Кафедра спиритизма и оккультных коммуникаций

Иван Иваныч не походил на лидера в привычном смысле, властного, сурового и с пресловутым командным голосом. Зато его вежливая мягкая манера как нельзя лучше подходила для проведения по-настоящему секретного расследования. А его нужно было организовать весьма деликатно – чтобы не вызвать паники, а скорее, пересудов о том, что руководство само подвержено этой самой панике по весьма сомнительному поводу. Потому что до сей поры все действовали по двум классическим принципам: «не показаться бы психом» и «если я буду игнорировать это – может, оно само уйдёт?». Хотя «оно» не уходило: по-прежнему были слышны то шаги в коридоре, то скрип несуществующей палубы, то покашливание. Да и техника продолжала жить своей жизнью. А на следующий день после выволочки Ивину появился – мнимый, разумеется - предлог дать нагоняй уборщице: у самого порога красовалась кучка подгнивших и будто бы подмёрзших стружек. И были они крупными – не то, что кто-то вытряхнул точилку и поленился за собой убрать. По общему решению, начался осторожный сбор данных. Францев переговорил с Петровичем – тем самым охранником, с которым он тогда затеял светскую беседу в английском духе. Остальное он поручил Диме Фицко, рассчитывая на то, что от него стороны некие странные вопросы будут звучать естественнее. Тем временем, Родионыч по одному, отводя в сторонку, беседовал на щекотливую тему со своими аспирантами. Общим было одно: от всех, кого опрашивали, пытались добиться конкретной даты, когда каждый наблюдал или ощущал что-то необычное. Кому-то стоило большего, кому-то меньшего труда припомнить день, но чертовщина началась совсем недавно – поэтому получить точные сведения не составило труда. Все ниточки сходились к моменту, когда три товарища – Малышев, Ивин и Ходжаев – явились на консультацию к Родионычу для разбора собственных полётов, а бонусом наблюдали полёты неопознанных объектов. Этому предшествовали посиделки Ивана Иваныча и Димы, от идиллии перешедшие к жути. Оставалось определить, а что же такого случилось «за день до». Вот тут пока был затык: не происходило ничего из ряда вон выходящего, с точки зрения академической среды так точно – пары как пары, а вечером кто хотел, оставался на кафедре поработать. Иваныч перебрал в памяти всех, кто просил у него разрешения посидеть позаниматься: «Так, Фицко, ясное дело, из курсантов – Тереховы и Харитонов... Ага». Францев пошёл снова к Петровичу и спросил, кто последним выходил из здания академии в означенную дату. Он ожидал, что это будет трудоголик Фицко. Однако нет – поздними пташками, прокорпевшими над шлифовкой докладов аж до поздней ночи, оказались Ваня и Катя Тереховы. Они были детьми покойного друга Фёдора Родионыча. После смерти Василия Терехова его вдова была гораздо больше занята устройством личной жизни, чем заботой об отпрысках, и брат с сестрой имели все шансы вырасти «как трава под забором». Но капитан Крозенко взял их под своё крыло и даже теперь называл их «мои малые». Ваня с Катей учились на четвёртом и третьем курсе соответственно, притом Ваня уже готовился к своей первой вахте на рыболовецком судне в акватории Сахалина после окончания бакалавриата. Катя планировала – точнее, весьма хотела бы – после выпуска остаться в академии в качестве научного сотрудника, может быть, специалистом по учебно-методической работе. Их руководителем был Крозенко, но, естественно, они не могли оказаться вне научной школы Францева, а тот выступал за академическую просвещённость будущих гидрографов. И Тереховы с удовольствием участвовали в жизни академии, постоянно выступали с докладами, при организации мероприятий помогали в качестве волонтёров: встреча кейтеринга или гостей, расклейка плакатов, распечатка буклетов, расстановка стульев, подготовка водички-кофейку-перекусов – можно было не сомневаться, что здесь Ваня с Катей не подкачают. Из-за отеческого отношения Фёдора Родионыча они нередко чувствовали себя блатными, что истине не соответствовало: и высокие баллы, и хорошее отношение преподавателей они заработали своим трудом. Это постоянно отмечал Иваныч, навидавшийся реальных блатных во время своего ректорства в военной академии и за неприятие оных вылетевший оттуда с позором – который многочисленные ему сочувствующие, вообще-то, считали за особую горькую честь. А Ваня и Катя из кожи вон лезли, доказывая, что они достойны опеки и симпатии. Что ж, и Францев, и Крозенко им относились к ним тепло, зная нелёгкую судьбу семьи Тереховых. Порой они расспрашивали брата с сестрой о жизни, поили чаем, совали угощения, помогали советами. А ещё неизменно позволяли им допоздна зависать на кафедре для доводки научных работ до льдисто-кристального, идеального состояния. Так случилось и на этот раз. Иван Иваныч поначалу призадумался. Как Тереховы могли