Гермес и Терпсихора

- Я считаю,- Дудаков выбрасывает за окно окурок, хотя это, конечно полное безобразие, но гнать его во двор, где термометр покажет не меньше +35, жалко,- ад должен выглядеть как-то примерно так. Очень жарко с одного бока и лед с другого. - А ты в поэтическом настроении, Сереж,- замечает Тутберидзе. - А ты не согласна?- уточняет коллега. - Да я как-то не думаю об этом.- пожимает плечами. - А о чем думаешь?- не унимается старый друг. О чем уже который день думает Этери, говорить неправильно. Да и неприлично, пожалуй. Все мысли крутятся вокруг красивой, а потому совсем нехорошей фотографии, выставленной на странице Николая Цискаридзе и получившей множество одобрительных лайков и восхищенных комментариев. Бывший танцор балета на залайканном фото стоял босиком, в совершенно летнем облачении: белом и, казалось, даже слегка прозрачном, а за спиной океан, безбрежный и прекрасный. Картинка с мечтой о рае. Ничего общего с раскаленной Москвой. Но терзало Этери вовсе не это. Даже не поза бывшего танцора, хотя стоял так, словно позировал на обложку. Томный усталостью все познавшего гения. Мысли и взгляд постоянно переключались на фото рядом, где ровно в том же белом, легком, летнем, Цискаридзе обнимал за талию одного из юношей-учеников, а второго придерживал за плечо у самой шеи. Слишком красивые мальчики, слишком близкие объятия. Тяжесть осознания не только чужой, давно ушедшей от тебя молодости, но и инаковости этой молодости. Ты никогда не будешь и никогда не могла бы быть привлекательной для мужчины, для которого интересно быть привлекательной. И в этом было неприятное, как першение в горле раздражение. Нет, ее не смущали бы объятия сами по себе. Этери тоже много с кем обнимается, даже интимно, близко, нежно. Тем нежнее и ближе, чем безразличнее объект. Легче быть женщиной с теми, в ком не видишь привлекательности. Но то она. В конце концов. Выбрать модель отношения и общения и строго ее держаться всю жизнь, со временем и врастешь в кокетливо-нежный образ очаровательной женщины, вечно играющей, вечно завлекающей в свою ауру, вечно не позволяющей там обжиться. На то она и женщина, не так ли? А с ученицами… Слушайте, это уж совершенно смешно, считать, что она может на что-то претендовать в отношении совсем детей. Ее малышкам лет-то сколько, чтобы взрослую тетю подозревать в амурах?! Но то про нее, про женщину, про ее девочек-спортсменок. Парни и мужики - история другая, не так ли? Ни во взрослых мужчинах нет такого сильного родительского начала, какое есть в каждой женщине, ни тем более уж мальчики накануне совершеннолетия - совсем не дети. Это она вполне усвоила по своим фигуристам. У них бывало - клинило. Ладно, если на одногруппниц. а то ведь случалось, что от безысходности на маму-тренера внимание падало отнюдь не сыновье. За годы работы научилась пользоваться, естественно, в своих целях, но поеживает временами и сейчас, когда приходит с летнего отдыха вчерашний мальчик, обжигает заинтересованно-мужским взглядом. И понимаешь - очередной круг. И ты в его центре, точкой притяжения. Да мало бы того, что подростковые гормоны во все поля, еще и Дудаков ржет, глядя на очередного пацана, которого перекашивает дурной влюбленностью. - Шла бы ты уже замуж, совратительница!- хихикает в кулак Сережа.- еще одного ребенка скосила, как нечего делать. В наши преклонные годы уже положено смиренно играть роль любящего папочки и мамочки… Хотя… ты мамочка, конечно, из кино для взрослых. - Не те ты фильмы смотришь, Дудаков!- огрызается на Серегу. - Это я по старой памяти,- смущается коллега. - Память тебя подводит!- шипит на товарища. - Да?- и смотрит так, что хочется ему рассказать, какой он папочка и насколько с этим несогласны отдельные девочки из их бывших. Ничего и никогда, конечно, не расскажет, потому что подозрения есть подозрения, а исповедоваться ей никто из подозреваемых дев не исповедовался, но иногда просто видно, как вскидывает глаза юная прелестница на потрепанного жизнью тренера. И не обманешься. Впрочем, иногда Этери думала, что девчонки и сами не понимают и не называют то, что чувствуют к Сереже любовью: уважение, почитание, внимание к словам старшего. Девочка - не мальчик. В пятнадцать, шестнадцать, даже семнадцать во взрослом мужчине они увидят не постельного друга, а защиту и опору. У мальчиков все иначе, им тело не дает себе врать. И мальчики в объятиях Нико - ведь тоже мальчики со всеми подобающими физиологическими проявлениями. И Николай - мужчина. Можно ли устоять перед молодым восхищением и желанием, которое будет явным и ярким? Конечно, зайди речь о ком-то другом, да вот хоть о том же Дудакове, в жизни не представишь, что ему молодой парень понравится, с другой стороны, у Дуда нет и фотографий в чем-то слишком летнем на фоне прекрасного моря… В позе усталой дивы, небрежно восхищающей, а еще больше восхищающейся собой. Дива создана для того, чтобы всех завораживать и всеми давно пресытиться. Именно это и ощущалось от фото Николая. Давно пресыщенный и чужими прелестями, и чужими радостями, и собственной вседозволенностью и всего доступностью. А в компании юных учеников он был живым, ярким, наслаждающимся. Обнимающим молодые талии и плечи. Ему нравилось это общество, эти парни. И верилось, что ответил бы на восхищение и телесное желание того, кто проявил бы его к мэтру. Не из любви, наверное. Разве дива способна кого-то всерьез полюбить? Но снизойти до очарованности ею, облагодетельствовать, посвятить в тайны этого мира. Боже! Кому не нравится такая роль? Этери всю жизнь работает в системе, где еще молодые наставники с уже взрослыми подопечными дышат одним воздухом годами. И просыпаются в одних постелях время от времени. Достаточно молодая женщина и достаточно взрослый юноша. Когда она его посвящает в большую жизнь не только на льду, но и за ним - не редкость. Совсем не редкость. Да и мужчина юношу может посвятить. Тоже - не редкость. В роль наставника так легко вжиться, а после распространить ее за пределы рабочих отношений. Они все немного рискуют, но власть - сладкий наркотик. А власть абсолютная, проникающая не только во все сферы жизни, но и в каждую клетку тела ученика. Мало кто откажется. Почти никто и не отказывается, если случай складывает партию так. И все понимают, сколько проблем может повлечь подобное совмещение личного и рабочего, но в ту минуту. когда ощущаешь, что тебе до конца подвластно все в существе рядом. Ты бог. Ты больше, чем бог! Ты тренер. Наставник. Речь ведь даже не о похоти как таковой. Речь о симбиозе. Полном. бесконечном. Превращающим вас в одно целое, неразрывное. От этого трудно отказываться. В конечном счете, все на благо победы в спорте. Есть ли победы в балете? Бог знает! Но преодоления себя хватает, конечно. Борьбы с упрямым телом, а еще больше с гораздо более упрямым и неподатливым мозгом! Хочет ли педагог продавить свою волю в этом упрямстве? Тем более такой, как Нико? Даже не сомневалась. И в его объятиях с этими мальчиками - тоже не сомневалась. Хотя объятия - не более чем объятия, не стоит их возводить в предел и делать далеко идущие выводы. А других не делалось. Оттого и не стала рассказывать Дудакову, чем же занята ее голова. Нелепые мысли посреди ада Москвы.