Кафедра спиритизма и оккультных коммуникаций

Но атмосфера всё-таки накалялась. Или остужалась, кто его знает? По крайней мере, когда Крозенко с утра открыл дверь, в лицо ему прилетели вполне себе зябкие и противные брызги. Но вскипел он тут же: - Ивин, мать вашу, да что вы творите?! Перед ним застыл Ваня Ивин с весьма интересными причиндалами в руках: в левой объёмистая чашка научрука – только вместо чифиря в ней уже почти на донышке плескалась вода, - в правой что-то наподобие не то кисти, не то плюмажа. Крозенко не знал, как это называется, он только сообразил, что это что-то из церковной утвари – возможно, название ему бы подсказал Францев. Который шагнул в кабинет тут же –завкафедрой и его зам добирались до академии вместе. - Это... я... - Что «это я»? Ивин, я вижу, что вы – это вы, ни с кем другим такую физиономию начинающего попика не спутаешь! – взорвался Родионыч – ведь до него уже начала доходить суть происходящего. - Да, Фёдор Родионыч, да. Вы не ошиблись. Я проявил инициативу, - как можно твёрже проговорил аспирант. – Всем уже известно, что творится у нас на кафедре. Я посчитал, что стоит освятить помещение и прочитать соответствующие молитвы, - мужественно завершил Ивин. Начальники переглянулись. - А в дверной проём зачем засадили? - Кхм, ну, понимаете ли, дверь – это... - «Дверь – это», - передразнил Родионыч. – Не удержите вы его так. Мало того, что тут, может, не столько дверь, сколько порог имеет значение – лучше б вы нам ботинки опрыскали... И вы же в курсе, что это чудо по всей академии гуляет? Так что вы там, святой водой и пол помыть готовы на всех этажах, чтоб не ступила там нога человека – ну, или, там, хтони? Ивин стушевался. На самом деле, его научрук понимал некоторые идеи своего многостороннего аспиранта лучше, чем ожидалось бы. По виду Крозенко можно было бы подумать, что его единственным интересом всегда было бухать за гаражами и зажимать стрёмных тёлок в подъездах. Но он в своё время в дополнение к записям бабушки, собранным в отдельную изданную узким тиражом книжку о белорусском знахарстве, изучил и историю религий, и работы о шаманизме – последнее особенно было ценно в контексте Севера. Как это синтезировалось в его уме, невозможно было отследить, да он и вообще не распространялся о своих воззрениях. Однако Ваня Ивин интуитивно сообразил, что материалов Крозенко прочёл много больше, да и понял нечто глубже, и его более гибкая позиция грамотней, чем избранная им более понятная консервативная. Неловкий был момент, одним словом. На помощь ему – если это можно было считать таковой – пришёл Францев. - Иван, дорогой, - сказал он мягко в его неповторимом тоне, - на самом деле ваши старания очень понятны. Но разве вы не знали, что в таких вопросах очень вредна самодеятельность? Человек, не облечённый саном, может сделать только хуже. В лучшем случае, не сделать ничего. Говоря по-простому, дело нужно доверять профессионалам. В нашем случае, вижу, что относительно невинные проявления постороннего присутствия приносят всем дискомфорт. Короче, мне лучше договориться с батюшкой, чтоб он пришёл и сделал всё по уму. А вы пока сложите оружие, - рассмеялся Иваныч, глядя на то, как комично между собой сочетаются кропило и чифирная кружка Родионыча. Ваня Ивин стыдливо шагнул к столу своего научника, бережно водрузил туда кружку с остатками святой воды, потом метнулся, взял свой пакет и сунул туда ещё мокрое кропило. Иван Иваныч обвёл взглядом помещение и усмехнулся: - Обои, надеюсь, не отстанут, хотя их вы тоже хорошо так обдали. А вот зеркало, пожалуйста, оботрите. Ивину не оставалось ничего, кроме как судорожно схватить салфетку, предназначенную для протирки мониторов, выполнить указанное, а потом с тыщей извинений вихрем выместись с кафедры в надежде, что он сюда не явится ещё хоть неделю. А Крозенко и Францев снова озадаченно смотрели друг на друга. - Ну? Что делать будем? – буркнул Фёдор Родионыч. - Да уж тот ещё вопрос, - задумчиво отозвался Иван Иваныч. – Отрицать наличие проблемы не вариант. Что-то «этакое», - сделал он затейливый пасс рукой, - здесь есть, это бесспорно. И весьма отрицательно воздействует на душевное состояние присутствующих, пусть даже оно и безобидное... Он не изменял своей интеллигентной манере выражаться, которая порой даже выводила из себя. - Пока что, - вставил Крозенко. – Я не удивлён, что Ивин так переполошился, ему, вон, по башке папкой прилетело. А мне тоже, между прочим – на меня фигурка свалилась – ну вот эта вот, авторства Саамай. И тоже на ровном месте средь бела дня. Францев скользнул взглядом по полке над столом Крозенко. Там на свободном месте красовалась костяная статуэтка белого медведя. Её сделала и подарила Родионычу якутская учёная – зоолог Саамай Ойунская; она регулярно прилетала на мероприятия в академию, докладывала на конференциях, публиковалась в сборниках – и была пока что неофициальной женой соискателя Игоря Хорошаева. По поводу него у Францева и Ростова-старшего был очередной конфликт: декан категорически не хотел видеть Игоря в качестве научного сотрудника кафедры, поскольку тот образование имел медицинское, а заявлял себя вообще как антрополог. Ростов считал, что его специальности в морском вузе практической направленности просто не пришей к стене рукав, а Францев выступал за междисциплинарный подход, расширение профиля и инклюзивность – если уж говорить официозными терминами. На самом деле, все знали, что главное – выбрать правильное название темы, грамотно сформулировать введение и заключение, а в основном тексте научной работы может быть практически что угодно. И всем было плевать, кроме Ростова. А Францев уже умаялся искать талантливых сотрудников со стороны, да и Хорошаеву он симпатизировал и во что бы то ни стало желал помочь ему защититься. Однако сейчас всё-таки речь шла не об этом. На что и указал Крозенко в своей грубоватой манере: - Ну, и что ты залип?! Мыслями хоть поделись! Иваныч позависал ещё несколько секунд и ответил: - Так. Федя, спокойно. Давай плясать от печки и начинать с начала. Мы все эти годы тут жили да не тужили, ничего потустороннего не наблюдалось. А началось оно резко и совсем недавно. Нужно установить, когда именно. С чем это может быть связано – это другой вопрос, уже следующий. Но вот вспомни, когда, например, лично ты явился свидетелем необычных явлений? Родионыч поднапрягся и начал собирать в кучку свои впечатления и чужие свидетельства. Он не стал иронизировать над следственно-детективными рассуждениями своего начальника и игнорированием самого простого и насущного вопроса: «Что делать?». Просто потому, что каждое последствие, особенно ярко выраженное, имеет отправную точку и причину – до неё и хотел докопаться Иваныч. А это должно было стать подсказкой, с какого боку подойти в принципе. И уж если Францев за что-то брался основательно, то не ослаблял хватки до самого конца.