Гермес и Терпсихора

Солнце безжалостно светило в окно и будило руководителя Академии балета, улегшись лучиком на щеку и запутавшись вторым в ресницах. Николай провел ладонью по лицу, будто желая согнать тревожащее тепло, и открыл глаз, который не успело атаковать утреннее солнце. Комната, где не больше четырех часов назад уронил свое тело в койку мужчина, была светлой и полной изящества, даже несколько женственной, если так вообще можно говорить о помещениях. Потолок украшали лепные завитушки, Эркерные окна в пол, ведущие на длинную уличную галерею-балкон, были занавешаны легкими шторами, совершенно не мешающими свету струиться через них и тревожить постояльца. туалетный столик на витых ножка и стулья под восемнадцатый век. Большая кровать под таким же светлым кремово-розовым пологом,ч то и весь тон помещения, выглядела отвратительно прекрасной. На ней можно было сыграть роль принцессы на горошине. Кажется, единственным невписывающимся элементом и был новый гость виллы. Николай тяжело сел в постели, покрывало скатилось ниже талии, открывая тело, давно уже далекое от идеальной танцевальной формы. Покосился на зеркало на туалетном столике, сморщился, увидев собственное отражение: всклокоченный, обрюзгший, абсолютно невыспавшийся, полуседой и заросший за время перелета уставший мужик неопределенного, но далеко неюного возраста. Кроме внешнего вида, о возрасте напоминала и боль, неотъемлемая спутница любого профессионального танцора. Болело давно прооперированное колено, болели стопы, выдержавшие за три десятка лет постоянной работы ногами такие нагрузки, что и подумать страшно. В спине простреливало, как бы не защемило опять нерв. После длительного перелета шея казалась каменной. Нет, однозначно, сегодня нужна хорошая сауна, хороший массаж и, возможно, просто поухаживать за собой. Пока размышлял и планировал день в окно негромко, но вполне настойчиво стукнулись. Скинул ноги с кровати и пошел смотреть, кто там? За стеклом стоял один из подопечных. Открыл окно-дверь и встал в проеме, как был, то есть полуголым, в трусах. - Рамиль!- возмутился, впрочем больше из педагогических устремлений, чем всерьез.- Ты бы мне хоть одеться дал, а потом колотился! - Доброе утро!- радостно поприветствовал педагога ученик, нисколько не смутившись выволочкой.- Мы собрались на море. Вы с нами? - Ну, минут пятнадцать дай мне, чтобы привести себя в божеский вид,- махнул Цискаридзе рукой, прогоняя парня. Глядел, как легко, гордо, с прямой спиной и развернутыми плечами удаляется юноша, оставляя учителя приходить в сознание после сна. Завидовал. Молодости и здоровью. Честно говоря, после тридцати лет Коля только и делал, что завидовал здоровью. Он даже спортсменам завидовал - какая у них хорошая, а главное короткая жизнь в спорте. В двадцать пять ты уже добегаешь, доплываешь, докатываешься до пенсии в славе и регалиях! Да, изломанный, на порванных и шитых связках, с болтами в позвоночнике, без половины нервов там же, но заканчиваешь! А в балете в это время еще практически только начинаешь! Ладно, находишься “в расцвете сил”! А сил-то уже и нет никаких. Потянулся во весь рост, плавно и длинно. Те, кому доводилось видеть эти утренние потягушки, уверяли, что в эту минуту Николай напоминал тигра, большого, сытого, хищного кота… из зоопарка. Таким, в общем-то, и был. Стал годам к тридцати пяти, когда сил и здоровья изображать игривого котенка не осталось. Цискаридзе не был ни борцом с режимами, ни диссидентом. Он вполне себе жил и работал, согласуя себя с линией партии. И не только по разуму, а по сердцу и чувству благодарности. Будучи грузином порождению, отдавал дань России и ее культуре, сделавшим его тем, кем он стал. Нико был полностью, на сто процентов, человеком русской культуры. Может быть, более русским, чем многие природные ивановы или кузнецовы. Может, за то его ивановы, кузнецовы и филины так и не любили. Должности и регалии дополнительно накладывали обязанность быть благодарным. Плевать в дающую руку - некрасиво, в конце концов. А в остальном? Не лезьте в душу, не получите по морде. Заглянул в душу. Невольно покачал головой, так как в душе была неразбериха, которая, кажется, и не собиралась успокаиваться. Душу морочила женщина, далекая до призрачности. До прозрачности. Во всем с ней было неопределенно, аморфно, но при этом почему-то болезненно-томно и остро. Посмотрел в зеркало в ванной комнате. Задумался - бриться или отращивать бороду? Хотелось расслабиться, отпустить себя, пусть зарастает щетиной. А потом представилось, если бы она смотрела? Ей бы понравилось неухоженное лицо, заросшее просто из лени и попустительства? Потянулся за станком. Все-таки, неправильно распускаться, даже в отпуске. Да и мальчишкам - плохой пример. У Коли всегда были высокие стандарты женской красоты. Ну да, вот у него, похожего на Гуинплена, были запросы. И к внешности, и к ухоженности. Почему его мать, которая много и серьезно работала, находила время на себя, свой уход и привлекательность, а современные девушки - нет? С другой стороны, конечно, при таких запросах, и сам соответствуй. Брился и хотел соответствовать. Причем соответствовать женщине, которая даже не увидит его бритым сегодня. И завтра тоже. И еще минимум две недели они будут в разных географиях, а вот же, скребет щеки, надеется быть приятным, хотя и не надо всего этого! Ему понравились руки Этери. Благородные по форме и мере украшенности. Понравилось большое кольцо, идущее длинным пальцам. На удивление понравился темный маникюр, почему-то не ждал этого, но ей шло выбиваться из классического нюда, словно бы в нерабочей ситуации позволяла себе чуть больше свободы и неформальности. Понравилось, как ладони сжимались и раскрывались во время беседы. Всегда любил жесты, когда они закончены и в точке окончания прекрасны. В жизни, без выучки, это так мало кому удается, а у нее было. Ну, вот и толку, что уехал за океаны и моря? От себя не сбежать! Поглядел на чуть воспаленную после бритья кожу. Губы искривились в горькой улыбке. - Как, Николай Максимович, вы планируете изображать все то, что планируете, если вас не отпускает этой бестией?- Поинтересовался у зеркала? Отражение грустно усмехнулось. Уж не будем никому рассказывать, чем последние пару-тройку дней занимался ректор серьезного учебного заведения. А занимался Николай совершенно неподобающим для взрослого человека делом - смотрел глупые видео с ютьюба и тиктока. И на всех лицо в обрамлении серебристо-белых кудрей. И нравилось. Нравилось быть дураком, любующимся кудрями, губами, руками. - Вот то-то и оно,- кивнул обреченно отражению. Натянул белые, легкие льняные штаны, такую же летящую светлую тунику и мягкие кожаные шлепки. И направился в сторону пляжа, где его должны были ждать дети. Однако, мальчишки никуда не ушли, толклись посреди дороги, недалеко от снятой виллы и ждали наставника. натянул улыбку отдыхающего, раскинул руки, приветствуя свою банду, обхватил за плечи первых попавшихся парней и так, в обнимку с ними, отправился вниз по тропе, к тихому, лижущему белый песок морю.