быть связаны с началом паранормальных явлений? Хотя почему именно они, а не кто-то другой или что-то другое? Тут Францев с досадой тормознул себя: он попытался стереотипно связать события с ночным часом. А ведь практика показывала, что для аномалий и белый день не помеха. Значит, ухватиться за конкретную точку на линии времени не получалось, отрезок для возможного исследования растягивался до неопределённых пределов. Это совсем не воодушевляло. А что, если б на кафедре была камера видеонаблюдения – вероятно, тогда можно было бы отследить нечто подозрительное? «Да нет, бред какой-то, - нахмурился Иваныч, - у нас же тут не тюрьма и не концлагерь!». Он старательно развернул мысленный поток из русла философских размышлений о гуманизме и легитимном насилии в русло анализа. И невесело отметил, что за неимением лучшего приходится «работать с тем, что есть» – то бишь, снова брать за отправную точку ночь и Тереховых. Но с точкой этой ничего толком не получалось связать, подход казался сущим формализмом, и ничто не наталкивало ни на какие вразумительные выводы. - Похоже, следствие заходит в тупик, - пробормотал Францев. И он решил сделать то, что всегда делал в затруднительных ситуациях для успокоения и лучшего размышления – опять же, выпить чаю с чем-то вкусненьким. Иван Иваныч любовно перебрал свою чайную коллекцию, выбрал для разнообразия эрл грей, заварил его, разложил на блюдечке конфеты, печенье и пастилу, перенёс всё это богатство к компьютеру и решил на время отвлечься от загадки. Правда, это не очень-то хорошо получалось, мысли вхолостую бежали по кругу, и Иваныч про себя проворчал: «Хоть ты и правда экстрасенса зови...» Между тем, Крозенко действительно именно это и предложил. Точнее, солидно и обтекаемо сформулировал, что тут нужен «сильный спец», который всё «увидит», расскажет, в чём дело и поможет избавиться от «сущности». Иваныч фыркнул: - Ну, это ни в какие ворота! Родионыч усмехнулся: - А, ну да, с такими личностями якшаться – это ж типа грешно! - Грешно быть лохом, которого эти личности за «эксклюзивные услуги» на деньги нагреют, - иронично поднял брови Иваныч. - Ну и где нам такого «спеца» искать, да ещё и с гарантией или хотя бы её подобием? У тебя что, какая-нибудь там знакомая проверенная ведьма есть? - Была одна, да померла давно, - покачал головой Крозенко, и Францев неловко усмехнулся – Родионыч явно говорил про свою бабушку. Вот уж точно, и смех, и грех. Вспомнив об этой беглой беседе, Иван Иваныч покачал головой, глубоко вздохнул, отпил новый глоток чая и подумал, что было бы сейчас лучше отвлечься вообще на что-нибудь другое. Перед следующей лекцией у него образовалось «окно». Иваныч прикинул, что этого маловато для полноценной работы над текстом книги – он всегда медленно включался в процесс и так же мучительно из него выключался. Зато можно было покопаться в иллюстрациях, упорядочить их, понадписывать, поискать новые. К своему огорчению, Иван Иваныч не сохранил ссылку на один прекраснейший фотоархив, а его название вертелось в голове, но никак не всплывало. Зато он помнил, когда именно искал фотографии, и полез в историю браузера. Там среди собственных стандартных запросов он увидел такое, от чего у него волосы на макушке чуть не зашевелились. - Это ещё что за хренотень? – пробормотал Францев. Кто-то вбивал в строку поиска весьма своеобразные вещи: «общение с умершими», «некромантия», «осознанные сновидения», «выход в астрал техники», «есть ли души умерших в астрале», «определить связь с умершим», «вызвать духов как»», «вызов духов безопасный», «зеркальный коридор гадание», «зеркальный коридор техника выполнения»... - Всё чудесатее и чудесатее, - проговорил Иваныч и впал в прострацию, забыв про чай и лакомства. Действительно, запросы шли по нарастающей. И дата, и время их точно совпадали с тем вечером, когда Тереховы оставались на кафедре якобы допиливать доклады. Сначала Францев слегка устыдился этого «якобы»: и тот, и другая назавтра прекрасно выступили. Далёким от прекрасного было то, что именно в этот злополучный день случился первый резкий всплеск потусторонней активности, а свидетелей оказалось как минимум шесть – Крозенко со своими аспирантами, Францев и Фицко. Это не считая охраны. Между тем, Ваня с Катей после того вечера на кафедре больше не появлялись. Как сказал Фицко, с которым Терехова тесно общалась, почти сразу после выступления брат с сестрой понеслись на радостях отмечать успех в японскую забегаловку – а там дружно отравились суши и загремели на больничный. Это вряд ли было подстроено – от Тереховых подобного мухлежа нельзя было ожидать. «А чего же от них ожидать можно?» - спрашивал себя Иваныч. Вздохнув, он покосился на остывшую кружку и пошёл заново закипятить чайник. При этом он испытывал уже знакомое ощущение, что кто-то смотрит ему в спину.