоже глянул на намокший лоскут и снова вспомнил о зуде. Он уже подглядывал под повязку, но растущее число продолжало пугать и захватывать территорию песочной кожи. Не то, чтобы на острове было плохо, но казалось, что цифры никогда не исчезнут с запястья. — Всё в порядке, я со своей тоже долго ходил. Даже в жару не снимал одежду с длинным рукавом, чтобы лишний раз взглядом не наткнуться. А вот Солли вообще не волновалась, постоянно шутила, что теперь у неё есть татуировка. Мунбин чуть посмеялся. У этой девушки действительно не было ни капли грусти. Джинри радовалась и палящему солнцу, и оглушающей грозе. Она всегда фокусировалась на хорошем, впитывала в себя счастье, приумножала его и дарила окружающим. С неё хотелось брать пример. — Санни! Это было неожиданно. Мунбин отшатнулся, не удерживая равновесие на корточках, и плюхнулся на шумные дощечки. Пылинки поднялись в воздух и замерли, будто тоже ожидая объяснения неожиданного выкрика. Хара оторвалась от раскладывания ватного одеяла в одном из углов и вытянула шею в попытках разглядеть предмет возгласов. — Я оттёр кулон. Щенка зовут Санни. Вспоминая золотую окраску щенка и его вечно приподнятые уголки рта, все подумали, что лучше имени для этого животного подобрать нельзя. Весёлый малыш, который в миг оживил весь остров и нагрузил каждого делами. Пока Мунбин вытирал разлитую воду и разлетевшуюся в стороны пену, Джонхён пошёл звать Солли и Санни обратно. Хара как раз закончила свое задание и довольно оглядывала получившийся уголок для щенка. Ватное одеяло, пара небольших подушек, похожих на облака, и откуда-то взявшаяся гремучая игрушка. Малышу должно понравиться. Уже ближе к ночи, когда первые звезды вылупились на темнеющем небе, все решили выйти на прогулку. Инициатором, конечно, был Санни. Он оказался настолько неугомонным и энергичным, что четверо друзей уже почти составили график игры с этой ходячей батарейкой. Стало ясно, что одной гремучей игрушки недостаточно, поэтому Джонхён вызвался сделать ещё несколько, но завтра. Остров, как и всегда, был красив до мурашек в небьющемся сердце. Одна часть неба полыхала красно-розовыми кострами, а другая — утопала в растекающейся ночи и была усыпана звёздными бусинами. Сочная трава парила на ветру, крупицы золотого песка привычно играли в догонялки, а пенные волны моря старались забраться на берег как можно дальше. Мятный воздух приятно окутывал кожу и готовился в любой момент осыпаться мурашками. — Приготовим завтра торт? Хара неожиданно загорелась идеей испачкать кухню в креме и разбитых яйцах, а потом устроиться на гамаке и съесть кривой, но очень вкусный десерт. Потом они бы сыграли в камень-ножницы-бумага, чтобы проигравший вымыл посуду и наполнил хижину недовольными вздохами. Хотя в последний раз убирались все, так как масштаб последствий готовки был почти катастрофический. — Я за. Джонхён согласился первый. Он отпустил Санни из рук и улыбнулся, когда щенок со всех ног устремился догонять летящий в воздухе листик. — И я! Я тоже! Никто не сомневался, что Солли поддержит идею. Теперь оставалось узнать мнение Мунбина, поэтому все взгляды были устремлены на него. Причин отказывать не было, поэтому парень уверенно кивнул, сразу сгребая шлепком горсть песка. Песчинки заскрипели меж пальцев. — Нет-нет, Санни! Щенка уже было не остановить. Недавно вымытый и высушенный, он с разбегу прыгнул в воду, пытаясь оседлать мелкую волну. Вынырнул весь мокрый и прилизанный, но такой довольный, что тепло от лая кольнуло в области желудка. Его виляющий хвост так и зазывал остальных присоединиться к купанию в бездонном море. Хара сдалась первая. — Почему ты снимаешь кофту? Джинри следила за подругой, которая теперь стояла в цветочных шортах и таком же топе. Её сандали ютились в песочной ямке сбоку от сброшенной одежды и блестели от уходящих лучей солнца. Самой Солли приглашение не требовалось: она скинула обувь и любимую соломенную шляпу, устремляясь вслед за Харой прямо в струящемся платье. Её полосы развивались по ветру и повторяли изгибы моря, цепляя своими кончиками невидимую пыльцу. — Как холодно! Джонхен хмыкнул, потому что ничего другого от весеннего моря было можно не ожидать. Они с Мунбином переглянулись. Как по команде бросились к воде, на ходу теряя шлёпки и стараясь победить в негласной гонке. В конце концов, они оба просто упали в объятия волн, потому что Санни неожиданно скользнул между ног и выбил их из колеи. Все пятеро плескались в море так, будто их кости не дрожали от холода. Щенок гонял каждого по берегу и снова вел в блестящую воду. Только когда солнце последним краем помахало им на прощание, пришлось вернуться в хижину. Продрогшие, но такие счастливые. За всё время прибывания на острове Мунбин ещё не был так расслаблен и легок, как сейчас.